Текст книги "Женщина, которая легла в кровать на год"

Глава 34

На второй день Рождества Брайан после полудня поднялся в комнату Евы и поставил на кровать большой деревянный поднос с традиционным в День коробочек обедом Боберов.

– Внизу творится какой-то гребаный день сурка, – пожаловался Брайан. – Только еда отличается, а рожи те же самые. У них словно совсем нет друзей и пойти больше некуда.

Брианна снова пригласила Александра с детьми, несмотря на недовольство Брайана, и Александр принял приглашение, потому что хотел провести как можно больше времени с Евой, прежде чем отправиться к бывшей теще. Стэнли Кроссли пришел по настоянию Руби. Та сказала, что так приятно хотя бы по праздникам видеть в доме настоящего джентльмена.

Не хватало только Поппи. Свежеиспеченная сирота ушла рано утром, чтобы «накормить бедняков» на складе в центре города, где благотворительное общество «Кризис» проводило ежегодную акцию.

– У этой девочки золотое сердце, – расчувствовался Брайан, а близнецы синхронно изобразили рвотные позывы.

– Салат выглядит чудесно, – похвалила Ева подношение мужа.

– Мама утром совершила набег на «Сэйнсбери», – признался Брайан. – Вчерашнюю индейку обглодали дочиста.

Ева посмотрела на тарелку с холодными мясными деликатесами.

– Да тут все выглядит таким аппетитным.

– Твоя мать все утро над этим пробездельничала, – презрительно хмыкнул Брайан.

На подносе стояла маленькая мисочка с салатом из выложенных слоями помидоров, огурцов, свеклы, редьки и зеленого лука. В другой мисочке дымилась огромная запеченная картофелина, в надрезе таяло сливочное масло. На небольшом овальном блюде высилась горка тертого чеддера. Возле двух кусков пирога со свининой лежали маленькие морковки и изогнутые полумесяцы сладкого зеленого перца. В подставке для яиц поблескивал коричневый соус, а салфетка была сложена веером. Но особенно Ева обрадовалась большому бокалу розового вина.

– Сын Александра пришел в розовой балетной пачке, но пока никто не обратил на это внимания, – поделился Брайан.

– Твоя мама как-то рассказывала, что, посмотрев «Волшебника страны Оз», ты захотел себе рубиновые туфельки, как у Дороти.

– Но я же их так и не получил, верно? – насупился Брайан.

Когда Брайан присоединился к гостям, Александр спросил:

– У Евы все хорошо?

– А что с ней может быть не хорошо? Ее с ложечки кормят. Если Ева не изменит свое поведение, у нее скоро руки-ноги атрофируются за ненадобностью.

Ивонн положила в рот кусочек скрученной в трубочку тонкой ветчины и сказала:

– По многим вопросам я с тобой не согласна, Брайан, но по части Евиных закидонов полностью тебя поддерживаю. Это элементарная лень. Что с ней случится, если мы перестанем ее кормить? Заморит себя голодом до смерти? Или образумится и все же спустится поесть?

– Стоит попробовать, – заметила Руби.

– Только не начинайте эксперимент на следующей неделе, потому что я уезжаю, – вставил Александр.

– Куда это вы? – всполошилась Брианна.

– Повидать маму моей мамы, – ответила за отца Венера.

– И положить цветы туда, где под землей лежит наша мама, – добавил Томас.

– Вы же не таскаете таких малюток по кладбищам? – потрясенно спросила Ивонн.

– Нет, мы с детьми посещаем только одно кладбище, – без улыбки ответил Александр.

Брайан-младший строчил в Твиттер:

Худший р-ский обед в мире. Как под копирку. День коробочек, скука смертная – сижу с живыми мертвецами, мечтаю о зомби-апокалипсисе.

Он обратился к присутствующим:

– Сейчас для нас с Брианной самое насущное – избавиться от Поппи.

– Девочка больна, – вступился за сироту Брайан. – Утром я с ней разговаривал. Она хотела уехать сегодня днем, но я настоял, чтобы она погостила у нас, пока не почувствует, что справится с горем в одиночку.

