Текст книги "Враг един. Книга вторая. Чёртов плод"

Глава 5

– Уходите… – еле слышно повторил лежащий на земле, и Верене показалось, что тому сейчас очень трудно шевелить губами.

– О чём это он, Алекс? – растерянно спросила девушка.

Коротко стриженый темноволосый мужчина в перепачканном грязью чёрном драповом пальто опять что-то нечленораздельно забормотал. На его худощавом измождённом лице не было ни кровинки, правая ладонь была сплошь покрыта какими-то скользкими чёрными пятнами, вызывающими в памяти девушки картинки обморожений с когда-то оконченных курсов первой помощи.

– Скорее всего, о том, что эта штука, которая его чуть было не угробила, может перекидываться с человека на человека, – проворчал Алекс. – На обычного человека, я имею в виду…

Голос его был напряжён и сосредоточен, но настоящей тревоги в нём вроде бы больше не слышалось. «Значит, всё должно быть не так уж и страшно, – подумала Верена. – Как же хорошо, что мы оказались рядом…»

Как хорошо, что Алекс всегда знает, что делать.

Небо над головой сделалось уже совсем ясным, и в нём звуками тростниковой флейты вовсю разносились переливчатые птичьи трели. С широкого шершавого камня совсем рядом с Вереной вдруг с кряканьем вспорхнула серо-коричневая утка с полосатыми крыльями, сделала широкий круг в воздухе и с шумом спикировала на воду, оставив на поверхности озера длинный пенистый след.

Всё вокруг было таким безмятежным, таким мирным… и было что-то страшно несправедливое в том, что прямо здесь, посреди всех этих первозданных, чарующих альпийских красот мучительно стонет, не в силах подняться с земли, беспомощный человек, с которым явно приключилась какая-то страшная беда.

Мужчине наверняка было сейчас очень больно. Верена не могла избавиться от ощущения, что она чувствует его боль как свою – в груди, в горле, в желудке, – и только судорожно пыталась удерживать собственные блоки, чтобы не начало мутиться сознание.

Иначе хорошая же из неё выйдет помощница…

Алекс прикоснулся двумя пальцами к ямочке у мужчины между ключиц.

– Знаешь, дай-ка мне руку, Верена. Этот бедняга уже больше не потеряет сознание, но надо бы теперь ещё восстановить ему телесное… Вдвоём это будет быстрее.

– Что я должна делать?

– Ты сейчас сама поймёшь, как это работает, – Алекс положил ладонь мужчине на лоб. – Просто представь себе, что ты снова внутри «улья», и этот человек вместе с тобой. Лучше только закрой глаза, иначе у тебя, наверное, ничего не выйдет…

Верена послушно зажмурилась, чувствуя, как пальцы Алекса сжимаются на её кисти.

Воспоминания о пережитом совсем недавно опыте были ещё свежи в памяти, и во второй раз девушке уже почти без труда удалось увидеть сквозь закрытые веки еловый лес вокруг и лежащего перед ней человека, тело которого тут и там покрывали тёмные, словно облачка дыма, туманные пятна.

– Сейчас станет чуть холоднее, – вслух предупредил её Алекс. – Я буду вести, просто помогай мне…

Верене почудилось, что ледяной ветер, со свистом гулявший в вершинах полуобнажённых деревьев, вполз к ней под одежду, а потом, как живой, погладил по щеке, и она невольно вздрогнула от этого прикосновения. Незримые холодные струйки обвились вокруг её горла, и по позвоночнику одна за другой прокатилось несколько волн мелкой морозной дрожи – раз, и ещё раз, и ещё.

«Я начинаю, – девушка вновь ощутила успокаивающее присутствие Алекса рядом с собой, словно разогретую солнцем скалу, о которую можно было опереться спиной. – Не сумеешь подхватить, тогда прос-сто держи со мной связку, и вс-сё…»

«Я попробую…»

Верена, кажется, даже уже не дышала. Она вроде бы знала, что неподвижно сидит сейчас на земле, но не чувствовала больше ни рук, ни ног, ни языка, больше не знала, где у неё рот, а где горло, и не помнила своего тела – лишь кости черепа вибрировали частой прохладной дрожью от посылаемых Алексом импульсов.

