Текст книги "Враг един. Книга вторая. Чёртов плод"

Алекс чувствовал, что его противник был в бешенстве, но движения серебряного змея всё равно оставались выверенными и очень чёткими, как будто они принадлежали даже не разумному существу, а какому-то бездушному механизмому, начисто лишённому всяческих эмоций.

«А ну-ка…»

Обнажив острые как бритвы клыки, лис вновь бросился в атаку… но фигура монстра вдруг пропала в дрожи стяжки, облаком жаркого воздуха растворяясь в темноте ночи.

Алекс немедленно нырнул, пытаясь уйти от готовящегося удара. На мгновение перед глазами мелькнула раздвоенная вилка тёмного как чернила Одера и ночной город, распластавшийся далеко внизу меж её изогнутых зубьев – золотисто-чёрный, испещрённый сверкающими огненными полотнищами ярко освещённых улиц.

Над головой раздался тонкий пронзительный свист, и лис опять кувырнулся в воздухе, пропуская мимо себя тонкое как лист бумаги полупрозрачное лезвие, которое, бешено крутясь, неслось на него из темноты, метя в горло. Алексу приходилось сейчас полагаться уже только на собственное чутьё – действия врага были различимы лишь по токам кипучей, постоянно меняющейся энергии, которая то и дело искажала вокруг него пространство.

Острая режущая боль полоснула его где-то под правым коленом, и лис, не позволяя себе тратить силы на крик, сжал челюсти и тут же пустил с кончиков когтей череду мелких шаровых молний прямо туда, откуда, как ему казалось, был нанесён удар.

В небе разнёсся странный рокочущий звук, похожий одновременно на рычание и на скрежет.

«Ах вот ты где, дрянь…»

Вновь сделавшегося видимым змея закрутило волчком и отнесло в сторону невесомой бумажной фигуркой, и в тот же миг монстр опять растворился в воздухе, возникая позади Алекса с такой скоростью, что тот едва успел поставить круговой щит и увернуться от нового водопада пламени, летящего у твари из пасти и из раздувающихся ноздрей.

Шорох змеиного тела поднимал в воздухе свирепый штормовой ветер, как от вертолётного винта. Раз за разом исполинский дракон отражал даже самые быстрые энергетические удары, наносимые Алексом, – и сразу же атаковал сам, в доли секунды с филигранной точностью определяя бреши в многослойной силовой защите. Алексу было не впервой беречь в бою спину, и он привычно старался держать свою голову против головы противника, но за этой разъярённой гадиной временами было практически невозможно уследить. И она была, несомненно, очень сильна – сильнее были, наверное, разве что те мерзкие орлинообразные твари, когда совершали слияние.

Разъярённый монстр с немыслимой скоростью вился вокруг лиса, всё время держась на таком расстоянии, чтобы тот не успел приблизиться и укусить – а мгновение спустя уже снова свивался в спираль и делал мгновенный бросок вперёд.

Алекс осознавал, что все эти кошки-мышки нужны были дракону сейчас только для того, чтобы измотать противника и одновременно перекрыть тому возможность точечной атаки… но он не собирался играть по чужим правилам слишком долго – ровно столько, сколько нужно было, чтобы увести за собой врага прочь от его несчастной жертвы, от того места, где началась схватка, да и вообще подальше от города. Его противник был один, и Алекс достаточно хорошо знал привычки тули-па, чтобы чётко понимать: тот не станет звать сейчас больше никого на подмогу.

Не решится демонстрировать слабость перед собственными бравыми соратничками в дуэли с равным… как ни крути, а для этих самовлюблённых кретинов, в особенности из старшей касты, такое поведение означало бы уже непростительное, почти несмываемое прегрешение. Свои же потом сожрут, пожалуй…

Ну вот и отлично.

Алекс резко свёл перед грудью запястья, собирая воедино рассеянную в воздухе энергию; солнечная пульсирующая дрожь пробежалась от груди к локтям, и в чудовище полетел длинный, как бесконечная незримая лента, гравитационный луч. Раздалось отчётливое шкворчание, будто ушат холодной воды опрокинули на раскалённую каменку. Толстая чешуйчатая шкура на загривке у монстра начала плавиться и вдруг, словно полы расстёгнутой куртки, разошлась в стороны, обнажая окровавленную чёрную плоть. Взревев от ярости, змей молнией бросился вниз, перевернулся на спину и выставил перед собой короткие мощные лапы, посылая Алексу прямо под брюхо череду толстых, ярко вспыхивающих в ночном воздухе игл.

