Текст книги "Визитатор"

– Ну что ж, тем лучше, – викарий бросил на пол одежду. – Вычисти-ка её хорошенько, а лучше выстирай: от неё разит мокрой козой.

– Всё сделаю, святой отец, но раньше расскажу вам обо всём, что мне удалось узнать, и вы поймёте, что я времени зря не терял, – заявил Жакоб.

– Кто посмеет в этом усомниться, – пробормотал Матье де Нель, переодеваясь. – Начинай же, я выслушаю тебя с большим вниманием.

Жакоб покосился на викария. Обидеться или нет? Всем хорош святой отец, что и говорить, но есть у него один недостаток – любит он подсмеиваться над бедным Жакобом. Ну, да ладно, обидеться можно будет и в другой раз.

– Тот рыжий монах, о котором вы хотели узнать, – это брат Гийом, он хранитель амбаров, – принялся выкладывать добытые сведения Жакоб. – Так вот, он сидел недалеко от меня за обедом, поэтому я и смог подметить у него на левой руке глубокую царапину.

Матье де Нель пододвинул кресло ближе к камину, опустился в него и сложил кончики пальцев.

– Вот как? А если учесть неуставную обувь брата Гийома, возникает множество вопросов. И мы их обязательно ему зададим.

– Вы сказали, неуставная обувь, святой отец?

– Да, сегодня утром, когда все толпились у тела пономаря, я заметил, что он был обут не по уставу. Хотелось бы знать, в чём тут причина.

Новость оказалась не столь загадочной, как ожидал Жакоб. Он досадливо поморщился.

– Ну, для этого найдётся не меньше сотни правдоподобных объяснений.

– Но мне не нужна сотня, – возразил викарий. – Мне нужно лишь одно, причём не правдоподобное, а истинное. А, кроме того, утром на его лице вместо ужаса, как то было у других монахов, я увидел разочарование.

– Разочарование? – переспросил Жакоб.

– Вот именно. И мне не терпится узнать, почему смерть пономаря не ужаснула, а разочаровала брата Гийома.

Викарий встал и подошёл к окну, по стеклам текли тонкие струйки снова припустившего дождя.

– Итак, у нас на подозрении пять человек. Во-первых, аббат, во-вторых, брат Юбер, в-третьих, хранитель амбаров, в-четвёртых, сторож Пьер, ну и наконец, ризничий – я заметил во время службы шестого часа2121
  Шестой канонический час – около 11.30


[Закрыть]на его правой руке порез.

– Если вы спросите меня, святой отец, то я вам отвечу, что брат Гийом, хранитель амбаров, и есть убийца.

Викарий обернулся. Его лицо Жакоб не мог разглядеть – святой отец стоял спиной к окну, – однако по насмешливому тону понял, что викарий с его мнением не согласен.

– Позволь узнать, почему?

– Всё очень просто: он самый подозрительный.

– Это не аргумент, – викарий покачал головой, скрещивая руки на груди. – Но, если следовать твоей логике, то я выбираю ризничего.

– Ризничего? Вот-те раз! – Жакоб не скрывал разочарования.

Неужели святой отец и впрямь подозревает этого полоумного: брат Антуан, по словам местных монахов, свихнулся на святом Аполлинарии. Правда, в любом аббатстве положено чтить святого покровителя, но, как говорится, всему есть мера, а вот у ризничего, похоже, её нет.

– Да. С самого первого дня мне кажется, что брат Антуан не в своей тарелке, – продолжал рассуждать викарий. – Он либо чего-то боится, либо…

– Помешанный, – ввернул Жакоб.

Лицо викария изумлённо вытянулось, но прежде чем Жакоб успел что-либо объяснить, в дверь настойчиво постучали. Брат Арман собственной персоной возник на пороге.

– Его высокопреподобие желает поговорить с господином викарием.

– Передайте господину аббату, что я сейчас буду, – в тон ему ответил Матье де Нель.

Фаворит поклонился и вышел. Викарий сделал знак Жакобу, открывшему было рот, и зашептал:

– Тс, помолчи немного. Если не ошибаюсь, аббат сделал брата Армана моей тенью. Я сегодня повсюду натыкаюсь на него. Отцу-настоятелю явно не нравится то, что я хожу по обители и разговариваю с монахами. Почему?