– Я годами не могла смириться со смертью мамы, – добавила Руби. – То и дело вспоминала, как она в ветреный день развешивала белье. Давайте надеяться, что бедная малютка Поппи сохранила хорошие воспоминания о тех днях, когда ее родители были живы и здоровы.

– Ваше лицо уже получше, – обратилась Венера к Стэнли.

– Рад это слышать, – улыбнулся старик. – Кстати, о Поппи: кто-нибудь еще заметил, что у нее под этим аляповатым кольцом вытатуирована свастика? Интересно, понимает ли девочка значение этого символа?

– Молодежь постоянно заигрывает с шокирующими образами, и глупая татуировка не делает девочку Евой Браун, – вступился за свою протеже Брайан. – Для Поппи всегда найдется место в этом доме, пока я здесь живу.

– Вы меня удивляете, доктор Бобер, – прищурился ветеран. – Разве для вас не оскорбительна фашистская символика? Никогда бы не подумал, что вы симпатизируете нацизму.

– Симпатизирую нацизму? Я? – переспросил Брайан. – Поппи всего восемнадцать, и она просто примеряет на себя различные философские концепции.

Прозвонил дверной звонок. Томас слез со стула и пошел открывать дверь.

– О, благослови Господь его маленькое участливое сердечко, – вздохнула Руби. – Он ведь не дотянется.

Томас встал на цыпочки и обеими руками потянул за дверную ручку.

Доктор Титания Ноубл-Форестер весьма удивилась, увидев чернокожего малыша в розовой балетной пачке и пуантах.

– Вы плакали? – спросил у нее Томас.

– Да, – кивнула она. – О да.

– Я тоже недавно десять минут подряд плакал в машине.

– Почему?

– Больше было нечего делать, – пожал плечами Томас. – А как долго вы плакали?

– Всю ночь и еще пару часов утром, – сказала Титания и спросила: – А этот козел, доктор Брайан Бобер, он дома?

– Да, – кивнул Томас и не сдвинулся с места.

– Мне нужно с ним поговорить. Посторонись, пожалуйста.

Титания слышала доносящиеся из дальней половины дома громкие голоса, один из которых явно принадлежал Брайану. Доктор Бобер кричал что-то о скандинавской мифологии, языческих символах и поклонении Одину.

– Хотите войти? – уточнил Томас.

– Да, спасибо.

Томас проводил Титанию в кухню.

Брайан едва не подавился картофелиной, когда Титания возникла и с подвыванием объявила:

– Он вышвырнул меня, Брайан. Я не могу пойти к маме – это ее убьет. И к сестре не могу – не доставлю этой стерве такого удовольствия. Ты говорил, что после Рождества уйдешь от Евы. Вот, Рождество уже прошло. Все, кроме Брайана, потрясенно ахнули. Доктор Бобер сорвался со стула со скоростью пушечного ядра и вмиг оказался рядом с Титанией, а доски пола с опозданием заскрипели под его весом. Брайан яростно пытался вытолкать незваную гостью из кухни, но Титания ни пяди не уступила.

Стэнли Кроссли, вставший при появлении незнакомой женщины, спросил:

– Мэм, похоже, вы в бедственном положении. Могу ли я предложить вам выпить?

– Это мой чертов дом! – взревел Брайан. – Я решаю, кто будет здесь пить!

Титания скрестила руки на груди и слегка расставила ноги для устойчивости.

– Пожалуйста, двойную водку с диетическим тоником, ломтиком лимона и полугорсткой колотого льда. И розовую соломинку, если найдется. Благодарю.

– Итак, кто это такая? – поинтересовалась Руби.

– Леди, я уже много лет являюсь любовницей доктора Брайана Бобера, – отрекомендовалась Титания.

– Любовницей? – недоверчиво переспросила Руби. Брайан и королева возглавляли список персон, которых Руби никогда не считала сексуально привлекательными.

Брайан оглядел кухню.