Лавина оглушительной боли пронзила туловище стальными шипастыми прутьями. Алекс снова скрестил ладони, ставя мгновенный блок, – и серебряный дракон, воспользовавшись этой крошечной заминкой, сразу же рванул вперёд, вмиг обвивая туловище рыжего лиса вибрирующими, сразу же затягивающимися кольцами.

Двух существ закружило в воздухе, словно на сумасшедшей карусели. Луна за спиной Алекса взмыла в высоту, как живая, а потом внезапно оказалась далеко-далеко внизу.

Обсидианово-чёрные полуптичьи когти впились лису под рёбра, и тот почувствовал, как сотни острых щупов пытаются всё глубже проникнуть в его тело, оттягивая силы. Мысли противника – уже не мысли даже, а уже просто немые, с ошеломляющей скоростью сменяющие друг друга волевые импульсы – на долю секунды сделались слышимыми и осязаемыми: «…перехват-кольцо-колодка-шип…» Навалившаяся тяжесть потянула Алекса к земле, в ушах коротко свистнуло, перед глазами закачалась всё быстрее приближающаяся лесная чаща – непролазная, вовсе лишённая света. На мгновение он успел услышать, как там, внизу, скрипят, пригибаясь, многолетние деревья, которые гнул поднятый ожесточённой схваткой шквальный ветер.

«…пожар, катана, нагината…»

Зубчатый гребень на загривке дракона ярко полыхнул пурпурно-алым, и тело лиса сейчас же свело невыносимой ледяной судорогой. Морда твари, карикатурно напоминающая клыкастое человеческое лицо с раздутыми ноздрями, из которых снопами вылетали искры, внезапно оказалась совсем рядом; широкая зубастая пасть прямо напротив Алекса слегка приоткрылась, обдавая его удушливым запахом гари:

«Ты пожале-еш-шь…»

Гигантская лисица рывком вывернула шею и, не дожидаясь близящегося «распятья», впилась монстру отравленными клыками в самый верх покрытого скользкой чешуёй горла, одновременно вкладывая всю оставшуюся энергию в ядовитый, выжигающий противнику глаза вихрь огненной пыли, в которую обратились её рыжая шкура.

Раскатистый трубный рёв взорвал вокруг Алекса пространство. Горячие как лава змеиные кольца бессильно разжались, и монстр начал камнем падать на землю, разом потеряв возможность удерживаться в воздухе. Лис стремглав бросился следом за ним, пуская сверху вниз череду тонких как волоски лучей из мерцающих расплавленным золотом глаз:

«А вот сейчас-с мы поиграем уже по моим правилам, тварь…»

Лучи стремительно удлинялись, сплетаясь между собой в плотную силовую сеть; было видно, как дракон извивается уже около самой земли в этой сверкающей паутине, безнадёжно пытаясь порвать когтями её гибкие дрожащие струны и с грохотом ломая вокруг себя деревья судорожно посылаемыми во все стороны энергетическими импульсами.

Алексу оставалось до него ещё каких-то полпрыжка, но тут туловище монстра стало неожиданно размазываться в воздухе, словно капля краски в стакане прозрачной воды, а мгновение спустя тот длинной стальной молнией рванул вверх, разрывая на мелкие лоскуты плотно спеленавший его оранжевый кокон.

Фигура летучего змея на полсекунды в последний раз сделалась ослепительно яркой, как выпущенная в небо сигнальная ракета, и тотчас снова погасла, растворяясь в льдистом лунном свете. «Ещё пожа-ле-еш-шь…» – пронзил ночную тишину затихающий свист ледяного ветра.

И всё стихло.

Лишь тусклые лунные отблески всё ещё дрожали на листьях поваленных свирепым ураганом деревьев, которые были покрыты капельками прошедшего недавно дождя.

Эпилог

Судорожно переводя дыхание, Кейр медленно расслабил скрещённые на груди кулаки и обессиленно опустился на ступеньку влажной от дождевых капель лестницы, которая вела на набережную неширокой блестящей реки.

