Текст книги "Визитатор"

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

– Святой отец, святой отец, проснитесь!

Викарий разлепил глаза – в тусклом свете ночника над ним склонилось взволнованное лицо Жакоба.

– Что случилось? Неужели я проспал капитул?

– Какой там капитул! В аббатстве что-то происходит, со стороны покоев настоятеля я слышал шум и голоса.

Спустя минуту Матье де Нель и Жакоб спускались по лестнице, ориентируясь по приглушенным голосам впереди.

– Постой, теперь мы их не упустим, – сказал викарий, прячась за одной из колонн галереи. – Они идут через клуатр к порталу, с ними сторож Дидье, если меня не подводит зрение.

– Да, это он. Что произошло, как вы думаете?

– Событие должно быть из ряда вон выходящим – без веской причины сторож не осмелится прервать ночной сон аббата.

– А третий кто? Сдаётся мне, это брат Арман.

– Он самый, – подтвердил викарий, – тень и правая рука настоятеля. Престранная личность, ты не находишь?

– Смотрите! – воскликнул Жакоб, указывая на братские кельи. – Там кто-то стоит!

– Где? – спросил викарий, выступая из-за колонны. – Я никого не вижу.

– Вы его испугали, святой отец, своим внезапным появлением, – Жакоб не скрывал досады.

– Тебе, скорее всего, померещилось.

– Ничего подобного, – обиделся Жакоб. – Я, вот как вас сейчас, ясно видел лицо в окне. Кто-то из монахов следит за тем, что происходит во дворе.

– Ты думаешь? – усомнился викарий. – Впрочем, не мудрено, тебя ведь тоже разбудил шум. Но не будем мешкать, нам пора.

Матье де Нель, подобрав полы длинной рясы, побежал через клуатр к церкви. Жакоб последовал его примеру.

Аббат Симон резко остановился. На земле, прямо у распахнутых настежь дверей амбара, неподвижно лежало тщедушное тело, над которым горделиво возвышался Пьер с факелом в руке.

– Вы разве его уже сняли? – спросил настоятель.

– Нет, святой отец, как можно без вашего на то позволения, – ответил Дидье. – Это не висельник, а всего лишь вор и убийца.

– Всего лишь! – воскликнул в сердцах аббат. – Можно подумать, что вор и убийца – это лучше, чем висельник. Он что же, так и не пришёл в себя?

– Не-а, – ответил Пьер, легонько пнув ногой, распростёртого у его ног монаха.

– Видите, святой отец, – вмешался Дидье. – Всё, как я вам говорил. Выскочил он, значит, да так и обмер у меня на руках.

Вестиарий в этот момент пошевелился и жалобно застонал.

– О, глядите-ка, уже оклемался, – сторож Дидье бросился поднимать брата Тома. – Что будем с ним делать, ваше преподобие?

Аббат с отвращением посторонился.

– Отведите к санитарному брату. Пусть он приведёт его в чувство, но рот держите на замке и за ним проследите, чтоб не разболтал ничего. Может, ещё как-то выкрутимся.

Сторожа подхватили полуживого вестиария под руки и поволокли в лазарет.

В дверях амбара появился брат Арман с зажжённым факелом в руке. На губах его застыла привычная ухмылка.

– Входите, ваше высокопреподобие. Правда, предупреждаю – зрелище не из приятных, – он посторонился, пропуская отца-настоятеля вперёд.

Аббат Симон колебался всего мгновение, затем преувеличенно бодрым шагом вошёл в отталкивающую черноту амбара. Брат Арман последовал за ним и осветил посиневшее лицо висельника.

– Святые угодники! Кто это?

– Не узнаете? Это рыжий Гийом, – ответил брат Арман, с завидным спокойствием обходя висевшее тело кругом.

– С чего это вдруг вестиарий решил его повесить? Может, сошёл с ума? В прошлом году в аббатстве Сен-Пьер-де-Без один рехнувшийся монах зарезал другого.

Брат Арман покачал головой.

– О нет, ваше высокопреподобие, тут другое.

– Вы, похоже, в этом уверены?

Фаворит повертел в руках испачканный лист бумаги.

– Во-первых, потому что вестиарий наш идиот, к тому же трус. Бьюсь об заклад, он пробрался сюда, ни о чём не подозревая. Ну, а увидев, своего дружка между небом и землёй, сам от страха чуть жив остался. А, во-вторых, брат Гийом имел веские причины покинуть наш грешный мир.