– Потому что он и есть убийца, – с жаром отозвался Жакоб.

Викарий никак не отреагировал на последнюю реплику Жакоба, вместо этого он заметил:

– Завтра состоятся похороны.

– И вы считаете, святой отец, что убийца себя выдаст, – предположил Жакоб. – Точно! Он под каким-нибудь предлогом не придёт на похороны и нам останется только узнать, кого не было, и всё станет ясно.

Викарий остановился в дверях.

– Ты ошибаешься, Жакоб. Он обязательно придёт. Человек, устроивший трюк с подрезанной верёвкой, не столь глуп, дабы подобным образом выдать себя. Но наблюдая, полагаю, мы сможем заметить что-нибудь интересное.

Аббат Симон ценой больших внутренних усилий сохранял самообладание.

Самые невероятные слухи за короткое время успели распространиться по обители, будоража монахов. А виной всему – расследование, начатое викарием, и он, как настоятель, в данной ситуации оказался в щекотливом положении. При других обстоятельствах он с самого начала на корню пресёк бы деятельность самозваного дознавателя – монахи, аббат не сомневался, поддержали бы такое решение. Но, в сложившейся ситуации, невозможно помешать расследованию, не возбудив подозрений визитатора. А это было ни к чему.

Дверь отворилась, и брат Арман доложил о приходе викария.

– Смею надеяться, что обедом вы остались довольны, – проворчал аббат Симон, приглашая викария занять кресло напротив. – Не хочется, знаете ли, чтобы в своём отчёте Его Преосвященству вы упрекнули меня в потакании желаниям чрева.

– Ну, вы зря беспокоитесь, – ответил Матье де Нель, – я не сторонник умерщвления плоти и обед мне показался образцовым: не обилен, но сытен. Как раз то, что необходимо монаху.

Хитёр викарий – ишь как выкрутился. Аббат стиснул посох – нужно было чем-нибудь занять руки, которые могли выдать его внутреннее волнение.

– Я знаю, вы расспрашиваете братию о пономаре. Я не собираюсь вам это запрещать, но считаю себя обязанным высказать свои соображения по этому поводу.

– Буду вам премного благодарен, – поклонился викарий. – В свою очередь хочу заверить, что единственным моим желанием есть установление истины и разоблачение убийцы. Что же касается визитации, то уверяю вас, я не преследую цель отыскать все мыслимые и немыслимые отступления от устава во вверенной вам обители, – викарий обезоруживающе улыбнулся. – Я предпочитаю руководствоваться советом Екклесиаста: «Не будь слишком строг, и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя?». Очень мудрые слова, не правда ли? Но, простите, я перебил вас. Вы, кажется, хотели высказать мне свои соображения по поводу смерти пономаря.

– Не совсем по этому поводу, – ответил аббат, избегая смотреть на викария. – Дело в том, что братия в смятении.

– Вот как? И что же возмутило её дух?

Аббат уловил едва заметную иронию в голосе викария и недовольно засопел. Матье де Нель поспешно добавил:

– Впрочем, я догадываюсь. Их, вероятно, потрясло убийство брата Жана.

– Правильнее было бы сказать, их потрясли ваши инсинуации, – настоятель резко ударил посохом об пол. – Монахи встревожены вашими действиями. Всего лишь полдня расследования посеяли в аббатстве семена недоверия и подозрительности. Почему вы ищете убийцу среди братии? Вот, что беспокоит монахов Святого Аполлинария, господин викарий.

Аббат Симон готов был ещё кое-что добавить, но, взглянув на собеседника, сник, растеряв запал негодования: в карих глазах викария промелькнуло и погасло презрение, уступив место жёсткости.

– Страхи монахов Святого Аполлинария мне ясны, – заявил викарий. – Тем не менее личность покойного вызывает у меня отнюдь не праздный интерес. Например, я слышал, что пономарь был склонен к чревоугодию и пустой болтовне. Насколько правдивы эти слухи?

Настоятель всплеснул руками, посох с глухим стуком упал на ковёр.

– Но, господин викарий, вам ли не знать, что этим порокам подвержено всё наше монашество. Или, по крайней мере, добрая его половина.

– К прискорбию, вы правы, – согласился Матье де Нель и неожиданно добавил. – Я бы желал посмотреть на келью покойного.