На противоположном берегу реки прямо из воды тянулась мрачноватая, похожая на древнее оборонительное укрепление монолитная эстакада, по которой то и дело с электрическим гудением проносились взад и вперёд длиннющие поезда – все, как один, полупустые. Ну правильно, мало кому, наверное, нужно тащиться куда-нибудь в субботу в такую-то рань…

Парень так отчаянно торопился только что, что прыгнул сперва совсем недалеко: дом, в котором жила Верена, и возвышающуюся слева от него телевышку было видно отсюда ещё очень хорошо. Но главное, что всё это добро находилось теперь уже на ТОМ берегу, за эстакадой, так что девушка в случае чего уже никак не смогла бы разглядеть Кейра, например, из окна.

Чёрт, спасибо звёздам, что ему удалось её не разбудить…

Утренний ветерок легонько щекотал Кейру взмокшие виски. По поверхности близкой воды бежала слабая рябь и, как маленькие кораблики, неторопливо проплывали многочисленные облетевшие листья. Осенняя сырость, пахнущая чем-то горьковатым и пронзительным, похожим на угольную пыль, холодила раскрасневшиеся щёки и липла к коже, словно мокрая простыня.

Глаза немилосердно жгло; парень прикрыл опухшие веки и устало помассировал их подушечками пальцев. Ну точно, в последнюю неделю Кейр ведь почти не покидал Цитадели дольше, чем на несколько часов, а сейчас опять прошло уже больше суток без сна во внешнем мире. Когда же он, получается, спал-то в последний раз? Три дня назад… или уже даже пять? А может быть, и ещё больше…

В кармане косухи тихонько завибрировал мобильный.

«С добрым тебя утром, дорогой мыслитель».

Парень шёпотом выматерился и яростно потёр руками лицо. Ему казалось, что на ладонях всё ещё сохранился лёгкий цветочный аромат её духов.

Что же он наделал, а…

«Уходим не попрощавшись, значит? Даже не забрал назад свою китайскую бижутерию…»

Грёбаную в душу мать… нет, ну вот как, как можно было быть вчера до такой степени беспросветным идиотом… а?!

Облака над головой постепенно истончались, и сквозь них начинало понемногу просвечивать утреннее солнце, бледное, словно пыльная матовая лампочка. «Молодое и жестокое осеннее солнце, – подумалось вдруг Кейру. – Светит, но не греет. И по жизни срывает с мира всякие там покровы, придуманные ночью…»

…и от этого безмозглым слюнявым кретинам вроде него может однажды сделаться очень-очень больно.

Кейр криво усмехнулся, рассматривая замызганного вязаного медвежонка, которого какой-то шутник примотал проволокой прямо к металлическим перилам набережной. Да ты у нас, оказывается, поэт… мистер умник. Может быть, ты ещё и стишок какой-нибудь сейчас сочинишь… в духе «Псов полуночи», ага? Чтобы уже окончательно войти в образ долбаного романтического юноши?

А потом со слезами на глазах продекламируешь этот стишок обоим Правителям, когда тем каким-нибудь образом станет известно, что именно ты только что натворил. А что, Сегун, небось, даже заценит, он же страсть как любит под настроение цитировать всякие там эти, как их… предсмертные самурайские хокку.

А Тео, наверное, скажет, что Владетель, само собой, милостив и всё такое прочее, и что он никогда не стал бы обрекать тех, кто ему служит, на бессмысленные мучения. Но «для подлинного воина ведь нет ничего более мучительного, чем не иметь возможности искупить проявленную им слабость, как ты думаешь?» А донья Милис ещё ласково добавит к этому что-нибудь вроде: «Ты же понимаешь, что пощадить оступившегося означало бы предать его, верно, молодой тули-па?»

И останется ему только покаянно поддакивать, потому что возражать на всё это будет решительно нечего. Как Аспиду две недели назад.

А вот потом…

Потом хоть в петлю лезь. Нет, ну то есть ограничится ли тут дело просто петлёй, это решать ему уже никто самостоятельно не позволит, конечно же… С Аспидом, как ни крути, обошлись тогда по меркам Цитадели ещё достаточно мягко – так ведь это потому, что у того, в отличие от Кейра, никогда даже и мысли не возникало заигрывать с врагом…

Парень нервно потёр друг о друга холодные как лёд ладони, чувствуя, как начинает всё сильнее ломить запястья. Нет, ну какой же он всё-таки чёртов придурок. Отвлечься ему, видите ли, захотелось. Заскучал волчоночек…

Болван. Непроходимый, безнадёжный, клинический тупица…

«Ладно, хватит, – сердито сказал Кейр самому себе. – Подбери уже губёшки, соплежуй. Довольно тут… рассусоливать».