– Какие ещё причины? – раздраженно спросил аббат, захрустев суставами. – Вы, что-то знали, но скрыли от меня! Что это у вас? – он выхватил из рук фаворита бумагу.

– Тут изложена вторая причина, в сокрытии которой вы меня напрасно подозреваете, – ответил брат Арман.

Настоятель несколько раз пробежал глазами корявые строчки.

– Этого ещё только не хватало, – он тяжело опустился на ближайший мешок с зерном. – Значит, викарий оказался прав. Нет, это невозможно. Ну, почему именно сейчас! Столько усилий и затрат может пойти прахом из-за какого-то болвана, которому пришло в голову повеситься.

– Вы мрачно настроены, святой отец, – голос брата Армана был спокоен.

– Да? В таком случае, возможно, вы знаете, как нам выбраться из этой кучи навоза, не замарав себя? – язвительно поинтересовался аббат.

Фаворит поклонился.

– Знаю, Ваше Преосвященство.

Аббат Симон вскочил, испуганно замахав руками.

– Замолчите!

– Не будьте так суеверны, ваше высокопреподобие, м осклабился брат Арман. м Но я и впрямь знаю, что нужно делать.

– Что же?

– Сжечь амбар, – спокойно заявил брат Арман.

– Сжечь амбар? Вы, верно, спятили?!

– Отнюдь, – фаворит зевнул и сел на то место, где прежде сидел аббат, теперь метавшийся по амбару. – Это наиболее разумное решение. Подумайте – амбар сгорит вместе с самоубийцей и тайной смерти пономаря. Сторожам заплатим, и они с удовольствием потеряют память, – брат Арман помолчал и с нажимом добавил, – разумеется, с этого дня их ни в коем случае нельзя отпускать из обители.

– А визитатор?

Брат Арман снисходительно пожал плечами.

– А что визитатор? Не век же ему здесь торчать. Доказать он всё равно ничего не сможет. Но, дабы обезопасить себя, мы нанесём удар первыми: распустим слух о том, что во время его визитации пропали тридцать золотых.

– Тридцать золотых?

– Угу, – многозначительно кивнул фаворит, слезая с мешка. – Те самые тридцать золотых. Ну как?

– Неплохо, – согласился аббат Симон, успокаиваясь. – Кстати, а где деньги, о которых написал этот идиот? – он кивнул в сторону висельника.

Брат Арман обошёл амбар, освещая факелом все углы.

– Здесь только пустой ларец, – он отбросил его ногой. – По-видимому, гадёныш Пьер успел поживиться.

Настоятель, устроившись на прежнем месте, склонил голову набок.

– У вас светлая голова, Арман. Может быть, вы захотите стать настоятелем аббатства Святого Аполлинария?

– Нет уж, увольте, – лениво потянулся фаворит. – Охота прозябать в такой глуши.

– Разве наше аббатство – это глушь?

– Для кого как, но я смотрю дальше. Для начала, неплохо было бы устроиться при дворе епископа Орлеанского.

– Для начала? – хохотнул аббат Симон. – Однако у вас и размах! Ну что ж, это мы, пожалуй, сможем устроить. Ну, а потом?

– Потом, ваше высокопреподобие…

– Не заглядывайте так далеко. Будущность, порой, бывает так обманчива, – раздался голос викария. Его высокая фигура возникла в дверном проёме на фоне посеревшего предрассветного неба.

Аббат вздрогнул. Брат Арман выпустил от неожиданности факел из рук и тихо чертыхнулся.

Викарий вошёл, озираясь по сторонам.

– Жакоб, подними факел, а то, не ровен час, амбар действительно загорится, – он остановился напротив брата Армана. м Должен признать, вам не откажешь в сообразительности. Такая фантазия, такой изворотливый ум, но, к сожалению, на службе у зла. Вы просто мастер плести интриги.

– Чего не скажешь о вас, – дерзко ответил, пришедший в себя, фаворит. – Вы, кажется, считаете себя неуязвимым умником. А что, если мы немного изменим придуманную мной историю, и вы останетесь в случайно загоревшемся амбаре?

