Текст книги "Двери 520"

XIV

В доме на Уделочной,

у заросших трамвайных путей,

глядя в окно на осеннюю ночь,

родители ждут ********

[странных] детей.

Есть Есть Есть

Я проснулась отдохнувшая, с ощущением струящейся по телу энергии. Много лет я не чувствовала этого. В последний раз, наверное, в детстве. Всё кажется мне очень реальным, как будто я протащила из сна это чувство восторженной резкости.

Или я всё ещё сплю?

Пробую взлететь над кроватью – не выходит. Нет, видимо, нет.

Над головой – чужой потолок, деревянный, скошенный. Узоры тёмных разводов покрывают доски. Я так давно не просыпалась в чужой постели, где-то в глубине души я очень удивлена тому, что такое вообще бывает, что это происходит здесь и сейчас, со мной.

Почему-то мне страшно пошевелиться. Приходится приложить усилие просто для того, чтобы повернуть голову набок. Я в кровати одна, Кирилла нет. Неосознанные сомнения шевелятся в глубинах кроличьей норы моего сознания. Ослеплённые утренним солнцем, они делают мне прощальный подарок в виде всплывшего вопроса – а был ли Кирилл вообще, не плод ли он моего воображения? Я поняла, что не могу вспомнить, как он выглядит. Помню только ощущение, которое исходило от его присутствия. Как бы описать это… Запах мыслей? «Вчера» почему-то кажется сейчас совершенно нереальным понятием.

Я делаю глубокий выдох, стараясь вместе с лишней углекислотой исторгнуть из себя и весь этот ненужный ворох сомнений, резко высвобождаюсь из-под прогретого ночным теплом одеяла и встаю с кровати. На мне по-прежнему леопардовые штаны, босые ноги натёрты и немного побаливают.

Меня окружает просторная, но почти пустая комната. На лакированных досках пола лежит красивый, по-видимому, сплетённый вручную коврик с причудливыми узорами. У окна примостился простенький деревянный столик из «Икеи», на котором расположился старенький ноутбук. За ним возвышается пластиковая аниме-фигурка, изображающая девочку в школьной форме, воинственно поднявшую над головой непропорционально огромный меч. Девочка выглядит одновременно жестокой и невинной, при этом сквозь невинность жестокости подчёркнуто сквозит сексуальность, запечатанная в вызывающем изгибе грудей, еле прикрытых тоненькой матроской.

За окном плавно качаются ветки деревьев, наполняя комнату вибрациями шелеста, крыши соседних домиков поблёскивают металлом на ярком солнце. Мне хочется раскрыть окно и вдохнуть в себя этот наверняка свежий загородный воздух, почувствовать растворённые в нём запахи, но рама выглядит слишком массивной и рассохшейся, мне не хочется с ней связываться.

С люстры свисают какие-то азиатские штучки – манэки-нэко, колокольчики с иньяном, монетки с иероглифами. Наверное, если задеть эту связку рукой, она начнёт звенеть и долго не успокоится. Такие штуки продаются на Севастопольской в разных феншуй лавочках. Причём вместо китайцев бесконечными связками блестящей ерунды с иероглифами почему-то всегда торгуют индусы.

Около двери валяются мои кроссовки. Я пробую обуться, но отказываюсь от этой затеи. Они мокрые и неприятные, – лучше уж побыть босиком. И как я только не простыла вчера? Я делаю глубокий вдох носом, но ни малейшей заложенности не обнаруживается. Надо же, ночная прогулка с мокрыми ногами прошла совершенно без последствий.

Я замечаю, что сердце по-прежнему бьётся учащённо, словно я уже успела упиться кофе. Моё тело всё ещё не может поверить до конца, что полёт над пылающим Медвековым был всего лишь сном. Я всё ещё чуть больше там, чем здесь. И как так получилось, что прямо во сне я понимала, что сплю? Это, вообще, нормально? Хотя, мне кажется, со мной такое уже случалось, когда-то давным-давно, в детстве. Ладно, неважно. Сейчас не время думать о снах – нужно разбираться с тем, где я оказалась и что собираюсь делать дальше.

