Текст книги "Бриллиантовая пыль"

По поводу звонков о продаже квартиры и машины Журавлевой кто-то из присутствующих сделал совсем уж нелепое предположение: это, мол, племянница дала объявления, уже рассчитывая, что будет продавать полученное наследство. Всерьез эти слова, конечно, никто не воспринял, посчитав эти факты обычным житейским делом, как полагал Саватеев. Но Никоненко все же попросил во время расследования держать в уме третьестепенную версию шантажа убитой.

– Кстати, ты, старлей, что-нибудь по «Металлопрокату» уже можешь сказать? – донесся до Алексея голос начальника.

– По «Металлопродукту», – поправил его тот. – Да, ребята из моего… то есть из УБЭПа сделали подборку сведений. – Хмурый Заморочнов сухим, казенным языком оперативных донесений начал рассказывать: – По данным УБЭПа, за этот сельский завод шла война между двумя конкурирующими предприятиями – фирмами «Металлопродукт» и «Резерв-техника». Оба конкурента вели активную скупку акций завода, только «Металлопродукт» с некоторым опережением. «Резерв-техника» контролируется одной из подмосковных преступных группировок. Раньше она уже засветилась так называемым недружественным поглощением или, по-другому, захватом. Год назад «Резерв-техника» оттяпала складские помещения у некоего предприятия. Действовали по обычной схеме: сначала скупили акции у рабочих, потом сменили председателя совета директоров и с его помощью прикарманили склады. То же самое, вероятно, хотят провернуть и с сельхоззаводом. Доказать что-либо в таких случаях невозможно. Все схвачено, за все заплачено, и, что называется, в документах комар носа не подточит. Ребята из УБЭПа хотя и понимают, что происходит, но ничего поделать не могут – официально все чисто.

Я вот что хотел сказать. Я не согласен с версией Саватеева. Заказчиком убийства могла быть «Резерв-техника». Предполагаю, что там знали о готовящейся сделке с «Металлопродуктом» и, чтобы ее предотвратить, убрали их нотариуса – Журавлеву. Таким образом они получили фору во времени для оформления завода в свою пользу. У них уже практически набран контрольный пакет акций. Пара недель – и власть на заводе может поменяться, а значит, и собственность они распределят так, как им надо.

– А между прочим, в ежедневнике Журавлевой и в блокноте ее племянницы найден телефон одного из руководителей «Резерв-техники», – поспешил добавить Саватеев. – Это означает, что они обе имели с ним контакты. На них обеих могли выйти с определенными предложениями. Племянница воспользовалась случаем, сговорилась с преступной группировкой и получила вышеозначенный гонорар в три с половиной косых, а может, и больше. Наняла киллера, тот хлопнул тетку, выкрал договор и передал нашей девочке.

Алексей тускло возразил:

– Не вяжется. Зачем им такая сложная схема? Думаю, киллера послала сама «Резерв-техника». Девчонка работала помощницей нотариуса, и если бы она захотела, то могла бы документы и так взять.

– Не забывай о наследстве! Ей выгодно было тетку убрать! – снова загремел Никоненко.

– Не думаю, что она знала о завещании. В конторе никто о нем не знал, – напомнил Алексей.

– А ты подумай, Заморочнов, подумай. Это, собственно, твоя работа. Если девчонка так умело по теткиному секретеру лазила, даже сейф смогла вскрыть, неужели завещание не видела? И почему она уволилась, почему от вас сбежала?

– Уволилась от страха, когда тетку убили! Поняла, чем чревата эта работа. А от нас сбежала, потому что прочла все это в газетах! – Старлей тоже повысил голос и ткнул пальцем в разбросанные по столу страницы разных изданий, которые попеременно листали оперативники.