– Не думаю, что вам это удастся воплотить в жизнь, – спокойно парировал викарий. – Пока вы здесь совещались, Жакоб успел позвать свидетелей. Заходите, – крикнул он через плечо.

В амбар вошли двое монахов и остановились у дверей.

– Я послал за камерарием и келарем, дабы прояснить некоторые детали, – пояснил викарий. – Вы же, господин аббат, можете идти, оставив письмо покойного. Скоро утро – время капитула. Да, и прихватите с собой брата Армана, он неважно выглядит – вид чужой смерти особенно тягостен для молодых людей.

Настоятель бросил беспокойный взгляд на фаворита.

– Пойдёмте, ваше высокопреподобие. Визитатор прав – нам есть, что обсудить на капитуле, – процедил брат Арман.

Аббат послушно направился к выходу.

Викарий обратился к Жакобу:

– Будь так любезен, сбегай за сторожами, – затем он повернулся к камерарию и келарю. – Итак, вы и сами видите, по какому печальному поводу я велел разбудить вас раньше времени. Вот письмо, написанное братом Гийомом перед смертью. Кстати, кому из вас знаком почерк хранителя амбаров?

– Мне знаком, господин викарий, – тихо ответил камерарий.

– В таком случае, не засвидетельствуете ли вы его подлинность, брат Жильбер?

Камерарий склонился над листом. Келарь напряжённо молчал, стараясь не смотреть в сторону висельника.

– Да, думаю, это писал он. Видите ли, в своё время брат Гийом хотел получить назначение в скрипторий, но из-за неразборчивого почерка и безграмотности, не смог доказать свою пригодность. Конечно, это признание, по-видимому, написано второпях, но я всё равно узнаю его руку.

– Благодарю вас. Если вас не затруднит, брат Жильбер, прочтите нам его.

Камерарий повернул мятый лист к факелу, который Жакоб уходя, воткнул в землю, и стал читать:

– «Я признаюсь в том, что, движимый дьяволом, подстроил смерть пономаря, а потом я украл из ларца тридцать золотых и хотел бежать. Но совесть всё равно не даст мне жить спокойно. Мне нет прощения, и есть только один выход». Это всё, святой отец. Есть ещё, правда, закорючка, вероятно, означающая подпись.

Камерарий отдал письмо. Матье де Нель тщательно осмотрел его со всех сторон.

– Ну, вот и нашлись ваши тридцать золотых, брат Жильбер, и даже ларец.

– Где же они? – камерарий посмотрел по сторонам.

– У Пьера, сторожа.

– Почему у него? Я думал брат Гийом…

– Пьер оставался наедине с покойником и вестиарием, пока Дидье бегал за аббатом, – объяснил викарий. – Думаю, произошло следующее: войдя в амбар, он увидел деньги, а поскольку читать он не умеет, то ему и невдомёк было, что покойник написал о них в своём предсмертном письме. Да, если бы Пьер и знал, то вряд ли устоял бы перед соблазном – его жадность должна быть вам хорошо известна.

– Алчный змей, – прошипел, молчавший до этого келарь.

– Кстати, – повернулся к нему викарий, – как вы считаете, мог ли брат Гийом покончить с собой?

– Почём я могу знать, – огрызнулся келарь.

– Ну как же, он ведь был в вашем непосредственном подчинении, кому, как не вам лучше знать, на что он был способен.

– На безделье он был способен – вот на что. Это я знаю точно, а мог ли он повеситься, не могу знать, – келарь не скрывал своей враждебности.

– Вы, господин викарий, кажется, не верите в самоубийство хранителя амбаров? – вкрадчиво спросил камерарий.

– Меня смущает эта записка, – Матье де Нель повертел в руках мятый листок.

– А что в ней не так?

– Скажите, почему он ничего не объяснил? – спросил викарий. – Я нахожу это странным.

– Но он ведь написал, что подстроил смерть пономаря и украл деньги, – удивился камерарий.

– Вот именно, – подчеркнул Матье де Нель, – вы очень верно заметили, брат Жильбер, – написал. Но не объяснил, что его толкнуло совершить преступление и каким образом он украл деньги? А ещё та старая турская история. Она никак сюда не вписывается.

– Что вы имеете ввиду под турской историей? – спросил камерарий.