Я неуверенно открываю дверь комнаты и выглядываю наружу. В лицо ударяет лёгкий сквозняк, несущий запах дерева и каких-то трав. Я осторожно переступаю босыми ногами через порог и спускаюсь вниз по узкой деревянной лестнице. Она приводит меня в просторную комнату со скошенным потолком. Её стены завешаны картинами в восточном стиле. На большинстве из них изображены воинственные азиаты на конях – они застыли в нелепых позах и либо рубят кому-то головы длинными мечами, либо выпускают стрелы из огромных луков.

Запах неизвестных мне трав стал сильнее, откуда-то спереди доносится звон посуды. Я иду на звук в надежде обнаружить там Кирилла. Мне хочется посмотреть, как он выглядит, чтобы заполнить образовавшийся в памяти необъяснимый пробел.

Я вхожу в узенький коридорчик, обитый фиолетовыми обоями. В конце коридора потолок почему-то начинает быстро опускаться, дверь, ведущая в следующую комнату, тоже очень низенькая. Мне приходится пригнуться, чтобы войти в неё. Такое чувство, будто через секунду я окажусь в Вондерленде и разверну погоню за Белым Кроликом. Ни одного стишка вспомнить без ошибок я не могу уже сейчас.

Однако вместо Страны Чудес я вижу светлую кухню. У плиты, не обращая на меня внимания, колдует над гигантской кастрюлей мужчина-азиат лет сорока. Он одет в безразмерные шаровары с переплетающимся синим рисунком и просторную рубашку, представляющую собой причудливый хаос из разномастных цветных клякс. Его длинные волосы, уже с небольшой проседью, собраны в хвост розовой женской резинкой, а на запястьях болтаются разноцветные фенечки.

Да, это явно не Кирилл. Я почувствовала растерянность и смущение. Азиат не замечает меня, а я не уверена, что, увидев меня, он не возмутится тому, как я проникла в дом. Вчерашние события уже кажутся мне совершенно нереальными.

Нервная ситуация – я ведь даже не знаю, кем тут является Кирилл. К тому же я не знаю, говорит ли этот человек по-русски. Но, с другой стороны, что мне теперь – просто развернуться и тихонько выскользнуть из входной двери? Нет, это уж слишком глупо. Да я и не знаю даже, где тут выход.

Так и не созрев ни для какого действия, я замерла и с минуту просто наблюдала за тем, как мужчина кидает в кастрюлю какие-то травы. Наконец азиат обернулся для того, чтобы взять что-то со стола и заметил меня.

– Привет, – поздоровался он, добродушно растягивая букву «е», – я смотрю, ты уже выспалась!

У меня отлегло от сердца. Внезапный страх и робость прошли. Обо мне знают, меня хорошо встречают, со мной говорят по-русски и даже без акцента.

– Всё хорошо. Даже куда больше, чем просто выспалась, – ответила я, чувствуя внезапный приток доверия к этому незнакомому человеку, – а где Кирилл?

– Он, наверное, часа полтора назад убежал куда-то. То ли по делу, то ли тебя застеснялся и решил упорхнуть. Он такой человек, у него всегда всё сложно в голове, не угадаешь, что всколыхнётся. Ну, девятнадцать лет мальчику, самое время побыть невротичным и шебутным, ты не обижайся. Так-то он славный, конечно. Вообще, он меня о тебе предупреждал и просил кормить, развлекать и проводить до станции.

Я благодарно кивнула. По крайней мере, вчерашний вечер был реальностью. Мой собеседник отложил на стол испачканные в земле коренья, неторопливо вытер руки полотенцем и подошёл ко мне вплотную, обдав приятным запахом корицы и каких-то индийских благовоний.

– Меня зовут Чимит, будем знакомы? – улыбнулся он, протягивая руку.

Я неуклюже пожала его мягкую ладонь. Почему-то даже такой простой жест, как рукопожатие, привёл меня в лёгкое смятение.

– Вы отец Кирилла, да? – я задала этот вопрос и тут же поняла, что он дурацкий, хотя бы с точки зрения генетики.

– Нет, – ответил он с непроницаемой улыбкой, – скорее, я для него что-то вроде учителя. Помогаю ему справиться с проблемами, а он мне помогает по разным мелочам. Ну, или не помогает, как захочет, – я на него особо не давлю в общем-то.