Что случилось с его миром? Ему казалось, он вдруг возненавидел всех окружающих его людей. Возненавидел старика с обожженным лицом, смешивающего коктейль для Титании – женщины, которую Брайан когда-то желал. Возненавидел маленького мальчика в балетной пачке и его семилетнюю сестру, которая, похоже, стоит у истоков новой школы прагматизма. Возненавидел двух старушек, застрявших в Средних веках (или в середине пятидесятых), и даже близнецов, умом превзошедших отца и сейчас демонстративно повернувшихся спиной к его любовнице, ну и конечно, этого образованного черного с дредами до пояса. А превыше всех возненавидел свою жену, которой приспичило «подумать» не спеша. Неужели он – единственный оставшийся homo sapiens? Неужели невежественное общество на полном серьезе рассчитывает увидеть на какой-то планете в далекой галактике себе подобных? Ожидает там встретить инопланетян, которые пишут записки молочнику и страхуют домашних животных? Неужели все эти тупые недоучки не понимают, что настоящие инопланетяне – это человеческие существа?

Брайан вспомнил свое детство, когда завтрак начинался ровно в половине восьмого утра, обед – без пятнадцати час, а ужин – в шесть. До двенадцати лет он ложился спать в четверть восьмого, с двенадцати до тринадцати – в восемь, а с тринадцати – еще на полчаса позже. Тогда не было компьютеров, на которые можно было отвлечься, – хотя Брайан читал о думающих машинах в комиксе «Смотри и учись». Как-то раз мать отвела его посмотреть на первый в Лестере компьютер, установленный в конторе трикотажной фабрики. Агрегат был размером с две спальни Брайана.

Брайан невольно загрустил от мысли, что через пятьдесят лет будет гнить в могиле и не увидит развития нанотехнологий, триумфа квантовой вычислительной техники и новых астрономических открытий. С его высоким давлением он вряд ли доживет даже до высадки на Марс.

– Брайан! – резко окликнула сына Ивонн.

– А?

– Опять ты это делаешь.

– Что?

– Мычишь, прямо как в детстве, когда таращился в небо.

Брайан натужно откашлялся, словно в горле и впрямь что-то застряло.

– Я знаю, что немного старомодна, – начала Руби, – но неужели мне одной кажется, что вся эта ситуация – сущий позор? – Она уставилась на Титанию. – Во времена моей молодости, Брайан, муж этой дамы измолотил бы тебя вдребезги! Большое везение, если бы остались в целости коленные чашечки. Тебе должно быть стыдно!

Титания уверенно парировала:

– Брайан годами томился в несчастливом браке. – И добавила, глядя на любовника: – Я иду наверх побеседовать с твоей женой, дорогой.

– А я могу пойти? – пискнул Томас. Титания усмехнулась:

– Почему нет, малыш? Ты уже достаточно взрослый, чтобы понять, к сколь глупому и жестокому полу ты принадлежишь.

– Томас, сядь, – скомандовал Александр.

Взяв с собой коктейль, Титания выплыла из кухни, выкрикивая:

– Ева! Ева!

– Я наверху!

Увидев Титанию, Ева подумала, что любовница мужа, обряженная в черную юбку и белую блузку, похожа на распорядителя похорон. Глаза ее так опухли, что Ева заколебалась: то ли у Титании серьезный приступ аллергии, то ли бедняжка долго плакала.

– Он не говорил мне, что вы красивая, – заметила Титания. – Утверждал, что вы тощая лахудра. Вы натуральная блондинка?

– Да, – кивнула Ева. – А у вас натуральный рыжий, Титания?

Титания села на заляпанный супом стул и в который раз разрыдалась.

– Он обещал, что уйдет от вас после Рождества.

– Возможно, так и будет, – кивнула Ева. – Ведь Рождество еще продолжается. Может быть, он уйдет завтра.

– Муж выгнал меня из дома, – всхлипнула Титания. – Мне некуда пойти.

