Текст книги "Женщина, которая легла в кровать на год"

Глава 43

Снегопад парализовал страну. Транспорт сбился с графика, а услуги, включая доставку корреспонденции, осуществлялись хаотично.

В половине седьмого вечера через неделю после Рождества в почтовый ящик Боберов вместе с рекламными буклетами и счетами опустили открытку от Александра. Брайан вытащил почту и разложил ее на кухонном столе. На лицевой стороне карточки красовался акварельный зимний пейзаж: Темза, Вестминстерский мост и Парламент.

Брайан перевернул открытку и прочел:

Дорогая Ева,

Я с ума схожу в гостях у тещи: она настаивает, чтобы мы все просыпались в семь утра и ложились спать в девять вечера, лишь бы «сэкономить электроэнергию».

За время пребывания здесь я продал четыре картины. Хотя теща твердит, что «малевать краской по бумаге – не самое достойное занятие для мужчины». На следующей неделе вернемся в Лестер. Думаю о тебе каждый день.

Брайан взглянул на рисунок на открытке и фыркнул, как верблюд. По его мнению, изображение не слишком походило на Парламент. И с каких это пор Темза стала голубой и захлестнула набережную? Брайан считал импрессионизм бесспорным надувательством.

Он бросил послание в ящик кухонного стола, где были похоронены разные мелочи, и повернулся к подносу, подготовленному для Евы. Бутерброды с сыром, яблоко, апельсин и полпачки овсяного печенья.

Брайан налил в термос чаю и отнес поднос наверх.

Поставил рядом с Евой и сказал:

– До моего возвращения этого тебе хватит. Какого черта детям понадобилось ехать учиться в Лидс? У нас прямо за углом два прекрасных университета. Я вижу их, когда бреюсь!

В машине было тихо. Поппи изображала кающуюся грешницу.

Спустя несколько миль Брайан сказал:

– Что-то ты сегодня до странности неразговорчива, Поппи.

– Все в порядке, я просто медитирую, – тихо отозвалась она. – Пытаюсь понять, кто я, Брайан. У меня давние проблемы с самоидентификацией.

Близнецы сдавленно захихикали.

– А я точно знаю, кто ты, Поппи, – сказала Брианна. – Хочешь, поделюсь?

– Нет, но спасибо за участие, Брианна, – кротко отказалась Поппи.

Брианна откинулась на спинку сиденья, наслаждаясь моментом.

– Я больше не могу выносить это напряжение, – выдохнул Брайан-младший. – Мало того, что у тебя опасная манера вождения, папа, так еще и в каждом из нас проигрывается мучительный внутренний монолог. Пожалуйста, включи музыку.

– Я позволю тебе критиковать мою манеру вождения, только когда ты сам с десяток лет покрутишь баранку, сынок, – миролюбиво сказал Брайан. – И я по-прежнему надеюсь, что мы сможем забыть о прошедшем Рождестве и спокойно жить дальше. Почему бы нам не поболтать о чем-нибудь интересном? Я наметил несколько тем, хотите, перечислю?

Поппи ответила «да», а близнецы хором «нет».

– Ладно, как насчет безработицы среди молодежи? – забросил наживку Брайан.

Никто не клюнул.

– Евро?

Снова молчание.

– Хорошо, тогда кое-что для вас, молодые люди. Кто убьет быстрее – акула или лев?

– Акула. Примерно на пятнадцать секунд быстрее, – ответила Брианна и предложила: – А что насчет такой темы: как давно ты спишь с Титанией? Давай об этом поболтаем.

– Ты не мужчина, Брианна. Ты не поймешь. Брайан-младший ровным голосом вмешался:

– Я мужчина, но тоже не понимаю.

– Ты еще мальчик, – усмехнулся Брайан. – И подозреваю, что останешься таковым до конца твоих дней.

– Поистине ужасное оскорбление, – заметил Брайан-младший, – особенно от человека, который до сих пор иногда носит кепку козырьком назад.

– Ага, и слушает, как похрустывают хлопья, после того как зальет их молоком, напевая песенку из рекламы, – поддержала брата Брианна.