– Да? А по каким мелочам?

– Да ну всякое подворачивается. В основном, мелкие поручения. Плюс есть такие вещи, в которых он разбирается, а я нет. Я человек немного старомодный, а он, например, умеет выходить в интернет, людей там собирать. Ну, ты, я думаю, лучше меня знаешь. Как ни странно, но даже в моём деле без интернета уже никуда.

– А что у вас за дело? – спросила я.

– Ну, сначала давай перейдём на ты. В этом доме особо стараются не выкать, а то больно серьёзно, мне аж самому неуютно. А так, если по сути вопроса, то я – вот не поверишь – шаман. Видишь, какой дом себе отстроил аутентичный?

Что на это ответить я как-то не нашлась, поэтому просто кивнула и присела на высокую барную табуреточку.

– А Кирилл, получается, ученик шамана?

– Да не то чтобы. Просто помогает мне, а то ему жить негде, да и с родителями там проблемы свои. Так-то раньше мне жена помогала, она у меня тоже очень девушка смышлёная. Может быть, познакомишься с ней, её Алима зовут (шаман улыбнулся чему-то своему и с удовольствием откусил внушительный кусок от яблока). Просто она родила недавно, – продолжил он с набитым ртом, – сейчас всё время с маленьким, вот тут-то Кирилл мне и нужен. Гоняю малого потихоньку, да ему это и самому на пользу.

Я кивнула. Умного ответа в голову не приходило, так что я просто улыбнулась, чтобы компенсировать молчание. Мне хотелось как-то раскрыться перед этим странным человеком, но давалось это с трудом. Видимо, заметив мои усилия, шаман хитро подмигнул.

– Ты есть хочешь? – умиротворённым голосом спросил он и зачем-то хлопнул в ладоши.

Я прислушалась к своему телу, а потом кивнула. Пожалуй, что да – голодная. Даже не просто голодная, а очень голодная. Странно, что я этого не замечала. Хотя, впрочем, неудивительно. Вон сколько всякой движухи происходит в сознании – телесным импульсам сложно достучаться.

Я присмотрелась к зародившемуся во мне ощущению голода и вдруг осознала, что хочется горячего горохового супчика – такого, какой готовила когда-то моя мама. И чтобы в нём плавал лавровый листик и было много перца. Однако Чимит прервал мои гастрономические мечты.

– Короче, еды особо никакой и нет. Вот на столе кофе растворимый, в бойлере кипяток. Ещё есть годные печеньки кокосовые, на окне лежат вместе с хлебом. В холодильнике масло сливочное есть – вкусное, финское, ещё там яблоки. Ну, на крайняк, есть целый мешок риса, но его лень варить – по крайней мере, мне. Надеюсь, тебе вот этого расклада хватит?

Я немного задумалась и кивнула. Хлебушка с маслицем навернуть – это, конечно, не мамин супчик, но тоже весьма и весьма недурно. Но перед тем, как промаслить организм бутербродиком, я бы заправила свой пламенный мотор кофеином, это никогда не помешает.

Я отыскала пакетик дешевого «Нескафе» и засыпала его в чью-то затёртую чашку с Гарри Поттером. Кипяток из бойлера закружил кофейный порошок. Я аккуратно помешала мутную жижу чайной ложкой и отхлебнула. На вкус гадость, конечно, но тёплый напиток приятно распространился по телу, даруя мне умиротворение, миниатюрное жидкое счастье, которое достигло своего пика где-то между вторым и третьим глотком.

Всё плохое отошло на второй план. Я подумала, что похожа на какую-нибудь героиню рекламы, – только они умеют так жизнерадостно и бессмысленно тащиться от таких дурацких вещей как плохой кофе. Кухня утопала в солнечном свете, который яркими потоками прочерчивал наполненный пылинками и паром воздух. Я словно бы перенеслась в какой-то редкий счастливый момент из детства. Всё почти то же самое, только в немного других декорациях, и вместо мамы у плиты кружится странный шаман Чимит.

Я отдалась этому ассоциативному потоку. Образы детства чуть ощутимо касались сознания, наполняя меня свербящими и полузабытыми ощущениями, которые рассыпались в прах при попытке их сформулировать. Здравствуйте, товарищи.