Ева редко испытывала злорадство – ее сердце было мягким, как гусиный пух в подушках, – но все же таила обиду за те восемь лет, что Брайан ее обманывал.

– Оставайтесь здесь, – предложила она. – Можете поселиться с Брайаном в его сарае. Там достаточно места, чтобы разместить необходимые женские мелочи. Как нам обеим известно, у самого Брайана толком даже одежды нет.

– Подозреваю, вами движет не чистый альтруизм, – встрепенулась Титания.

– Верно, – признала Ева. – Брайану по душе одиночество. Ему жутко не понравится, если кто-то поселится в его драгоценном суверенном сарае.

Обе женщины рассмеялись, хотя и не по-дружески.

– Допью коктейль и выгружу вещи из машины, – решила Титания.

– Скажите мне одну вещь, – попросила Ева. – Вы имитируете оргазмы с Брайаном?

– Обычно на это нет времени, он кончает за пару минут. Вот и приходится заниматься самообслуживанием. Сама себе сам. Все сама, все сама.

– Бедный Брайан, в футбольной лиге любовников он точное подобие «Аккрингтон Стэнли»[18]18
  Аккрингтон Стэнли» – английский футбольный клуб, базирующийся в Аккрингтоне, графство Ланкашир. Название этого клуба для англичан стало синонимом решительной, но безуспешной борьбы.


[Закрыть].

– И почему никто ему не объяснил очевидного? – подивилась Титания.

– Потому что нам его жалко, – усмехнулась Ева, – и мы сильнее его.

– Когда меня пригласили в Европейский центр ядерных исследований работать над коллайдером, Брайан сказал: «Серьезно? У ЦЕРНа определенно проблемы с кадрами», – призналась Титания.

– А когда я в первый раз показала ему расшитый стул, над которым работала два года, он заявил: «Я тоже мог бы научиться вышивать, если бы всерьез этим занялся. Это же всего лишь ткань, иголка и разноцветные нитки, верно?»

Титания провела руками по уцелевшим подлокотникам и признала:

– Очень изысканно.

После ухода гостьи Ева, встав на колени у окна, наблюдала, как Титания пытается затащить в дом свой скромный скарб, больше похожий на достояние немаленького домохозяйства.

Глава 35

В кухне Брайан и Титания ссорились из-за того, что он отказывался перетаскивать ее вещи в свой сарай. Остальные переместились из-за кухонного стола на ступеньки лестницы, не зная, что делать.

Ева, услышав приглушенные голоса, пригласила гостей к себе.

Руби устроилась на стуле, Стэнли примостился на крае кровати, опираясь на трость, а остальные разместились на полу, прислонившись к стенам.

Александр поймал взгляд Евы. Томас и Венера принялись играть в жестокую русскую балетную дрессировщицу – эту забаву они в совершенстве освоили в Рождество. Когда Венера прикрикнула на Томаса, что его арабеска «фигня», и пригрозила отмутузить брата воображаемой палкой, Александр отправил детей резвиться внизу.

Зазвонил мобильный телефон Брайана-младшего. На экране высветился номер Хо.

– Да?

– Куда мне идти за казенными деньгами? – печально спросил Хо.

Брайан-младший на секунду впал в замешательство.

– Не понял тебя.

– У меня не осталось ни пенни на еду, а я умираю от голода. Звонил Поппи, но она не берет трубку. Так ты знаешь, где в Лидсе казначейство?

– Сегодня оно закрыто, – ответил Брайан-младший. – Но когда откроется, тебе все равно не дадут денег – ведь ты студент дневного отделения.

– И куда мне тогда обратиться? – снова спросил китаец.

– Хо, я не могу тебе помочь. У меня в голове нет места для чужих проблем.

– А если я пойду в вашу церковь и попрошу денег у священников, они дадут мне хоть немного?

– Скорее всего, нет.

– А если я скажу им, что очень голоден и двое суток ничего не ел?

Брайан-младший поморщился и пробормотал:

– Прошу, не надо, мне уже дурно становится.

– Но я же похож на вашего Иисуса в пустыне. Он тоже там голодал.