Эти импульсы постепенно делались слышимыми, напоминающими то ли звон медных колоколов, то ли барабанный бой – и смутно знакомый голос на фоне этих звуков вдруг будто бы монотонно зашептал что-то, почти неуловимое слухом:

«…phol ende woudan fuoron zi holza…»

Больше всего это напоминало диалект, на котором говорила прабабушка Верены, всю свою жизнь не покидавшая маленькой деревушки где-то в Гессене. Только вот на сей раз способности ни-шуур отчего-то не спешили приходить девушке на помощь – она не понимала ни слова.

А может быть, это было из-за всё усиливающейся дрожащей какофонии, сотрясающей вокруг неё воздух…

Девушка сосредоточилась и попыталась как-то упорядочить эту какофонию, представляя себе, что её пальцы вслепую касаются незримых дрожащих струн – для этого же и впрямь не нужно никакого зрения, ведь музыка всегда невидима… И пульсация пространства действительно сделалась ритмичной и даже почти мелодичной, подчиняясь её желаниям – а в следующий момент Верена поняла, что начинает разбирать сказанное.

«…заклинают Синтгунт и сестра её Сунна, Фрейя и сестра её Вол-ла, и мудрый Вотан всезнающий…»

Однотонный голос плыл в пространстве нескончаемым золотистым потоком, похожим на шлейф огненных искр от какого-то призрачного костра. Верена неожиданно поняла, что снова может двигаться, но движения её всё ещё были замедлены, словно она находилась в воде, а вода – пронизана тяжёлым низким гулом от сотен призрачных барабанов.

«…от скорби той плоти, и от скорби той крови, и от скорби тех костей…»

Мир вокруг вдруг завертелся, и Верена увидела, как клочья чёрного тумана, окутавшие туловище лежащего на земле мужчины, сползаются в одно большое тёмное облако, ощущавшееся как нечто живое и враждебное, будто огромный рой мелких жужжащих насекомых.

«…да станет кровь кровью, да станет плоть плотью, да станут кости костями…»

Чёрное облако, бесформенное и походящее теперь на огромную, выброшенную на берег океанскую медузу, на секунду зависло в воздухе неподвижно, и тогда Верена, не чувствуя больше рук и ног, а просто лишь только подчиняясь какому-то смутному подсознательному порыву, в одно слитное движение потянулась к этому облаку светящимся крылом, и тварь отпрянула, мерзко зашипев.

«Молодец, маленькая, – послышался где-то совсем рядом глуховатый голос Алекса. – Видиш-шь, как это прос-сто…»

Туманное создание, приобретшее форму какого-то безголового зверя на четырёх лапах, медленно отступило, раздирая когтями зелёные кочки на земле.

«…кровь, и плоть, и кости, да будут они слиты и неделимы, слиты и неделимы, слиты и неделимы до века…»

Верена ощутила волну сухого палящего жара, хлынувшую с той стороны, где она чувствовала Алекса, – и чёрное облако внезапно потеряло форму, стремительно растекаясь по траве сизым маслянистым пятном, и стало постепенно впитываться в землю…

– Ну, вот и всё, кажется, – выдохнул Алекс вслух. – Спасибо, моя хорошая. Теперь нам надо будет только подождать ещё немного, пока он не придёт в себя.

Ощущение того, что она снова может управлять собственным телом, пришло к Верене не сразу. Секунду или две – две долгих, долгих секунды – ей казалось, что этот странный полусон всё ещё не кончился. Потом девушка поняла, что горьковатые ароматы земли и прелой листвы вновь защекотали ей ноздри при дыхании, и ничто больше не мешало мыслям бежать торопливо и сбивчиво, и не было уже ни гула, ни барабанного боя, ни пронизывающей изнутри кости дрожи.

Верена потрясла головой, открывая глаза, которые сразу заслезились от яркого солнечного света. Она зябко поёжилась и обняла руками колени – холод осеннего горного утра сделался неожиданно ощутимым. Алекс тут же стянул с себя и накинул ей на плечи свою кожанку с меховым капюшоном, ещё хранящую остатки его тепла:

– Держи… шаманская ученица. Сейчас силы восстановятся, и опять станет жарко…

Девушка благодарно улыбнулась ему и снова перевела встревоженный взгляд на их нечаянного пациента.