Чуть насытив кофеиновый голод, я намазала несколько бутербродов маслом.

– Хочешь? – спросила я у Чимита.

– Руки заняты, суй в рот, – отозвался шаман и с удивительным проворством в один замах заглотил целый бутерброд, с удовлетворением пережёвывая его в глубине своих пухлых щёк.

Я вернулась на табуретку и снова отхлебнула из чашки. Удивительно, сколько всего должно было совпасть, чтобы я оказалась здесь. Целая цепочка случайных событий и совершенно необдуманных решений, – и вся она выливается в то, что я сижу в этом непонятном месте и пью кофе с бутербродами. Странно, захватывающе и немного страшно.

Мне вдруг захотелось никуда не уходить. Да и, на самом деле, идти мне некуда. Возвращаться домой, в квартиру? Это словно конец сказки, словно пробуждение ото сна. Вдруг я не выйду оттуда по-новой и снова застряну на полгода? Что я там буду делать теперь? Будет уже совсем глупо.

Мне пришло в голову сказать Чимиту, что мне, как Кириллу, некуда идти, оставь, мол, меня у себя пожить, хотя бы на недельку, мне нужно немного всё осмыслить, немного разобраться со всей этой навалившейся кучей неосознанного и не осмысленного логически, которую я копила всю жизнь и под которой уже задыхаюсь. Но нет, так делать нельзя. Нельзя вот так просто взять и остаться жить в чужом доме. Лучше я вернусь в город и сниму на несколько дней номер в гостинице, а ещё лучше – просто кровать в хостеле, в какой-нибудь общей комнате на побольше человек. Так мне будет спокойнее.

Я вдруг поняла, что готова к тому, чтобы снова расплакаться. Не знаю, почему. Что я за истеричка с бессмысленными слезами? Всё это слишком сложно для меня, я не хочу нести за себя столько ответственности. Мне просто страшно, очень страшно. Страшно, что я всё всегда делала неправильно, делаю неправильно и сделаю тоже неправильно. И виновата во всём буду только я. Мерзкое, ужасное чувство. И даже в бога я не верю, – это ведь так обидно, если вдуматься. У меня нет золотой отмазки, которая помогает стольким людям.

На моё плечо опустилась рука. Сильные пальцы несколько раз сжали меня где-то в районе ключицы. Видимо, это что-то в духе ободряющего жеста.

– Что за слёзы? – спросил шаман, вглядываясь мне в лицо.

– Прости. Я просто, как тебе сказать. Я в последнее время не в себе. Ничего не случилось, просто мне страшно. Долгая и дурацкая история.

– Страшно. Да… – Чимит задумался, его лицо резко переменилось. Если ещё секунду назад он напоминал современный вариант жизнерадостного Хотэя, то теперь в его облике откуда-то появилась достойная нордического эпоса твёрдость.

– Знаешь, вся жизнь – это, прежде всего, борьба со своим страхом. По крайней мере, я так думаю, – помолчав, сказал он.

– Я не знаю, я не хочу об этом думать, – ответила я и тщательно вытерла слёзы рукавом.

Взять себя в руки. Уже ни в какие ворота.

– Расскажи мне свою историю, – попросил Чимит и попробовал взять меня за ладонь. Я осторожно вырвалась. Почему-то сейчас любое прикосновение казалось мне неприятным.

– Как тебе рассказать. История дурацкая и бессмысленная, особенно, если её вот так в лоб пересказывать. Я жила обычно. Очень даже хорошо, совсем обычно. Но потом наступил такой момент, знаешь, когда я поняла, что больше не могу. Я немного сошла с ума. Я долго не выходила из дома и ни с кем не разговаривала, и мне было очень страшно, но я словно бы стала совсем другой, как-будто проснулась. А потом, вчера, я всё-таки вышла, и вот теперь я здесь. И понимаю, что, как бы я ни оттягивала, – ну, там, в гостиницу, например, не ушла, мне всё равно придётся вернуться и жить дома, и поэтому мне очень страшно.

– Страшно? Почему страшно? Дом – это же твой дом, чего его бояться? Вышла раз и ещё выйдешь. Не дом же решает, а ты решаешь.

