Текст книги "Враг един. Книга вторая. Чёртов плод"

– Я понимаю, Правительница, – прошептал Аспид.

Слова застревали в горле кусками жёваного картона.

Женщина наклонилась к нему, поднимая с колен. Тонкие щупальца туманно-розовых нитей, которые сползали от входа в Обитель, закрутились вокруг шеи, и горло на миг перехватило, а в голове, казалось, чуть помутилось от терпкого медицинского запаха, которым тянуло из ледяного серебряного озера за спиной. Мальчика бросило в жар, по вискам поползли тонкие струйки пота. На секунду вслушиваясь, Милис задержала руку со слабо блеснувшими острыми коготками на левой стороне его груди, и Аспид почувствовал, как чуть ощутимо кольнуло между рёбер.

– Искреннее сердечко, – она наклонила голову. – Я знаю, что ты всё преодолеешь, мой мальчик.

Грустно улыбнувшись, Правительница чуть приобняла его и потом легонько подтолкнула к Вильфу:

– Иди.

Аспид успел увидеть, как стоящий за спиной у Правителей Кейр отводит глаза, едва заметно закусывая нижнюю губу.

* * *

Когда Ян вышел с литургии, дождь уже закончился, и всё кладбище было освещено ярким и умытым утренним солнцем. Столетние дубы тихо шумели над головой; мягкая земля на узких тропинках между могилами была усыпана жёсткими как пергамент рельефными листьями и спелыми желудями.

Было людно; вдоль рядов могил, разгороженных аккуратно подстриженными кустами, похожими на сетчатые заборчики, ходили целые семьи. Негромко переговаривались, убирали пыль с блестящих каменных крестов и гранитных обелисков и украшали их венками из цветов.

День Всех Святых – не просто обычный выходной. Когда-то в этот день отдавали дань памяти мученикам. Сейчас – подают в церквях поминальные записки, молятся о тех, кого больше нет рядом. Может быть, их души и правда могут ненадолго вернуться домой в этот день?..

Ян прошёл по выложенной камнями тропинке вдоль увитой увядшим плющом высокой кирпичной стены, которая была расчерчена острыми стилетами резких теней, и опустился на колени рядом с гладкой каменной плитой.

– Здравствуй, родная, – тихо проговорил он.

Потом смёл с приступка около надгробия горсть мокрых опавших листьев и поставил на него глиняный горшочек с живыми хризантемами.

Золотистые кроны лип и раскидистых клёнов купались в солнечных лучах, и лишь несколько тёмно-зелёных ёлочек потусторонними стражами молча и понуро стояли вдалеке, опустив к земле потяжелевшие от влаги ветви. На жёлтых пластмассовых мусорных баках, расставленных вдоль центральной дорожки, курлыкали голуби. Осенний воздух был горек и сладок одновременно; вокруг царили безветрие и покой.

Только вот на душе у Яна не было покоя.

Неужели они и вправду приходили к нему только вчера? Неужели он лишь одну-единственную ночь провёл после этого без сна в своей пропахшей потом и ночными кошмарами постели? Кажется, что прошла уже целая вечность…

«Тебе нужно всего лишь быть там в нужное время и впустить его внутрь…»

Кого он должен был впустить? Такого же раба, как и сам Ян?

Зачем это могло быть нужно покровителю? Что они задумали?

Ян не знал ответа ни на один из этих вопросов, но всем своим существом он чувствовал приближающуюся беду. Надеяться на что-то иное было… просто глупо, очень глупо.

«Помнишь, как люди говорят, Янек: надежда – мать дураков».

На прошлой неделе он уже проходил виртуальный инструктаж, где их предупредили, что территория, на которой организуется Конгресс, будет охраняться серьёзнее, чем любая правительственная резиденция. Обслуживающий персонал – весь за третьим охранным периметром, а уж Дом конгрессов, где будут проходить выступления и в котором предстоит жить Яну и остальным иностранным гостям, – и вовсе под замком.

Электронный ключ, действительный эти две недели, будут вживлять инжектором под кожу. Въезд на закрытую территорию – строго после двойного сканирования. Не столько из-за именитых медиков, которые соберутся там со всего света, сколько, конечно, из-за присутствующих там власть имущих.

