Текст книги "Двери 520"

Зачем я всё это сформулировала вслух? Он всё равно ничего не знает про меня, это просто бессмысленные сотрясения воздуха.

Кирилл пристально посмотрел мне в лицо, словно взвешивая что-то в голове и, наконец, видимо, приняв решение, потянулся во внутренний карман куртки. Через несколько секунд он достал оттуда маленький пакетик (в такие запечатывают дополнительные пуговицы к рубашкам), выудил оттуда что-то и положил к себе в рот. Проделав эту операцию, он полез в пакетик снова и протянул мне на кончике указательного пальца крохотную белую бумажку.

– Положи под язык и подержи минут пятнадцать, – сказал он, – это магический пропуск для настоящего зрения.

Чуть уловимый горьковатый привкус показался на языке на мгновение и тут же растворился. Я подняла голову и посмотрела на луну. Её отражение в реке почему-то показалось даже ярче, чем версия на небе.

Мы молча сидели на лавочке и смотрели на реку, я по-прежнему чувствовала себя расстроенной. Вряд ли в реке есть хоть какая-нибудь рыба. В конце концов каждую весну в неё сливают тонны противогололедных реагентов только для того, чтобы в следующем году была возможность закупить их заново.

– Знаешь, я никогда не любил этого город, – сказал Кирилл с какой-то особенной интонацией, словно доверяя секрет.

– А откуда ты?

– Из Орла. У нас там хорошо.

– Я там никогда не была.

– Зря. Это недалеко, съезди как-нибудь.

– Всё может быть. В конце концов, у меня, скорее всего, осталось ещё много лет жизни. Кто его знает, куда меня в них занесёт.

– А у меня вот последние годы как-то слились или скомкались, что ли. Так, знаешь, быстро-быстро прошли. Мне вот даже кажется, что так оно теперь и будет, – комк-комк и всё, мне уже сорок, потом комк-комк и шестьдесят. И почему так получается? Неужели нельзя всё это как-нибудь в голове притормозить? Я пытаюсь разными способами, но получается только временно…

– Наверное, можно. Знаешь там, медитация, что-нибудь такое, – неуверенно посоветовала я.

Кирилл с сомнением посмотрел на меня. Рассуждать дальше про время он не стал. Вместо этого он спросил:

– А ты где училась? Или ещё учишься?

Я улыбнулась. Ну надо же, значит, меня можно принять за студентку. Наверное, я должна быть польщена.

– Вот там я училась, – ответила я, показав пальцем на далекую сталинскую высотку. Она торчала на линии горизонта, умасленная соусом из желтой подсветки, и почему-то казалась сейчас совсем нелепой. Однако же Кирилл уважительно затих и, видимо, немного застеснялся своих упоминаний о шараге.

– В жизни сильно помогло? – спросил он.

– Не знаю. Честно, не знаю.

Минут через пять мы встали с лавочки и пошли гулять по городу, почти ни о чём не разговаривая. Пока мы шли к Болотной, реальность становилась всё ярче, а сущность моего сознания всё сильнее проявлялась. Я с интересом наблюдала за вывесками, машинами и людьми. А потом (я не уловила, в какой именно момент это произошло) я обнаружила себя словно бы в параллельном мире, где действительное значение имел только свет и создаваемые им цвета. У каждой лампочки появился радужный контур, а здания словно бы ожили.

Как сложно передать словами это странное ощущение мира! Яркие вывески зачаровывали меня, переливаясь. Почти у каждой из них я останавливалась, чтобы полюбоваться. Стеклянная граница между мной и реальностью пала, растворилась. Я поняла, что мой спутник специально решил привести меня сюда, потому что я, сама того не зная, попросила этого. Я снова почувствовала благодарность. Нет, всё не случайно.

А потом пошёл летний дождь. Дождь, который я ненавижу, потому что боюсь. Но сейчас он казался мне самым прекрасным из всего, что я когда-либо видела в жизни. Я словно бы оказалась в кристаллическом мире, пронизанном высшей гармонией. Почему, почему я никогда не видела этого раньше? Эта невероятная красота мира – даже самого обычного дождя. В нём нет никаких чёрных рук, это чистота кристаллов, и я сама её часть. И пусть чернота между светом витрин и фонарей пугает меня, но капли дождя в свете неоновой рекламы красивее всех картин, что я когда-либо видела.

– Как красиво, – говорю я своему спутнику.