Поппи с придыханием сказала:

– Я прежде не встречала такого зрелого мужчину, как вы. Хотелось бы мне, чтобы вы были моим отцом, Брайан. – Она накрыла ладонью руку доктора Бобера, сжимающую рычаг переключения передач.

Брайан даже не попытался высвободиться. Переключая передачу, он двинул и ладошку Поппи вместе со своей рукой.

– Как ты мог предпочесть маме Титанию? – не унималась Брианна. – Мама все еще очень красивая. И добрая, и заинтересована в людях. А Титания выглядит как содержимое банки для анализов, и она вовсе не добрая, папа. Она втихомолку называет Александра «эскимошкой». Говорит, что снаружи он темно-коричневый и шоколадный, а внутри у него пломбир.

Брайан рассмеялся и сказал:

– Признай же, Брианна, что Алекс говорит и держится так, будто в своем Скарсборо на острове Тобаго был членом королевской семьи.

– Его усыновила английская пара, которая отправила его учиться в Чартерхаус! – вскипела Брианна. – После привилегированной школы он не может говорить и держаться иначе!

Брайан пытался перестроиться в средний ряд, отчаянно моргая поворотником.

– Сдается мне, ты слишком горячо его защищаешь.

Будто влюбилась.

– Не просто влюбилась. Я по-настоящему люблю Александра.

Брайан на миг отвлекся от дорожной ситуации, и ему пришлось довольно сильно выкрутить руль, чтобы вернуть автомобиль на свою полосу.

– Он старше тебя на тридцать два года, Брианна!

– Мне все равно.

– Тебе не будет все равно, когда придется подтирать его дряблую старческую задницу и класть его зубы в стаканчик у кровати. А он тебя любит, Брианна?

Брианна сквозь метель посмотрела в окно на габаритные огни идущей впереди машины.

– Нет, – прямо ответила она.

– Нет, – повторил Брайан, – потому что ты – потерявшая голову глупая девчонка. Ты же всего лишь ребенок.

Брайан-младший наклонился вперед и тихо прошипел, почти коснувшись губами уха отца:

– А ты – лицемер. Ты на восемнадцать лет старше Титании.

Буквально подпрыгнув, Брайан взревел:

– Думаешь, я этого не знаю? Я с самого начала боялся, что она оставит меня ради кого-то помоложе!

Автомобиль завилял по дороге.

Поппи испуганно отдернула ладонь и взвизгнула:

– Пожалуйста, держите руль обеими руками! Брайан-младший сказал:

– Я хочу знать, когда именно ты разлюбил маму.

Хочу знать, как долго ты врал всей нашей семье.

– Я не разлюбил вашу маму. Взрослая жизнь очень сложна. – После долгой паузы Брайан продолжил: – Нам стоило бы остановиться на обсуждении евро: бери или беги. Если начнем бередить старые раны, из этого не выйдет ничего хорошего.

– А мне нравится сдирать корку, – строптиво возразила Брианна. – Так приятно, когда болячка сходит и под ней виднеется новенькая кожа.

Брайан взорвался:

– Хорошо! Раз вы оба такие, мать вашу, взрослые! Так и быть, я вам расскажу, как сошелся с Титанией! Спрашивайте что угодно!

Близнецы молчали.

– Это было безумно романтично? – вмешалась Поппи. – Вы влюбились в нее с первого взгляда?

– Скорее, это походило на медленное возгорание. Меня впечатлили ее ум и хватка прирожденного исследователя. Она, словно терьер, намертво вцеплялась в то, что считала правильным путем. Такой упертостью она не снискала себе популярности у коллег, но я всегда думал не как все.

Близнецы обменялись насмешливыми взглядами.

– Как у вас все случилось в первый раз? – задала второй вопрос Поппи.

Брайан улыбнулся в темноте.

– Однажды ночью в университетской библиотеке, среди стопок книг по философии…

– В библиотеке? – возмущенно переспросила Брианна. – Там же мама работала! Это ужасно!

– Сейчас мы уже не смогли бы это провернуть – везде понатыканы чертовы камеры наблюдения.