Что бы не собирались сделать ОНИ, за ними шло несчастье. Смерть. Или нечто, что бывает хуже смерти…

Но что Ян может сделать? Пойти в полицию? Попытаться кого-нибудь предупредить?

Но о чём предупредить?

Что он сможет ответить хотя бы на один конкретный вопрос там, в полиции? И о чём рассказать? О визите покровителя?

Смешно…

«Мы позаботимся о том, чтобы тебе никто не помешал оказаться там, где необходимо, – говорил тот, беловолосый, и Ян понимал, что тот не врёт. – Надеюсь, ты понимаешь, что тебе не стоит пробовать помешать себе самому…»

А если в полиции вовсе решат его арестовать? Что могут сделать с ним тогда, если начнут подозревать в чём-то, а ему нечего будет им говорить?

«Ты хорошо знаешь, что бывает за неповиновение, раб…»

О да, он слишком, слишком хорошо это знал…

Мужчина зажёг стеклянную узорчатую лампадку, поставил её на плиту рядом с цветами, поднялся на ноги и некоторое время стоял, опустив голову и глядя на поникший папоротник, растущий у самой могилы. Когда стемнеет, всё кладбище будет освещено этими крошечными тёплыми огоньками – от каждого, кто захотел в этот день обогреть души тех, кого любил сам, или тех, кого любили другие и о ком уже больше некому вспоминать…

Ян запрокинул лицо, подставляя изжаленные бессонницей веки под свет холодного равнодушного солнца. Побелевшие пальцы сжались в кулаки.

«Как же мне быть, Агнешка? Подскажи, как мне быть…»

* * *

– Ты знаешь, что ты должен делать, – сказал Вильф.

Они стояли на краю залитого мертвенным зеленоватым светом гигантского болота, на поверхности которого то и дело лопались фиолетово-чёрные пузыри. От болота поднимался удушливый горький запах, напоминающий запах молотого перца, и Аспид старался дышать медленно и неглубоко, чтобы не закашляться, но всё равно ощущал мучительную тошноту при каждом вдохе.

Широкая тёмная впадина между двумя похожими на застывшие чёрные волны скалами, которые были усыпаны полупрозрачными и пульсирующими, будто живыми камнями, открывала вход в неглубокую сводчатую пещеру. Внутри пещеры мелькали какие-то размытые тёмные тени и время от времени раздавался странный приглушённый звук, напоминающий чьё-то хриплое дыхание. А под самым её потолком с шорохом и шипением двигались, наползая друг на друга, сине-зелёные, четырёхпалые, с ладонь величиной, паукообразные твари с чешуйчатыми, оканчивающимися острыми жалами лапами.

Они были похожи на рогатых крабов – со слюдянисто поблёскивающими клешнями, с фасеточными глазами, прикрытыми красными мигательными перепонками. Тёмные капли дрожали на кончиках блестящих чёрных жвал.

Аспид стиснул зубы, отчаянным усилием воли заставляя себя не дрожать, и медленно кивнул, глядя в пылающие алые глаза с вертикальными зрачками. Потом стащил рубашку и бросил её себе под ноги. Босые ступни тонули в ледяной каменной крошке, усыпающей пол, и он ощутил, как кожа на руках тут же покрылась мелкими зябкими пупырышками.

Он шагнул внутрь пещеры, подошёл к стене, затянутой толстыми переплетениями скользкой серой паутины, прижался к ним спиной и вжал в липкие сети кисти опущенных разведённых рук.

Жуткие твари встрепенулись, завидев жертву.

– Не закрывай глаза, – напомнил ему Вильф.

Потом улыбнулся и пустил тонкую медную стрелку в недра отвратительно шевелящегося гнезда.

Глава 3

Сперва Яну показалось, что у этого человека… что у этого тощего, словно оживший скелет, существа с длинными сальными волосами, которые спадали на плечи неряшливыми жирными сосульками, вовсе не было глаз.

Потом он понял, что глаза всё-таки были – но какие-то жуткие, белесые, неживые, как бы закаченные, в которых никак не удавалось разглядеть радужек.