– Что-то, я смотрю, ты ее все оправдываешь, – язвительно заметил майор. – Да все тут одно к одному! Я тебе скажу, как было. Девчонка узнает, что является наследницей теткиного немалого состояния. Обдумывает планы, как бы это наследство получить. Тут настает подходящий случай – ей предлагают выкрасть договор или как-то помешать сделке. Она понимает, что у тетки появились враги, и организует не просто кражу, а убийство! Ведь дураку ясно, что в первую очередь подозрения падут на криминальные круги, к которым относится фирма «Резерв-техника» и которой выгодно было сорвать сделку любым, я подчеркиваю – любым способом! Девчонка получает и плату за свое черное дело, и наследство, теперь она на коне и в шоколаде! И если бы не наш «компетентный источник», который растрезвонил о ней по газетам, – Никоненко обвел злыми глазами своих сотрудников, – то сегодня мы, собственно, это дело уже закрыли бы и она во всем бы созналась!

– С чего вы взяли, что найденные у нее доллары – это плата за договор? А если это всего лишь ее собственные накопления? И договор мог находиться у нее по вполне простой причине. Она его готовила – ведь они вместе с теткой собирались выехать на фирму, – упорствовал старлей.

– Да нет же, Лешка, – принялся убеждать его Саватеев. – В конторе говорят, что договором Журавлева занималась лично. Это самая важная бумага по сделке. И подобные документы она не доверяла даже второму юристу – Заварзиной, не то что неопытной помощнице. Личных денег в таком количестве у девчонки быть не могло, она столько не получала. Кстати, наша птичка и раньше на руку была нечиста. Когда она работала в салоне сотовой связи, то сперла супердорогие мобильники. Как мне рассказала Заварзина, тетка ее еле отмазала в тот раз. А сейчас вот десять тысяч из конторского сейфа увела.

– Кража – это еще не убийство. И та же Заварзина тебе сказала, что Зоя обещала деньги вернуть.

– Это уже не суть важно. Главное – она их сперла. И это характеризует ее как несознательный элемент, – поучал его товарищ.

– И все равно я не понимаю. Если учитывать наследство, которое она, по вашим предположениям, торопилась получить, то логики в ее поступках не вижу. Позарилась на какую-то мелочевку, обокрала контору! А на следующее утро без всякого страха туда же и пришла! Потом по-глупому от нас сбежала… И если денег у нее не было, на какие шиши она нанимала киллера?

– Наследством с ним пообещала поделиться! – вновь вставил свое веское слово Никоненко. – Логики он не видит… Женщины – они вообще логикой не отличаются, особенно такие лахудры, как эта. Она могла рассчитывать, что никто не знает о деньгах из сейфа? Могла. В контору с утра пришла за трудовой книжкой или хотела узнать, что милиция об убийстве думает, последние новости выведать. В это время она могла еще не видеть газет. Тьма вариантов! Кстати, что там по контактам Журавлевой?

– Какой – старшей или младшей?

– Обеих, черт побери! – рявкнул майор.

– Я был в университете, где учится Зоя, – стал докладывать Заморочнов. – У нее последний курс, вечернее отделение. Посещение лекций свободное, а сейчас вообще все на диплом ушли. Дружбу особо с ней там не водят. Впрочем, не только с ней – там каждый сам за себя, у всех своя жизнь. Люди учатся в основном взрослые, серьезные, все работают, семьи у многих. Про Зою преподаватели сказали, что способная, больше ничего. Да, кстати, скоро у них консультации предзащитные начнутся, так что она должна будет там появиться.

– Ничего она не должна теперь. Ищи ее, свищи ее. Не придет она на занятия, неужели непонятно? – нервничал Никоненко. – Помнишь, старлей, я тебе вчера еще сказал – чует мое сердце, не поймаешь ты ее… А что за дружок, у которого она живет, выяснили? Вторая связка ключей из ее сумки от какой квартиры? Может, от квартиры ее дружка? И не с ним ли она все это спланировала?

– Он не с юрфака, это точно. Там про ее парня никто не знает, так же как и на работе.

– Это вообще может быть кто угодно, человек с улицы. Черта с два его, собственно, вычислишь, – досадливо протянул майор, закуривая очередную сигарету.

– А контакты убитой проверяем, – продолжал Заморочнов. – Ее записная книжка и ежедневники изъяты, так что обзваниваем всех. Есть там пара фамилий, вызывающих подозрение. Люди, связанные с алмазным бизнесом. Но это может быть и пустышкой. Поточнее доложу позже.