– Разве вы о ней ничего не знаете? Это одна из «историек» покойного пономаря. За несколько дней до смерти ризничий слышал как…

– Ах, да-да, конечно, теперь припоминаю, – перебил камерарий, – брат Антуан что-то такое мне рассказывал, но я, признаться, не придал этому значения. А сам я в Туре никогда не бывал.

– А мне вообще не понятно, – сварливо вмешался келарь, – причём здесь Тур и пономарь с его «историйками». Между прочим, господин викарий, хочу вам заметить, что с тех пор как вы приехали в нашу обитель…

Возвращение Жакоба и сторожей помешало келарю закончить. Он что-то недовольно проворчал и отвернулся.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Викарий, обращаясь главным образом к сторожам, развернул предсмертное письмо брата Гийома и прочёл его вслух.

– Итак, Пьер, передай тридцать экю брату Жильберу, который вернёт их в казну аббатства.

Пьер, не ожидавший такого поворота событий, растерялся, переводя взгляд с одного монаха на другого.

– Ах, ты стервец! – Дидье отвесил напарнику увесистый подзатыльник. – Ничего тебе доверить нельзя. Ну-ка, выкладывай деньги!

Пьер нехотя полез за пазуху и достал оттуда полотняный мешочек, туго набитый монетами.

– Я ведь с вами поделиться хотел, – жалобно заскулил он.

– Ты меня-то сюда не приплетай, бесовское отродье! Ишь чего удумал. Замарать меня хочешь, – Дидье в сердцах отвесил новую оплеуху.

– Довольно, м викарий подошёл вплотную к сторожам. – Извольте, Дидье, изложить события сегодняшней ночи по порядку. И поторопитесь у нас мало времени.

Сторож недовольно засопел, покосившись, на чесавшего затылок, Пьера.

– Мой рассказ много времени не займёт, святой отец. Значит, вышел я, как заведено, обойти хозяйственный двор. Дохожу до этого места и вижу – дверь амбара неплотно прикрыта. Странно, думаю, такого не бывало. Подкрался я тихонько и ухо приложил, а внутри слышу шорох, а потом, вдруг, побежал кто-то. Я ещё сообразить ничего не успел, как вестиарий прямо на меня выскочил. Я, значит, сразу Пьера звать, а вестиария повалил на землю, а он, возьми, и лишись чувств. Я думал поначалу, от страха, что его поймали. Но когда Пьер подоспел и мы вошли в амбар, то сразу поняли, что от страха за своё злодейство.

– Как вам показался вестиарий?

– Чего? – не понял Дидье.

– Ну, каким он выскочил из амбара: испуганным, злым или…

– Да на нём лица не было, хрипел, глазищи выпучил, да все ртом воздух хватал. В общем, не краше висельника был.

– Понятно. Всё это говорит о том, что вестиария гнал из амбара только что пережитый ужас, – заключил викарий.

– Ну, теперь-то, когда вы письмо это прочитали, то ясно, что ужас. А тогда я подумал, что это он брата Гийома повесил.

– А самого брата Гийома вы этой ночью не видели? Должен же он был как-то попасть в амбар.

– Нет, наверное, он пришёл в то время, когда я обходил фруктовый сад, а это с другой стороны.

Викарий посмотрел на висевший труп. Келарь брезгливо отвернулся, камерарий же изо всех сил старался сохранять невозмутимость.

– Хотелось бы мне знать, что здесь на самом деле произошло, – пробормотал викарий. – Снимите его, – велел он сторожам.

Дидье деловито обошёл висельника, примеряясь.

– Пьер, дай-ка мне вон тот табурет. Так не достать, больно высоко висит.

– Что будем делать с покойником? – спросил келарь. – Его ведь невозможно приготовить к погребению, как обычно – самоубийцам нет места на монастырском кладбище. Какой, однако, скандал!

– Да, молвы не избежать, – согласился камерарий. – Прославимся на весь диоцез.

– В амбаре тоже не позволю оставить, – стал горячиться келарь. – Странно, что отец-настоятель не сделал никаких распоряжений на этот счёт. Может вы, господин викарий, знаете что делать?

– Пусть аббат позаботиться о похоронах, – пожал плечами Матье де Нель. – Почему бы вам не обратиться к нему за указаниями? Кстати, вы можете сделать это прямо сейчас, пока брата Гийома снимут. Я не хочу вас больше задерживать, да и капитул вот-вот начнётся.