Тем не менее, тот, что стоял сейчас по другую сторону перечёркнутой тонкими нитями красных лазерных лучей каменной арки, ведущей во внутренний двор Дома конгрессов, явно его видел. Видел – и мог, по каким-то одному ему известным признакам, Яна узнать.

– Мы с тобой под одним покровительством, – чёрные, словно покрытые запёкшейся кровью губы слегка приоткрылись.

Тощий говорил по-польски с очень сильным, но абсолютно неопределимым акцентом, всё время путая ударения и сглатывая шипящие. Голос у него был хриплым и как будто придушенным.

Ян молчал, сжимая в карманах пальто вспотевшие ладони и не отрывая напряжённого взгляда от скуластого, всего в каких-то едва подживших шрамах лица напротив себя.

За прошедшие десять дней он успел хорошо изучить территорию Альпийской Резиденции и понимал, что без помощи человека с вживлённым ключом проникнуть в Дом конгрессов было действительно невозможно. Как минимум – тому, кто обладает физическим телом.

Вот только для покровителя перенести куда угодно любого, кто обладает физическим телом, вряд ли стало бы большой проблемой. Как и было сказано Яну, тот, кого покровитель называл странным словом «илот», проник внутрь, без шума обойдя все охранные посты. Выходит, цель приказа, данного Яну, была на самом деле совершенно иная…

Может быть, им нужно было, чтобы Ян открыл вход как раз для кого-то, обладающего телом… телом человека, которого впоследствии можно будет опознать? Чтобы тот, кого впустят, оставил за собой чёткие следы? Ведь если тот попадёт внутрь сейчас, система всё равно это запомнит…

Фигура тощего была едва различима в царящих кругом сумерках – вокруг было ещё почти совсем темно, только далеко-далеко над зубчатой кромкой далёких гор виднелись первые робкие проблески близящегося рассвета. Слышно было, как шумят кроны деревьев и как звонко перекликаются первые утренние птицы.

Существо шагнуло ближе, и в ноздри Яну ударил резкий кисловатый запах, будто от подгнивающей древесины.

– Впусти-и…

При звуках глухого, задыхающегося голоса по спине Яна, от шеи до копчика, вновь пробежал лёгкий холодок, без труда пробравшийся под толстое драповое пальто. Сознание на секунду поплыло; плечи мужчины покрылись мурашками, и он почувствовал, как встают дыбом волоски на руках. Он знал, что стоит ему только приложить ладонь к считывающему сканеру, как дрожь отступит, и пропадут с горла незримые сжимающиеся клещи, потому что он выполнит приказ покровителя.

Если же он продолжит тянуть…

– Впус-сти…

В мертвенном свете вделанных в стену фонариков лицо стоящего напротив походило на уродливую карнавальную маску. Яна познабливало; руки его стыли от резких порывов сырого, пахнущего снегом и хвоей осеннего ветра.

…холод может превратить человека в лёд и заморозить боль. Но ненадолго, совсем ненадолго, потому что придёт буря и опрокинет ледяную статую, чтобы потом расколоть её на мелкие кусочки…

Ян медлил, отчаянно пытаясь удержать ускользающее ощущение реальности. Он отчётливо понимал, что перед ним сейчас стоял не человек… почти уже не человек. Огрызок разумной души, манекен, биоробот… Мужчине уже приходилось видеть таких рядом с покровителем – практически лишённых собственного сознания, способных лишь выполнять команды, одновременно страшных и жалких.

Внезапно Ян понял, что ему следует делать.

– Озвучь свою задачу… – отрывисто велел он, припоминая интонации капрала Мицкевича, запомнившиеся ему ещё со времён службы в армии.

Приказной тон мог подействовать сейчас, ведь покровитель всегда повторял, что у Яна сильное сердце… и за три года мужчина успел понять: для ТЕХ сил эти слова означали, что при других обстоятельствах покровитель и впрямь мог бы дать ему право приказывать таким вот тварям.

Ян не ошибся. Существо отшатнулось и затем нерешительно оскалило покрытые коричневыми пятнами зубы.

– Убить… – послушно отозвалось оно.