– Да, – отвечает он. И я чувствую, что он понимает. Теперь уже можно ни о чём не говорить, а просто смотреть. И мы идём вперёд.

Изменился не только мир вокруг меня. Я почувствовала, как преображаются границы моей личности. Внутри меня – светлый огонёк, моя душа. Она существует, я чувствую, а значит, я всё-таки не биоробот.

Вокруг этого светлого огонька и строилось всё моё сознание, на него налипал жизненный опыт, мысли, знания, воспоминания. Это всё простая труха, как я могла запутаться в ней, забыть об этой горящей лампочке?

Моё сознание расширялось, выходило за пределы головы – я была шаром, сгустком, плывущим вперёд по улице и гудящим от разрывающей его энергии. Мир – как бесконечность, составленная из ярких, переливающихся кристаллических лучей. А я – призрак, закутанный в доспехи. Испуганный своим несовершенством, но зачарованный красотой мира дух, заключённый в плоть.

– На самом деле, люди – это всего лишь взгляд, подвешенный во тьме. Мы все формулируем себя, только пока кто-то на нас смотрит, и делаем вид, будто не знаем, что другие поступают точно так же, – говорит мне Кирилл.

– Да, бывает и так. Не стоит быть полностью категоричным, но это часть реальности, – киваю я.

Мы продолжаем идти по улице, а я всё не могу оторвать восторженных глаз от бесконечности огней, составляющей ночной город. Я ощущаю неожиданное единение со всем окружающим. Чувствую близость к каждому человеку.

Мы все здесь – всего лишь яркие искорки, горящие посредине бесконечной вселенской черноты. Мы – спутники. Мы, люди, едем по бесконечной дороге в пустоте, на которой редко встретишь кого-то. И в каждой машине – друг, ещё одна искра. Мы спутники на дороге. Какой красивый ответ.

Мы продолжаем идти по улицам центра, хотя сами уже мокрые до нитки. Наконец мы заходим в какой-то пустой ночной дайнер, привлекший нас яркими неоновыми огнями нарисованного Майями. Садимся за дальний столик, к музыкальному автомату. Кирилл заказывает куриные наггетсы и кофе, я прошу картошку фри и чай. Официантка рассеянно улыбается, и я почти вижу яркую точку, сверкающую где-то под её грудью. Она тоже спутник, который обитает в этом уютном островке посреди темноты.

Моя одежда постепенно высыхает. Я радуюсь тому, как нежно ткань касается кожи. Приносят чай, и я зачарованно вглядываюсь в отражения света в чашке. Мы молча пьём и едим. Я думаю о чём-то, не складывая образы в слова.

«Съешь меня, выпей меня», – вспоминаю я, и ем, и пью, но ни больше, ни меньше не становлюсь. Мои леопардовые штаны переливаются, – кажется, можно опустить в них руку по локоть.

Прошёл, наверное, час. А, может быть, и нет. Мы вышли из дайнера и продолжили свой путь по ночным улицам, дождь прошёл. Мы почти ни о чём не говорили, разве что время от времени произносили какие-то случайно забредшие в сознание мысли. Мне нравился этот мир, я словно бы оказалась на изнанке реальности, подсвеченной кристаллическими переливами света. Я и не знала, что она существует параллельно с нашей. Наверное, не важно то, что действительно есть, – значение имеет восприятие.

Под утро открылось метро, и мы поехали куда-то на север. Мне нравилось путешествовать, передвигаться из одной точки в другую. Это отвечало моему ощущению кристального мира. Спутники входили и выходили из вагона, освещённого тусклыми лампами. Мы вместе с ними неслись, пронзая подземную темноту, защищённые внутри железного гиганта. Во всех окружающих предметах словно бы появились крохотные иголочки – настолько резким и чётким всё выглядело.

Наконец мы приехали на Речной вокзал. Здесь уже толкались люди и машины. Обитатели пригородов штурмовали станцию метро, стремясь поскорее добраться до центра: невыспавшиеся, помятые, окружённые облачками табачного дыма.

Сознание моё, ранее расширившееся до размеров кометы, вернулось в пределы головы, но восприятие оставалось острым и чётким. Я смотрела на мир словно бы новыми глазами, заново осознавая значение привычных предметов.

Проталкиваясь сквозь встречный поток людей, мы пробились к какой-то пустой маршрутке, пропахшей бензином и расплавленным асфальтом. Я села у окна на заднем сидении, Кирилл рядом со мной. Теперь я была отделена от царящей снаружи суматохи пыльным окном. Яркое утреннее солнце уже играло в стёклах, рассеиваясь в бесконечном количестве отражений. Маршрутка понемногу заполнялась людьми. Вскоре мы тронулись.

