Текст книги "Бриллиантовая пыль"

Оценивающим взглядом Зоя окинула портретное фото Андрея Легостаева, которого она все равно считала мужем тетки. Да и какая разница – расписались они или нет? Жили-то вместе. Темноволосый, с четко очерченным контуром лица, с волевым подбородком, может, чуть большеватым носом, который, впрочем, ничуть его не портил. Глаза красивые и взгляд – искренний, открытый. А его баскетбольный рост! Зоя вспомнила, как маленькая тетка рядом с ним смотрелась – игрушечка, девочка. «Конечно, за таким парнем любая не раздумывая уехала бы хоть на край света», – размышляла Зоя. Впрочем, тетка-то, как раз наоборот, с края света подалась в цивилизацию. Это сейчас Мирный более-менее преобразился. После того как компания «АЛМИРА», прибравшая к рукам алмазный бизнес, встала на ноги, развернулась и начала заниматься городом – строить стадионы, кинотеатры, современные дома. А тогда, в восемьдесят шестом году, когда уезжала тетка, Мирный был дыра дырой.

Зойка по тете Нине поначалу очень скучала. А потом забылась – началась интересная жизнь: школа, танцевальный кружок, ребята. Года через три ее отец развелся со странной оленеглазой якуткой и сошелся с Любашей, пышнотелой доброй поварихой. В альбоме лежал снимок, где вся семья – дед, Зойка, отец с Любашей и тетя Нина с дядей Андреем, приехавшие в гости, – жарила шашлыки. С Любашей в доме было хорошо – как-то тепло, уютно. Она проверяла у Зойки уроки, шила ей платья, много болтала. Соседи сплетничали, что она переспала со всем кварталом. Отец Любашу поколачивал иной раз, но прожил с ней долго – до тех пор, пока та не объявила внезапно, что выходит замуж за заведующего фабричной столовой.

«Да. Что-то не везет нашей семье на бабский род. Женщины у нас то помирают, то исчезают. Прямо рок какой-то, – думала Зойка, вспоминая судьбу каждой из известных ей женщин. – Вот теперь и тетя Нина…»

Какое-то время после ухода Любаши они жили с отцом вдвоем – и им вроде было неплохо. Зойка могла бегать по дискотекам и целоваться до одури с Колькой Нитягой, когда отец работал во вторую смену. Отец, конечно, пытался ее воспитывать, иной раз обзывал шалавой, даже ремнем грозил, но за Зойку всегда вступался дед. «Сема! Да неужели ты думаешь, что наша Зойка без царя в голове? Я тебя умоляю!» – насмешничал он. И неистребимый одесский говор деда, как обычно, разряжал ситуацию. «В подоле» вопреки всяческим пересудам она никого не принесла – Колька ей быстро надоел, а школу окончила только с двумя четверками. Кто-то – отец или дед – выслал тете Нине Зойкину фотку с ее выпускного бала.

Из редких теткиных писем Зоя знала, что та сменила профессию – выучилась на юриста. Что ее муж открыл свою фирму, а тетка – свою нотариальную контору, что они купили квартиру, а дядя Андрей постоянно в разъездах. В Мирный они последний раз приезжали почти семь лет назад и то побыли всего дня три. У них были какие-то дела с компанией «АЛМИРА» – что именно, пятнадцатилетнюю Зойку тогда мало интересовало. Зато она оценила, как изменилась тетя Нина от столичной сытой, успешной жизни. Как красиво, с иголочки она была одета. Какие у нее появились необычные, дорогие вещицы: колечки, сережки, часики, сумочки, сапожки – все было как будто из европейских модных салонов. Как уверенно она стала держаться, какие изысканные обрела манеры. В ней было не узнать ту невзрачную маленькую врачиху, что таскала с собой повсюду худющую племяшку.

Так что при выборе будущей профессии у Зойки сомнений не было – только юрист. В мирнинский вуз она поступила легко, хотя были у нее подозрения, что без «мазы» деда Леши здесь не обошлось – ведь где только не было у него всяческих знакомых и корешей, как он выражался.