Сердце оглушительно бухнуло, словно Ян стоял сейчас на узеньком мостике над пропастью, в которой бушевали ядовитые волны… вздымались, крушили всё вокруг себя, а небо давно уже порвалось, и из него неудержимыми потоками хлестали чьи-то крики…

Сосредоточься, Янек. Сохраняй ясную голову. Как на операции, когда делаешь первый надрез. Что бы они ни задумали, у тебя всё ещё есть – слышишь, всё ещё есть! – возможность на это повлиять…

– Подробнее, холера!

– Он будет активирован а-а-а… а-автоматически, – тощий вытянул из кармана драного резинового плаща маленький продолговатый предмет размером с косточку от авокадо. – Но для активации нужно человеческое тело. А у меня-я-я… человеческое тело.

– А дальше?

– А дальше всё… всё произойдёт само собой, – существо говорило монотонно и вяло, словно бы слово в слово повторяя надиктованный кем-то текст, смысла которого совершенно не понимало. – Мукоровые споры прорастут… а после детонации образца остальные споры тоже попадут в воздух…

«Мукоровые споры», – повторил про себя Ян, чувствуя подступающую к горлу тошноту.

«Боже добрый… Неужели он имеет в виду ту самую штуку, о которой год назад было столько разговоров в прессе и дискуссий в медицинских кругах? Об этих грибках-мутантах, которые, попадая в лёгкие, выделяют нейротоксины? Снижают количество лейкоцитов в крови и потом мгновенно поражают нервную систему…»

Это было бы чудовищно.

И это ведь вполне могло оказаться правдой…

– Носитель станет первым переносчиком? – резко спросил он.

– Да-а… – голос тощего снова изменился, превращаясь в пронзительный старческий фальцет. – И хана-а-а тогда людишкам в радиусе километра…

Существо прижало к груди сжатые кулаки с обломанными ногтями и безумно захихикало.

Значит, покровитель намеревался оставить Яна в живых – ему ведь ясно приказано было оставаться всё это время снаружи… какое великодушие.

Где-то в подреберье опять мучительно заныло. Мужчина зажмурился, пережидая новый приступ острой боли, пережимающей горло. Он чувствовал, что на размышления времени почти уже не осталось.

Клятва не допускала прямого ослушания, это Ян понял уже очень давно. Дело было даже не в боли, хотя и в ней тоже, конечно…

Но клятву иногда можно было обмануть. Пока покровитель был уверен в его покорности, её ещё можно было обмануть…

А что будет потом… совсем неважно.

Ян снова открыл глаза и сделал глубокий вдох.

– Ты здесь больше не нужен, – хрипло произнёс он. – Дальше я всё сделаю сам.

– Мне было приказано… не та-а-ак…

Ян оглянулся на высокие полукруглые окна центрального зала Дома конгрессов, разделённые белыми мраморными колоннами. Ярко подсвеченные стены здания отражались в покрывающих плитку двора лужах. Аккуратно подстриженная трава с розовыми цветочными клумбами и гипсовые статуи, стоящие вдоль дорожек, поблёскивали от капель прошедшего недавно дождя. И всё кругом казалось таким мирным и безмятежным…

Все ведь ещё спят. Сейчас наверняка бодрствует разве что обслуга на кухне. И в ближайшие часы вряд ли кто-нибудь решит выйти на улицу…

«Мне надо только правильно подобрать слова, – подумал Ян. – Пара простых правильных фраз, и всё получится…»

– У меня тоже есть приказ! Такую работу никогда не доверили бы безмозглым идиотам вроде тебя!

Тощий урод явно стушевался, нерешительно перекатывая блестящую пульку из ладони в ладонь.

– Отдай мне эту штуку, – Ян повысил голос, стараясь не обращать внимания на давящую тяжесть в груди. – Покровитель ведь забрал у тебя память, я прав? Это значит, что он не вернёт тебя к жизни после этой миссии. А ты ведь не хочешь умирать?

– Я… не зна-а-аю… – рот существа изогнулся в мучительной судороге.

«Вот как оно бывает, без памяти и без разума, – мелькнуло в голове. – Вот во что он мог бы превратить меня тогда, три года назад, если бы я согласился…»

Но, в конце концов, стараться избежать гибели – это ведь врождённая форма поведения всех живых существ, так? Птицы улетают на другой край света, а млекопитающие впадают в спячку, спасаясь от зимы, рыбы зарываются в ил, когда пересыхают реки… Это всё инстинкты, а инстинкты не имеют ничего общего с разумом.