На соседней полосе стояла беспросветная пробка в центр, мы же неслись по почти пустой дороге. Вокруг – бесконечные пространства окраины, плотно стоят неуклюжие высокие дома. Тысячи бьющих в глаза отражений солнца, бетон, металл машин и стекло. А ещё – ощущение скорости. Маленькая маршрутка неслась изо всех сил, дребезжа стёклами.

Куда же мы себя заковали? Города должны были сделать людей счастливее. Интересно, в какой же момент они стали бетонными монстрами, в которых для людей нет места? Мы, современные люди, слишком радостно меняем ценности на удобства, совсем как индейцы меняли золото на стеклянные шарики.

Но всё же даже в этом бетонно-железном царстве, обрамлённом жёсткими стенами из одинаковых закрывающих горизонт домов, есть своя красота, своя странная эстетика.

Наконец мы приезжаем к какой-то железнодорожной станции, покупаем билет на электричку и заходим в поезд. Я даже не спросила, куда мы едем и почему нельзя было сесть в городе, надо мной властвует какое-то странное безразличие. Мне хочется просто сидеть и смотреть, как проносятся за окном пейзажи, чувствуя уют и тепло собственного тела, закутавшись в складки одежды.

Не знаю, сколько прошло времени, но не очень много. Мы вышли на какой-то пустынной станции, на которой не было даже турникетов. Большой город остался позади – здесь были только коттеджи, огороженные нелепыми заборами.

Минут через десять мы добрались до большого двухэтажного домика и зашли внутрь. Кирилл провёл меня через пахнущие баней сени, мы поднялись вверх по деревянной лестнице и оказались в просторной комнате со скошенным деревянным потолком и большой кроватью. Кирилл скинул ботинки и бросился на постель. Я последовала его примеру и осторожно легла рядом. Только сейчас я поняла, что сильно устала после бессонной ночи.

Как-то отстранённо я подумала о том, имел ли он в виду, что сейчас будет секс. Случайно познакомились после бара, гуляли всю ночь, а теперь мы у него в кровати. Цепочка довольно прозрачная.

Никакого секса мне не хотелось, так что я морально подготовилась отбивать любые поползновения. Но Кирилл и не предпринимал попыток. Он просто закутался в одеяло и, не обращая на меня внимания, засыпал. Я с облегчением вздохнула, а потом закрыла глаза, окунувшись в царство живущих за веками разноцветных точек. Так мы заснули.

XIII

Это не конец – не загустел ведь в башке понимания холодец.

Это не конец – не просолился осознания огурец.

Так со мной ментальничала суть всего – то ли жвачка, то ли рубец.

Это ещё не конец, – говорит, – это не конец!

2H Company

Я стояла в супермаркете и выбирала, что бы съесть. Почему-то хотелось чего-то вредного, и чем вреднее, тем лучше. Я взяла из маленького холодильника баночку адреналинраша. Достаточно вредно для тебя, а, внутренний саморазрушитель? Иду к кассе и беру длинный шоколадный батончик. Набор будущего диабетика практически готов.

Девушка за кассой задумалась о чём-то своём, она отстранённо смотрит в пространство и проговаривает что-то губами. Я со стуком ставлю баночку энергетика на ленту. Девушка вздрагивает, смотрит на меня с удивлением и начинает пробивать товар.

Расплатившись, я выхожу на улицу. Мелкий, чуть ощутимый снег падает на лицо. Холодный солнечный день с кристально чистым воздухом и голубым небом. Асфальтовая дорожка аккуратно расчищена, но вокруг неё намело сугроб примерно по колено. Я сажусь на лавочку и открываю свой энергетик. Делаю глоток, потом ещё один. Тянусь, чтобы открыть шоколадку, – нужно съесть её, пока она не замерзла, иначе и вкуса-то не почувствуешь.

Я так давно не ела «Пикник». А ведь я так любила его в детстве. Интересно, когда я ела его в последний раз? Я пытаюсь вспомнить, но память путается, не поддается.

Так когда?

Стоп. Я вскакиваю со скамейки. Как я вообще здесь очутилась? Почему сейчас зима? Моё тело пронзает волна страха, недопитая банка выскальзывает из рук и, пенясь, катится по асфальту.