– Родственникам сообщили?

– Она одинокая была, Виктор Петрович. Мужа нет, отца с матерью тоже.

– Ну племянница-то откуда взялась? – Никоненко смотрел на старлея как на тупицу. – Значит, какая-то родня должна быть?

Заморочнов обиженно засопел – совсем уж его за дурака тут держат, что ли? Но ничем своей обиды не выдал и продолжал:

– Все, товарищ майор, выяснил. Это я вам только про близких родственников доложил. В Мирном проживают ее престарелый дядя и двоюродный брат. Зоя его дочерью как раз и является.

Тут Заморочнов внезапно замолчал, что-то соображая. Когда он вслух произнес название этого города, его озарила догадка: ведь Мирный – это, кажется, в Якутии, или в Республике Саха, как она сейчас называется. Там же алмазы, знаменитые якутские алмазы! А в ежедневнике убитой обнаружились фамилии людей из алмазного бизнеса. «Надо срочно, срочно этим заняться», – взял себе на заметку старлей, но вслух ничего говорить не стал. Решил, что раз уж провинился, упустив Журавлеву-младшую, так сам отработает эту линию.

Паузой воспользовался сообразительный Саватеев:

– Товарищ майор, вы не волнуйтесь, мы в транспортные службы ориентировку прямо сейчас дадим: ведь эта Зоя может домой с испугу рвануть.

Никоненко тем временем промокнул огромным клетчатым платком свой взмокший лоб, затушил окурок в переполненной пепельнице. Подошел к окну и, стоя спиной к подчиненным, протянул:

– Куда она без паспорта рванет… – Затем спросил, припомнив: – А сожителя какого у нашего нотариуса не было?

Капитан Саватеев начал объяснять:

– В ее квартире мы видели мужские вещи. Чувствуется, хорошего качества, дорогие. Но давно уже не ношенные. Кто-то у нее был, видимо, в давний период. Кто – пока не смогли выяснить. Спрашивали у соседей и на работе. Соседи не знают, сотрудники плечами пожимают, говорят, мол, личной жизнью не делилась.

– А! – рубанул рукой воздух Никоненко. – Раз мужик был давно, то скорее всего он не имеет отношения к делу. Зойку эту надо искать, вот что! Так, что еще… В Мирный сообщить родне. Пусть едут хоронить. А то опять за государственный счет придется.

– Я еще вчера дал телеграмму, товарищ майор, – поспешно отрапортовал Алексей.

– В общем, слушайте мои распоряжения. – Майор начал подводить итоги. – Собственно, наша подозреваемая в результате нападения на Заморочнова, – тут он усмехнулся и посмотрел на старлея, – оказалась без паспорта. И это нам на руку. Сделать себе документы она, конечно, может, но на новый паспорт денежки нужны. Если в сумке были все ее сбережения, то она сейчас сидит на бобах. Приличная ксива стоит дорого, и на ее изготовление понадобится время. Поэтому я хочу, чтобы с сегодняшнего дня проверяли документы у всех лахудр ее возраста, которые ходят по улицам Москвы и Подмосковья. Объявляем ее в розыск. В первую очередь передайте ориентировки на все вокзалы и в аэропорты. Далее. Надо пробить мобильники убитой и подозреваемой – кто звонил, кому они звонили. Проверить все контакты. Среди них должен быть парень, у которого живет племянница. Искать надо ее парня. Разрешением на прослушивание ее телефона я займусь сам, прямо сейчас. Хотя теперь, – он снова с укором посмотрел на Заморочнова, – если она девка сообразительная, то своим телефоном пользоваться не будет.