– Ну да, но всё равно. Как бы тебе объяснить… Всё вокруг словно выцветает, обесценивается, когда я знаю, что мне снова придётся вернуться домой, туда, где я столько времени сидела. И я совсем не уверена, что смогу снова выйти оттуда, если войду, потому что я снова чувствую себя слабой, просто очень, безумно слабой и вообще не понимаю, в чём может быть цель, зачем это всё. И больше всего мне страшно, что, ничего не понимая, мне приходится нести за себя ответственность, потому что я впервые чётко ощущаю, что за всё, что со мной происходит, несу ответственность только я сама, это, наверное, хорошо, но от этого мне становится хуже.

Я вытерла слёзы, а точнее, размазала их по всему лицу. Потом потрясла головой, словно бы стряхивая с себя этот приступ детской и бессильной слабости. Целая речь. Ну надо же. Я что, на приёме у психоаналитика? Он совсем на него не похож. Скорее, оккультически настроенный космист, какой-нибудь кришнаит с томиком Блаватской под подушкой.

Чимит сделался очень серьёзным. Секунд тридцать он молча сидел напротив меня, что-то обдумывая. Наконец он взял меня за плечо и крепко сжал его ладонью.

– Ладно, давай вот что. Ты займи чем-нибудь себя до вечера, не уезжай. Вечером мы попробуем найти ответы на твои вопросы, хорошо?

Я кивнула. Хорошо, что не нужно уезжать прямо сейчас, – с меня будто бы свалился придавивший грудь груз, позволив мне сделать полный вдох. Чимит снова пристально посмотрел на меня, ещё раз ободряюще сжал мою ключицу и вернулся к плите. Я отхлебнула ещё кофе.

Странно, только что я чувствовала счастье, потом плакала, а теперь ощущаю только лёгкую опустошённость и облегчение. Мне кажется, у меня крайне неразвитая эмоциональность. Просто какой-то бессмысленный биохимический мешочек, а не настоящие человеческие чувства. Хотя я, конечно, не могу доподлинно знать о сущности эмоциональности других, – может быть, у них там ещё хуже, просто хорошо подано и отрекламировано.

– Ты бы прогулялась немного. Тут рядом лес есть красивый, прям, как выйдешь, – налево, минут десять идти по дорожке. Там прудик просто заглядение, маленький такой, водорослями заросший, с лягушками. Идёшь вокруг него, а всё квакает так. А если направо пойдёшь, там около станции магазинчик есть, можно купить что-нибудь подкрепиться по мелочи. Только я тебе советую – не ешь мясо, сыр, апельсины, морепродукты, ну, в общем, такие вещи. Вообще, лучше поменьше ешь. Ну и не пропадай, дом запомни и возвращайся сюда. Дверь всегда открыта, – Чимит подмигнул мне с довольно-таки заговорщическим видом. Я заметила, что у него идеально ровная кожа – надо же, ни рытвинки, ни дырочки от прыщика, шрамов тоже нет. Есть только морщинки, да и то их немного.

– Лес это здорово. Уже даже и не вспомню, когда в последний раз была в лесу. Вчера вот через Нескучный проходила, но это не то, конечно, – воодушевилась я.

Я допила в один большой глоток уже остывший кофе, подошла к раковине и сполоснула за собой чашку. Ну что ж, а действительно, пойдём прогуляемся! Лес при свете дня – это потрясающе. Я не была в лесу уже, наверное, несколько лет. Если вдуматься, то в последние годы я вообще почти не выбиралась за пределы города.

Нагнувшись, я протиснулась в крохотную дверку и вновь очутилась в странном фиолетовом коридорчике. Интересно, сколько сейчас времени? Хотя, какая разница, – я никуда не тороплюсь и никакая королева не отрубит мне голову за опоздание на крикет. Нужно расслабиться и на всё забить. Просто отдаться этому новому ощущению жизни, не пытаясь подгонять его под критерии нормальности и реалистичности. Да – нужно просто прожить это новое течение, раз уж меня в него вынесло.

Я направилась в комнату, в которой провела ночь. Кроссовки всё ещё мокрые. Ну, ничего. Пусть высохнут на мне, тем более, что за окном яркое солнце и явно жарко. Немного поморщившись, я натянула на себя холодную тканевую массу и завязала испачканные шнурки.