Было видно, что дыхание того выровнялось и сделалось глубоким, размеренным и неторопливым – как раз таким, по какому безошибочно можно определить спящего человека. Рот темноволосого мужчины был чуть приоткрыт, узкие, гладко выбритые скулы лихорадочно зарумянились, а над верхней губой выступили крошечные капельки пота, – и это осунувшееся лицо отчего-то показалось Верене сейчас совсем-совсем молодым, почти что мальчишеским… хотя мужчине наверняка давно уже перевалило за тридцать.

– Что это такое только что было, Алекс? – спросила она, накидывая на голову кожаный капюшон. – «Да будут они слиты и неделимы до века»…

– Так ты всё-таки слышала, да? – чуть смущённо отозвался тот. – Чёрт, вот ведь вроде бы давным-давно уже умею делать всё это без слов, но… что тут поделаешь, привычка. Меня этой славной считалочке научил в своё время мой первый наставник, франкский богослов из Фульды, когда мне было… а знаешь, наверное, примерно столько же лет как раз и было, сколько тебе сейчас, Верена. И ведь даже все эти имена для него тогда уже ничего особенно сакрального не значили, а для лекарских целей вот… всё равно пользовался.

– В девятом веке?

Алекс задумчиво почесал себе переносицу:

– Нет, кажется, это было уже после девятисотого года. Не помню точно… Детский сад, конечно, со всеми этими стишками… но ведь как ты технику однажды запомнишь, так она потом и приживётся. Такое вот оно, человеческое, – он улыбнулся.

Зрачки лежащего на земле мужчины судорожно и беспокойно забегали туда-сюда под тонкой, в голубоватых прожилках, кожей век; спящий дёрнулся, выгибаясь на траве, и тут же резко распахнул глаза. Взгляд его прояснился, фокусируясь на их лицах, и Верена разглядела, что глаза у него голубые-голубые, словно майское небо.

– Ты ведь… т-тоже один из них, так? – проговорил мужчина заплетающимся языком, обращаясь к Алексу. – Ты теперь должен будешь… вернуть меня покровителю?

Алекс нахмурился. Потом он положил руку мужчине на грудь – Верена успела заметить, как тот почему-то резко вздрогнул от этого прикосновения, – и успокаивающе покачал головой.

«Не бойся нас-с, – девушка услышала знакомый голос будто издалека, и поняла, что Алекс снова говорит не вслух. – Не бойс-ся, всё будет хорош-шо…»

– Значит, ты ещё можешь… убить меня, – хрипло прошептал голубоглазый. – Я ведь нарушил приказ… нарушил… Пожалуйста… Иначе он больше уже никогда не позволит мне… умереть быстро…

* * *

– Ты хотела видеть меня, Правительница, – произнёс Аспид, поднимаясь с колен.

– Да, малыш. Подойди сюда, сядь… Я хотела поговорить с тобой. Вильф прав, ты действительно сам не свой в последние дни, – донья Милис погладила прижимающееся к её ногам полупрозрачное, окружённое ореолом зеленоватого свечения существо, похожее то ли на ласку, то ли на мангуста.

Полукруглый сводчатый зал был наполнен зыбким призрачным полумраком. Изогнутые крючковатые пальцы тянущихся вверх серых кораллов на замшелых каменных колоннах походили издали на огромные канделябры, в которых мерцали мириады изумрудно-зелёных светлячков. С усеянного острыми хрустальными шипами плоского потолка плотными занавесями свисали кроваво-красные бархатистые лианы с круглыми, похожими на крошечные детские кулачки цветками, распространяющими в воздухе тяжёлый сладкий запах.

Мальчик подошёл ближе и забрался с ногами на низкий каменный табурет, заросший густым тёмно-бордовым мхом, упругим, но при этом удивительно мягким, будто меховое покрывало.

– Просто тяжело… – он со вздохом подтянул колени к груди и обнял их руками. – Я не знаю, почему.

