Текст книги "Визитатор"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Мелкий снег больше похожий на крупу сыпался с неба и таял, едва достигая ещё не остывшей земли.

Сторож Дидье повертел непокрытой головой. Куда это запропастился бестолковый Пьер? Уже светает, а он всё где-то бродит. В то, что Пьер исполняет свой прямой долг и обходит аббатство с северной стороны, пока он, Дидье, делает тоже самое с южной, старый сторож не верил.

– Верно, где-то нашёл укромное местечко и задрых, – проворчал старик. – Ну, я тебе задам на этот раз, сукин сын, вот только дай тебя найти.

Поиски нерадивого напарника привели Дидье в монастырский сад. Зимой он выглядел заброшенным и неуютным. На сучковатых ветвях старых яблонь, которые, по мнению Дидье, давно пора было спилить, кое-где висели тронутые морозцем, сморщенные яблоки. Сторож брёл между деревьями, то и дело останавливаясь, и вертя нечесаной головой, пока не достиг монастырской стены, в которую упирался сад.

– Это ж сколько она здесь валяется! – проворчал Дидье, заметив у стены брошенную неизвестно кем лестницу. – Гниёт себе добро под дождём и снегом, а никому до этого и дела нету. Надо будет прийти вместе с Пьером, забрать её, да отнести на хозяйственный двор. И куда только подевался этот негодник?

Выйдя из сада, Дидье оказался на кладбище. Впереди в робком свете холодного утра он различил темное пятно карцера. Низкое строение с покосившейся крышей не имело окон, лишь дверь, в которой было прорезано окошечко для подачи пищи. Тот, кто придумал построить этот объект смирения монашеской гордыни рядом с погостом, вероятно, рассчитывал, что созерцание покосившихся надгробий, послужит напоминанием о конечном пристанище каждого, и таким образом будет содействовать раскаянию согрешившего монаха.

Сторож бросил мимолётный взгляд на карцер и застыл на месте с разинутым ртом – дверь была не заперта. Сорванный замок, лежал здесь же на земле.

Епископ барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Никто не решался прервать раздумья Его Преосвященства.

– Значит, вы полагаете, что камерарию помог бежать этот, как там его…

– Пьер, – подсказал Матье де Нель. – Да, я нахожу это единственным разумным объяснением происшедшего. Этот молодой сторож готов на что угодно ради нескольких монет.

– Но откуда камерарий мог достать деньги, сидя в карцере? Или он заинтересовал его чем-то другим?

– Ответ на этот вопрос мы можем получить только от беглецов, прикажите начать поиски, монсеньор.

– Вы считаете это необходимым? – засомневался епископ.

Матье де Нель с удивлением посмотрел на дядю.

– А что вы скажете, если мы оставим всё, как есть, – предложил епископ. – Согласитесь, преступления камерария уничтожат репутацию нашего диоцеза. Для Генерального капитула довольно будет и махинаций аббата Симона. И всё это накануне собора!

Теперь викарию стала понятна истинная причина беспокойства Его Преосвященства  – приближавшийся церковный собор в Париже.

– Боюсь, монсеньор, что дело замять не удастся.

– Хорошо, – безнадёжно махнул рукой епископ, – начинайте поиски.

Монахи Святого Аполлинария, оставив свою обычную работу и забыв о дневном отдыхе, рыскали по окрестностям в надежде напасть на след беглецов.

К исходу второго дня, по поднявшемуся в обители переполоху, епископ понял, что поиски дали результат. Несколько минут спустя в его покои вошёл викарий.

– Ну что, их нашли? – спросил епископ, отодвигая в сторону серебряное блюдо с ароматными грушами.

– Не знаю, как и ответить монсеньор. Пьера – нет, не нашли, в своей деревне он не появлялся. А вот камерария, – Матье де Нель запнулся, – нашли, вернее то, что от него осталось.

Он подал знак Жакобу, и тот поставил на пол кожаный мешок в подозрительных бурых пятнах.

– Что это? – поморщился епископ.

– Брат-госпиталий предложил этим утром отправиться на болото, оно здесь недалеко, за ближайшим лесом, – объяснил викарий. – Вот там-то на лесной опушке камерария, очевидно, и настигли волки – их в этих местах довольно много. Мы собрали всё, что могли и несколько монахов опознали останки. Сомнений нет, это он, – кивнул Матье де Нель, на стоявший у его ног мешок.

– Заслуженная смерть, – констатировал Его Преосвященство, брезгливо покосившись на кожаный мешок. – Унесите же это отсюда!

Архидьякон бросился исполнять приказание, метнув на викария осуждающий взгляд.

– Простите, монсеньор, – пробормотал Мать де Нель, – я не подумал…

– Пустое, – милостиво кивнул епископ, справившись с приступом гадливости. – В общем, это даже к лучшему. Историю камерария можно теперь похоронить вместе с ним. Надеюсь, на соборе о ней никто не вспомнит.

Викарий усмехнулся – Его Преосвященство был верен себе. Репутация будущего кардинала, а епископ ничуть не сомневался в получении им красной мантии, должна быть безупречной. Матье де Нель был в курсе честолюбивых дядиных планов, удивляясь лишь тому, что епископ Орлеана не вознамерился стать Папой.