– Зачем? – насторожился настоятель.

– Да так, знаете ли, чтоб составить собственное мнение о том, кто в ней ещё недавно проживал. Вы, конечно, понимаете, что монахи, говоря друг о друге, обязательно не преминут добавить к своему рассказу что-нибудь от себя.

– Резонно, – успокоился аббат. – И когда вы желаете посмотреть?

Звон колокола прервал их разговор, возвещая о начале службы.

– Давайте сделаем это после Вечерни, – предложил викарий.

– Во время ужина? – удивился аббат Симон.

– Именно, это избавит нас от свидетелей и неизбежных в таком случае разговоров? Поэтому лучше осмотреть келью усопшего пока братия вкушает пищу в рефектарии.

Аббату ничего не оставалось как согласиться.

Матье де Нель почувствовал удовлетворение, войдя в келью покойного брата Жана: ее еще не успели убрать, поэтому все вещи нетронутыми лежали на своих местах.

– Не всем обителям так повезло, как вашей, господин аббат. В некоторых монахи до сих пор спят в общем дормитории2222
  Дормиторий (зд.) – общая спальня монахов


[Закрыть], хотя признаю, таких осталось совсем немного, – сказал викарий, цепко окидывая небольшое пространство.

Нехитрое убранство кельи состояло из маленького стола у окна, табурета, ларя и кровати, над которой висело распятие. Внимание викария сосредоточилось на кровати, покрытой грубым коричневым одеялом.

– Ну, в нашем аббатстве тоже когда-то был общий дормиторий. К счастью, один из моих предшественников выпросил разрешение у епископа сделать отдельные кельи, – пустился в объяснения аббат Симон. читаю, правильно сделал. Правда, потребовалась основательная перестройка братского корпуса, но усилия и затраты того стоили: с тех пор монахи стали меньше друг на друга жаловаться.

– А вот льняные простыни епископ тоже разрешил иметь? – спросил викарий, приподнимая край одеяла.

На лбу отца-настоятеля выступила испарина.

– Видите ли, у меня столько дел, что не всегда есть время проводить инспекции в братских кельях.

– Охотно верю, иначе вы бы обязательно обнаружили вот это, – викарий аккуратно потянул за толстую нить, свисавшую до пола.

Тюфяк в ногах кровати легко распоролся. Матье де Нель запустил руку в его соломенные недра, извлёк оттуда промасленный тряпичный свёрток, осторожно развернул его и понюхал.

– О, да тут отличный кус мяса! Если не ошибаюсь, это баранья нога, совсем свежая и почти нетронутая. Посмотрите!

Аббат придвинулся ближе, чтобы рассмотреть находку.

– Да, вы, кажется, правы. Не понимаю, однако, как вы узнали.

– Это всё мой нос, – ответил викарий, но, заметив недоумение аббата, пояснил: – Видите ли, у меня необыкновенно чувствительный нос. Однажды в Лионе мне встретился итальянский купец, привозящий с Востока масла и духи для дам. Так вот, он самым серьёзным образом уговаривал меня вступить с ним в долю. У меня, уверял он, очень редкое обоняние, позволяющее улавливать самые тонкие и едва различимые запахи.

Аббат Симон недоверчиво уставился на длинный нос викария – может, именно в длине и состоит секрет его редкого обоняния?

– Хм, занятно, – пробормотал настоятель. – Но, право, глупо делать предложение подобного рода лицу духовному.

Из груди викария неожиданно вырвался грустный вздох.

– Видите ли, это случилось в пору моей молодости. Тогда я даже не помышлял об уходе от мирских соблазнов, – затем, устыдившись собственной слабости, он решительно завернул баранью ногу в тряпицу и, повернувшись к аббату, излишне резко сказал: – Вернёмся всё же к нашей находке. Мясо, как вы должны были заметить, свежее. Скорее всего пономарь раздобыл его накануне. Как, по-вашему, это могло произойти?

Аббат пожал круглыми плечами.

– Понятия не имею. Без моего разрешения никто не может покинуть стены обители, а я ему такового, разумеется, не давал.

– Кстати, – оживился викарий, – я слышал, что пономарь частенько ездил в Орлеан. Хотелось бы знать, с какой целью?