– Я расскажу тебе, почему, – Правительница внимательно посмотрела ему в глаза. – Они унизили тебя, маленький тули-па. Заставили почувствовать себя слабым. Это постыдно, но ничего из того, что произошло, уже не переиграть, и от этого тебе сейчас так плохо. Я ведь уже говорила тебе, Аспид, я сама была когда-то одной из них. Я хорошо знаю их методы. Сначала обесславить, попрать твоё достоинство, выставить напоказ свою собственную силу… так ведь всё было, малыш? А потом, сразу же следом, продемонстрировать своё великодушие, чтобы тебе захотелось лизать им руки и вилять хвостом… Это же самая простая и самая действенная ловушка, Аспид. Ловушка под названием «сострадание». Очень древние игры в доброго и злого стражника… даже смертным эти игры претят обычно, а уж для подлинного тули-па они и вовсе невыносимы.

Аспид медленно покивал:

– Вильф бы на это сказал, что сострадание перечит стыду.

– Тео и Вильф обожают чеканные формулировки, о да, – улыбнулась Правительница. – Эти слова принадлежат не им, конечно… но всё же отрадно осознавать, что они сумели научиться всему этому, ещё будучи смертными. В моё время, наверное, сказали бы, что лучше быть предметом зависти, нежели сочувствия… А уж этой фразе уже почти что три тысячи лет, малыш.

Донья Милис поднялась на ноги, и зелёная светящаяся ласка-мангуст снова завертелась у её ног, распушив длинный остроконечный хвост. Аспид часто видел это существо рядом с Правительницей. Он вдруг вспомнил, как в девять лет притащил домой бездомного уличного щенка, а тётка устроила ему из-за этого страшный скандал и в тот же день сдала щенка в приют для животных. «А наверное, хорошо иметь здесь, в Цитадели, кого-нибудь… вот такого, – подумалось мальчику. – Кого-нибудь, кто всегда будет тебе рад…»

– «Мы не причиняем боли беззащитным», так ведь любят хвалиться ни-шуур, верно? – спросила Правительница после паузы, не отрываясь глядя на огромное безжизненное пространство тёмно-красной растрескавшейся земли, виднеющееся в просвете между колоннами.

Мальчик снова кивнул:

– Да. Так они мне и говорили…

– Но ты ведь понимаешь, что унижение гораздо страшнее любой боли, малыш Аспид? – её глуховатый голос гулким эхом отразился от пещерных сводов. – Принятая боль очищает тебя и делает лишь сильнее, а вот унижение уничтожает твое «я»… Тебя хоть когда-нибудь пытались унизить здесь, в Цитатели, юный воин? Нет, не говори ничего. Просто ответь себе сам.

– Им не удастся уничтожить моё «я», – помотал головой Аспид. – Я не хочу быть слабым. И я не предавал Цитадель, Правительница…

– Я верю тебе, малыш. Верю, – донья Милис провела ладонью по его волосам. – Погоди-ка, – она вдруг улыбнулась и пару раз негромко хлопнула в ладоши. – У меня для тебя кое-что есть.

Где-то под потолком раздался тонкий переливчатый свист, и в следующий миг на раскрытые ладони Правительницы медленно спланировало крылатое существо, похожее то ли на крошечного дракончика, то ли на серебристую ящерку с длинным хвостом, оканчивающимся коротким чёрным шипом. Её кожистые крылышки были почти прозрачными, и на них проступали тонкие голубоватые прожилки пульсирующих вен.

– Какая… красивая, – заворожённо проговорил Аспид, наблюдая, как ящерка, сложив крылья, настороженно рассматривает его лучисто-синими, словно осколки маленьких сапфиров, глазами, время от времени прикрывая их тёмными мигательными перепонками.

Потом дракончик вспорхнул ему на плечо и вдруг лизнул в щёку длинным раздвоенным языком. Мальчик невольно улыбнулся.

– Похоже, ты ей нравишься, – донья Милис покачала головой. – Ты можешь породнить её со своим зверем, Аспид. Тогда она обретёт разум. Дай ей немного своей крови…

Не задумываясь, мальчик царапнул себе когтем руку и поднёс её к серебристой фигурке на своём плече. Существо с любопытством принюхалось и затем слизнуло красную капельку с его ладони. Вокруг запястья Аспида ярко вспыхнуло светящееся зелёное кольцо, ладони стало щекотно, и из неё внезапно потянулась тонкая струйка тумана, который окутал крылатое существо прозрачным золотистым облаком. По вытянутому чешуйчатому тельцу пробежалась лёгкая рябь, и в следующий момент мальчик почувствовал, как ящерка трётся тёплой треугольной мордочкой о его шею.