– И когда это между вами произошло? – захотел уточнить Брайан-младший.

– Примерно когда упал шаттл «Колумбия»[22]22
  Космический шаттл «Колумбия» потерпел крушение 1 февраля 2003 г.


[Закрыть].

– То есть у тебя интрижка с Титанией аж с две тысячи третьего года?

– Та катастрофа с шаттлом сильно меня подкосила, сынок. Я был крайне уязвим. Ваша мать, казалось, не желала понять, какое горе я переживаю. Но Титания была рядом и тоже скорбела. Именно «Колумбия» сблизила нас. Друг в дружке мы нашли так необходимое нам утешение.

– И тебе потребовалось целых восемь лет, чтобы пережить боль от той космической катастрофы? – съязвил Брайан-младший.

Брайан повернулся к сыну и кивнул:

– Ладно. Признаю. Между нами вспыхнула страсть и сработала физика. Я был непреодолимой силой, а Титания – абсолютно неподвижным объектом[23]23
  Намек на физический парадокс непреодолимой силы: «Что случится, когда непреодолимая сила встретит на своем пути абсолютно неподвижный объект?» Аналог парадокса о всемогуществе Бога: «Может ли Бог создать камень настолько тяжелый, что не сможет поднять его?»


[Закрыть].

Едущая рядом фура возмущенно загудела. Брайан затормозил так резко, что Поппи тут же подумала о травме спины и возмещении ущерба из-за причинения вреда здоровью.

Когда все успокоились, Брайан-младший процедил:

– Итак, сначала мы узнали, что ты неверный муж, а теперь выяснилось, что ты к тому же банкрот по части разумности. Нелепая метафора, в который ты уподобил себя силе тяготения, могла прийти на ум лишь интеллектуальному пигмею. Твоя апелляция к популярной науке неуместна, а упрощенная до примитива логика так же опасна, как твоя манера вождения. Миллионы людей погибли из-за так называемых ученых вроде тебя.

– Давай жми, Бри, – подбодрила брата Брианна. Последующий спор быстро разгорелся и перерос в яростную перепалку, достигнув ледяных вершин непонимания, пока наконец отец и сын не обнаружили, что оказались на плато науки, переключившись на обсуждение шестимерного пространства.

Поппи заскучала. Чтобы скоротать нескончаемое время (ради бога, они доехали только до развязки, ведущей к аэропорту Ист-Мидлэндс!), она решила погрузиться в фантазии. Малютка-невеста доктора Бобера у алтаря очень выигрышно смотрелась бы в белом кружеве рядом с грузным бородатым женихом. Она заставила бы Брайана продать запущенный особняк вместе с Евой, расстаться с занудной Титанией и купить пентхаус в центре города. Поппи очаровала бы весь факультет, чтобы осуществить мечты Брайана о месте штатного профессора. Затем настояла бы, чтобы косматик потратил триста пятьдесят фунтов на модную стрижку и приведение в порядок бороды у Никки Кларка. Приучив мужа носить прикид маститого ученого (вельветовые брюки, замшевые броги, мягкий твидовый пиджак и очки в роговой оправе), она стала бы его агентом, пристроила бы его на телевидение, и в конце концов они стали бы вращаться на равных в кругу знаменитостей. Ей всегда хотелось свести знакомство с Кэти Прайс и далай-ламой. Конечно, она потребует, чтобы Брайан сделал вазэктомию. Станет брать с него деньги за секс, а позже – когда он совсем состарится или начнет выживать из ума – поместит мужа в дом престарелых. Хотя всегда есть возможность умерщвления из милосердия. В зале суда Поппи красовалась бы в траурном наряде и скромной черной шляпке с вуалеткой, сжимая в руках белый платочек и изредка промокая глаза. А когда председатель коллегии присяжных объявил бы: «Невиновна», она бы мило упала в обморок прямо на трибуне. В общем, когда автомобиль дополз до поворота на «Икею», Поппи успела охмурить, окрутить, охолостить и похоронить Брайана.

А бедняга ехал и ехал, не ведая об уготованной ему судьбе.