– Слышали, он не хочет нас больше задерживать, – возмутился келарь, когда они вместе с камерарием покинули амбар. – Какая предупредительность! Вот взял бы, да сам у аббата и спросил, что с удавленником делать, а то нас послал. Ох, не хочется попадать отцу-настоятелю под горячую руку. Вы видели его лицо, когда он выходил из амбара?

Камерарий усмехнулся.

– Его можно понять. За короткий срок без всякой эпидемии в обители скончалось двое монахов, причём один из них самоубийца.

– Верно, – уже более спокойно согласился келарь. – Аббату не позавидуешь. Не пойму только, с чего это Гийом решил повеситься – на него не похоже.

– Он ведь написал: совесть заела.

Келарь насмешливо хрюкнул.

– Она не могла его заесть и даже слегка покусать не могла. Знаете, брат Жильбер, почему? Потому что у него её отродясь не было, – келарь затрясся в беззвучном смехе. – Уж вы мне поверьте, Гийом был лентяй и пройдоха, но не самоубийца. Да вот только вчера я его распекал за нерадивость, а он лишь скалился. Нет, такие как он, не вешаются.

– А почему вы викарию этого не сказали, когда он спрашивал? – поинтересовался камерарий.

– Не его ума это дело, – сердито отрезал келарь. – Я так считаю, хватит ему тут вынюхивать, загостился визитатор у нас, пора ему и честь знать.

– Но тогда получается, что Гийома…, – камерарий осёкся.

– Кто-то пристукнул, – закончил келарь.

Дидье встал на табурет, но из-за малого роста не смог дотянуться до петли.

– Давай-ка, Пьер, залезай ты и обрежь верёвку, а я подержу покойника за ноги.

– Ага, больно охота мне на его рожу смотреть, – проворчал Пьер. Ему подобная смена ролей была явно не по нутру.

– Лезь, лезь, да помалкивай.

Дидье ухватился за ноги покойника.

– Стойте! – вдруг закричал викарий. – Вставай, Пьер!

– Чего вставай? То залезай, то вставай. Сами не знаете, чего хотите. Вам бы только над человеком измываться.

– Молчи, язва, зашипел на него Дидье.

Но викарий, не обращая внимания на недовольство Пьера, взобрался на табурет.

– Ну, Жакоб, ты видишь?

Жакоб подошёл ближе, почесал нос и задумался.

– Вы хотите сказать, что Гийом повесился, встав на этот табурет?

– Это само собой, разумеется. Но не кажется ли тебе, что петля высоковато закреплена для такого малорослого человека, каким был покойник? Вот, если бы я решил повеситься, мне она была бы в самый раз.

– Фу, придёт же вам в голову такое! – суеверно перекрестился Жакоб, но в следующее мгновение лицо его озарила догадка. – Стойте, я, кажется, понимаю, что вы хотите сказать, святой отец – это не брат Гийом привязал к перекладине верёвку.

Викарий спрыгнул на землю и не удержался от иронии:

– Браво, Жакоб, твои способности меня порой приятно удивляют.

– Да? – в свою очередь едко осведомился Жакоб. – Но им, конечно, не сравниться с вашими способностями, которые уж верно нашли объяснение тому, как это покойник оказался в высоковатой для него петле?

Подобные пикировки случались у них нередко: Матье де Нель любил иронизировать, а Жакоб оставлять последнее слово за собой.

– Могу высказать всего лишь предположение, – стал объяснять викарий, – хранитель амбаров был либо без чувств, либо мёртв, в тот момент, когда на его шее затянулась петля. Одно бесспорно – он не самоубийца, следовательно, ничто не мешает похоронить брата Гийома по христианскому обряду.

– Всё это хорошо, святой отец, но нам-то что делать? – нетерпеливо спросил Дидье. – Уже светает.

– Снимайте покойника, затем отнесёте его к санитарному брату, который позаботится о должном погребении. Скажите, викарий так распорядился.

Пьер проворно вскочил на табурет и одним махом перерезал верёвку. Дидье не смог сам удержать тяжёлое тело и рухнул вместе с ним на земляной пол.