Что ж, коль Его Преосвященству хочется поскорее предать забвению преступления камерария, пусть так и будет. В конце концов, преступник понёс достойное наказание.

ЭПИЛОГ

Нормандец не спеша вышел за городские ворота и радостно фыркнул открывшемуся перед ним простору. Рядом трусил Буцефал, не желая уступать длинноногому скакуну. Снег тонким слоем покрывал землю, заглушая цокот копыт. Желающих въехать этим ранним утром в Тур, было гораздо больше, чем тех, кто его покидал. Крестьяне понукали навьюченных ослов, а то и просто толкали перед собой нагруженные тележки, спеша побыстрее оказаться на городском рынке.

Сильный порыв ветра заставил викария и Жакоба плотнее закутаться в шерстяные плащи, которые, впрочем, плохо защищали от холода. Жакоб, поправляя капюшон, заметил:

– Я вот так и не понял, святой отец, как это вы догадались, что Пьера следует искать в Туре?

– Это была не догадка, Жакоб, а результат логических размышлений, – ответил Матье де Нель. – Подумай сам, камерарий сидит в карцере, до казны аббатства ему теперь не добраться. Чем он мог прельстить Пьера? Скорее всего, дело было так: ночью, когда сторож проходил недалеко от карцера, камерарий его окликнул и, пользуясь ненасытной жадностью Пьера, уговорил вместе удрать, посулив ему такую сумму, которая заставила сторожа, недолго думая, оставить тёплое место в обители и согласиться на предложение камерария. Таким образом, Пьер под покровом ночи принес лестницу, сбил замок с двери карцера и освободил преступника. Вместе они перелазят через стену аббатства и разделяются, условившись встретиться в Туре в доме родственников Кристофа Донжа. Там-то Пьер и должен был получить расчёт за свои услуги.

– Почему вы думаете, что они не бежали вместе?

– Мне кажется это очевидным. Если бы они отправились в лес вдвоём, то мы бы нашли останки и Пьера, но то, что он объявился в доме Донжей, говорит в пользу моего предположения.

– И всё-таки, не понимаю я доверчивости Пьера, – покачал головой Жакоб. – Ведь камерарий мог его надуть.

– Трудно сказать, какими мыслями руководствуются подобные ограниченные натуры, – пожал плечами викарий. – К тому же, сребролюбие зачастую и умного человека делает слепым. Взять хотя бы Его Святейшество Папу.

– Ох, не нравятся мне ваши речи, святой отец, – неодобрительно прищёлкнул языком Жакоб. – От них попахивает костром инквизиции.

– Ерунда. Ничего особенного я не сказал, – усмехнулся викарий, но тему сменил. – Возможно, визитация аббатства Сен-Себастьян…

– А что, у господина епископа снова разыгралась подагра? – непочтительно перебил викария Жакоб.

– Нет, Его Преосвященство, к счастью, здоров, но визитатором всё-таки буду я, – отрезал викарий, а потом добавил совсем другим тоном: – Знаешь, Жакоб, я тут подумал, почему бы нам, в меру своих сил…

Но Жакоб потерял всякий интерес к разговору. Он с беспокойством оглядывался по сторонам.

– Куда это мы направляемся, святой отец? Мне кажется, эта дорога ведёт в Париж, а не в аббатство Сен-Себастьян.

– Твоя наблюдательность, Жакоб, тебя не подвела. Мы действительно едем в Париж.

– Куда?! – глаза Жакоба готовы были выкатиться из орбит. – Вы сказали в Париж, я не ослышался, святой отец?

– Нет, всё верно. В Париж – чудеснейший из городов.

– Как же так? Вы мне ничего такого не говорили раньше!

– Разве? – пробормотал викарий. – Мне казалось, что я тебя предупредил, но раз нет, то, надеюсь, ты меня простишь, очевидно, память меня подвела.

– Причём тут ваша память! – продолжал возмущаться Жакоб вероломством святого отца. – Вы специально молчали, зная, что, куда-куда, а в Париж, я ни за что не соглашусь ехать.

– Чем же он тебе не угодил?

– А то вы не знаете! Стоит мне въехать в его ворота, как меня тут же сцапают люди прево.

– Ты, как всегда, преувеличиваешь, Жакоб. Прошло более шести лет. Все уже забыли о той истории. К тому же, сейчас на тебе монашеская ряса, способная защитить от преследований господина прево.

– Так-то оно так, но всё же, м не унимался Жакоб. – И зачем нам тащиться в Париж? Жили себе спокойно столько лет вдали от него, так нет, подавай вам Париж!

– Всё объясняется очень просто. Его Преосвященство опасается, что на Церковном соборе кое-кто из его недругов может использовать недавние преступления в аббатстве Святого Аполлинария как выпад против него. Вот он и попросил меня приехать и в случае необходимости выступить очевидцем происшедшего, дабы никто не смог исказить факты. Не вешай нос, Жакоб, мы пробудем там неделю, не более. Кроме того, эта поездка даёт тебе шанс победить свой страх.

– Разве только на неделю, – буркнул в ответ Жакоб. – Но чует моё сердце, неделей не обойдётся.