И страх тоже основан на этих инстинктах.

– Носителем должен стать я! Зачем мне тебе врать, кур-ра ты болотная? Может быть, мне лучше стоит позвать покровителя прямо сюда? Сомневаюсь, что он будет доволен твоим упрямством…

Сердце Яна тревожно кололо, в горле будто застрял ком смятой бумаги, мысли путались, волнами накатывало удушье. Это ощущение – расплату за невыполнение приказа – можно было бы, наверное, сравнить с паническим страхом наступления смерти, вот только мужчина отлично понимал, что собственная смерть давно уже больше не принадлежала ему – как и собственная жизнь.

Той жизни, которой он жил теперь, было совсем не жаль.

Но покровитель ещё долго, очень долго не позволит ему просто умереть, если…

Ян сурово нахмурил брови, чувствуя, как длящаяся пауза затягивается незримым узлом на его подрагивающей шее.

– Ну что же, тогда я сейчас… – начал он, и в тот же момент ледяная, колкая, мучительно болезненная дрожь вновь пробежалась по его хребту.

Яну ещё никогда в жизни не бывало настолько страшно.

И он ещё никогда в своей жизни так не блефовал.

Мертвенно-бледное лицо с тёмными кругами под глубоко запавшими глазами исказила гримаса ужаса:

– Не надо… не зови… я отдам…

В горле запершило, волной вновь накатила дурнота. Ян прижал руку к считывателю; решётка лазерных лучей померкла, и тощий вложил серебристую пульку в его протянутую ладонь.

Все суставы вдруг заломило, как будто кто-то выкручивал ему руки во время спортивной тренировки. Кишки свело, в солнечное сплетение словно вонзили раскалённый кол.

Спокойно, Янек, ты выдержишь. Ты ведь помнишь, как это бывает, когда покровитель забирает у тебя силы… Ты выдержишь…

Ян ощутил, как ладонь, на которой лежала пулька, коротко обожгло, а пулька на секунду вспыхнула бледно-зелёным светом. Мужчина успел разглядеть на проступившем на её боку маленьком экранчике лаконичную надпись по-английски: «Физический канал донора зафиксирован».

– Когда это случится? – спросил он, холодея. – Сколько времени у меня ещё есть до детонации?

– Он уже активирован…

– Это я уже понял! Сколько?!

– Полчаса…

Мужчина едва сумел расслышать ответ из-за всё усиливающегося шума в ушах.

– Пошёл вон отсюда…

Ян резко развернулся, сжимая пульку в потном кулаке, и, больше уже не оборачиваясь, быстрым шагом двинулся через выложенный мозаикой двор вдоль аккуратно подстриженных кустов, мимо круглых деревец в высоких кадках, вверх по украшенной каменными шарами лестнице…

Тихо, Янек, только не ускоряй сейчас больше шаг. Ты же просто выполняешь приказ, так? Он ведь наверняка всё ещё смотрит тебе в спину…

Сердце колотилось как бешеное, воздуха не хватало. Шейные мышцы мучительно сводило; прохладный осенний воздух обжигал глотку, словно Ян приблизил своё лицо к пылающему костру, и он чувствовал, как по спине одна за другой ползут жаркие струйки пота.

Ощущая, как дрожат его пальцы, Ян потянул на себя тяжёлую дубовую дверь и только тогда уже почти побежал по уложенной поверх золотистого паркета бархатной дорожке.

Стеклянная дверь, ещё одна.

Главный зал с потухшим каменным камином и стоящим на мраморном возвышении огромным концертным роялем.

Писк биомониторного считывателя, ещё один широкий коридор с обшитыми дубовыми панелями стенами, увешанными абстрактными картинами в золочёных рамах…

Ян посмотрел на отражение своего покрасневшего, покрытого лихорадочными пятнами лица в зеркальной стене рядом с лифтом – и наконец приложил ладонь к гладкому блестящему сканеру около раздвижной двери, трясущейся рукой нащупывая в кармане пальто ключи от машины.