Пытаюсь восстановить последовательность событий. Моё последнее воспоминание – это то, что я стою посредине магазина и хочу купить что-нибудь вредное. Я оглядываюсь вокруг. Что это за место? Оно кажется смутно знакомым. Я когда-то уже была тут, ходила мимо этих серых бетонных домов. Точно, это же Медведково. Мы жили здесь, когда я была совсем маленькой, я ходила тут в детский сад, а только потом мы переехали. Но почему…

Да это же сон! Я сплю. Прямо сейчас я лежу в кровати вместе с Кириллом, а моё сознание вернуло меня сюда. Я сплю! Нужно проверить… Я поднимаю глаза и смотрю на маленькое зимнее солнце. Оно не слепит меня, – я могу смотреть на него сколько мне захочется. Значит, правда. Сон.

И что мне теперь делать с этим открытием? Я возвращаюсь в магазин и покупаю пачку сигарет. Раз уж это сон, то курить – можно, вреда не будет. Возвращаюсь на улицу и пристально оглядываюсь вокруг.

Ничего не поменялось. Открываю сигареты и нюхаю их. Пахнут чем-то неуловимо сладковатым. Засовываю руку в карман – пусть там будет зажигалка. Срабатывает. Мой сон – мои правила.

Поджигаю сигарету, вдыхаю. И вдруг мир становится чётким и реальным, словно бы кто-то подкрутил настройки резкости. Боже мой, как так? Если бывают такие реальные сны, то как же можно доверять реальности? Я ошеломлённо смотрю на окружающее меня пространство. До этого я даже не осознавала, что оно было помутнённым, это казалось мне нормальным. Может быть, и в реальности всё так же?

Ладно, пойдём куда-нибудь. Нужно узнать, зачем я здесь. Продолжая затягиваться сигаретой, я иду по дорожке, рассматривая окружающие меня здания. Нигде нет ни одного человека, ни в одном из окон нет движения. Неужели я здесь совсем одна? Хотя нет, есть ещё девушка за прилавком.

Словно в ответ на мои мысли за спиной непонятно откуда возникает компания школьников. Я ощущаю спиной их недобрый взгляд. Они начинают что-то кричать мне, я не разбираю слов, но чувствую, что это что-то обидное. Они обзываются. Ну уж нет – в моём собственном сне нельзя меня оскорблять.

Я поднимаюсь над землей и на бреющем полёте ударяю ногой в грудь самого громкого школьника. Он словно надувной мячик начинает отскакивать от земли. Остальные школьники разбегаются. Ах, какая я храбрая, какая я молодец, – использую свои сны для того, чтобы безнаказанно бить малолетних!

Я взлетаю повыше и оказываюсь над домами. Теперь все окрестные дворы передо мной как на ладони. На высоте ветер дует сильнее, бросает в лицо снег. Но мне не холодно.

Осматриваюсь вокруг, – вот же он, тот самый детский сад, в который я ходила в детстве. Я быстро пикирую к крохотному типовому одноэтажному зданию, окружённому выкрашенной в зелёный оградкой. Приземляюсь в чистом маленьком дворике, на полненном покосившимися качельками, деревянными фигурками и скамеечками. Да, я помню это место. Надо же, совсем ничего тут не изменилось. Хотя, что, вообще, могло поменяться, раз это всего лишь воспоминание в моей голове?

Я поднимаюсь по крылечку из пяти ступенек и подхожу к большой железной двери. Дёргаю – открыто. Захожу внутрь. Здесь холодно и сумрачно, пол покрыт льдом. Под ним видны вмурованные в замёрзшую воду детские ботиночки. Я прохожу по узкому коридорчику и попадаю в просторное помещение, по всей видимости, актовый зал. Перед низенькой деревянной сценой стоят в несколько рядов стулья, сбоку примостилось слегка облезлое пианино. Всё припорошено снегом.

Я помню, как я здесь пела. Мама сидела в первом ряду, улыбалась и хлопала, воспитательница играла на этом пианино. Что же это была за песня? Не помню. Интересно, зачем я снова здесь?

Я поднимаюсь на сцену и выпрямляю спину, представляя, что на меня смотрят зрители. Я знаю, что, если захочу, то смогу усилием воли наполнить эти стулья публикой. Но я не хочу вмешиваться. Моё подсознание, похоже, мудрее меня… Осталось только расшифровать его загадку.