Поппи вынырнула из раздумий и тут же перебила Брайана-младшего, который монотонно вещал о чем-то, чего Поппи не могла – да и не хотела – понять.

– Мне кажется очевидным, что ваш отец по уши влюбился в Титанию. Наверное, тогда она была очень красивой, правда, Брайан?

Брайан заколебался:

– Да нет, даже не симпатичной. И хорошенькой я бы ее тоже не назвал. Но она разделяла мою страсть к нашему общему делу. А Ева, когда я задерживался на работе допоздна, не проявляла не малейшего любопытства, чем я там занимался. Она едва глаза поднимала от своей треклятой вышивки. Казалось, замаячь конец света, она бы… шила, шила и шила.

– Все это вранье, вранье и вранье, папа, все эти годы, – покачала головой Брианна.

Поппи поерзала на сиденье, чтобы повернуться лицом к Брайану. Ее легкая шелковая юбка задралась, и доктор Бобер мельком увидел бледно-зеленые французские трусики.

Пару километров они ехали в тишине.

Потом Брайан сказал:

– Пришло время музыки.

Он нажал кнопку на магнитоле, и автомобиль наполнился композицией оркестра Нельсона Риддла. Для близнецов поездка и так была пыткой, но стала во много крат мучительней, когда под «Ночных прохожих» Брайан с Поппи начали подпевать Синатре. Брайан подвывал с псевдоамериканским акцентом, а Поппи, безбожно не попадая в ноты, верещала фальцетом.

Близнецы изобразили, что их тошнит, и заткнули уши звуконепроницаемыми наушниками. Проезжая знак поворота на Лидс, Брайан и Поппи любовно курлыкали друг другу серенаду «Ты стала частью меня».

Едва лишь Брайан высадил их напротив Сентинел-тауэрс, близнецы ринулись к лифту, чтобы поскорее выставить рождественские подарки от родственников на интернет-аукцион. Подержанные айпэды были до смешного отсталыми от новейших технологий и не годились для продвинутых нужд Брайана-младшего и Брианны. Планшеты лежали на дне черного полиэтиленового пакета. Там же находился шарф, который Руби связала для внука, и автобиография Тони Блэра с надписью на первой странице: «Брианне в день Светлого Рождества от бабушки Ивонн».

Поппи задержалась и попыталась с помощью взгляда передать Брайану, что считает его самым неотразимым мужчиной в мире и ей невыносима разлука с ним.

В половине четвертого утра Брайан-младший услышал, как открылась дверь в комнату Поппи и зашумела вода в душе.

Поппи фальшиво напевала:

– Я стала частью себя!

Брайан-младший разозлился. Он ударил кулаком в стену и испугался при мысли, что способен на самом деле убить Поппи.

В глубинах интернета Брайан-младший уже нашел способ, как заставить кого-то «исчезнуть» и остаться непойманным.

Глава 44

Сестра Спирс велела Еве снять ночную рубашку. Она хотела обследовать тело пациентки, дабы выявить пролежни.

Ева как могла прикрыла наготу покрывалом.

– Я знала людей, умерших от декубитуса, миссис Бобер, – подбодрила медсестра. – Если за пролежнями не следить, они могут привести к некрозу, образованию язвы, а в финале и к ампутации. – Она приподняла лодыжки Евы и критическим взглядом изучила пятки. Затем переместилась к ягодицам и закончила осмотр ощупыванием локтей. Сестра Спирс, по-видимому, слегка разочаровалась, не найдя никаких пролежней. – Наверное, вы пользуетесь хорошим защитным кремом.

– Нет, – сказала Ева, – но я знаю об опасности пролежней и поэтому не забываю двигаться и менять позы. Когда пациентка оделась, медсестра измерила ее давление и нахмурилась, увидев результат, хотя тот не выходил за рамки нормы. Затем вставила термометр в ухо Евы и снова нахмурилась, посмотрев на показатель.

Убрав градусник, сестра Спирс спросила:

– Как поживает ваш кишечник?

– Мой хорошо, а ваш? – вежливо ответила Ева.