Никто из старших тули-па ни о чём пока не знает. И вполне возможно, что никогда и не узнает.

И точка.

В холодном осеннем небе то и дело мелькали, неумолчно перекрикиваясь, огромные стаи то ли ласточек, то ли скворцов. Хорошо этим пернатым… Стало им неуютно дома – взяли и махнули себе куда-нибудь там в Африку, а главное, ни о чём больше не нужно думать, никакой тебе этой вот… вины и ответственности, и всякого там такого прочего. Природа давно уже решила всё за них.

А Верена ведь сейчас бы наверняка спросила у него что-нибудь типа: «А вот тебе понравилось бы уметь летать, как думаешь, месье философ?» А он бы ей в ответ рассказал, как классно выглядит Нью-Йорк с высоты птичьего полёта, особенно по ночам, и как пульсируют перекрестья переливающихся всякими там огнями улиц, и как ползут, помигивая красными тормозными фарами, бесконечные вереницы машин по городским мостам…

А светлячок бы, наверное, ехидно заметила, что у него явно воображение художника или там писателя, а Кейр бы тогда, типа, удивлённо отмахнулся: «Ну ты скажешь тоже, Верен, так это же просто в каждом втором фильме такое показывают…»

Парень снова поднёс к лицу коротко загудевший телефон.

«Я надеюсь, ты хотя бы не опоздал из-за меня на самолёт, роднуля?»

Это всё нужно было прекращать.

НЕМЕДЛЕННО.

Рубить по живому, пока ещё не сделалось окончательно поздно…

Кейр до боли закусил губу и стал торопливо печатать ответ.

«Забудь обо всём, солнышко. Я хорошо провёл время, но нам с тобой совершенно не по пути».

Отправить…

Сообщение отправлено.

«Ну, по крайней мере, теперь я точно знаю, что мобильный вполне себе способен функционировать даже после скачка, – подумал Кейр, безнадёжно пытаясь отвлечься. – Ничуть не хуже, чем какие-нибудь там ботинки или нательные шмотки – даже переписка и та вон вся сохраняется».

Хотя переписка-то всё равно не в телефоне, а каждый раз подгружается из Всемирной сети…

Кейр неуверенно снова глянул на экран.

Пользователь пишет сообщение.

Пользователь удалил сообщение.

Пользователь пишет сообщение…

Стараясь не замечать мелкой, едва заметной колкой дрожи, всё отчётливее зудящей внутри его груди, Кейр открыл последний диалог с байк-клубом и коротко набрал: «Хоту больше не трогать. Дело откладывается».

Он зажал телефон между ладоней и стал снова безучастно рассматривать кирпичные арки эстакады с поблёскивающими наверху прозрачными, как магазинные витрины, стенами железнодорожной станции, и их отражения в блестящей сероватой воде. Некоторые из арок были намертво замурованы, некоторые, наоборот, сплошь застеклены – судя по всему, где-то там находился вход в сабвей. По воде важно проплыла толстая деловитая утка, почему-то угольно-чёрная, разве что на клюв ей как будто капнули белой краской. А вон там, вдалеке, кто-то вроде бы даже порыбачить вышел…

Входящий вызов. Нет, ну офонареть у Бугра реакция… Кейру вполне хватило бы сейчас от Майки и просто короткого «Принято, босс».

– Слушай, бро, ты что, читать разучился, или там как? Может быть, тебе азбуку купить? Никаких визитов, я сказал. Ни в больницу, ни к родителям, никуда. Оставьте его в покое. Да… Да! Значит, другого найдём…

Парень сделал глубокий вдох, отрешённо прислушиваясь к гулу машин за свой спиной, перемежаемому приглушённым птичьим чириканием.

– Да похрену мне, сколько у тебя там сейчас времени! – он раздражённо переложил телефон к другому уху. – Плевал я на это, к чертям собачьим… Ты кем себя вообразил вообще, а, президентом? Или папой римским? Слушай, Майки, заткнись, а… по-хорошему тебя ещё прошу. Ты ведь не хочешь снова меня злить, ага?

Кейр нажал на кнопку сброса. Он знал, что Бугор вряд ли решится ещё раз с ним спорить.

Парень покусал губы и снова посмотрел на окошечко соседнего чата.