– Ну, вот и ответ на твой вопрос, Жакоб, – тихо проговорил викарий, указывая на огромную, налитую кровью, шишку на затылке мертвеца. – Трудно сказать, привел ли удар к смерти или только оглушил несчастного. Но для убийцы это не имело значения, ибо участь брата Гийома была предрешена заранее. Дайте-ка, дорогой Дидье, мне эту верёвку, – попросил викарий сторожа, как только тот снял её с шеи брата Гийома. – Смотри, Жакоб, убийца продумал всё. Видишь, это та самая, что исчезла из рук мёртвого пономаря. Вот на ней грязь в том месте, где пономарь брался за неё по несколько раз в день.

– Но почему убили брата Гийома?

– Вероятно из-за страха перед разоблачением. Сейчас нам лучше поторопиться, Жакоб, – капитул уже начался, а мы ещё не имели удовольствия побеседовать с вестиарием.

***

Брат Тома уже успел оправиться от шока, но был совершенно обессилен. По этой причине санитарный брат оставил его под своей опекой до следующего дня.

Вестиарий лежал с закрытыми глазами, с тоской размышляя над мрачными перспективами. Ясно было одно: расспросов не избежать, следовательно, необходимо придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение своего ночного появления в амбаре. Смерть брата Гийома, как это ни ужасно звучит, даёт ему шанс выкрутиться из щекотливой ситуации. Главное, правильно себя повести.

При появлении викария птичье личико брата Тома жалобно скривилось. Викарий склонился над постелью и участливо поинтересовался его самочувствием.

– Мне уже лучше, – ответил брат Тома, тоном голоса и всем свои разнесчастным видом давая понять, что это далеко не так.

– События этой ночи, безусловно, стали для вас нелёгким испытанием, – начал разговор викарий. – Я знаю, вы были дружны с братом Гийомом, поэтому уверен, желаете поскорее найти его убийцу.

Брат Тома наморщил лоб.

Либо он, либо викарий бредит, говоря об убийце. Сторожа хоть и тихо шептались с санитарным братом, но всё же он разобрал – брат Гийом сам наложил на себя руки.

От последовавшего заявления викария брат Тома вздрогнул – уж не вслух ли он размышлял.

– Брат Гийом не самоубийца. Хотя преступник, безусловно, желал, чтобы все думали именно так. Однако вы, брат Тома, можете послужить справедливости и посодействовать тому, чтобы хранитель амбаров был достойным образом похоронен.

– Как же я могу это сделать? – осторожно поинтересовался вестиарий, пока еще ничего не понимая.

– Без утайки рассказав всё, что вам известно.

Брат Тома отвёл глаза.

Рассказать всю правду никак нельзя – придётся изворачиваться. И зачем только он потащился в этот амбар!

– С чего начать даже не знаю? – брат Тома вздохнул, изобразив задумчивость. – Пожалуй, нужно вернуться к тому времени, когда мы ещё ничего не знали о вашем приезде.

– Как вам будет угодно. Итак? – викарий пододвинулся поближе.

– Однажды покойный пономарь стал рассказывать нескольким братьям, среди которых были и мы с братом Гийомом, случай, происшедший с ним в Туре.

– Не могли бы вы вспомнить подробности той истории, – попросил викарий.

Брат Тома с сожалением покачал головой.

– Нет, не могу. Ризничий вмешался и не дал пономарю закончить свой рассказ. Помню только, что дело там шло о какой-то девице, которую брат Жан, то ли соблазнил, то ли собирался соблазнить. Так вот, после этого брат Гийом и говорит мне, что пономарь ест по ночам мясо и что было бы неплохо проследить за ним и узнать, откуда он достаёт недозволенный уставом харч.

– Вы хотели последовать по его стопам, – понимающе улыбнулся викарий.

Брат Тома запнулся, но только на мгновение, затем с негодованием воскликнул:

– Как можно, святой отец! Мы просто хотели разоблачить пономаря, а потом обо всём рассказать отцу-настоятелю. Между нами говоря, брат Жан был плохим монахом.

Брат Тома покосился на викария – поверил или нет. Тот продолжал ехидно улыбаться. Видно, не поверил, но делать нечего.

– В конце концов, брат Гийом выследил пономаря и узнал, что мясо ему приносит сторож Пьер, когда возвращается из деревни.

– И вы, конечно же, как и намеревались, рассказали обо всём отцу-настоятелю?