«Здравствуй, покровитель», – услышал он тихий голос внутри своей головы, странно наложившийся на собственные мысли.

– Ну вот, теперь у тебя есть друг, малыш, – ласково сказала донья Милис. – Надеюсь, он сможет тебя развлечь.

– Спасибо, Правительница… – как зачарованный, прошептал Аспид, гладя зверька по переливающейся серебристой спинке.

– Ты храбрый воин, мой мальчик, – женщина коснулась ладонью его щеки, и ящерка немедленно вытянула шею и стала с интересом обнюхивать искрящийся камень на одном из её тяжёлых перстней. – Так что не оглядывайся назад и не вешай нос. Развейся немного, пускай твой старший соратник покажет тебе свои… охотничьи угодья во внешнем мире. Уверена, он будет этому только рад. Ты ведь ни разу ещё не бывал у него там, верно?

Аспид снова помотал головой.

– Поражение – это всегда нелегко, юный воин, но без поражений никогда не бывает и побед, помни об этом.

Глава 6

– Значит, вот для чего всё это было задумано… – Ян сделал ещё один маленький глоточек из разрисованной цветными завитушками толстостенной глиняной кружки с отбитой ручкой, в которой плескался, судя по запаху, то ли горячий чай с ромом, то ли какой-то сдобренный множеством специй душистый грог.

Ян пил очень редко, но сейчас он был искренне благодарен за предложенное ему пойло – иначе у него просто слишком сильно тряслись бы руки.

– Вы знаете, я никогда особенно не интересовался политикой… но всё ведь правда сходится. Войны же именно так и начинаются, да… Поэтому, наверное, этим… как вы их называете, «тули-па»? Поэтому им и нужно было, чтобы люди обнаружили потом исполнителя, так? Но зачем же им вообще нужна вся эта война?

Ян поверил мужчине и девушке сразу, с первых же слов. Он привык всегда мыслить рационально и взвешенно, но сейчас у него просто не было иного выбора, кроме как поверить.

Эти двое ведь не только оказались, судя по всему, полностью нечувствительными к смертоносной споровой инфекции (и данный факт их обоих, судя по всему, совершенно не удивлял)… Но они ведь ещё и вытащили Яна назад в буквальном смысле с того света, не используя для этого вообще ничего, кроме своих собственных рук… да ещё, наверное, каких-нибудь хитрых приёмов, для которых у Яна просто не находилось никаких вменяемых названий.

В конце концов, мужчине довелось в своё время достаточно поработать в реанимации, чтобы сейчас отчётливо понимать, что он всего лишь несколько часов назад находился на самой грани мозговой комы. Память о пережитом ещё немного сохранилась, и… отсутствие нервных сигналов от глаз, вестибулярный аппарат, который от недостатка кислорода уже не воспринимает информацию о положении тела в пространстве… всё это выглядело в высшей степени однозначно.

А теперь вот у него даже следов на теле от произошедшего почти что не осталось, и боли тоже не было – разве что противная ватная слабость ещё немного сковывала мышцы, словно мужчина слегка переусердствовал в спортзале накануне… да несколько шрамов виднелось на правой руке – там, где совсем недавно (Ян ещё помнил это очень хорошо) вся кожа была иссиня-чёрной и полопавшейся, как после химического ожога. И ведь внутренние органы тоже наверняка уже были поражены, а он сейчас не слышал ни малейшего хрипа ни в трахее, ни в лёгких даже при очень глубоком вдохе…

Нет, даже если предположить, что у этих двоих откуда-то оказались при себе некие чудодейственные антимикотики (в конце концов, кто в нынешнем мире может быть точно уверен, до чего именно уже успела дойти современная фармацевтика?)… да пускай бы у них были в наличии даже и самые современные и, вроде бы, если верить прессе, иногда используемые в армии регенеративные инъекции…

Всё равно всё это было абсолютно невозможно.

Омертвелые ткани не смогли бы настолько быстро восстановиться. Человеческое тело не способно на подобные трюки, просто-напросто физически не способно… без какой-нибудь таинственной потусторонней помощи.