– Он искал покупателей на наше вино и зерно, – быстро ответил аббат, отводя глаза.

– Разве это не забота келаря?

– Да, но в отличие от нашего келаря пономарь был прирождённый торговец. Ну, вы понимаете, что я имею ввиду?

– Нет, – искренне ответил викарий.

Настоятель несколько раз моргнул и устало опустился на кровать покойного.

– Как вам объяснить, – аббат хрустнул суставами пальцев. – У него был дар убеждать покупателя, а это целое сокровище в наше время. Он так умел расписать товар, что тот продавался, словно горячий хлеб. В год моего избрания настоятелем, аббатство Святого Аполлинария было в плачевном состоянии. А теперь? Нашими усердными трудами и молитвами обитель не только не захирела, подобно многим, но и стала получать некоторую прибыль. Вот тут-то талант пономаря и пригодился, – по мере того, как рассказ приближался к теме монастырских доходов, аббат Симон всё более приободрялся. – Приведу всего лишь один пример: раньше мы были счастливы, если удавалось продать наше вино по 10 денье. Разве это не чудовищно! Уксус – и тот стоит дороже. Конечно, мы и не думали тягаться с аббатствами Бордо или Парижа, но, согласитесь, и наше не хуже. К счастью, с приходом брата Жана дела у нас разительно пошли в гору. Теперь мы продаём вино по 18, а то и 20 денье. Благодаря пономарю наша обитель в последние годы накопила достаточно денег, чтобы купить новые виноградники и обновить алтарь. Жаль, что брата Жана нет больше с нами, – аббат скорбно прикрыл глаза.

– Но почему вы в таком случае не назначили его келарем? – спросил викарий.

– О, он не был тщеславен и довольствовался своим положением пономаря, – аббат поднялся и тяжёлыми шагами направился к двери.

– Кто же теперь станет сбывать монастырское вино? – продолжал любопытствовать викарий.

– Думаю поручить это брату Арману. Он тоже, как оказалось, не без способностей негоцианта. Пару раз пономарь брал его с собой в Орлеан, как чувствовал бедняга, что нужно подготовить себе замену. Да, – печально вздохнул аббат, – смерть брата Жана – большая потеря для нашей обители.

Викарий, следовавший за настоятелем, в дверях ещё раз окинул внимательным взглядом келью.

– Ну что ж, здесь, пожалуй, всё. Мясо я возьму с собой. Необходимо установить, каким путём оно попало в стены аббатства.

Спускаясь по лестнице, викарий, указывая на повязку, спросил:

– Что это у вас с пальцем, господин аббат?

– Нарыв, – ответил отец-настоятель, подняв палец вверх, и неся его, как свечу, – неприятная вещь, скажу я вам. Сначала думал, что сам пройдёт. Но вчера санитарный брат уговорил меня вскрыть его и наложил какую-то мазь. Обещал, что за неделю всё заживёт.

– Будьте осторожны. В Ножанском приорстве так один монах чуть не умер.

– Как, от простого нарыва?! – аббат Симон даже остановился.

– Ну да, – подтвердил викарий. – Началось с пальца, правда, на ноге, а потом всё его тело покрылось гнойными нарывами. Едва выкарабкался.

– Что вы говорите! – воскликнул аббат с ужасом, уставившись на свой перст.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Утром следующего дня на кладбище, расположенном сразу за фруктовым садом монастыря, собралась вся обитель. Место вечного успокоения обильно заросло травой – то, что было прахом и в прах возвратилось, в уходе не нуждается. Впрочем, подобное нерадение по достоинству можно было оценить только в непогоду: по крайней мере, ноги не утопали в раскисшей земле.

Матье де Нель исподволь наблюдал за монахами, но аббат, ризничий, хранитель амбаров, брат Юбер и даже сторож Пьер, словом, все подозреваемые, имели скорбный вид, как и полагается на похоронах.

В тот момент, когда бренные останки брата Жана были опущены в землю, с неба сорвались первые холодные капли дождя. Аббат Симон первым бросил в могилу три лопаты земли, его примеру последовали остальные монахи. Подгоняемые усиливающимся с каждой минутой дождем, они старались как можно быстрее закопать могилу, захватывая ольшие комья мокрой земли.