Брайан-младший передал трубку Брианне, которая внимательно слушала весь разговор.

– Теперь нам всем троим скверно, – сердито сказала в трубку Брианна.

– Телефон говорит, что у меня мало денег на счете, – сообщил Хо.

– Вот что тебе нужно сделать. Надень пальто, обмотайся красным шарфом и ступай в храм сикхов. Он на главной улице в торце нашего корпуса. Над ним реют оранжевые флаги. Там тебя накормят. Я знаю, потому что парень с моего семинарского потока в первую же неделю учебы спустил свой бюджет на подержанный мотоцикл и ударную установку, а потом целый месяц питался у сикхов. А теперь повтори, что я только что сказала, – жестко приказала она. Минуту послушала и подтвердила: – Правильно – пальто, шарф, ключи. А теперь иди.

Брианна отключила телефон.

– Еще одна нацистка в доме, – пробормотал Александр.

– Почему бедный мальчик голодает? – спросила Ева.

– Он отдал все свои деньги Поппи, – объяснила Брианна.

– Все дороги ведут к Поппи, – констатировал Стэнли. – Что же с девочкой делать?

– Я бы с радостью посмотрела, как она бредет прочь от нашего дома босиком и умирает в сугробе.

Ева схватилась за голову:

– Брианна, прошу, не говори такой ужас. Это же бессердечно!

– Ты ничего не знаешь о ней, не знаешь, сколько мы от нее натерпелись! – закричала Брианна. – Почему ты разрешаешь этой гадине оставаться у нас дома? Ты же знаешь, что мы с Бри до самого нутра ее ненавидим!

– Ну а мне жаль бедную девочку, – вмешалась Руби. – Ведь ее мама и папа только что умерли! Вчера я долго с ней беседовала. Тела доставят в Лестер, и я посоветовала сиротке воспользоваться ритуальными услугами компании «Кооп». Они превосходно справились с похоронами твоего дедушки. Не их вина, что катафалк сначала заехал за телом не в тот дом. Фэйртри-авеню на самом деле созвучно с Фёртри-авеню.

Брианна встала на колени рядом со стулом и, глядя бабушке в лицо, очень медленно и отчетливо произнесла:

– Бабуль, с чего бы властям Данди перевозить тела родителей Поппи в Лестер? Ведь, судя по словам Поппи, они жили в доме в Хэмпстеде в окружении богатых родственников и знаменитых друзей. Их соседом был Хью Грант!

– Да знаю я! – нетерпеливо перебила внучку Руби. – Поппи рассказывала, что ее родители часто катали Хью на своем самолете. Однажды он даже взял на себя управление, когда ее отцу стало плохо за штурвалом. Хью пришлось совершить аварийную посадку в Хэмпстед-Хит, и при этом немного пострадал полицейский.

– Ты глупая легковерная старуха! – закричала Брианна. – Все, что она тебе наплела, – сплошная ложь!

Руби скривилась:

– Ты меня удивляешь, Брианна. Как ты можешь так грубо разговаривать со старшими! А ведь была такой милой, спокойной девочкой. Ты изменилась, уехав в этот университет.

Брианна вскочила:

– Никакие тела не привезут в «Кооп»! Ее родители живы-здоровы и проживают в Мейденхеде! Ее мать сегодня утром написала в Фейсбуке, что на Рождество ей подарили электрическое одеяло!

– А ты откуда знаешь? – спросила Ева.

Брианна переглянулась с братом, и Брайан-младший пояснил:

– Мы хорошо разбираемся в компьютерах. Брианна обняла брата за плечи и сказала:

– И она никакая не Поппи Робертс, ее зовут Пола Гибб. Ее родители живут в муниципальном доме. Никакого частного самолета у них нет. И машины у них нет, и даже центрального отопления.

– По крайней мере, теперь у них есть электрическое одеяло, – заметил Александр.

Рассмеялась только Ева.

– И как давно вам это известно? – поинтересовался Стэнли.