Брат Тома опустил веки – язва, а не визитатор. Сделав скорбную паузу, он ответил:

– В этом не было необходимости, потому как в ту самую ночь пономарь сорвался с колокольни.

Викарий наклонился вперёд.

– Вы знаете, брат Тома, я никак не могу уловить связь между чревоугодием пономаря и вашим посещением амбара этой ночью.

– Связь есть, – осторожно ответил брат Тома. Ему предстояло изложить самую деликатную часть «мясной» истории. – На днях я случайно зашёл в амбар и застал брата Гийома, роющимся в углу. По тому как он испугался, я понял, что дело нечисто. Вот мне и подумалось, может брат Гийом сговорился с Пьером и тот стал теперь носить мясо для него? Выяснить это можно было только одним способом: прийти ночью и самому проверить, чего он там прячет. А уж потом, не сомневайтесь, я бы заставил его покаяться перед капитулом, – повысив голос, заявил брат Тома.

Викарий снова понимающе улыбнулся.

– В общем, ночью я пробрался на хозяйственный двор, – продолжал брат Тома, стараясь не смотреть на собеседника – насмешка в глазах викария путала мысли. – Дверь амбара оказалась незапертой. Войдя, я неосторожно смахнул на пол какую-то бумагу, потом долго искал её. Наконец, когда злосчастный листок был у меня в руках, я встал и, – лицо брата Тома исказилось, при воспоминании о пережитом ужасе, – и наткнулся на висящее тело.

Вестиарий, стараясь произвести должное впечатление, закатил глаза и всхлипнул. Реакция викария была неожиданной – вместо предполагаемого сочувствия, чёрствый визитатор поинтересовался:

– Не могли бы вы указать точно место, в котором покойник, что-то прятал?

– В правом дальнем углу за мешками, – прошептал изумлённый вестиарий.

– Благодарю вас, брат Тома, за помощь, – сказал викарий, поднимаясь и делая знак Жакобу следовать за ним.

Брат Тома долго смотрел на то место, где сидел викарий.

Кто бы мог подумать, что и посланник епископа Орлеанского падок на недозволенное уставом мясо. Ишь как быстро побежал его откапывать!

Дверь амбара к радости викария оказалась не заперта. В указанном вестиарием углу действительно обнаружилась рыхлая земля.

Матье де Нель опустился на колени, но Жакоб твёрдо дотронулся до его плеча:

– Позвольте мне, святой отец, ни к чему вам мараться. Скорее всего, брат Гийом хранил здесь тот самый ларец с тридцатью золотыми, благополучно возвращённый камерарию этим утром, – рассуждал Жакоб, выгребая землю. Вдруг он замер и повернул к викарию удивлённое лицо. – Святые угодники! Я что-то нашёл!

Через минуту на ладони Матье де Неля лежал полотняный мешочек – близнец того, что Пьер с такой неохотой отдал камерарию.

– Сколько? – спросил Жакоб, после того как викарий пересчитал деньги.

– Тридцать золотых экю.

– Вот так чудеса! Да в этой обители не амбар, а настоящая сокровищница. Может порыть ещё и в других углах, а, святой отец, как вы думаете?

Матье де Нель ничего не ответил. Он сидел на мешке с зерном и сосредоточенно смотрел в одну точку.

Не получив ответа, Жакоб стал рыскать по амбару, заглядывая во все углы.

– Что ты делаешь? – спросил викарий, очнувшись от своих мыслей.

Лицо Жакоба расплылось в улыбке.

– Ищу следующий мешочек.

– Прекрати. Сейчас не время для глупостей. Нам нужно как можно быстрее покинуть аббатство Святого Аполлинария.

Жакоб застыл с приоткрытым от удивления ртом.

– Но отец-настоятель..?

– Думаешь, наш отъезд его опечалит? – усмехнулся викарий.

– Как раз наоборот. Однако вам придётся объясняться.

– Разве? Нет, Жакоб, я не стану ничего объяснять господину аббату, ибо опасаюсь, что нас тогда действительно побьют камнями.

– Ну что ж, бежать, так бежать, – воскликнул Жакоб, подбирая полы рясы, и устремляясь к двери.

Слух об отъезде визитатора стремительно разнёсся по аббатству. В тот момент, когда викарий присоединился к Жакобу у монастырских конюшен, настоятель в сопровождении брата Армана и келаря преградил им дорогу.