А вот и снимок недавно появившегося Зойкиного братца. Новая, считай четвертая, жена отца была очень молодой и очень хотела ребенка. Когда он у них родился, отец совсем потерял голову – как же, у него сын! «Старый дурак», – вздохнула Зойка, вспоминая детский ор бесконечными ночами и отцовское заискивание перед этой ушлой девахой, претендующей на звание Зойкиной мачехи. Когда она совсем обнаглела и начала в доме командовать, Зоя дала тете Нине телеграмму и собрала вещички.

Здесь, в Москве, с теткой пришлось знакомиться практически заново. Вроде она была и своя, родная, а вроде и чужая. Разговоры у них никогда не клеились – как-то слишком далеки они стали за прошедшие годы. Слишком разнились они и по складу характера, и по общественному положению, и по отношению к жизни. Что тут удивительного – ведь несколько лет они жили в разных мирах. И все же тетка ей здорово помогала. Если бы не она, Зойке пришлось бы в столице непросто. А теперь вот и рассчитывать больше не на кого. Хорошо хоть деньги у нее есть на первое время. А на самый крайний случай – камешек. Крупный алмаз. Он хотя и необработанный, и со сколом по одной стороне, зато редкий – желтого цвета. И цена его, как говорил деда Леша, очень, очень высока! Только надо знать, кому предложить. Правда, дед, вручая его Зойке перед отъездом в Москву, сказал, что это семейная реликвия, и уж если придется продавать, то только тогда, когда не будет другого выхода и станет очень, очень туго.

И тут до Зойки вдруг дошло, что о теткиной смерти надо же оповестить родню – отца, дедушку Лешу. А Андрею Кирилловичу как сообщить, если он в тюрьме? Муж он ей был или не муж – не важно, ведь они почти шестнадцать лет вместе прожили! А тетка-то какова, а? Молчала как рыба, даже словом не обмолвилась, что его посадили! Зойка о нем даже и не спрашивала, знала, что Андрей Кириллович вечно по каким-то делам подолгу отсутствует. Тетка, конечно, особенно с ней и не делилась личными проблемами, но уж про это могла бы и сказать! «Вообще-то про такое говорить, наверное, стыдно», – решила Зоя, невольно пытаясь оправдать покойницу.

Телефона в Мирном ни на квартире отца, ни у деда Леши не было. А мобильниками они и не думали обзаводиться, считая это дорогим и ненужным удовольствием. Оставалось только дать телеграмму. «Господи! Только бы их черти не унесли на какую-нибудь охоту. А то прочтут ее недели через две, и как я тут похороны устрою? Я же ничегошеньки в этом не смыслю!»

Она собралась на Центральный телеграф, поскольку время было уже позднее и почтовые отделения закрылись. А как не хотелось – ноги так и гудели после блуждания по улицам. «И что я такая несообразительная, – сама себя ругала Зойка, – подумала бы своей головой об этом раньше. А то все мысли только о том, где да как теперь работать. Вот эгоистка я чертова! Ну да ладно, – тут же простила она сама себя, – немудрено тут голову потерять. Не каждый день такое случается».

На телеграфе ей пришлось выстоять очередь. С телеграммой в Мирный проблем не возникло. А вот когда Зоя поинтересовалась, нельзя ли отправить такую же в архангельский следственный изолятор, девушка в окошке как-то странно на нее посмотрела. Телеграфистка перечитала еще раз текст («сегодня погибла тетя Нина тчк застрелена тчк надо хоронить тчк Зоя») и потребовала конкретный адрес. Зоя сказала, что адреса она не знает. Девушка посоветовала выяснить его через милицию. Мужик из очереди за Зоиной спиной, слушая их разговор и заглядывая в текст, уже стал как-то нервничать и весьма подозрительно коситься. «Что ты вылупился, интересно?» – сорвала на нем зло раздосадованная Зойка и покинула телеграф.

По дороге домой ее осенило: ведь адрес архангельской тюрьмы мог и даже наверняка должен быть у тетки! Ну в крайнем случае хоть какие-то сведения. Войдя в квартиру, она кинулась к письменному столу и в первом же ящике обнаружила билет на поезд Москва – Архангельск, аккуратно вложенный в теткин паспорт. Так… Значит, тетка собиралась навестить мужа! Кстати – да, печати в паспорте о регистрации брака и в самом деле не было. А билет-то на послезавтрашний вечер! Машинально сунув документы в карман, она продолжила рыться в столе, но больше ничего, что хоть как-то указывало бы на местопребывание дяди Андрея, не нашла. Обозвав саму себя тупицей, Зоя устремилась к теткиному компьютеру, полагая, что всесильная интернетовская сеть наверняка ей сейчас выдаст адрес этого спецучреждения. Но вход в компьютер был закрыт паролем.