Пользователь удалил сообщение. Пользователь пишет сообщение…

Между растущими у края лестницы кустами вдруг мелькнул силуэт маленького, похожего на ожившую плюшевую игрушку бельчонка, и Кейр, не удержавшись, осторожно мысленно потянулся к нему, не спуская со зверёныша глаз. Тот выронил из лап зажатое в них ядрышко фундука, подбежал ближе, ловко взобрался вверх по его штанине и стал доверчиво обнюхивать подставленную Кейром ладонь.

Тот слабо улыбнулся. Ну хоть это у него пока что ещё выходит без проблем… От Тео с Вильфом вон, к примеру, всякая там мелкая живность обычно старается держаться как можно дальше… инстинктивно, по-видимому. По крайней мере, та, что из внешнего мира. А в Цитадели симпатичной живности днём с огнём не сыщешь. Разве что вон у Аспида эта его Тай-Утка…

Кейр кинул было мобильный в карман, но тот практически сразу же зажужжал опять.

Тогда он ещё раз глубоко вздохнул, на пару секунд задержал дыхание, а потом бережно взял телефон обратно в руки и медленно-медленно провёл чуть дрожащим пальцем по засаленному дисплею.

Некоторое время парень, криво ухмыляясь, бессмысленно рассматривал одинокий анимированный стикер с вытянутым средним пальцем.

Вот и всё, мысленно сказал он, обращаясь к виднеющейся на противоположном берегу знакомой белой высотке.

Так-то лучше.

* * *

– Что стряслось, зайчик? – встревоженно спросила Диана. – Ты что, плакала?

– Ничего подобного, – Верена в последний раз шмыгнула носом и поспешно утёрла ладонью глаза. – Глупости…

– Скажи мне, кто тебя обидел, и я его обязательно укушу, – серьёзно пообещал Алекс, закрывая за собой входную дверь.

– Это у меня всё просто от нервов, – Верена бледно улыбнулась. – Ну, знаешь, мандраж перед презентацией. Я просто человек такой… эмоциональный. Вон можете у Пули спросить…

– Слышать больше не могу об этой твоей презентации, – усмехнулся Алекс. – Ну вот кто бы мог подумать, что ты у нас такой чувствительный ребёнок, оказывается, а?

Мужчина осторожно прислонил к стене как обычно начавший падать Луизин велосипед и полушутливо добавил:

– Экскурсия-то у нас сегодня, надеюсь, не отменяется, эмоциональная ты наша? А то вон Искорка даже специально перенесла ради тебя свой музыкальный класс…

– Ни за что, – твёрдо сказала Верена. – Сейчас вот выпьем кофе и пойдём…

– Кофе – это замечательно, – одобрительно проговорил Алекс. – А то мне, хм… не очень хорошо удалось выспаться этой ночью.

Верена обошла батарею пустых молочных бутылок, громоздящуюся около кухонной двери (под окном места для них уже просто больше не оставалось) и привычно захлопнула коленом пожелтевшую дверцу стиральной машинки, которую Луиза вечно оставляла нараспашку.

Маленькое пластиковое окошко было открыто – Верена всё никак не могла выветрить из кухни запах сгоревшей чуть ли не неделю назад шарлотки, и помещение наполнял мутноватый, молочно-белый полуденный свет. Свет просачивался сквозь нависшие, казалось, прямо над самыми полуголыми деревьями облака, словно сквозь плотную мокрую марлю, и тихо гудящий город за окном казался зыбким и каким-то слегка ненастоящим, как будто кто-то нарисовал его сейчас расплывающейся краской на сырой акварельной бумаге.

Верена подошла к раковине, опустилась на корточки и вслепую зашарила в забитом под завязку кухонном шкафчике в поисках кофейных капсул.

– Как там Ян, Алекс? – спросила она, не оборачиваясь.

Девушка так и не успела посмотреться в зеркало, когда услышала звонок в дверь, но знала, что глаза у неё наверняка всё ещё были красными и нос тоже явно покраснел и распух… зато вот голос звучал уже вполне нормально, поэтому говорить не оборачиваясь ей сейчас было несколько комфортнее.

– Ему нужно будет немного восстановиться, но это теперь только вопрос времени, Верена, – отозвался за её спиной мужчина. – Времени и техники. Самое главное, что он справился. Справился сам… К счастью, я всё-таки не ошибся в нём тогда.