– Пару дней, – призналась Брианна. – Но мы решили придержать новости. На второй день Рождества обычно как раз нечем заняться, верно?

– А я считаю, это омерзительно, – вмешалась Ивонн. – Два бесчувственных умника против бедной девочки в трауре.

– Бри, пришло время принести документы Поппи, – властно распорядилась Брианна.

Брайан-младший глянул на сестру, словно умоляя быть с ним поуважительнее, и с тяжелым вздохом скрылся в своей комнате.

Когда брат вернулся с пухлой зеленой папкой, Брианна повелительно взмахнула рукой:

– Раздай их.

– В случайном порядке? Она кивнула.

Брайан оделил присутствующих различными документами. Это были распечатанные на принтере листы, скрепленные степлером.

Минут на пять повисла тишина, пока собравшиеся вникали в содержание бумаг.

– Ну, я дважды прочитала и все равно ничего не поняла, – возвестила Руби.

– Мы что, обязаны вроде как экзамен сдавать этим умникам? – возмутилась Ивонн.

– У тебя свидетельство о рождении, бабуль, – успокаивающе сказала Брианна. – Прочти его вслух.

– Перестань командовать мне как собаке, словно я дворняжка какая-то! Когда я была маленькой…

– Ага, когда ты была маленькой, то писала мелом по грифельной доске, – перебила Брианна.

– Извинись перед бабушкой, – приказала дочери Ева. Брианна буркнула:

– Извини.

– В общем, здесь написано, что это свидетельство о рождении ребенка по имени Пола Гибб, 31 июля 1993 года, отец Дин Артур Гибб, сторож на парковке, а мать – Клэр Тереза Мария Гибб, служащая боулинг-клуба.

Брайан-младший захохотал и прогнусавил с карикатурным американским акцентом:

– На хер эту фигню, чувак, погнали в боулинг[19]19
  Цитата из черной комедии братьев Коэн «Большой Лебовски», весьма вольной экранизации «Глубокого сна» Рэймонда Чандлера.


[Закрыть]. Прежде никто из членов семьи не слышал, чтобы Брайан-младший ругался. Ева даже обрадовалась неожиданному свидетельству, что сын может сквернословить как нормальный подросток.

Брианна повернулась к брату:

– Бри, прошу тебя, не надо фразочек из Лебовски.

Мы тут о серьезных делах.

– У меня отчет соцработника, – сказал Александр. – Когда Поле было три с половиной года, ее временно забрали из семьи и отдали под опеку.

Ева подняла глаза от своих распечаток.

– У меня справка о поступлении в университетскую больницу, датированная одиннадцатым июня 1995 года, и полугодовой отчет социального работника Дельфины Ладзински. – Ева просмотрела бумаги. – С чего бы начать? – Она откашлялась и зачитала то, что сочла самым важным, словно сообщала прогноз погоды: – Медицинское обследование пациентки выявило сигаретные ожоги на тыльных сторонах ладоней и запястьях, лишай, педикулез, струпья. Девочка истощена и не умеет говорить. Боится пользоваться туалетом.

Ивонн встала:

– В общем, не знаю, как вы, но с меня хватит. Сегодня День коробочек! Я хочу поесть сэндвичей с индейкой и поиграть в мистера Картофельную Голову, а не копошиться в этом грязном белье.

– Ивонн, сядь! – прикрикнула Руби. – Есть вещи, которым нужно взглянуть в лицо. У меня полицейский рапорт о поджоге в детском доме в Рединге. Полу Гибб допрашивали, но она заявила, что лишь пыталась прикурить сигарету зажигалкой «Зиппо», а потом испугалась и бросила зажигалку в игровую комнату, где та упала на бильярдный стол…

– Мне от всего этого дурно! – страдальчески перебила Ивонн.

– Это все объясняет, – кивнула Ева.

– Но вовсе не оправдывает ее нынешнее поведение, – возразил Стэнли.

Александр кивнул:

– Мама запирала меня в темной комнате. Не знаю, куда она уходила. Она приказывала мне держаться подальше от окна и угрожала, если заплачу, выгнать из дома, поэтому я делал, как было велено. Но я вырос нормальным.