* * *

– Как ты вообще умудрился его тогда не заметить, бро? – спросил Кейр, ковыряя босой ногой мягкое илистое дно неглубокого ручья, усеянное мелкими стеклянными камешками.

Ручей сбегал с заросшей лиловым лишайником стены и затем, разбрасывая брызги, срывался с невысокого обрыва вниз маленьким сверкающим водопадиком. Пахнущая тиной вода внизу казалась почти чёрной в золотистом полумраке, и видно было, как в ней стайками плавают усыпанные костяными шипами светящиеся безглазые рыбы с толстогубыми, почти человеческими ртами. Поросший каменными, покрытыми седым мхом деревьями пол был усыпан горячим желтоватым песком; от множества мелких гейзеров вдоль берега облаками поднимался густой сизый пар.

– Сам не знаю, – Аспид, поморщившись, подставил сплошь покрытые крупными тёмными волдырями распухшие руки под струящуюся воду, потом вздохнул и осторожно лёг на живот, опираясь на локти. – Дурак потому что.

– Ещё придётся потерпеть, – с ноткой сочувствия произнёс Кейр.

– Пустяки… – чуть хрипло ответил мальчик. – Уже почти всё и прошло. За десять-то дней…

– Это… очень больно? – Кейр невольно опустил взгляд на тонкие струйки пара, бьющего из скальных щелей под своими ногами.

– Знаешь, больше страшно. До чёртиков страшно, если честно, – голос Аспида, явно сорванный, на мгновение опять сорвался в сип, и он, снова поморщившись, прочистил горло. – Особенно когда…

Мальчик мотнул головой, не договорив.

– И зверя не принять, – он передёрнулся. – Но ведь в том и смысл… Как там говорится-то… когда ударили по одной щеке, подставь за это другую, так, вроде?

– Если тебя ударили по правой, подставляй левую за то, что позволил этому случиться, – автоматически поправил Кейр и усмехнулся.

Эту фразочку из безграничного репертуара Тео он тоже вынужден был выслушивать в финале практически каждого спарринга.

– Ага, вот. Всё время забываю, как правильно. Сейчас меня по крайней мере снова считают чистым, наконец, – тихо проговорил мальчик, отрешённо пересыпая из одной ладони в другую горсть золотистой каменной крошки и разглядывая прилипающие к пальцам мелкие янтарные песчинки. – Снова считают тули-па. И Вильф больше не будет обливать презрением с головы до ног… ты же помнишь, как он это умеет. Он ведь не стал бы требовать от меня невозможного… А ещё он мне теперь разрешил себя по имени называть, представляешь?

Аспид непроизвольно расплылся в улыбке.

– Знаешь, вот они с Тео – мне иногда кажется, что они вообще ничего не боятся, – задумчиво добавил он. – Даже Владетеля.

– По-моему, ни-шуур тоже мало чего боятся. Сначала ввязываются в драку, а потом… расхлёбывают последствия, – Кейр хмыкнул. – Вернее, знаешь, они вроде как боятся, но больше за других, а не за себя.

– Это и вправду звучит очень по-нишуурски. Эта их… Диана тоже мне что-то подобное говорила. Это же она меня отпустила, – Аспид подобрал с пола покрытый блестящим налётом булыжник и с плеском забросил его в самый центр подземного озера.

Кейр присел рядом, рассеянно глядя на текучую зыбь, по поверхности которой побежали густые чернильно-пенные волны. По краям воды почти не было видно под плотным покровом синих широколистных водорослей; в просветах между ними смутно виднелись прозрачные шарики серебристых пузырчатых гнёзд, в которых копошились толстые водяные пауки.

Некоторое время они оба молчали.

– Мне показалось, Тео и Вильф знали, что ни-шуур не станут долго удерживать тебя силой, – сказал наконец Кейр.

– Ну да… наверное, им было ясно, что мне там ничего такого особенного не сделают. Она же меня потом ещё даже вроде как утешать пыталась, представляешь? Сказала, что я поступил как воин и всё такое, – мальчик усмехнулся. – Таким тоном ещё… ласковым. Знаешь, немного мне маму напомнила.

– Ты смог бы её сейчас убить? – спросил вдруг Кейр. – Эту Диану?