«Что еще можно сделать? – размышляла Зоя. – Может быть, у тетки на работе что-то есть? Может, Заварзина что-нибудь знает? Вообще-то надо было мне у этой мымры поинтересоваться поподробнее, что там да как с дядей Андреем. И ведь я не забрала свою трудовую книжку! Придется мне, видимо, с ней еще раз встретиться». Вспомнив скандал в нотариальной конторе, Зоя поморщилась, но решила все же с утра туда сходить.

Уже лежа в постели Зоя практично задумалась о судьбе теткиной квартиры: «Интересно, она оформлена на имя тетки или на дядю Андрея? Если квартира теткина, то ее наследуют ближайшие родственники. То есть деда Леша, мой отец и я. Надо бы мне этим вопросом заняться… повторить наследственное право… хорошо еще, что я на юриста учусь…»

По плану «Сирена» милицией в течение этих суток были задержаны два подозрительных типа, но при проверке оказалось, что никакого отношения к убийству нотариуса и к брошенному пистолету ПМ ни один, ни второй не имеют.

С самого утра Заморочнов и Саватеев в числе других сотрудников опергруппы были вынуждены выехать на новое место происшествия – в Москве произошло дерзкое нападение на пункт обмена валюты с применением огнестрельного оружия. Осмотр квартиры Журавлевой Нины Львовны и посещение университета, где училась ее племянница, вновь были отложены.

Зоя спокойно приняла утренний душ, выпила чашку чаю с большим бутербродом, модно начесала свои короткие волосы перед зеркалом в голубой ванной, подкрасилась теткиной косметикой, сидя за ее туалетным столиком, и не спеша отправилась в контору за трудовой книжкой.

Бывшие коллеги встретили ее настороженно. Блондинка Ирочка, как-то таинственно сузив глаза, сообщила, что вчера с ней очень хотел побеседовать следователь. Татьяна Николаевна уперла руки в бока и твердо сказала, что трудовую книжку она отдаст только в том случае, если Зоя вернет деньги. А бесцветная Рита вообще при ее появлении предпочла скрыться в коридор и наблюдать за происходящим из-за неплотно прикрытой двери – Зоя видела, как поблескивали ее очки в дверной щели.

– Какие деньги? – Зоя для начала попробовала прикинуться ничего не понимающей.

– А те, что ты из сейфа взяла! До чего наглая, – Татьяна Николаевна обернулась к Ирине, как бы призывая ее в свидетели, – еще делает вид, что она тут ни при чем!

– Чего это я должна их вам возвращать? Они же не в вашем кабинете лежали, – удивилась Зоя.

– А с какой стати ты их вообще прикарманила? Почему ты копалась в чужом сейфе? – бушевала Татьяна Николаевна, надвигая на Зою свою массивную грудь.

– Это деньги моей тетки!

– Как бы не так! Это выручка конторы за субботу! Если некоторые в субботу гуляли, то другие, между прочим, работали, – продолжала наступать Заварзина.

– Хорошо, хорошо! – Зоя успокаивающим жестом выставила вперед руки. – Я же не знала. Деньги я верну. Только с собой их у меня нет.

Деньги она и в самом деле еще вчера оставила дома, чтобы не было соблазна тут же их истратить. Татьяна Николаевна немного сбавила грозный тон, тем более что Зоя, помня о цели своего прихода, не стала ей грубить, хотя острое словцо так и вертелось у нее на языке. Вместо этого она поглубже вздохнула и ровным, даже равнодушным голосом спросила:

– Татьяна Николаевна, а что там стряслось с теткиным мужем? Почему он арестован?

– А что? – подозрительно посмотрела та на Зою.

– Ну, я думаю, что ему надо как-то сообщить о случившемся… Вы говорили, что он в тюрьме, да? Мне бы как-то адрес узнать. У вас нет?

– Нет.

– Можно, я у тетки в кабинете посмотрю, может, там найдется что-нибудь? Может, письмо от него или хоть что-то?