Наконец могила была засыпана, братия, возглавляемая аббатом, под пение псалмов двинулась к выходу, правда, чуть быстрее чем того требовали обстоятельства.

– У меня до сих пор не было случая выразить вам свою благодарность, брат Юбер, – тихо проронил викарий, поравнявшись с братом Юбером. – Вы содержите бритвы в превосходном состоянии. Не в каждом аббатстве так тщательно за этим следят. Поверите ли, в прошлую мою визитацию по причине тупой бритвы Жакоб немилосердно изодрал мне кожу головы, выбривая тонзуру.

– О-о-о! – посочувствовал хранитель бритв.

– Да-да-да, это было просто ужасно. Что делать! Нерадивые монахи ещё не перевелись.

– И не переведутся, – неожиданно с чувством добавил брат Юбер.

– Вы имеете в виду кого-то конкретно? – осторожно поинтересовался викарий.

Брат Юбер, сболтнув лишнее, втянул голову в плечи.

– Продолжайте, брат Юбер, – настаивал викарий. – Вы ведь понимаете, что с моей стороны это не праздное любопытство. Долг визитатора – знать, что происходит в аббатстве, не так ли?

Хранитель бритв не долго терзался выбором – сказать о наболевшем или промолчать.

– Эх, будь, по-вашему. Вообще-то, тут такого можно порассказать. Взять, хотя бы, брата Армана. Редкая удача застать его в скриптории2323
  Скрипторий – помещение для переписки рукописей


[Закрыть]. Зато уж вы точно не ошибётесь, если поищите его в настоятельских апартаментах.

– Должен вам признаться, я это успел заметить.

– Ага! – в голосе брата Юбер прозвучало удовлетворение.

Викарий понимающе хмыкнул. Ну что ж, всё ясно – хранитель бритв на дух не переносит любимца отца-настоятеля и воспользовался случаем насолить ему. Порой за высокими стенами аббатств кипят нешуточные страсти.

– И всё-таки усердный труд монаха всегда вознаграждается, – викарий вернул разговор в прежнее русло. – Но, как вижу, с вашей стороны такое усердие требует немалого самопожертвования, – он указал глазами на порезанную руку собеседника.

– Пустое, – небрежно отмахнулся брат Юбер. – Раньше бывало хуже, дня не проходило, чтоб я не поранился. Санитарный брат не успевал накладывать мне новые повязки. Теперь наловчился и редко его беспокою. Я, знаете ли, люблю во всём порядок: если точить бритву, то на совесть, так, чтоб волос налету разрезала. Камерарий мной доволен, не все его помощники так усердны, как я, – похвастался брат Юбер. – Он даже как-то похвалил меня перед самим господином аббатом.

– Что вы говорите! Впрочем, Жакоб тоже очень вас хвалил. Особенно ему понравилось, в каком порядке вы всё содержите.

– Ну что вы! – прочувствованно воскликнул брат Юбер и скромно добавил. – Конечно, иногда случаются и казусы. Вот, к примеру, третьего дня я приготовил всё, как положено. Вернее, я так думал. Но в тот момент, когда брат Жакоб пришёл за бритвой и чистыми полотенцами, оказалось, что бритвы лежат не на своих местах.

– Но этому, я думаю, должно быть, какое-то простое объяснение, – поощрил словоохотливого монаха викарий.

Брат Юбер замялся.

– Понимаете, хворь со мной приключилась, и отчего – неясно. Я, честно говоря, на повара нашего погрешил: то-то молочный суп мне показалась прокисшим в тот день. В общем, здорово меня прихватило. Раз сто в отхожее место бегал, а под утро не утерпел, пошёл к санитарному брату. На рассвете возвращаюсь, смотрю, а бритвы-то мои в ларце переложены, а одной и вовсе не нашёл.

– Может, ошиблись? – предположил викарий.

– Ну что вы, – возмутился брат Юбер, – я их как свои пять пальцев знаю: у одной щербинка на рукоятке – она всегда справа лежит, у другой…

– Возможно, кто-нибудь в ваше отсутствие зашёл и переложил, – прервал викарий хранителя бритв, опасаясь, как бы тот не углубился в пространное описание, вверенных ему орудий гигиены.