– Они же враги, – пожал плечами Аспид. – Но я с ней пока вряд ли смогу тягаться.

– Это не ответ, бро, – заметил парень. – А если бы мог?

– Тогда потягался бы, – чуть раздражённо отозвался тот. – Что ты пристал-то ко мне, в самом деле?

– Да я просто… – Кейр осёкся. – Да ничего я к тебе не пристал, ага? Очень ты мне нужен, – договорил он с деланным безразличием и встал, хлопая мальчишку по плечу, отчего тот снова болезненно поморщился.

* * *

– А у нас в системе записано, что вы отбываете только завтра, господин Вуйчик, – на усатом лице кряжистого седоволосого мужчины, стоящего около похожей на огромный стакан стеклянной будочки пропускного пункта, мелькнуло недоумение.

– Семейные обстоятельства, – Ян вынудил себя улыбнуться. – Они иногда бывают так некстати, вы знаете… Пан… в смысле, господин Филип Камински в курсе, что мне пришлось срочно уехать. Это руководитель нашей польской делегации. Он позаботится о том, чтобы мои вещи выслали во Вроцлав ближайшим же рейсом.

Ян растягивал губы и произносил всю эту чушь на полнейшем автомате, не думая, словно робот-автоответчик. Правую ладонь ему жгло всё сильнее, будто её только что облили раскалённым маслом. Будь Ян супергероем из какого-нибудь кинобоевика, он бы сейчас, наверное, просто снёс, не сбавляя скорости, этот чёртов шлагбаум и рванул дальше. Но реальная жизнь, к сожалению, очень сильно отличается от сценариев боевиков. Если Ян поведёт себя глупо, далеко он не уедет. Его задержат. А задержки допускать нельзя. Сейчас важна была каждая секунда…

Яну казалось, что он чувствует тикание невидимого таймера в собственной голове.

Когда последний пункт охраны наконец остался позади, он с облегчением выключил в машине обязательный на территории Резиденции автопилот, изо всех сил вдавил в пол педаль газа и рванул в сторону заросших лесом гор, над которыми медленно светлело серо-голубое осеннее небо.

Серебристые светящиеся часы на приборной панели показывали без четверти девять. Золотистая полоса рассвета над горами понемногу разгоралась всё ярче и ярче. Она была сплошь усеяна воздушно-зыбкими полосками облаков, облитыми терпко-алым пронзительным светом, словно свежей кровью.

А ведь и охрана, и все остальные оставшиеся в Резиденции люди уже не должны были бы увидеть этого рассвета…

Ян помнил, что здесь, где-то совсем рядом, в лесу, вроде бы находилось озеро, на маленьком островке посреди которого десять дней назад состоялось торжественное открытие Медицинского конгресса.

Сколько времени Ян успел сейчас потерять, прежде чем он выехал из Резиденции? Может быть, если он поторопится, ему удастся выкинуть эту штуку, прежде чем та выпустит споры в воздух…

…если опираться на исследования, вода вроде бы должна будет нейтрализовать…

…и тогда Ян останется единственным носителем…

…и, если в ближайшие часы после этого его не найдут – а его вряд ли найдут, – то, может быть…

Мысли выходили рваными и путаными. Ян гнал и гнал, понимая, что времени остаётся всё меньше, а лесная дорога злобно ухмылялась ему, обнажая гнилостно-оранжевые клыки всё ещё тускло светящихся в сумерках дорожных фонарей.

Мужчину вдруг стало подташнивать, под языком противно закололо, как после долгого бега. Ян попытался всухую сглотнуть и почувствовал, как немеет горло, словно он хлебнул какого-то запрещённого анестетика.

Лесная чаща по сторонам дороги становилась всё гуще. Рассвет мало-помалу набирал силу; неяркие солнечные лучи терялись в путанице жёлто-красно-зелёных листьев высоких деревьев, растущих вдоль асфальтового шоссе.

Вон вроде бы и указатель для туристов… значит, озеро действительно должно быть где-то совсем рядом…

Машину занесло на очередном повороте.

Ян заметил, как по коже его лихорадочно сжимающей руль правой ладони неожиданно поползли тонкие, обжигающие, словно струйки кипящей воды, чёрные змейки, и в следующую же секунду он понял, что на руке один за другим начинают отниматься пальцы.