Когда оперативники разошлись, майор подумал, что все же он – великий артист. Ведь чтобы так натурально брызгать слюной и искать виноватого в утечке информации, определенно нужен большой артистический талант. А еще он умеет по-великому материться. Ну, это так, мелочь, к делу отношения не имеет. А вот вовремя подать газетчикам нужную информацию и тем самым подготовить заранее почву, собственно, даже составить общественное мнение – это для дела важно. Теперь, если повезет, не будет у него пятого по счету «глухаря» и убийство раскроют, как говорится, по горячим следам. Как в старые добрые времена… Вот если бы еще этот замороченный так не сплоховал и не прозевал девку…

А может, это и к лучшему. Ведь лахудру эту они быстро найдут, тут, собственно, и к гадалке не ходи. Ее поступки – нападение на сотрудников милиции! доллары! похищенный договор! – только на пользу основной версии. То есть лишнее доказательство ее вины. И кстати, новый повод эту версию в газетах подтвердить, чтобы, собственно, укрепить результат. Вон вся Москва уже гудит – как же так можно! Родную тетушку из-за наследства! И начальство довольно. А то ишь, привыкли – разборки криминальные, передел собственности, бандитские перестрелки. А вот получите-ка обычную, собственно, бытовуху!

Никоненко подошел к заветному шкафчику, накапал себе в рюмку водки, выпил, крякнул, заел шоколадной конфеткой. И, еще не дожевав, уселся звонить.

– Палыч! – сказал он, причмокивая, в телефонную трубку. – Дело есть. Свежак по вчерашнему убийству на Большой Татарской… Угу… Эксклюзив… В семь на том же месте. И бабки приготовь.

После «разгона» Заморочнов в своем кабинете первым делом набрал номер Зои Журавлевой – вдруг ответит? Но ее мобильник был отключен, как и весь вчерашний вечер. Досадно. Ну как он мог упустить такую важную свидетельницу, оказавшуюся еще и на серьезном подозрении?! Он же профессионал. Во всяком случае, сам себя он считал таковым. Ну ничего, все равно он это дело раскрутит.

Алексей сделал еще один звонок, своему другу в УБЭП, и назвал те самые «алмазные» фамилии из ежедневника убитой, попросив дать на них подробную информацию. Потом договорился с Саватеевым, что тот поедет за распечаткой звонков нотариуса и ее племянницы за последний месяц. Домашний телефон убитой на всякий случай тоже надо проверить. Обещал, что будет ждать возвращения Димона хоть допоздна – и черт с ней, с Ленкой, к которой он опять не попадет на свидание. Сегодня он должен работать. Тем более что именно он виноват в том, что упустил Журавлеву-младшую.

Вообще оперативнику надо или сразу жениться, или быть холостяком до самой пенсии, рассуждал Алексей. Чтобы не тратить драгоценное время на все эти театры, конфеты-букеты и муси-пуси. Ну вот некогда ухаживать за девушками при такой работе. А Ленка каждый раз требует времени и внимания все больше и больше. Значит, пора или жениться, или расставаться. Жениться что-то пока не хочется, вздохнул старлей.

Заморочнов вспомнил о своей матери, которая, по ее собственным рассказам, именно так – быстро, безоглядно – вышла в свое время замуж за Лешкиного отца, капитана милиции. И каждый вечер преданно и верно, не ругаясь, не упрекая ни в чем, ждала его со службы. Это Лешка помнил и сам. Еще он помнил, как побледнела мать, как прикрыла ладонью губы, пытаясь сдержать рвавшийся крик, когда узнала, что отец погиб «при исполнении». Ножевое ранение в живот – он не дотянул даже до прибытия «скорой». Алексей тогда учился в пятом классе, и не было для него более мужественного героя, более яркого образа, чем собственный отец, погибший от бандитской финки. В общем-то и сейчас, пожалуй, нет. В память о нем он и пошел служить в милицию. И точно так же каждый вечер мать ждет теперь его, Алексея, и точно так же ни в чем не упрекает и не корит. Зато всем своим нутром Алексей ощущает, как она им гордится. Она видела в нем отца, и вся ее жизнь словно продолжается, как и раньше, когда он был жив. Именно тем она и была тихо счастлива…