– Так кто ж зайдёт! Все спали давно. Да и зачем? – искренне удивился брат Юбер.

Викарий поспешил увести разговор в сторону, дабы монах не успел задуматься над своим последним вопросом.

– Ужасная погода! Боюсь, как бы ни простудиться, иначе я не смогу зайти к вам, чтобы лично насладиться образцовым порядком.

– Буду очень рад. Для меня это большая честь, святой отец.

– Ну, тогда ждите, обязательно приду, – пообещал викарий.

– Лучше до полудня. В это время я всегда на месте.

– Вот этого сказать заранее не могу. Но у вас ведь не заперто? – простодушно поинтересовался викарий.

– Как же незаперто! – воскликнул брат Юбер. – Я всегда закрываю, а ключ храню в келье.

– Очень предусмотрительно, – похвалил викарий. – Тогда ждите меня завтра до полудня, брат Юбер.

Расставшись с хранителем бритв у братского корпуса, Матье де Нель, невзирая на дождь, направился к себе прямо через клуатр – всё равно уже промок до нитки. друг он услышал, как его кто-то тихо окликнул. Викарий обернулся – из-за двери, ведущей в скрипторий, выглядывал приор и подавал ему знаки.

– Простите, господин викарий, я думал, вы меня заметите, – с таинственным видом зашептал приор, покидая своё укрытие. – В галереях, конечно, запрещено разговаривать, но я не смог подойти к вам сразу после похорон, вы были заняты разговором с братом Юбером. Вот я и решил подождать вас здесь. Видите ли, я должен вам кое о чём рассказать.

Он замолчал и выжидательно уставился на викария. Матье де Нель в данный момент хотел только одного: сменить промокшую насквозь рясу, и приор со своими тайнами был весьма не кстати. К тому же он был почти уверен, что речь, скорее всего, пойдет о каких-нибудь слухах, касающихся отца-настоятеля. С тех пор, как небольшой приорат, подчинявшийся ранее аббатству Святого Аполлинария, был закрыт вопреки желанию приора, последний буквально завалил канцелярию епископа Орлеанского жалобами на отца-настоятеля.

– Ну-ну, я вас слушаю, – поторопил викарий приора.

– Я знаю, сплетничать грешно, но в данных обстоятельствах считаю своим долгом рассказать вам об одном происшествии. Возможно, это поможет вам установить истину, то есть я хочу сказать, найти убийцу пономаря.

– Итак, как я понимаю, вы хотите рассказать мне о каком-то происшествии? – нелюбезно осведомился викарий, передернув плечами под мокрой одеждой. Ходивший вокруг да около приор все больше раздражал его.

– Это случилось незадолго до вашего приезда, – зашептал приор. – Как-то после Утрени я отправился в скрипторий, чтобы узнать, готова ли рукопись, заказанная нашему аббатству графом Сен-Поль. Так вот, подходя к двери, я услышал за ней голоса. Говорили достаточно громко, то есть так, как в обители обычно не говорят. Я прислушался – это были брат Арман и брат Жан, да покоится прах его в мире.

– Вы знаете, его высокопреподобию это не понравится, – сказал брат Арман.

– Пусть так, но глупо упускать такую возможность, – ответил пономарь. – Мы можем сорвать хороший куш.

– Иногда благоразумие требует понести убытки, дабы в будущем получить сторицей.

– Чушь! – крикнул пономарь. – Вы слишком с аббатом осторожничаете. Я же готов рискнуть.

Брат Арман ответил не сразу. Но когда он заговорил, голос у него был дрожащим, как мне показалось, от сдерживаемого гнева:

– Не советую вам этого делать, брат Жан. Своей жадностью вы можете всё погубить. Повторяю, отступитесь на этот раз, не то…

– Не то что? – запальчиво воскликнул пономарь. – Вы мне, кажется, угрожаете, брат Арман? Так знайте, что бояться мне нечего: вы с господином аббатом увязли в этом деле по самые уши, посему не в ваших интересах терять такого союзника, как я.

– Ну как знаете, – уже спокойно ответил брат Арман. – Однако помните, я вас предупредил.

Приор перевёл дух.