А ещё… ещё они обо всём знали.

Когда Ян понял это окончательно? Когда они помогли ему подняться, и этот высокий, чем-то похожий на скандинавского викинга крепыш несильно сжал его локоть, прерывая очередную попытку мужчины что-то объяснить: «Мы обязательно поговорим обо всём немного позже… побереги пока силы. Сейчас ты в полной безопасности, просто поверь…»

Или когда они отвели к его машине (и машина оказалась всего в нескольких десятках метров от обрыва, а ему-то казалось, что он брёл к этому обрыву целую вечность…), а светловолосый уверенно сел за руль, сочувственно бросив на ходу: «Можно было бы обойтись и без автомобиля, Ян, но для этого мне пришлось бы опять лишать тебя сознания, а ты и так уже вполне достаточно натерпелся…»

А ведь Ян точно помнил, что даже не называл ему своего имени…

– Война тули-па нужна примерно вот за этим, если объяснять на пальцах, – светловолосый обхватил кисть своей правой руки ладонью левой, и Яну на миг показалось, что та окуталась тусклым золотистым светом. – Им всё время требуются от людей новые силы… Силы и кровь.

Ян невольно вздрогнул, услышав знакомую формулу.

– То же самое, что эта погань наверняка проделывала и с тобой, – мужчина невесело кивнул, опуская руки. – Только уже в масштабах всей планеты. Са-Пи… этому их главному постоянно необходимо получать всё больше и больше энергии, вот и всё.

Ян отвернулся к маленькому мутноватому окну, за которым виднелись подвешенные на увитой плющом балке длинные качели и грубо сколоченный садовый стол. На дощатом помосте перед дверью, явно забытый, стоял маленький трёхколесный велосипедик, а за помостом раскинулся широкий, словно футбольное поле, пожелтевший луг. Ещё дальше можно было разглядеть покрытые ельником склоны и далёкие силуэты серых безжизненных гор.

Они ехали сюда не меньше часа, и сейчас Ян не очень хорошо понимал, где конкретно они могли находиться. Мужчина чувствовал только, что время, похоже, давно перевалило за полдень: проникающие сквозь оконное стекло пятна солнечного света, которые лежали на бревенчатой стене комнаты, были уже очень яркими и совсем не утренними.

– Честное слово, иногда мне кажется, что нам кто-то помогает, – признался светловолосый, запуская обе пятерни себе в волосы. – Знаешь, я никогда не был суеверен, но… ведь если бы на свете не существовало таких людей, как ты, мы сегодня были бы беспомощны, несмотря даже на все данные нам силы…

Мужчина присел на промятый кожаный диванчик рядом с Яном.

– …а ведь это же должен был оказаться ещё и кто-то, достаточно образованный, чтобы сообразить, как можно нейтрализовать эту дрянь… – сумрачно добавил он.

Ян на секунду задержал взгляд на увешанных аляповатыми детскими рисунками перилах деревянной лесенки, ведущей на второй этаж. Радуга над цветущей лужайкой. Какое-то странное, раскрашенное красным фломастером четырёхлапое существо с длинной шеей и круглой, как арбуз, головой. Мужчина и женщина на фоне квадратного домика держат за руки стоящего между ними малыша…

Агнешка всегда говорила, что хочет двоих. Девочку и мальчика. Мальчика они назвали бы Казимежем в честь её дедушки, а девочка была бы Мартой. Или Ядвигой, если бы Ян хоть раз сумел Агнешку переспорить…

– Зря вы это… – мужчина вздохнул. – Зря вы всё это сейчас говорите, пан…

– Просто Алекс, – улыбнулся мужчина. – Называй меня на «ты».

– Алекси? – переспросил Ян. – У нас это редкое имя… но вы же оба на самом деле ведь вовсе даже не из Польши, так? Вы ведь в действительности не по-польски, а на каком-то совсем другом языке со мной сейчас разговариваете? Я так странно слышу вас обоих, но с теми, кто приходил ко мне тогда вместе с покровителем, всё было точно так же…

Ян перевёл вопросительный взгляд на девушку, которая сидела на облезлом коврике из искусственного меха на полу импровизированной гостиной, сложив по-турецки ноги.