Конечно, с детства его представления о милиции сильно изменились. И в особенности когда началась его собственная служба в органах. Уже несколько раз за недолгую свою карьеру ему пришлось столкнуться с коррупцией, с откровенными подставами, с продажностью сослуживцев. Заморочнов не то чтобы ощущал себя борцом за правду и справедливость, нет. Он просто хотел хорошо, профессионально делать свою работу. И считал ниже своего достоинства иметь отношение к грязным делам, которые стали неотъемлемой частью системы. А она становится не правоохранительной, а праводиктующей. Однако, как это уже понял Алексей, вся беда в том, что если ты не подчиняешься системе, стараешься быть вне ее или действовать вопреки принятым правилам, она тебя изживет. Вытолкнет, выдавит или вообще уничтожит. Он ушел бы из органов совсем, но все чего-то тянул, ждал. Может, память об отце пока не отпускала, а может, глаза матери. Поэтому после последнего случая в УБЭПе, когда в расследуемом им деле по торговле левыми лекарствами под срок подвели молодого парня, а его пузатого директора отмазали по всем статьям, Алексей решил перейти в уголовку. Он считал, что здесь все должно быть проще и честнее: есть хулиганы, грабители, убийцы, бандиты – и их надо просто ловить и наказывать.

В случае с убийством нотариуса Заморочнову хотелось лишь одного: чтобы не осудили девчонку понапрасну. Если же выяснится, что племянница действительно так цинично подставила свою тетку под пули, то пусть она ответит, что называется, по всей строгости. Сердцем, конечно, Заморочнов не верил, что Зоя виновна, но рассудок требовал быть объективным. «Что ж, – сам себя подбадривал старлей, – вести дело поручено мне – значит, мне и карты в руки. И как бы там майор ни распинался, но если убийство совершено по профессиональным мотивам, то я это докажу».

Никоненко, конечно, устроил сегодня им нагоняй по заслугам, думал Алексей. Но с другой стороны, майора явно понесло не в ту степь. Ведь совершенно очевидно, что он старается свалить все на девчонку, чтобы закрыть побыстрее дело. Для него Зоя со своим наследством – легкий, красивый вариант; просто бери и отчитывайся перед начальством. Почему он хочет свести все к банальной бытовухе? Понятно: не желает влезать в разборки между криминальными группировками, если они тут замешаны. Подобное дело начнешь копать – себе дороже может выйти. Или выговор схлопочешь, или пулю – если докопаешься. Как это майор вчера утром сказал? Там, где большие деньги, большие люди. Или нет, вот как: за состоятельными людьми стоят еще более состоятельные. Такие, как правило, жалости не имеют.

Ну уж нет, если девчонка не виновата, то он, Алексей, приложит все силы, чтобы ее выручить. Пусть даже преступление останется нераскрытым висяком. В любом случае Заморочнов постарается докопаться до истины. А для начала эту девчонку надо хотя бы отыскать, ведь ее показания могли бы представлять для следствия серьезную ценность.

В столе у него лежала Зоина сумка. Алексей достал ее и в который раз за сегодняшний день начал перетряхивать, перебирать ее вещи, в поисках хоть какой-нибудь идеи, подсказки – что же на самом деле случилось вчерашним дождливым утром и какое имеет к этому отношение странная девушка Зоя.

Так… Эта вот пачечка долларов – предположительно ее гонорар за договор. Десять тысяч рублей, что оказались с ними в одном конверте, Заварзиной уже вернули. Та, как рассказывал Саватеев, раскудахталась, как курица: спасибо, спасибо, значит, эту преступницу уже поймали? Папка с документами, среди которых лежал и тот самый договор купли-продажи завода. Все бумаги, кроме договора, несерьезные, договор среди них как залетная, нездешняя птица, потому и вызвал подозрения. В сумке находился и пустой, абсолютно новый блокнот, на первой странице которого записан только один номер телефона – тот самый, «Резерв-техники». Причем записан как-то странно: ни пометок, ни имени, только цифры. Что здесь еще… Наушники, плейер, косметичка, ключи, использованный билет в метро, ручка. Какие-то фантики от жвачек и леденцов. Кошелек, в котором денег – кот наплакал. Темный пузырек с лекарством – «Eleuterococcus», такую же микстуру его матери от неврозов прописали. Книжка – сборник рассказов Гарднера об адвокате Мейсоне. «Приятная вещица, – отметил Заморочнов, – классика психологического детектива, образец логического мышления. Если девчонка увлекается литературой подобного рода, то, возможно, поймать ее будет непросто».