Чёрт! Неужели так быстро…

Лоб покрылся липкой холодной испариной.

Ян прибавил газа и взглянул на спидометр, стараясь выровнять автомобиль. Почти сотка, больше из этого электрокара не выжать, да и ехать быстрее здесь уже невозможно, иначе он просто разобьётся к чёрту…

И в этот момент мужчине показалось, что между мохнатых вековых елей по правую сторону от дороги наконец тускло блеснула вода, и он резко вывернул руль, тормозя на дорожной обочине.

Машина вильнула, покрышки громко взвизгнули, оставляя на асфальте длинные чёрные следы, и Яну почудилось, что он ощущает запах горелой резины от колёс.

Или это уже просто обоняние отказывалось ему служить…

Он попытался было открыть дверцу автомобиля, но скованное мгновенным параличом туловище почти перестало слушаться, и тогда Ян, начиная задыхаться, перехватил свою правую руку левой, пока что ещё послушной приказам мозга. Хрипло выдохнув, мужчина дёрнул дверцу изо всех сил и буквально вывалился из машины, но приступ острой, как от ножа, рези в кишках тут же согнул его пополам.

Ян оперся ладонями о начавшую мерно и муторно покачиваться землю – и в тот же момент из его горла хлынул поток чего-то кисло-солёного, ошпаривающего глотку, будто кипятком.

Обычный человек, наверное, уже сейчас потерял бы от боли сознание.

Раба, взятого под покровительство, пока что ещё защищала данная им клятва.

Внутренности судорожно сокращались, словно их раз за разом протыкали чем-то раскалённым, перед глазами мутило от удушья… но тело Яна всё равно неумолимо и стремительно оживало вновь, в то время как ошмётки безнадёжно отравленной души, казалось, выворачивает из него вместе с кровавой желчью и какой-то зеленоватой слизью, толчками выплёскивающейся на грязный коричневый ковёр опавших листьев – выворачивает, оставляя там, внутри, бесконечную пустоту.

Ян нащупал в кармане пульку и крепко зажал её в ладони.

Может быть, ему повезет, и защита клятвы иссякнет раньше, чем покровитель почувствует, что именно только что произошло. Только тогда Ян сможет ещё умереть сам, избежав неминуемой казни.

Казни, которая, быть может, будет растянута на вечность…

Но сейчас жизнь возвращалась, в очередной раз прижигая болью и окуная в блевотную грязь.

Пытаясь перебороть мучительное головокружение, Ян поднялся с колен и побрёл вперёд, чувствуя усиливающуюся гнилостную одышку. Он упорно не разжимал сведённый судорогой правый кулак – лишь один раз поднёс кулак к глазам и увидел, как костяшки пальцев постепенно чернеют, как трескается кожа, как проступает между крепко сжатыми пальцами липкая сиреневатая слизь…

«Вперёд, – свирепо приказал себе Ян. – Просто иди вперёд…»

Сознание ускользало. Холодный хвойный воздух вокруг переливался, казалось, всеми оттенками горечи – бордовым и тёмно-зелёным, и болезненно-жёлтым, и серовато-прозрачным, как струйки сизой сумеречной мглы, плывущие над самой землёй, и окружающий мир становился всё более и более эфемерным и призрачным…

…словно бы этот мир целиком был уже проглочен ядовитым туманом, который не давал Яну больше нормально дышать…

Только бы не разжать сейчас кулак…

Мужчина остановился на краю усыпанного камнями обрыва и наконец увидел перед собой блестящее зеркало озера, в котором отражались склоны величественных гор и светлеющее небо нового дня. Скалистые откосы на том берегу сплошь заросли густым ельником, который с этого расстояния напоминал тёмно-зелёный дырчатый мох.

Яна покачивало; внезапный порыв ветра до мурашек продрал кожу на мокрой от пота спине, и мужчина увидел, как по воде на поверхности озера пошла мелкая тёмная рябь.

«А вот если бы я сейчас просто шагнул, – мутно подумал он. – Шагнул с этого высокого берега прямо туда, в зеленовато-серебряную, светящуюся аквамариновую глубь…»