Заварзина, отчего-то смилостившись, разрешительно махнула рукой.

Зоя, не теряя времени, кинула на стул свою сумку и быстрым шагом, пока эта мымра не передумала, направилась в журавлевский кабинет. И опять ее быстрые пальчики зашуршали по потайным полочкам теткиного секретера. Но в этот раз совершенно безрезультатно. Она не нашла ничего, что хоть как-то указывало бы на местопребывание Андрея Кирилловича.

Может быть, это что-то есть в теткином ежедневнике? Но толстый многостраничный ежедневник, обычно лежавший на столе у телефона, исчез. «Наверно, его забрали следователи», – подумала Зоя.

Она вернулась в приемную. Все три женщины о чем-то шушукались.

– Ничего не нашла, – сообщила им Зоя, и они как-то странно на нее посмотрели. – Ну, я пойду? – сказала она, глядя на Татьяну Николаевну, и добавила: – Деньги я вам верну. Сегодня же. А вы подготовьте мою трудовую.

Взяв сумку, Зоя направилась было к двери. И тут вдруг началось такое! Татьяна Николаевна бросилась вперед и перекрыла выход собственной грудью и раскинутыми в стороны руками.

– Девочки, держите ее! – истошно заголосила она.

Блондинка Ирина и бесцветная Рита бросились ей на помощь, схватив Зойку за локти и повиснув на ней с двух сторон. Зойка, растерявшись от неожиданности, сначала посмотрела на них как на сумасшедших, а потом грубо высвободилась:

– Вы что, совсем сдурели? Да верну я вам ваши несчастные деньги! Ну нет у меня их с собой, нет!

– Ты никуда не пойдешь, пока сюда не приедет милиция! – заявила ей Заварзина, мужественно охраняя дверь. Ирина и Рита робко теснились сзади. – Ира! Звони быстро следователю! А то эта паршивка опять улизнет!

– Вы что? Не верите мне? – возмутилась Зойка.

– Пусть с тобой милиция разбирается!

– Ну что ж, отлично! – сказала Зоя, отступая от двери и с деланным спокойствием усаживаясь на стул. – Уж они-то во всем, во все-е-е-м разберутся! И в том, как это вы, Татьяна Николаевна, умудрились заполучить половину теткиной конторы. И в том, как вы отчетность подделывали. Пусть вашу работу как следует проверят. И выяснят, откуда эти деньги вообще взялись, если суббота нерабочая была! – Зойка закинула ногу на ногу и с беспечным видом уставилась в потолок.

Ирина пыталась дозвониться по телефону, оставленному вчера молодым светловолосым милиционером. Татьяна Николаевна, несколько озадаченная и потерявшая бдительность, опустила руки и отошла от двери чуть в сторону. Она вознамерилась было произнести очередную обвинительную речь, но в этот момент в контору зашел посетитель. Как только Заварзина переключила на него свое внимание, Зойка, воспользовавшись ситуацией, мгновенно подхватилась со стула и рванула к выходу. И уже с улицы, крутя у виска пальцем, крикнула столпившимся в дверях женщинам:

– Ну вы совсем, дуры, рехнулись! – и быстрым шагом, не оглядываясь, ушла.

Когда немного улеглось бешено колотившееся сердце, Зоя попыталась понять – что это было? Чего это они на нее налетели как фурии? Милицию даже хотели вызвать. Ну залезла она в сейф, ну и что? Она просто пыталась выяснить, правду ей сказала Заварзина или нет и кто хозяин помещений. Должна же она была знать, стит писать заявление об уходе или еще есть шансы остаться? Кстати, мымра все же испугалась, когда Зойка пригрозила ей проверкой. Ну и глупый же у нее был вид – как рыба рот открывала, а слов произнести не могла! Ладно, деньги Зойка вернет. Не зря у нее на душе была такая противная щекотка, когда она их брала. Может, там и были теткины личные средства, но от греха подальше надо отдать все и побыстрее. А то будут думать о ней, Зойке, черт знает что. Вот прямо сейчас она пойдет домой, возьмет их и возвратит в контору. И будет даже лучше, если там действительно окажется милиция – уж она-то постарается ее просветить насчет подозрительной деятельности этой мымры! И пусть только попробует не отдать ей трудовую книжку! И так, что называется, без выходного пособия ее выперла…