Он поднял глаза на Еву, которая сверлила его взглядом, будто видела впервые.

Ивонн пробурчала несчастным голосом:

– Если бы я знала, что в этом доме поселится помешанная, – ну, еще одна помешанная, – то ноги бы моей здесь не было!

– Я не сумасшедшая, Ивонн, – возразила Ева. – Напомнить вам, что ваш сын – и мой муж – прямо сейчас внизу ссорится с любовницей?

Ивонн опустила глаза и поправила кольца на скрюченных артритом пальцах.

– У меня аттестаты Полы Гибб из средней школы и о полном среднем образовании. У нее двенадцать предметов в аттестате средней школы, оценки не ниже тройки, а вот во втором аттестате всего два предмета – пятерка по английскому и пятерка с плюсом по религиоведению.

– Значит, она не просто психопатка, – сказал Александр, – а довольно умная психопатка. И это пугает. Все подскочили и уставились на дверь спальни, потому что внизу хлопнула дверь и тут же в вестибюле раздался топот тяжелых башмаков.

– Я хочу с ней поговорить, – сказала Ева. – Брайан-младший, пожалуйста, попроси нашу гостью подняться сюда.

– Почему я? Я не желаю с ней разговаривать, не желаю на нее смотреть, не желаю даже дышать с ней одним воздухом.

Все переглянулись, но никто не пошевелился.

– Я схожу, – вызвался Александр.

Он спустился в гостиную и нашел Поппи – укрывшись красным пледом, она притворялась спящей на диване. Поппи не открывала глаз, но по подрагивающим векам Александр догадался, что девушка не спит.

Он громко произнес:

– Ева хочет тебя видеть.

Поппи изобразила, будто только что проснулась. Александр и жалел ее, и презирал.

Поппи, она же Пола, жизнерадостно воскликнула:

– Должно быть, я закемарила! Утро выдалось таким утомительным. Все в приюте хотели получить толику внимания Поппи.

– Ну а теперь толику внимания Поппи хочет получить Ева, – сказал Александр.

Войдя вместе с Александром в комнату Евы, Поппи оказалась под прицелом обличительных взглядов. Но она уже много раз бывала в подобных ситуациях. «Веди себя как ни в чем не бывало, детка», – посоветовала Поппи сама себе.

Ева похлопала по кровати и сказала:

– Садись, Пола. Тебе больше не нужно лгать. Мы знаем, кто ты. И знаем, что твои родители живы. – Она подняла лист распечатки: – Здесь сказано, что твоя мать ходила в департамент труда и пенсий двадцать второго декабря и просила ссуду, утверждая, что у нее нет денег на Рождество. Ведь Клэр Тереза Мария Гибб твоя мать, не так ли? Между прочим, ты Поппи или Пола?

– Поппи, – ответила девушка, нервно улыбаясь. – Прошу, не называйте меня Полой. Пожалуйста. Не зовите меня Полой. Теперь у меня другое имя. Не зовите меня Полой.

Ева взяла ее за руку:

– Хорошо. Пусть ты Поппи. Почему ты не пытаешься быть собой?

Поппи собралась было пустить слезу и всхлипнуть:

«Но я не знаю, кто я!» Потом ей стало любопытно, а кто же она? Пожалуй, пора избавиться от этого писклявого голоска соплюшки. Она глянула на свое винтажное вечернее платье, и оно вдруг показалось ей совсем не таким очаровательно-эксцентричным, как винтажные наряды Хелены Бонэм-Картер.

И тяжелые ботинки с болтающимися шнурками больше не придавали ей «характера». Поппи попыталась переключить мозг в нейтральное положение и выждала несколько секунд, чтобы посмотреть, что получится. Опробуя новый взрослый голос, она попросила:

– Пожалуйста, вы позволите мне остаться у вас до начала занятий?

– Нет! – хором завопили Брианна и Брайан-младший.