– Это всё из-за того, что вы слишком хорошо знаете чересчур много языков, пан доктор, – покивала та. – Долго объяснять. Да и это сейчас совсем неважно…

– Да, наверное, – Ян посмотрел на прибитые над входной дверью оленьи рога. – Просто у меня никогда раньше не было возможности задавать вопросы таким, как вы… Так вот, зря ты мне всё это говоришь… Алекси, – продолжил он, опустив голову. – Я ведь трус. Мне страшно, мне каждый божий день ужасно страшно, с того самого момента, как я согласился тогда…

Ян вдруг заметил, что сидящая на ковре девушка смотрит на него во все глаза, ловя каждое его слово.

– Страх – это не стыдно, – покачал головой Алекс. – Всем нам бывает страшно, важно, как мы ведём себя при этом. Когда ты больше боишься за других, чем за себя, считай, что ты один из ни-шуур.

– «Ни-шуур»… н-да… – Ян усмехнулся. – Пойми, я же целых три года совсем ничего не знал… о вас. И вообще ни о чём. Осознавал, конечно, что вляпался в какую-то жуткую дьявольщину, но тогда ведь было уже слишком поздно…

– Так оно и бывает обычно, – грустно подтвердил светловолосый. – Ведь чем меньше человек понимает в том, что именно с ним происходит, тем проще для тули-па добиться от него подчинения. Но ты действительно необыкновенно силён, Ян. Я даже думать не хочу, через что тебе пришлось пройти, чтобы, несмотря на клятву…

– Я никогда не позволил бы людям умереть, – Ян прикусил губу. – Это просто был… единственный выход, понимаешь? Знаешь, я же всё-таки врач. И «не навреди» – это ведь тоже клятва…

Девушка вдруг порывисто поднялась, подошла и тоже присела рядом с Яном на скрипнувший кожаный диванчик, нерешительно беря его ладонь в свои, – и ему неожиданно показалось, что вокруг разом сделалось теплее.

– Расскажите, как это случилось с вами, пан доктор, – тихо попросила она, не сводя с него глаз.

Ян помолчал, бессознательно комкая потными пальцами свободной руки край собственной рубашки.

– В один день я навсегда потерял всё… совершенно всё, что имело для меня значение в жизни, – с трудом произнёс он наконец, не отрываясь глядя на лакированные доски пола. – Агнешка… она… я же знал, что это я во всём виноват… и потом по спирали… всё время вниз по спирали… а они смеялись, и я знал, что меня должны… живьём… прямо туда, в зубы к этим…

Ян говорил всё невнятнее – сбивчиво, постоянно запинаясь. Лицо его горело, губы вдруг задрожали. Он ещё никогда не рассказывал обо всём этом вслух и чувствовал, что не способен сейчас ничего толком ни описать, ни объяснить. Но почему-то ему казалось, что мужчина и девушка, сидящие сейчас рядом с ним, слышат не только слова.

Речь Яна делалась всё тише и тише, пока наконец не замолкла совсем. Девушка тихонько встала, выпуская его руку, подошла к мини-кухне около стены, снова наполнила глиняный стаканчик дымящейся ароматной жидкостью из стоящей на плите медной кастрюльки и без лишних слов протянула его мужчине; тот благодарно кивнул и поднёс стаканчик к губам, грея об него ладони.

– Он просто обвёл тебя вокруг пальца, показывая все эти ужасы, – покачал головой Алекс. – Ты видел их, потому что ты в них веришь… хотя это были только твои собственные страхи. Наказания, которые ты придумал себе сам, твоя жизненная энергия, направленная против тебя же… А он просто вытащил все эти страхи из твоей головы и немного с ними поиграл…

– Не надо меня утешать, – хрипло проговорил Ян. – У меня было довольно времени, чтобы всё понять. Я… я продал свою душу…

– Прекрати нести чушь, – резко оборвал его светловолосый, и Яну показалось, что сквозь лицо того на мгновение проступили очертания оскаленной лисьей морды. – Душа в принципе не может быть товаром! Хотя я, если честно, вообще не особенно люблю подобные философские абстракции…

Алекс рывком встал и тут же сдавленно чертыхнулся, ударившись головой о скос низкого деревянного потолка.