По дороге домой Зоя вспомнила, что должна позвонить Геннадию и выяснить, уехала ли уже его маман. Достала из кармана мобильник и обнаружила, что он отключен аж со вчерашнего вечера, когда она вырубила его в сердцах, не желая разговаривать с Заварзиной. При включении телефон приветливо засветился, но после набора Генкиного номера механический голос сообщил: «На вашем счете недостаточно денег, соединение невозможно». Тогда Зоя решила сначала дойти до ближайшего пункта приема платежей – неподалеку как раз был салон сотовой связи. Здесь она оплатила телефон, но позвонить опять не удалось – требовалось какое-то время, чтобы деньги поступили на счет.

Вернувшись в теткину квартиру, Зоя неторопливо выпила еще одну чашку чаю, пытаясь переждать начавшийся дождь. Но он, видимо, зарядил надолго, и девушка стала собираться. Деньги для Заварзиной она положила в конверт и хотела засунуть его поглубже в сумку, но мешала папка, в которой обычно Зоя носила рабочие бумаги. Она вынула ее, и та выскользнула из рук, а документы разлетелись по коридору. Зоя принялась их собирать, и тут глаза ее расширились от удивления: на полу валялся договор по сделке «Металлопродукта». «Как он сюда попал? – думала девушка. – Неужели я его ненароком взяла? Да нет, с памятью у меня вроде все в порядке. Он был у тетки. Может быть, она работала с ним дома и тут обронила? Ерунда, тут было чисто, я бы его заметила. Он выпал из моей папки! Но как он в ней оказался?» Зоя ничего не могла понять, однако долго размышлять не стала, махнула рукой и решила, что документ надо вернуть в контору вместе с деньгами. Она уже уложила все в сумку и собралась идти, как вдруг запищал мобильный: пришло сообщение о поступлении денег на счет. «О, телефон включили», – подумала Зоя и стала набирать Генкин номер.

– Зойка! Ну слава Богу! Ты где сейчас? Что у тебя с телефоном? – услышала она взволнованный голос своего приятеля.

– Я дома. Ну, у тетки на квартире. А телефон был просто отключен, а потом деньги на счете кончились.

– Давай ноги в руки и быстро ко мне! Быстро! – завопил он не своим голосом.

– Ты чего орешь-то? – Тут Зойка вспомнила про Джессику и закусила губы. – Что, собака сдохла? – осторожно поинтересовалась она.

– Да, да, собака сдохла!

– Я же тебе говорила! – торжествующе воскликнула Зойка.

– Не в этом дело!

– А в чем?

– Ты газеты сегодняшние читала?

– Нет, а что? – У Зойки в душе как-то все опустилось от дурного предчувствия и от чего-то такого странного в Генкином голосе.

– Ты одна из подозреваемых в убийстве своей тетки, вот что! – орал Генка.

– Чушь какая… – через паузу изумленно произнесла Зойка.

– Давай приезжай, будем решать, что делать. И поосторожнее – тебя разыскивает милиция! Все, жду!

Ошеломленная Зоя стояла у двери, тупо уставившись на свои ботинки. Вот теперь ей стало понятно поведение этих грымз в конторе. Ее разыскивает милиция! Ее подозревают! Но на каком основании?! Как такое возможно? Вопросы теснились в ее голове, наскакивая один на другой, сталкиваясь и порождая все новые. А ответов на них не было.

«Так что, выходит, мне в конторе сейчас лучше не показываться? Раз они туда милицию вызвали? Эти гиены на меня, наверное, такого наговорили! Вот именно, что, что они наговорили? Да я сама сейчас пойду в милицию, и там все разъяснится!.. Хм, в нашу милицию только попади, потом не вырвешься. Сколько они уже пересажали невиновных, лишь бы галочку в отчете поставить! Нет уж, просто так я им в руки не дамся!.. Надо действительно ехать быстрее к Генке. Он умный. Он что-нибудь придумает!»