Аббат Симон воинственно поднял мясистый подбородок.

– Как это понимать, господин викарий, вы уезжаете, не посчитав нужным уведомить меня об этом?

– Но, как видно, это не мешает вам быть в курсе моих планов, – парировал Матье де Нель.

Лицо аббата стало багровым. Он шумно втянул воздух.

– Разумеется, я – настоятель этой обители и всё, происходящее в её стенах, должно быть мне известно. Я требую объяснений!

– Каких объяснений вы от меня ожидаете? – спросил викарий, вскакивая в седло.

Аббат бросил взгляд через плечо. Фаворит и келарь ответили на его немое указание понимающими кивками.

– По какой причине вы так неожиданно решили нас покинуть? – вкрадчиво спросил настоятель.

– Причина проста: время визитации давно закончилось, – в тон ему ответил викарий.

– Пусть так, но я нахожу ваш отъезд довольно поспешным, тем более после прискорбного ночного происшествия, – лицо аббата Симона вдруг стало злым. – Кстати, что это ещё за слухи о брате Гийоме? Почему вы дали указание похоронить самоубийцу по христианскому обряду? И с какой целью, позвольте узнать, вы перевернули вверх дном его келью?

– Вас ввели в заблуждение, господин аббат, я и близко не подходил к келье покойника. то до похорон, то вы вольны поступать по своему усмотрению, но я действительно считаю, что брат Гийом не самоубийца. Его повесил тот, кто устроил смерть пономаря, таково моё мнение.

– Вы снова за своё! – закричал настоятель, брызгая слюной. – Хватит! Я не позволю и дальше клеветать на братию! Вы никуда не уедите, пока не расстанетесь с этой глупой идеей, – он схватил лошадь викария под уздцы. Лошадь тревожно заржала, мотнула головой и стала перебирать длинными ногами.

Викарий быстро оценил обстановку – она была не в его пользу.

Брат Арман с келарем подошли ближе и лица их были красноречивей любых угроз аббата. верях пекарни показались двое монахов, привлечённых криками отца-настоятеля. Пока они только наблюдали за тем, что происходило во дворе. Сзади послышались крики. Викарий оглянулся – со стороны кузницы спешило несколько монахов. Ещё немного и сюда сбежится вся обитель. Пришло время для решительных действий.

– Неужели вы задержите нас силой? – деланно удивился викарий, резко дёрнув своего коня за правое ухо.

Конь встал на дыбы, оглашая хозяйственный двор громким ржанием. Аббату в последний момент удалось отпрыгнуть в сторону, спасаясь от его копыт. Монахи разбежались в разные стороны, путь был свободен.

– Вперёд, Жакоб!

Викарий пришпорил коня. Буцефал, проявил небывалую сообразительность, а с ней и прыть, последовав за лошадью викария. Из привратницкой выглянуло любопытное лицо монаха.

– Эй, привратник, срочное дело к Его Преосвященству! – закричал викарий. – Отворяй ворота, если не хочешь провести ночь в карцере.

Ни о чём не ведавший привратник, беспрекословно открыл ворота и выпустил, мчавшихся во весь опор всадников.

– Уф, святой отец, давно у меня так поджилки не тряслись, – выдохнул Жакоб, когда высокие стены обители Святого Аполлинария исчезли с поля зрения.

– Мы должны благодарить Нормандца, – викарий любовно похлопал своего коня холке, – а также епископа Орлеанского.

– Причём тут господин епископ, – фыркнул Жакоб.

– Ну как же! Надеюсь, ты не забыл как накануне первой визитации он решил сделать мне подарок?

– Ещё бы, – тихо проворчал Жакоб, – наш епископ на всё согласен, только бы самому не ехать.

Викарий пропустил тираду мимо ушей.

– Так вот, я был удостоен чести выбрать любого коня из конюшни епископа. Мне приглянулся Нормандец, Его Преосвященство не возражал, но конюх предупредил: «Остерегайтесь случайно дёрнуть его за ухо – он этого не любит. Нормандец с норовом, он просто выбросит вас из седла». Впрочем, в данном случае норов Нормандца пришёлся нам как нельзя кстати, позволив без ущерба покинуть гостеприимную обитель Святого Аполлинария.