– Вот почему, кстати, я всегда и был против всех этих разнообразных… мифологических запугиваний, – хмуро обратился он к девушке, сердито потирая макушку. – Тули-па зато вот такое народное творчество стра-ашно любят… и видишь, к чему это приводит в итоге?

Ян почувствовал, что его начинает отчётливо знобить при звуках этого грубоватого звенящего голоса. Сидящая рядом с ним девушка обернулась, тихонько присвистнула, посмотрев на висящий около окна домашний термометр, и тут же торопливо подкрутила вентиль на радиаторе отопления за своей спиной, укоризненно покосившись на светловолосого.

– И не надо на меня так смотреть, Верена, могла бы и раньше проверить, – усмехнувшись, проворчал тот. – Видела же, что мне всё время было не до того…

Потом он сдёрнул с какого-то то ли сундука, то ли табурета, украшенного плетёными ковриками, толстый шерстяной плед и бросил его Яну на колени:

– Вот, возьми… не хватало нам только тебя ещё простудить после всего, что было, верно?

Светловолосый прошёлся по комнате, задумчиво сцепив ладони перед грудью; ему самому висящий в помещении промозглый сыроватый холод, судя по всему, совершенно не мешал.

– Ты всего-навсего открыл для него свой энергетический канал, Ян, – продолжил мужчина после паузы, опираясь плечом об уставленную пёстрыми детскими книжками полку в углу, которую какие-то умельцы, судя по всему, смастерили из нескольких боками составленных друг на друга ящиков из-под картофеля. – Канал, понимаешь? Да, ты сделал это добровольно, а добровольное согласие, та самая их поганая «клятва» – это… ну, это примерно как дать кому-нибудь ключ от своего дома. Или там, я не знаю, пароль от компьютера. Но он оставил тебе твой разум, и личность у тебя тоже никто не отбирал!

«Энергетический канал, – повторил про себя Ян. – Ну да, конечно. Что там ещё бывает? «Точки сборки», «барьеры восприятия», всякие там «шаблоны», «эманации»… и всякая прочая мистическая ахинея…»

С другой стороны, трудновато всё же оставаться полным скептиком после того, что с ним происходило на протяжении всех этих трёх лет…

– Вот именно, – кивнул ему Алекс. – И, прошу тебя, выбрось из головы Кастанеду. Поверь, во всём этом и впрямь нет абсолютно ничего сверхъестественного.

– Ты забыл добавить, что «это голая физика, и не более того», – вполголоса произнесла девушка, почему-то улыбаясь.

Ян мельком посмотрел на неё и потом снова перевёл взгляд на мужчину.

– Но я же действительно поклялся пойти под его покровительство, – неуверенно начал он, невольно сжимая кулаки. – Это ведь значит, что я теперь…

– Ты обо всех этих человеческих фантазиях? – перебил его Алекс. – Всякие там нерасторжимые договоры, подписанные кровью, холодные сердца, запертые в стеклянных банках, как в этой вон немецкой сказке…

Светловолосый вытащил с полки тоненькую потрёпанную книжонку с изображением маленького человечка в остроконечной стеклянной шляпе, сидящего у подножия гигантской ели:

– Читал ведь, наверное, её в детстве, да?

– Читал… – медленно проговорил Ян. – Значит, на самом деле всё не так?

Алекс опустился на стоящее рядом с широким деревянным столом плетёное кресло, усыпанное горой вышитых цветным бисером подушечек, и вдруг тяжело вздохнул:

– Господи, ну как же вы все всё-таки наивны, а… Нет, здесь, конечно, нет твоей вины, – тут же поправился он. – Люди просто за долгие века так привыкли торговаться друг с другом обо всём, что им кажется, что купить и продать тоже можно всё, даже душу… если, конечно, допустить, что подобная структура вообще существует – в чём я лично не очень уверен. И из поколения в поколение люди всё штампуют и штампуют эти бесконечные сюжеты – ведь они такие удобные, простые и всем понятные. Есть продавец и есть покупатель, есть цена и есть товар, так? Неужели ты не понимаешь, какой это всё чудовищный бред? Пойми, канал открылся, просто потому что эта гадина лишила тебя надежды…