Интересно, где я вообще? Может быть, километрах в десяти от города, а, может быть, и все восемьдесят отъехала. Мне даже нравится это чувство неопределённости. Оттого, что я не знаю точно, где нахожусь, я словно бы больше принадлежу реальному, а не смоделированному привычными представлениями миру.

Я вновь сбегаю по лестнице и устремляюсь к выходу – сейчас главное не заплутать. Я оказываюсь в темноватом коридорчике, обитом деревом. Заглядываю за первую дверь и вижу небольшой круглый бассейн, наполненный прозрачной водой. Пахнет сауной и хвоей. Наверное, зимой, когда топится баня, в дом очень приятно заходить. Забегаешь такой с мороза, отряхиваешь ботинки от снега, а в лицо поток горячего воздуха с хвойным запахом, и ты знаешь, что через минуту тебя уже ждёт обжигающе горячая сауна.

Соседняя дверь скрывает за собой темноватую прихожую с вешалками, забитыми одеждой, и обувной полочкой, заставленной кроссовками разной степени сношенности. Пахнет здесь почему-то собаками. Я дёр гаю за ручку тяжёлую деревянную дверь, – в лицо мне бьёт поток свежего ветра, пронизанного солнечными лучами. Я оказалась на крылечке, ведущем в чудесный садик.

У крыльца берёт начало узкая дорожка, посыпанная гравием. Вокруг неё растут разномастные цветы. Непохоже, чтобы ими кто-то всерьёз занимался, скорее, они радостно прут сами по себе, образовывая этот хаотический и, пожалуй, именно поэтому притягательный узор. Он заставляет меня залюбоваться.

Я впервые в жизни жалею, что не знаю названий цветов. Разве что узнаю ромашки, тюльпаны и маки. Хотя, может быть, оно и к лучшему, – в конце концов, слова мешают незамутнённому восприятию, потому что несут в себе готовые образы.

Около забора я заметила несколько аккуратных грядок, на которых вдоль аккуратно натянутых ниточек растут какие-то травы. Может быть, редкие шаманские растения, а может, просто специи.

Возможно, вчерашние события как-то повлияли на тонкую плёнку за моими глазами, а может, меня ещё не отпустил растворимый кофе, но всё вокруг выглядит необычно свежим и ясным. Всё настолько красиво, что хочется рассмеяться и повалиться прямо в траву. Я широко улыбаюсь, чувствуя прикосновения мягких воздушных волн к коже на моих щеках.

Я прохожу дорожку до конца, вдыхая аромат цветов, затем дёргаю за ручку неприметную железную дверь и выхожу наружу. Я оказываюсь на типичной пригородной улочке, представляющей собой разъезженную шинами внедорожников грунтовую дорожку, окаймлённую по краям неровными железными заборами.

Прежде чем закрыть за собой дверь во двор, я в последний раз окидываю взглядом заросли цветов, – теперь они почему-то кажутся почти недосягаемыми. В голову вновь лезут сказочные ассоциации – словно бы я смотрю на цветы одним глазком сквозь дверку размером с кулак, ещё не зная о волшебной силе флакончика с надписью «Выпей меня».

За соседскими заборами прячутся однообразные и нелепые коттеджики. Иногда попадаются покосившиеся деревянные избушки с резными наличниками – они выглядят намного органичнее. Вдалеке лает собака, чуть заметно пахнет дымом и жарящимся мясом. Всё словно вымершее, нигде не видно ни одного человека, – над округой властвует мягкая тишина, заполненная шелестом листьев.

Нужно запомнить дом, в котором я ночевала. Хотя, такое забыть сложно, конечно. Жилище шамана выстроено в восточном стиле и напоминает какой-то безумный двухэтажный дацан, зачем-то раскрашенный яркой краской. Красочные разводы делают дом похожим на хиппи-фургончики из шестидесятых, не хватает разве что гигантского пацифика и какого-нибудь лозунга типа «Flower Power». В общем, не заблудимся. Наверняка любой местный подскажет мне дорогу до такого дива.

Пойти налево или направо? This is the question. Слева у нас, вроде бы, лес, да? А справа должен быть магазин. Что ж, для начала я бы посетила его. Заодно узнаю, что там за станция.