Алексей вспомнил ее глаза. Какого они глубокого серого цвета – никогда он таких не видел. Обычно серыми называют глаза, близкие к голубым. А эти – совсем темные, цвета червленого серебра. Там, на месте убийства, когда Зоя вырывалась у него из рук, они так и сверкали стальными, жесткими искорками. А сегодня у лифта они были испуганными, оторопелыми, застывшими от неожиданности. Ну не может девушка с такими красивыми глазами замышлять такое жестокое преступление!

– Фу ты, Господи, – Алексей тряхнул головой, как будто сбрасывая с себя наваждение. Что это он опять про глаза ее вспоминает? Алексей обнаружил, что держит в руках паспорт Зои Семеновны Журавлевой и изучает ее фото.

Что это он хотел сделать? Ах да, передать фотографию на копирование, чтобы разослать по всем отделениям милиции.

«Эх, Зоя, Зоя. Если бы ты не сбежала, не пришлось бы мне тебя сейчас в розыск объявлять», – думал старлей.

На диване перед Зойкой лежали сегодняшние газеты, в которых на все лады журналисты расписывали громкое убийство нотариуса. В самых смелых публикациях девушку откровенно называли «кровожадной наследницей» и «змеей, пригретой на груди». Но казалось, что не эти избитые эпитеты произвели на нее большее впечатление. Удирая от милиции и добираясь до Генкиной квартиры, она уже успела как-то сжиться с мыслью, что ее подозревают в убийстве родной тетки. Сама причина этих подозрений – вот что стало для Зои еще одним неожиданным потрясением.

– Боже мой! Тетка оставила мне наследство… – как безумная то и дело повторяла она.

– Тебе ли как юристу не знать, что ничего ты не получишь, если докажут, что ты тетку заказала? – со вздохом сказал Геннадий.

– Не докажут. Это же глупость несусветная! Все прояснится… и мне перейдет все, что там у тетки было…

Гена видел, что его подругу бьет нервная дрожь, а на лице блуждает жалкое подобие ее обычной дерзкой улыбки. «Делает вид, что озабочена наследством, хотя в действительности напугана до полусмерти», – констатировал он мысленно. А вслух произнес:

– Зой, успокойся. Я понимаю, в этой дикой истории ты пытаешься найти хоть какое-то для себя утешение, но сейчас надо взять себя в руки и понять, что делать.

– Нет, я на самом деле очень рада, что тетка позаботилась о моем будущем. Да мне же и работать не надо будет!

– Лучше подумай, как ты докажешь свою непричастность к ее смерти, – говорил Генка, пытаясь вернуть ее в действительность. – Ты хоть понимаешь, что после того, как ты ударила сумкой этого мента, подозрения против тебя только усилятся? Это у них знаешь как называется?

Зойка испуганно посмотрела на него и пролепетала:

– Знаю…

– Как? – поощрял ее Генка к возврату в разумный мир.

– Сопротивление работникам милиции!

– Вот именно! Они же тебя теперь…

– А что мне было делать?! – защищалась Зоя. – Позволить упрятать меня в кутузку? Сам же знаешь: попадешь туда, потом не вырвешься! Если что – я в любое время могу сама к ним прийти. Может, я так и сделаю, только сначала во всем разберусь. Слушай, спасибо тебе, что ты вовремя успел меня предупредить! – хоть и запоздало, но с чувством поблагодарила она его.

– Не представляю, как ты намерена в этом разбираться. – Геннадий гнул свою линию. – Ты же осталась без всего: без денег, без документов. Ну что ты будешь теперь делать? Я, конечно, помогу чем могу, но…

Зоя начала нервно расхаживать по комнате, размахивая пачкой газет.

– Сейчас, сейчас мы что-нибудь придумаем… Нет, Ген, ты представляешь? Ни с того ни сего у меня – квартира, машина, что там еще у тетки было? Как ты думаешь, счет в банке был?