– Да, можешь остаться у нас до начала семестра, – кивнула Ева. – Но соблюдая правила поведения в этом доме. Во-первых, больше никакого вранья.

– Никакого вранья, – повторила Поппи.

– Во-вторых, никакой праздности на диване в нижнем белье. И в-третьих, никакого воровства.

– Вчера я нашла в ее сумке наш таймер для яиц, – не унималась Брианна.

Поппи села на пол у стены рядом с Александром.

– Тебе дали отличный шанс, – сказал он. – Не проморгай его.

– Значит, вот так? – расстроилась Брианна. – Ее простили, да?

– Да, – кивнула Ева. – Точно так же, как я простила папу.

Стэнли поднял руку:

– Могу ли я вставить пару слов? – Он посмотрел на Поппи: – Я не особо сердобольный и не могу даже выразить, насколько я зол на тебя за твою татуировку-свастику. Постоянно о ней думаю. Знаю, ты молода, но, думаю, ты изучала современную историю и в курсе, что свастика символизирует величайшее зло. Только не надо говорить, что твоя фашистская татуировка означает какое-то индийское божество или другую ересь. Мы оба знаем, что ты выбрала свастику или потому, что симпатизируешь нацистам, или потому, что хотела тем самым выделиться из приличного общества и шокировать окружающих. Ты могла бы выбрать змею, цветок или птичку, но выбрала свастику. У меня дома имеется коллекция видеозаписей, документальной хроники Второй мировой войны. Один из фильмов посвящен освобождению концентрационного лагеря Берген-Бельзен. Слышала о таком?

– Там умерла Анна Франк. Я писала о ней сочинение на выпускном экзамене.

Стэнли продолжил:

– Когда войска союзников прибыли, чтобы освободить узников, они обнаружили там скелеты, молившие дать им еды и воды. Там же нашли огромную яму, полную трупов. К ужасу солдат, некоторые несчастные во рве были все еще живы. Бульдозер…

– Хватит, Стэнли! – вскричала Руби.

– Простите, не хотел расстроить… – Старик снова повернулся к Поппи: – Если пожелаешь посмотреть этот фильм, приходи ко мне.

Поппи покачала головой. Воцарилась тишина.

Наконец Поппи сказала:

– Я сведу татуировку, лазером. Обожаю Анну Франк. Забыла, что она была еврейкой. Я плакала, когда нацисты нашли ее на чердаке. Я сделала эту татуировку в четырнадцать лет только потому, что была влюблена в фаната Гитлера. У него под кроватью хранился чемодан, набитый клинками, медалями и прочими такими штуками. Тот парень говорил, что Гитлер любил животных, был вегетарианцем и добивался лишь мира во всем мире. В постели мы должны были называть друг друга Адольфом и Евой.

Все посмотрели на Еву, которая мигом перевела стрелку:

– Это все мама.

– Тебя назвали в честь кинозвезды, Евы-Мари Сэйнт! – возмутилась Руби.

– Мы расстались через два месяца, – продолжила Поппи, – но татуировка осталась.

Стэнли кивнул:

– Больше не буду об этом говорить. – Он кашлянул, словно ставя точку, затем повернулся к Руби и сказал: – О, Ева-Мари Сэйнт. Та сцена с Марлоном Брандо в фильме «В порту»! Свинг, перчатки, ее милое личико!

Беседа перетекла в другое русло.

Александр покидал комнату Евы последним.

– Если я тебе понадоблюсь, звони, – сказал он, – и я примчусь.

После его ухода Ева принялась тихонько напевать себе под нос:

– Зима, весна, лето или осень…

Посреди ночи, когда весь дом спал, Поппи пробралась в комнату Евы. Полная луна подсвечивала стены, и этого освещения хватило, чтобы Поппи смогла неслышно залезть в постель.

Ева заворочалась, но не проснулась.

Поппи уткнулась лицом в плечо женщины и обняла ее за талию.

Утром Ева почувствовала, что в комнате кто-то побывал. Но увидела лишь примятую подушку.