Я вспоминаю про деньги и нервно засунула руку в карман штанов. Карточка на месте. Ребристая пластинка успокаивает меня – с деньгами нигде не пропадёшь. Хотя, конечно, вряд ли здесь будут принимать карты. Нужно отыскать и какую-нибудь наличку. Я продолжаю ревизию карманов и обнаруживаю скомканные купюры, – да тут почти четыре тысячи. Что ж, вполне себе живём.

Дорожка немного петляет, огибая текущий между домов ручеёк. Откуда-то спереди доносится шум поезда. Существование электрички – объекта, связывающего это тихое и безлюдное место с перенаселённым городом, – кажется мне чем-то глубоко неестественым и почти невозможным. Я напоминаю себе, что приехала сюда именно на ней.

По дороге до станции я никого не встретила – ни людей, ни машин. Вот он, магазинчик, а сразу за ним – железнодорожные пути и безликая платформа. Ни турникетов, ни кассы – просто рельсы, лесенка и бетонная плита.

Для начала я поднимаюсь по заросшим травой каменным ступенькам, чтобы прочитать название станции. Выцветшие буквы на пыльной табличке гласят: «Фирсановская». Мне это ничего не даёт, я никогда о такой не слышала. Что ж, тем интереснее. Я вглядываюсь, надеясь углядеть где-нибудь приближающуюся электричку, но над железнодорожным полотном висит такая же всеобъемлющая тишина, как и над всем вокруг, никаких электричек не видно, людей на станции тоже нет, видимо, до ближайшего поезда не скоро.

Я спускаюсь с платформы и всё-таки захожу в маленький магазинчик, разместившийся в старой неопрятной избушке из почерневшего дерева. Внутри тесно, душно и ощутимо пахнет рыбой. Такой вот привет из середины девяностых.

На двери висит потёртый рекламный плакат Pepsi со спортсменом-негром, жадно впившимся губами в заветную бутылку. Громко и надтреснуто гудит холодильник, забитый пивом и колой. Пространство перегораживает витрина с мутного вида пластиковыми ёмкостями, наполненными кисломолочными продуктами, сыром, мясом и рыбой. Над кассой, будто липучки от мух, висят связки с пачками сухариков, чипсов и жевательных конфет. Тихо играет радио, наполняя пространство магазина песней про Moscow, которая never sleeps. Здесь она кажется почти издевательской.

После тщательного осмотра прискорбного ассортимента я покупаю себе бутылочку яблочного сока и крекеры. Продавщица отсчитывает сдачу, глядя словно бы сквозь меня. Интересно, она о чём-то напряженно думает или просто пребывает в заторможённой апатии из-за затхлой атмосферы?

С ощутимым облегчением я выхожу наружу и вдыхаю свежий, чуть ощутимо пахнущий хвоей воздух. Несколько глотков сока отдаются в теле энергией. Крекеров пока что не хочется.

Что ж, мы раздобыли у цивилизации питья и еды, а сейчас мы нагло отринем её прочь и отправимся в лес. Идеальный расклад. С этой мыслью я энергично зашагала по дорожке обратно, чувствуя себя почти счастливой. Захотелось даже спеть какую-нибудь мелодию себе под нос, но надоедливое «Moscow never sleeps» словно вышибло из головы все милые дорожные ритмы.

Странно, у меня такое чувство, как будто когда-то давно всё это со мной уже случалось. Как будто я шла куда-то по такой же вот дорожке, с бутылочкой сока и внутри меня перекатывалось похожее чувство. Может, и правда, всё вокруг вертится по кругу? Хм. Надеюсь, что нет, – не люблю я карусели. От лишнего вращения можно и стошнить.

Как странно, – в моменты дежавю реальность будто бы рассыпается и где-то в глубине души появляются нездоровые и параноидальные мысли солипсического толка в духе, «а вдруг весь мир – это один большой заговор вокруг меня?» В самомнении мне, конечно, не откажешь. Оставим солипсизм шестилетним детям, я уже старовата для того, чтобы помещать свою персону в центр вселенной, даже своей собственной.