Генка пересел в угол дивана, грустно наблюдая за Зойкой.

– Наверняка и счет, – сама себе отвечала девушка. – Дача? Черт, вот не знаю, дача у нее есть или нет. Офис… Стоп! Офис! Ну конечно! – Она подбежала к дивану и схватила Генку за грудки. – Офис!

Он смотрел на Зою как на тяжелобольную, медленно отрывая ее руки от своей рубашки:

– Ну что ты говоришь, Зоя?! О чем ты думаешь? Приди в себя! Какой, к лешему, офис?

– Я же наследую теткину часть нотариальной конторы, вот какой офис! Я поняла! Мымра навела на меня ментов! Ведь если меня обвинят в убийстве тетки, я действительно не получу никакого наследства. Помещения тогда отойдут или моему деду, или государству, она с легкостью выкупит их и станет полной владелицей конторы. Это она и организовала убийство… Она… – Зойка обхватила голову руками и плюхнулась рядом с Генкой. – Я так и знала, так и знала, – бормотала она.

– Ты уже вчера говорила это.

– Да, говорила и снова повторяю! – вскинулась Зойка. – Это мымра засадила в тюрьму теткиного мужа, это мымра решила избавиться от тети Нины и теперь подставила меня. У нее был четко продуманный план.

– Твоя тетка сама ей продала часть помещений.

– Может, шантаж! Мымра ее вынудила! – был готов ответ у Зои. – Не зря тетка припасла пузырек с порошком. Это для Заварзиной, я уверена. Кстати… – вспомнила она и деловито поинтересовалась: – Когда умерла Джессика?

Генка отвернулся к окну и насупился. Зоя присела перед ним на корточки и заглянула ему в лицо снизу вверх. Голос ее принял виновато-заискивающий тон, а лицо соответствующее выражение.

– Геныч, ну прости… Я же тебя предупреждала. Надо было ведь тебе доказать, что это за порошок!

Геннадий молчал, а она продолжала ластиться к нему, уверяя, что сделала это лишь из-за его упрямства и неверия.

– Она сдохла поздно вечером, – наконец произнес он. – Это было ужасно…

– Мать видела?

– То-то и оно! Устроила ты нам ночку, что и говорить! Мать только приехала, утром вставать рано на самолет, а тут собака – визжит, скулит, загибается от боли. Пока в клинику дозвонились, она уже околела… Потом мне пришлось ее выносить, закапывать…

– А я что говорила! Отрава сильнейшая, – тихо сказала Зоя, поглядывая на своего друга. – Эх, жалко, порошок в сумке остался… Наверняка он предназначался этой гадине Заварзиной… Какая она все же хитрая! Вынудила меня уволиться, чтобы я не мешала ей ее делишки обделывать! – Она вскочила. – Нет, я должна отомстить! Я должна добиться истины и доказать, что это она убийца! Что у меня есть на нее? Что?.. Ничего, – сама себе спустя мгновение ответила девушка, и неожиданно слезы покатились по ее щекам. – Ничего у меня нет, никаких доказательств, и что мне делать, я не знаю.

Она плакала все громче, все сильнее, а ее друг между тем вздохнул спокойнее: наконец-то наступила реакция! Где-то он читал, что когда женщина проревется, мозги у нее начинают работать лучше – долг выполнила, поплакала, пора подумать и о насущном. Такое у слез очищающее и отрезвляющее действие. Может, и эта безумная наконец перестанет твердить о нежданном богатстве, а пораскинет умом насчет положения, в которое она попала.

Однако рыдания ее стали затягиваться. И Генка неумело погладил Зою по коротким жестким волосам. Зоя обернулась к нему, уткнулась в его плечо и стала затихать. Ободренный успехом, Геннадий пустил в ход и утешающие слова:

– Не реви, мы что-нибудь обязательно придумаем. А Джессика на самом деле противная была псина…

Девушка тем временем почти окончательно успокоилась и начала искать по карманам носовой платок. Внезапно в ее руках появились теткины паспорт и билет до Архангельска, которые она вчера засунула в куртку.