– И, к счастью для него, его сумели сделать всего лишь рабом… – задумчиво добавила Диана.

– «Всего лишь»? – поражённо переспросила девушка, поворачиваясь к ним лицом.

– Да, Верена, «всего лишь»… – Алекс с наслаждением потянулся и присел на стоящий у стены белый пластиковый табурет, устало откидываясь к стене. – У тули-па есть рабы и есть слуги, – продолжил он, почему-то начиная разминать себе пальцами ногу под правым коленом. – Так вот раб, он обычно просто… просто попадает в энергетический капкан. Его можно, конечно, заставить исполнять приказы… но вот по-настоящему служить – никогда. Всё дело в том, что в рабство редко приходят по собственной воле, понимаешь? Поэтому от него и можно освободиться, разорвать канал, если человека ещё не выпили до дна, и он пока что способен на эмпатию… вот как этот бедняга.

– А слуги? – Верена одну за другой вытащила с полки несколько разномастных кофейных кружек.

Вот вечно они всё бьют, и чего-нибудь потом обязательно да не хватает для гостей… Ладно, вот эта, с Микки-Маусом, вроде бы Луизина, а Луиза у нас девушка не обидчивая…

Диана тоже села и закинула ногу на ногу, задумчиво постукивая кончиком туфли по стенке широкого мусорного ведра, задвинутого под деревянный кухонный стол.

– А вот в слуги, хороший мой, тули-па выбирают далеко не всяких, – она медленно провела пальцем по ободку своей чашки. – Это уже совсем, совсем другая каста… Знаешь, как англичане говорят? Один доброволец стоит двадцати принуждённых, и у каждого есть своя цена…

Женщина рассеянно поглядела на пёстро раскрашенную белую стену над кафельным фартуком, которую сплошь покрывали изображения диковинных фантастических существ, дерущихся над зарослями гигантских зубастых растений с длинными змеиными языками.

– Для слуг жалость и сочувствие обычно тоже давно уже превратились в постыдную слабость… в человеческое, которое надо в себе искоренять, – она грустно усмехнулась. – Поверь, ты всегда узнаешь их, если встретишь. У них обычно такой очень особенный взгляд…

Верена осторожно, чтобы не обжечься, сняла с подставки круглый стеклянный кофейник и со стуком поставила его на стол. Некоторое время девушка молчала, покусывая губу и бессознательно прислушиваясь к торопливому тиканию старых настенных часов, висящих рядом с окном.

– Тули-па их всех обманывают, да? – нерешительно произнесла она наконец.

– Ты же разговаривала с ними однажды, Верена, – покачала головой Диана. – Разве тебе показалось тогда, что тебя кто-нибудь из них пытался обмануть? Тули-па ещё могут чего-то недоговаривать на первых порах, может быть… но они никогда не станут скрывать свою подлинную сущность. И вот в этом-то и кроется самое страшное. У них просто-напросто другая цель. Они пытаются приучить людей восхищаться собой, понимаешь?

– И у них это, к сожалению, очень даже неплохо получается иногда, – мрачно покивал Алекс. – Далеко не все умеют сопротивляться.

– Всё равно я не понимаю, как это возможно… «приучить восхищаться», – упрямо мотнула головой Верена.

Алекс крутанул двумя пальцами стоящий на столе закопчённый маленький глобус, который Луиза притащила однажды с какой-то антикварной барахолки:

– А ты думала, что тули-па только разных химер-разрушителей приноровились плодить… вот вроде той, с которой нам пришлось столкнуться полгода назад? Это всего лишь вершина айсберга, к сожалению. Их подлинная сила заключается в том, что они любую, абсолютно любую идею способны обратить в полную её противоположность… да ещё в идеале так убедительно, чтобы неподготовленный человек соглашался бы даже с очевидным абсурдом, потому что не понимал бы, с чем ему вообще спорить… Но это тема для отдельного разговора… долгого и грустного, – договорил Алекс, по привычке запуская пальцы себе в волосы. – Потому что тот, кто действительно теряет свою, как любит выражаться этот вот Ян, «душу», всегда отдаёт её только даром и только когда искренне желает этого…

– А все остальные?

– А всех остальных надо просто жалеть, Верена, – тихо ответила Диана. – Жалеть и прощать, потому что они всего лишь заплутали, заблудились в этой жизни, как детки в тёмном лесу. И многих из них, наверное, ещё можно вернуть. В конце концов, иногда меняться – это и означает жить… – задумчиво добавила женщина. – А жить означает меняться… Так что лучше не будем-ка мы грустить, правильно? Это ты упражнялась, кстати?