Зоя наконец вышла из ступора и прекратила диалог, который вела сама с собой. Обула ботинки, натянула джинсовку, взяла сумку. Вспомнила, что так и не спросила, уехала ли уже Генкина мамаша. Неудобно все-таки с их собакой вышло. Поймала себя на мысли, что думает не о том. О себе надо думать. О тетке… О том, что происходит что-то странное…

Зойка закрыла квартиру и нажала на кнопку вызова лифта. Когда он подошел и его двери разъехались в стороны, в кабине она увидела вчерашнего мента, за спиной которого сгрудились еще какие-то мужчины. Несколько секунд Журавлева-младшая и старлей Заморочнов смотрели друг на друга не двигаясь, не мигая.

Потом Зойка очнулась. «Они пришли за мной?!» И запустила в лифт своей увесистой сумкой. От неожиданности Заморочнов отпрянул назад, пригнулся и защищающимся жестом поднял руки. Сумка перевернулась, из нее посыпалось все ее содержимое. Остальные тоже инстинктивно шарахнулись и прикрыли головы. В кабине лифта возникло что-то похожее на панику, послышался грохот, и двери закрылись.

Девушка в это время уже была где-то посередине лестничной площадки второго этажа.

А когда Заморочнов с Саватеевым выскочили наконец на улицу, Зои Журавлевой и след простыл – она быстро затерялась в переплетении дворов и переулков.

Пробежав этот и соседние дворы и не обнаружив беглянку, разозленные и раздосадованные оперативники вернулись к двери квартиры. Взломная бригада ожидала указаний; один из слесарей заклинил кнопку лифта, в котором валялись вещи, второй сидел на корточках на лестничной ступеньке.

Содержимое Зоиной сумки аккуратно собрали.

– Сколько всего! – бормотал капитан Саватеев. – Косметика, кошелек, ключи, жвачки, пузырек с лекарством…

– А тут паспорт Журавлевой Зои Семеновны! Бумаги какие-то… О! Среди бумаг – конверт с деньгами! Вы ничего не брали? – подозрительно покосился Заморочнов на слесарей.

– Да что мы, не понимаем, что ли? Ничего не трогали…

– Точно? – с нажимом переспросил он.

– Обижаешь, начальник… Даже не прикасались.

Саватеев подошел, посмотрел, как Алексей измеряет пальцами толщину долларовой пачки, которую он вынул из продолговатого белого конверта.

– Протокол надо составлять, – заметил Заморочнов. – Понятых приглашать.

– Уверен? – шепнул Саватеев, в масленых глазах которого засветился огонек.

Заморочнов, подавив презрение, твердо сказал:

– Я даже пересчитывать без свидетелей не буду.

Саватеев вздохнул и обратился к слесарям:

– Ребята, подпишете?

– Подпишем, раз надо. Начальник, ты ключи-то глянь, небось от этой двери есть. Если подойдут, так мы подпишем чего надо да поедем.

– Сейчас попробуем открыть.

Ключи подошли. Оперативники обойдя комнаты, устроились за столом в гостиной. Составили протокол, переписали вещи из Зоиной сумки.

– Вот они где, улики-то против девчонки! – торжествовал Саватеев.

Среди Зоиных бумаг оказался договор о приобретении фирмой «Металлопродукт» завода сельхозтехники. В белом конверте – три с половиной тысячи долларов США и десять тысяч рублей.

– Зелень-то небось девчонка за договор получила! А десятка эта – та, что она из сейфа увела. Ну ничего, без паспорта она далеко не уйдет! Давай оформляй все, а я схожу понятых найду для осмотра квартиры. Хотя чего тут теперь искать, и так все ясно: вещдоки в сумке, а не в квартире. С одной стороны, оно, конечно, хорошо, что новые улики против племянницы появились, а с другой – Никоненко нам голову оторвет за то, что не поймали девчонку.

– Ну, что это именно улики – я не уверен, – отвечал Алексей. – А насчет майора ты прав.

Саватеев отправился на поиски понятых и привел с улицы двух женщин, после чего слесарей отпустили и приступили к осмотру журавлевского жилья.

Обыск производили весьма поверхностно, ничего подозрительного, что могло бы пролить свет на убийство, не нашли. Везде чистота и порядок.

Прежде всего оперативников интересовал компьютер Журавлевой, ее деловые бумаги, если таковые имелись, и записные книжки. Компьютер решили изъять – смотреть его будут специалисты, которым еще предстояло вскрыть пароль, не повреждая документов, хранящихся в машине.