– Вот, – шмыгая носом, она развернула перед Геннадием документ и показала на фото, – это теть Нина.

Некоторое время он разглядывал незнакомое лицо погибшей женщины. Потом перевел взгляд на Зою:

– Слушай, а вы ведь похожи!

– С ума сошел?! – оскорбилась та, и слезы у нее мгновенно высохли. – Она же почти на двадцать лет меня старше! Да и вообще ее все… неинтересной считали.

– Думаешь, ты раскрасавица? – благодушно подколол ее приятель.

– Может, и не раскрасавица. Но я миленькая, – шутливо и в то же время довольно жеманно парировала Зоя.

– Я серьезно. Что-то общее у вас есть. – Он взял девушку за подбородок, поворачивая ее лицо то вправо, то влево. – К тому же это фото, вероятно, сделано несколько лет назад. Черты лица у вас обеих мелкие, тонкие. Глазки большие, круглые.

Зойка, притворно сердясь, ударила его по голове пачкой газет.

– Да подожди ты, – увернулся Гена. – У нее какого цвета глаза? Как у тебя, серые?

Зоя беспечно пожала плечами:

– Не знаю!

– Господи, что ты за человек! Какого цвета глаза у тетки, не знаешь! Она же воспитывала тебя в детстве!

– Ну, это когда было… Да и потом, нужны мне были ее глаза!

– Ага, глаза не нужны. Зато наследство нужно! – беззлобно уколол он ее.

А Зойка опять в шутку замахнулась на него газетами.

– Так, брови у тебя как будто погуще, – продолжал сравнивать родственниц Геннадий. – Цвет волос у Нины Львовны непонятный – так же как и у тебя. Каштановый? Русый? Если ее еще обстричь и взлохматить… – Тут Генка смутился, потому что понял, что говорит о покойнице, а Зоя повертела пальцем у виска. – То есть наоборот: лучше тебя причесать, – нашелся Генка. – В общем, когда состаришься – вот твой портрет.

– Не пори ерунду, Геныч. Вовсе мы не похожи. Тетка даже молодая на лицо была так себе… С одним только кавалером всю жизнь и проходила. И он на ней так и не женился. А на меня, между прочим, еще со школы ребята западали. Значит, я – миленькая, – смеясь, повторила данное себе определение Зоя. – Только ты, чурбан, этого не видишь…

– Ты же говорила, что у нее есть муж, которого, по твоей версии, мымра в тюрьму упрятала? – соскользнул Генка с опасной темы.

– Ха, муж! Это я его так называю. Мымра-то мне и сказала, что официально тетка замужем за Легостаевым не была. Получается, что они всю жизнь гражданским браком прожили. А иначе почему бы тетка все наследство мне отписала?

– Погоди. Какую ты фамилию назвала?

– Какую?

– Ну мужа, который не муж.

– Легостаев, а что?

– Что-то знакомое. Где-то я ее уже слышал. – Генка озадаченно смотрел на девушку. – Какой-то недавний громкий скандал был связан с точно такой же фамилией. Он вообще кто?

– Не знаю.

– Не знаю, не знаю! Что ты вообще о своей родне знаешь?! Чем, кроме себя, в жизни интересуешься? – сварливо проговорил Генка.

Зоя, не терпевшая поучений, начала было закипать, но Геннадий отвлек ее от этого бесполезного сейчас дела:

– Ну хоть чем он занимался?

– Наверное, каким-то бизнесом, – предположила Зоя, – он все время в разъездах. Одно время вроде какие-то дела у него с алмазной компанией были связаны…

– Нет, это невозможно – «наверное, вроде», – передразнивал Генка подругу. – Как ты собираешься доказывать свою невиновность, если все у тебя «наверное» да «вроде»? Он что, тоже из вашего Мирного? Так там, можно сказать, у всех «дела с алмазной компанией», – ерничал он. – Работать-то больше негде – все принадлежит «АЛМИРе», насколько мне известно.

Зойка притихла. Геннадий тем временем поднялся с дивана и направился в свою комнату к компьютеру. Зоя поплелась за ним.