– Это всё, господин викарий. Тогда мне показалось, что речь, вероятно, идёт о каких-то сделках, ради которых аббат отпускал пономаря в Орлеан. Конечно, в монастыре никто достоверно не знал об истинной цели поездок брата Жана, но слухи, как вы догадываетесь, всегда ходили. Но теперь я подумал, а что если между тем разговором и смертью пономаря есть связь? В общем, я облегчил свою совесть, а уж вам решать…

– Вы правильно сделали, рассказав мне обо всём, – перебил вконец окоченевший викарий. – Простите, но я спешу переодеться – боюсь, я слишком промок, – и он круто повернулся, оставив разочарованного приора в одиночестве.

Стуча зубами, викарий наконец добрался до отведённых ему покоев, где его тут же атаковал взволнованный Жакоб.

– Ну, что он говорит?

– Кто? – опешил Матье де Нель, не понимая, каким образом Жакоб успел узнать о его разговоре с приором.

– Брат Юбер, кто же ещё! Я заметил, как вы с ним вместе шли с погоста.

Всё ясно, Жакобом снова овладел охотничий азарт, следовательно, быстрее будет самому найти во что переодеться. Викарий огляделся.

– Послушай, Жакоб, ты вычистил рясу, ну ту, которую я дал тебе вчера?

– Вычистил, вычистил, – проворчал Жакоб, доставая одежду из сундука. Смена темы была ему явно не по нутру. – Вы в ней будто на овчарню заглядывали.

– Да? А мне показалось, что это была козья шкура и притом довольно вытертая. Надеюсь, запаха не осталось? – поинтересовался викарий

– Не переживайте, всю ночь лежала в сундуке, переложенная мешочками с душистыми травами – всё, как вы любите, так что одевайте смело, – и, очевидно, решив, что уже довольно времени потрачено на пустые разговоры, Жакоб вернулся к интересовавшей его теме. – По правде говоря, я предпочёл бы, чтоб злодеем оказался не брат Юбер.

– Да? – спросил викарий, придирчиво обнюхивая рясу: та действительно пахла лавандой.

– Отчего же, позволь узнать?

– Он мне нравится и лицо у него хорошее, – ответил Жакоб, помогая Матье де Нелю облачиться в сухую одежду.

– Вот как! Не далее как вчера, ты, по-моему, был уверен в его виновности. Должен заметить, что твои суждения основываются не на фактах и логике, а исключительно на чувствах.

– И что такого? – пожал плечами Жакоб.

– В делах подобного рода, чувства личной симпатии и антипатии недопустимы, м назидательно ответил викарий.

– И всё-таки я готов побиться об заклад, что это не брат Юбер. Хотите пари?

– Ох, Жакоб, ну что ты, в самом деле! – с досадой воскликнул викарий. – Забыл, кто ты? Какие в стенах аббатства могут быть пари! Дай-ка лучше мне вина. Я, кажется, сегодня схвачу насморк, а может чего похуже.

– Сейчас, сейчас, у меня припасено немного крепкого, – отозвался Жакоб, перерывая содержимое дорожной сумы в поисках фляги с вином. – Однако в отношении пари вы не правы, святой отец. Вы, тут спору нет, очень сведущи во всяких там книжных делах, но не обижайтесь – жизнь монаха я знаю лучше. И вот вам доказательство: пока в каждом визитируемом нами аббатстве вы роетесь в этих пыльных манускриптах (и есть же охота!), я не без пользы провожу время с братией. Так вот, я доподлинно знаю, что наши монахи азартны и заключают пари по самым разным поводам.

Викарий подозрительно прищурился, беря флягу из рук Жакоба.

– Скажи-ка на милость, отчего же ты не удосужился рассказать мне об этом раньше?

Жакоб спохватился и прикусил язык.

– Ну, оттого, наверное, что случай не представился, м вывернулся он.

– А сейчас, значит, представился, – Матье де Нель отхлебнул вина, в горле приятно потеплело. – Тогда послушай меня, знаток монашеской жизни, и скажи, если я не прав: молчал ты потому, что сам участвовал в этом непотребстве, – указательный палец викария с силой упёрся в грудь Жакоба. – Теперь же решил преподать урок реальной жизни книжному червю, каковым ты меня считаешь.

Жакоб растерянно заморгал, но раздавшийся в этот момент робкий стук в дверь, положил конец щекотливой ситуации, сулившей ему большие неприятности.