Никаких рабочих бумаг Журавлева на столе не держала – лишь только книги по законодательству и еще один ежедневник с пометками о текущих делах. В ящике стола обнаружилась сберкнижка, с валютного счета которой убитая недавно сняла почти шестьдесят тысяч долларов.

Пока оперативники просматривали стол, три раза звонил телефон в гостиной – спрашивали, почем тут продают «порше» и сколько просят за квартиру.

– Слышь, Димон. Видно, Журавлевой для чего-то срочно деньги понадобились, – сказал Заморочнов.

– Ну и что? Может, она хотела себе другую квартиру купить, побольше. Или дом.

– А завещание тогда как? Одной рукой она переписывает, как говорится, все движимое и недвижимое на племянницу, другой – пытается это все продать… Не понимаю!

– Да что тут понимать? Мало ли какие планы у Журавлевой были?

– А может, шантаж? Если с нее кто-то требовал деньги?

– Какой шантаж, Лешка? Обычное дело – люди тут и там меняют квартиры и машины. Племяшка ее заказала, вот и вся недолга.

Свидетельств проживания здесь Зои не было – ни вещей, ни косметики, ни учебников, ни другой какой ерунды, обычно сопутствующей любой молодой девушке. И потому Заморочнов задался разумным вопросом:

– А что эта Зоя тут могла делать? Зачем пришла сюда?

– Я, конечно, мог бы тебе сказать, что преступника всегда тянет на место преступления, но не буду. Может, она пришла полюбоваться на будущую свою квартирку? Или взять что у тетки? Не знаю. Но раз удрала, значит, совесть ее нечиста.

– Смотри-ка, молодая Журавлева. С кем это она тут? – Заморочнов рассматривал фотографию в рамке, стоящую за стеклом на полке у письменного стола. На фоне моря Нина Львовна в купальнике и в развевающемся на ветру расстегнутом сарафане обнималась с молодым мужчиной. Саватеев подошел, взглянул:

– Да этой фотке лет десять – пятнадцать. Какая разница?

– А ты в шкафу видел мужские вещи?

– Видел. Лежат на полочке, аккуратненько так. Пиджаки висят дорогие. Хахаль у нее был какой-то. Но – давно. Когда мужик постоянно в квартире живет, сразу видно. В ванной – ничего, ни бритвы, ни одеколона мужского. Холодильник почти пустой. Видать, бросил он ее, даже вещички не забрал. А она, может, жила надеждой, что вернется, вещички берегла.

– Проверить все равно надо. Узнать, кто он. Тоже ведь вариант – может, он имеет отношение к убийству.

– Расслабься, Леха. У девчонки в сумке деньги, договор с «Металлопродуктом». Она напала на нас, сбежала – так что надо искать ее, а не мужика.

– Я все-таки по соседям пройдусь, узнаю.

– Давай. Отработать, конечно, надо. Только мне никто здесь двери не открыл, когда я понятых искал. Ты побыстрее, ладно? Заканчивать пора.

Старлею открыли только в двух квартирах, и то в соседнем подъезде. Молодой парень, явно только что вылезший из постели, на вопрос Заморочнова недоуменно пожал плечами: «Журавлева? А кто это?» А женщина с первого этажа возмущенно заявила, что не ее дело следить за жильцами – кто к кому ходит. Так что ничего путного выяснить у соседей Заморочнову не удалось.

– Ну что там? – спросил напарник, когда Алексей вернулся.

– Да ничего…

– А чего ты ждал? Дом вон какой, элитный. И народ соответствующий. В таких домах никто в упор друг друга не видит. Люди все богатые, благополучные, заняты только собой. Даже если и знают что – ни в жизнь не скажут. Ни на что другое я и не рассчитывал.

– В конторе надо будет спросить еще, – упорствовал старлей.

– Я спрошу, собирался звонить туда сегодня. Давай сворачиваться. С собой берем компьютер, записную книжку и ежедневник, больше ничего тут нет. Понятые, распишитесь в протоколе. Досмотр окончен.

Оперативники направились на Петровку.

– Кто? Кто это сделал? Нет, я хочу знать, какой идиот связался с прессой? – ревел разъяренный майор. – Кто этот «компетентный источник», который рассказал паршивым папарацци про племянницу? Про нашу основную подозреваемую? Про завещание? Про пропажу документов? И сколько ему заплатили за это?