Я достаю из пачки ещё одну сигарету и закуриваю, глядя на покрывающие стены разводы льда. Может быть, вот так вот я заморозила своё детство? И теперь я хожу с ледышкой в сердце, как в сказке про Снежную королеву? Или это слишком буквальное прочтение метафоры? Не знаю.

Я слышу смутный скрежет. Что это? Он доносится откуда-то снизу, нарастая в вибрации. Я вдруг ощущаю острое чувство опасности и спрыгиваю со сцены в зрительный зал. Через секунду деревянный помост разлетается вдребезги, а из дыры в полу вылезает гигантская бесформенная фигура – нечто среднее между огромной лысой обезьяной и бесформенным слизнем. У него нет лица и глаз, расплывающуюся тушу пронизывают бесформенные узоры из надувшихся синих вен.

Монстр поворачивает ко мне свою голову, и она разрывается пополам – это раскрывается гигантская пасть, утыканная в два ряда кольями клыков. Нужно бежать отсюда.

Я отбрасываю сигарету и изо всех сил несусь к двери в коридор. Она заклинила и не открывается. Чёрт. Монстр медленно, словно под толщей воды, ползёт ко мне. Я чувствую ужас, мне хочется визжать.

Нет! Это всего лишь сон! Я тянусь за спину и достаю оттуда большой меч, сверкающий голубоватым светом.

– Не подходи ко мне!

Но монстр не воспринимает моих криков, он продолжает приближаться. По бесформенному телу бегают бугорки, они складываются в некое подобие человеческого лица – нос, уши, надбровные дуги. Не хватает только глаз. Выглядит это ужасно.

Я подпрыгиваю и зависаю в воздухе. Ну же, со школьником же получилось! Я выставляю меч перед собой, отталкиваюсь ногами от потолка и направляю своё тело в сторону монстра. Меч без труда вонзается в мягкую плоть и прошивает её насквозь. Я падаю на пол и больно ударяюсь спиной о железный стул.

Монстр издает отвратительно-тонкий визг на самой грани слышимости, из рассечённой плоти хлещет вязкая слизь. Через мгновение рана затягивается, как будто её не было, а тварь обращает ко мне своё уже оформившееся до конца лицо с мелкими чёрными точками фасеточных глаз.

Чудовище снова раскрывает гигантскую пасть и выплёвывает в меня комок чёрной слизи. Я в ужасе отскакиваю в сторону, выпустив из рук меч. Монстр протяжно воет – на этот раз пронзительным гулом, от которого у меня закладывает уши. Бугры под его кожей вновь начинают ходить ходуном, и черты лица преображаются – теперь это мой нос, мои губы, мои щёки. Только глаза всё те же, фасеточные, чёрные, без малейшего намёка на зрачки.

Чёрт, чёрт… В уголке стоит красная канистра. Почему-то я уверена, что в ней бензин. Откуда он тут может быть? Неважно. Я делаю кувырок и оказываюсь около неё. Я уворачиваюсь от очередного комка слизи и обрушиваю на медлительного монстра поток маслянистой жидкости. Отскакиваю назад, достаю из пачки сигарету и прикуриваю её. Ну держись.

Я взлетаю в воздух и зависаю над головой монстра. Главное не промахнуться. Я затягиваюсь посильнее, разжигая на полную тлеющий огонёк на кончике сигареты. Почему-то сейчас он кажется мне похожим на вавилонскую башню. Неважно. Я крепко сжимаю тлеющую палочку пальцами, выпускаю из лёгких клуб едкого дыма и бросаю сигарету вниз. Лишь бы попасть…

Монстр вспыхивает, вновь издавая отвратительный ультразвуковой вопль. Он корчится в конвульсиях, – я вижу, как его зловонная плоть плавится. Моё собственное лицо, скопированное чудовищем, искажено в гримасе чудовищной боли.

Огонь перекидывается на пол и стены. Через мгновение полыхает уже всё вокруг. Нужно убегать. Я приземляюсь и несусь к двери, не обращая внимания на корчащегося в последних муках монстра. Дверь по-прежнему не открывается. Огонь подступает со всех сторон, мне нечем дышать. Похоже, я угробила вместе с ним и саму себя. Ну нет, я так просто не сдамся!

Я взлетаю и изо всех сил тараню потолок. Я сильная – я повелитель всего здесь! Грязный кирпич разлетается во все стороны с отвратительным хрустом. Я вылетаю из пробитой в потолке дыры. Детский сад под моими ногами полыхает, выбрасывая в небо столб чёрного дыма. Я лечу на восток над заснеженными улицами.