Она кивнула на покрытую живописью стену:

– Очень так креативно…

– Моего там совсем немного, – улыбнулась Верена. – Это мой прежний сосед был человек такой… нетривиальный. У Луизы в комнате, например, вся стена напротив окна изрисована обнажённой женской натурой в полный рост. А она даже закрашивать не хочет. Жалко ей, говорит, уничтожать чужое творчество…

В кармане у Верены по-птичьи закурлыкал мобильный. Девушка прервала себя на полуслове, мельком глянула на экран и прижала телефон к уху, почти сразу со вздохом поднимая глаза к потолку:

– Привет, Томас… Что? Правда? Вчера вечером? А сколько раз звонил? Так это я просто вызовов не слышала, наверное. Была очень занята, ага… именно… А что? А вот любопытство, знаешь ли, кошку погубило, дорогуша. Занята была, и всё… – Верена прижала телефон к плечу, дотянулась до прицепленной к трубе отопления сетчатой металлической сумки, стащила оттуда покрытый чёрными пятнышками банан и медленно начала его чистить, время от времени лениво угукая в трубку. – Так что ты там хотел-то? Ну да? А в честь чего бы это? Да брось, в пятом классе я пиццу, наоборот, терпеть не могла… и уж тем более с анчоусами… Слушай, да не нужно меня благодарить за вчерашнее, это же было просто… просто… ну хорошо. Ну ладно. Сегодня? Ладно, слушай… Давай… давай так: я подумаю и напишу тебе ближе к вечеру, договорились? Пока-пока, и тебе тоже не скучать…

Верена с облегчением бросила мобильный на стол.

– Поклонники покоя не дают? – понимающе улыбнулась Диана, переглянувшись с Алексом.

– Да как тебе сказать… – девушка потёрла себе пальцами виски. – Вот у тебя было когда-нибудь так, что тебе кто-то… ну вот прямо очень-очень сильно нравился… а к тебе в этот момент клеился бы кто-нибудь совершенно другой?

Алекс почему-то внезапно фыркнул, ухмыляясь себе под нос. Диана оперлась локтями о столешницу и положила подбородок на сплетённые пальцы:

– Хм… а ты этому, первому «кому-то», тоже нравишься?

– Я сначала думала, что да. Но… кажется, я ему не нужна. Эм-пат из меня, видимо, тот ещё, – Верена непроизвольно вздохнула, чувствуя, как у неё опять начинает неумолимо пощипывать глаза. – Насочиняла себе просто…

– Ну что же… – женщина почесала переносицу. – Я, конечно, не такой уж большой эксперт в амурных делах… но, может быть, стоит тогда дать шанс тому, кому ты нужна?

Верена снова задумчиво повертела в руках телефон:

– А может быть, и стоит…

* * *

Когда Кейр прыгнул обратно в Нью-Йорк, там всё ещё длилась ночь, и это было очень-очень кстати.

Парень чувствовал, что ему просто необходимо сегодня переночевать дома – не хотелось даже думать о том, чем может обернуться появление в Цитадели в таком состоянии. Слабость постыдна, и у него не возникало ни малейших сомнений в том, что справляться с ней лучше в одиночку – желательно поскорей и по возможности до того, как кто-нибудь из старших тули-па вознамерится ему в этом посодействовать.

Той ночью Кейру, как ни странно, удалось заснуть довольно быстро.

Ему снились странные светящиеся существа, сидящие на карнизах домов, и лица их все были похожи на лицо Верены. Крылья их были белы, как снег, и все они улыбались друг другу и весело спорили о всякой странной чепухе: о консенсусах, о каких-то каузальностях, и о внутренних ограничениях, и о свободе выбора, а потом ещё и ещё о чём-то, уже вовсе категорически непонятном, и Кейр сердито кричал им снизу, сложив руки рупором: «Да вы все просто неженки, вы просто настоящей жизни никогда не нюхали, ага? И что вообще за долбаную чушь вас заставляют изучать в этих ваших университетах?»

Но крылатые существа только складывали из исписанных листочков бумаги одинаковые маленькие самолётики и один за другим пускали их вниз.

А на него не смотрели.

Конец второй книги