Подчиненные Никоненко, собравшиеся на вечерней планерке, ежились на своих стульях, мечтая обратиться в хлебную крошку, пылинку, соринку – лишь бы их миновал гнев начальника. А майор поочередно обходил каждого из них, заглядывал в глаза, наклоняясь, орал прямо в лицо, неприятно обдавая густым запахом курева. Вместе с бранными словами из его рта вылетала слюна; оперативники старались незаметно утереться, как только начальник отворачивался, словно опасаясь, что именно в ней содержится вирус майорского бешенства.

– Вам что, зарплаты милицейской не хватает? Тогда вон к чертовой матери из милиции! Идите к бандюкам, идите в охранники! Идите торговать пирожками! Идите вы к… – Далее следовали ядреные, замысловатые матюки, которые в исполнении Никоненко никогда не повторяли друг друга. Оперативники сидели тише воды, ниже травы, зная, что конец нагоняя близок, поскольку матерная ария обычно являлась одновременно и апогеем генеральной порки, и предвестником ее конца. Когда у Никоненко обычных слов уже не хватало, это значило, что он скоро выдохнется.

– А вы? – Майор подошел к месту, где сидели Заморочнов с Саватеевым, и уперся обеими руками в край стола, поглядывая то на одного, то на другого. – Девчонки испугались? Сумочкой она в них кинула, ой как страшно! – издевательским тоном отчитывал он оперативников. – А вдруг там граната, да? Вам, собственно, надо штаны на стуле протирать, бумажки перекладывать, а не в сыскарях числиться! Да разве вы легавые?! Легавые бегать умеют. Быстро. За преступником. А вы… вы, собственно, черепахи, улитки… Вы… вы… слизняки! – И майор, удовлетворенный, что достойное слово для них наконец найдено, значительно повторил еще раз: – Слизняки!

Как только Никоненко выпрямился и сделал шаг в сторону, Саватеев еле заметно вздохнул с облегчением: если уж начальник вернулся к своим обычным «собственно» и «штаны протирать» – считай, спекся. А Заморочнов, пока еще не особенно знакомый со спецификой начальничьего поведения, вздохнул тяжело и виновато. Он корил себя и костерил не хуже Никоненко: надо же так опростоволоситься! Ну вот если бы он с утра прочитал эти газеты, которые спугнули девчонку! Ведь она и сбежала-то наверняка из-за них. Если бы на пять минут раньше они приехали на квартиру убитой! Если бы он не растерялся от неожиданности, не замешкался в этом лифте! Сейчас Зоя сидела бы у него в кабинете и он допрашивал бы ее по всем правилам. И все бы уже стало понятно – не виновата она! Поймав себя на этой странной мысли, старлей сам себе удивился: а чего это, собственно, она не виновата? Тьфу ты, привязалось это дурацкое словцо – «собственно».

Тем временем совещание пошло своим чередом. Капитан Саватеев излагал свои соображения по делу и результаты осмотра квартиры Журавлевой. Заморочнов его не слушал – все это они уже раз двадцать обговорили.

Еще вчера вечером в управление доставили найденный на автобусной остановке портфель убитой. Никаких отпечатков пальцев на нем, естественно, не было. Зато внутри лежал пакет документов, которые нотариус подготовила для «Металлопродукта». Только одного, самого главного, документа в нем не оказалось – договора об имущественной сделке. «Металлопродукт» согласно ему должен был получить в собственность подмосковный завод сельхозтехники. И то, что этот договор оказался в Зоиной сумке, посчитали явным свидетельством против нее. Вывод просто лежал на поверхности, и оперативники его подобрали, особо не размышляя: убийца вынул из портфеля нужную бумагу и передал ее Зое-заказчице. А та, в свою очередь, готовилась передать договор конкурирующей фирме. Три с половиной тысячи американских долларов, обнаруженные в ее сумке, сыщики посчитали авансом, полученным племянницей за доставку важной бумаги. Значимую роль сыграло и ее бегство, хуже того – сопротивление работникам милиции. Поэтому оперативники свели воедино обе версии, и получилось убийство из личных мотивов, удачно закамуфлированное заказчицей под профессиональный интерес.