Полоска леса выглядывает из-за домов, и я прибавляю шаг. Мне очень хочется оказаться под кронами деревьев, ощутить этот особенный лесной дух.

Лес… Какая же странная и удивительная вещь, если вдуматься.

У леса много уровней-сетей, и все друг с другом связаны. Через корни деревья передают друг другу информацию и питательные вещества. Почти совершенная система симбиоза. Когда-то давно я читала, что если дровосек на одной стороне леса рубит дерево, реакция на это событие регистрируется даже у деревьев, растущих за несколько километров оттуда. Что это, у деревьев есть свой интернет? Или это коллективный разум?

Интересно и немного странно, хотя и не пугающе. Хотя, чего я действительно опасаюсь, так это грибов. Гриб – это что-то среднее между растением и животным, склизкое и непонятное. Распространяется при помощи проникающих повсюду спор, растет на гигантских грибницах, которые могут окутывать своими корнями землю на километры. Гриб накапливает в себе какие-то странные вещества и убийственные токсины. А еще грибы, это, наверное, идеальное воплощение концепции смерти, такого растительного Харона, – они перерабатывают практически любую органику, питаются смертью, возвращая заключенные в телах умерших вещества в природу. Полезная, но пугающая функция.

Иногда мне кажется, что грибы определённо откуда-то с другой планеты. Даже если бы мне срочно нужно было вырасти, я бы точно не стала кусать шляпку незнакомого гриба. Может быть, в этом моя проблема? А если вспомнить про псилоцибиновую и мухоморную братию, то тут вообще атас, – неужели людям не страшно сливать своё сознание с сознанием гриба? Кто же знает, что у него на уме. Как говорится, сначала мы по лесу за грибами охотились, а потом они за нами. Под эти ботанически-психоделического толка мысли я шагала по развороченной грунтовой дорожке, наслаждаясь окружающим меня загородным великолепием.

Я подумала, что нахожусь будто бы в середине выцветшей сказки, – меня снесло непонятным ураганом из квартиры, а теперь я иду непонятно куда, чтобы найти дорогу назад или чтобы радостно её потерять. Дорога моя, правда, не из жёлтого кирпича, а из подсохшей грязи, да и спутников на пути нет, а состояние таково, что одновременно нужны и смелость, и мудрость, и сердце, и все остальные качества.

Но как же здесь красиво! На то, как солнечный свет проходит через листья, можно смотреть бесконечно. Ты словно бы переносишься в волшебную страну. Какую, например? Хмм… Пускай теперь будет Нарния. Лес такой волшебный, что дриадам бы понравился.

Мне хочется почувствовать глубокое слияние с лесом, запустить в него корни и узнать, о чём же общаются друг с другом деревья в этом импровизированном интернете. Может быть, мне посидеть под дубом дней сорок девять, сложив ноги как индийские йоги? Глядишь, третий глаз где-нибудь да раскроется. Главное, чтобы не пошёл дождь, тогда моя концентрация определённо нарушится…

Дорога превратилась в узенькую тропиночку, петляющую между стволов. Деревья смыкают кроны высоко над головой. Можно забыть о том, что где-то совсем поблизости есть человеческие дома и представить, что блуждаешь в лесу уже много дней, питаясь одними ягодами и кореньями. Кстати, только сейчас подумала, – коренья, что это вообще такое? Съедобные корни деревьев? Или овощи, у которых можно есть корень, – типа морковки? А какие коренья растут в лесах средней полосы? Ерунда какая-то – слово я использую, а о его значении не имею понятия. Похоже, я всё-таки неизлечимо городской житель.

Минут через десять дорожка сделала очередной изгиб, и я неожиданно оказалась у небольшого прудика, поросшего камышами и водорослями. Блики солнца красиво играли в мягкой ряби, покрывающей мутную воду. У меня снова появилось ощущение дежавю. Словно я уже была в этом месте, но на каком-то другом уровне реальности. Я вглядываюсь в прудик – мне кажется, что ещё несколько мгновений и я выловлю из иловых отложений своей памяти нужный образ, я почти ощущаю его дыхание, но схватить его никак не получается. Какое отвратительно сексуальное чувство – будто гонишься за оргазмом и никак не можешь кончить. Старина Фрейд обязательно сказал бы что-нибудь по этому поводу.