– Я рада, что вы способны на такую беззаботность, миссис Бобер, учитывая обстоятельства. По словам вашей матери, супруг ваш живет в пристройке с другой женщиной.

– В сарае.

– Ваша мать также рассказала, что при необходимости воспользоваться уборной вы сооружаете то, что сами называете «Белым путем», и считаете этот самый путь продолжением своей постели. Это правда?

– Да, правда. Белый путь и есть продолжение моей постели. Если я прострелю вам череп и он разлетится на куски, сестра Спирс, как правильнее рассматривать пулю: саму по себе или как продолжение пистолета? – Ева вспомнила этот пример из подслушанной однажды за завтраком дискуссии о квантовой физике между Брайаном и Брайаном-младшим. Спор закончился падением банки с вареньем из рук мужа на пол.

Сестра Спирс хмуро делала пометки в карте Евы.

– Я бы хотела прочесть, что вы там написали, – сказала Ева.

– Боюсь, эти заметки – конфиденциальная информация, – отрезала медсестра и отодвинула карту подальше от Евы.

– Вы ошибаетесь, сестра Спирс, – возразила Ева. – По закону пациент вправе читать свою карту.

– Я пришла к заключению, что вы недостаточно умственно здоровы, чтобы ознакомиться с диагнозом. Это может спровоцировать у вас психический срыв.

– Я физически и умственно здорова.

– Психические больные, как правило, считают себя полностью здоровыми.

– Значит, вы хоть так, хоть этак правы? – усмехнулась Ева.

– В этом вопросе мне послышался оттенок паранойи, – насторожилась сестра Спирс.

– Вы достаточно квалифицированы, чтобы диагностировать психические заболевания? – поинтересовалась Ева.

– У меня нет соответствующего образования, но хватает личного опыта. В моей семье был случай психической ненормальности, этого не нужно стыдиться, миссис Бобер.

Ева почувствовала холодок страха.

– И вы из своего личного опыта вывели, что я психически нездорова?

– Я отправлюсь в больницу и сообщу врачам, что, по-моему, у вас своего рода нервный срыв. Опять же, миссис Бобер, не бойтесь. Подобными расстройствами страдали многие выдающиеся люди. Вспомните Черчилля, Алистера Кэмпбелла, Леса Денниса.

– Но с моей психикой все в порядке! – настаивала Ева.

– Медицина продвинулась далеко вперед с тех пор, как бедный мистер Черчилль страдал от депрессии и называл ее «черная собака, которая всегда со мной». Изобретены чудодейственные препараты, и всего через несколько недель вы снова станете собой. Сможете встать с постели и присоединиться ко всем нам.

– А я не хочу к вам присоединяться.

Сестра Спирс надела темно-синий дождевик и аккуратно протянула ремень через коричневую кожаную шлевку.

– Я непременно к вам еще зайду. До свидания, миссис Бобер.

Пять минут спустя, услышав снизу голос матери и звук захлопнувшейся входной двери, Ева крикнула:

– Мама!

На подъем по лестнице у Руби ушло больше времени, чем обычно, и, дойдя до кровати Евы, она тяжело дышала.

Ева не хотела расстраивать мать, но откровенный разговор назрел. Ева спросила:

– Значит, ты побеседовала с медсестрой?

– Да, – кивнула Руби. – Спирс рассказала о докторе Бриджесе. Представляешь, он уже три дня не ходит на работу – как-то повредил нос анимированным пинцетом.

– Автоматизированным, – исправила оговорку Ева. – И Спирс не следовало сплетничать о врачах.

– Ей не по вкусу этот чернокожий доктор. Проказзо говорит, что он натуральный лентяй. Ну ведь медики все такие и есть, согласна?

– Нет, они не такие.

– Я бы ни за что в мире не согласилась на работу Спирс. На все эти тошнотворные вещи, что ей регулярно приходится делать. Она описала несколько самых запущенных случаев. Отвратительно, какими только гадостями бедняжка не вынуждена заниматься.

– Ты насплетничала ей о Брайане и Титании, что они якобы живут в пристройке.

– Но я ведь не могла сказать, что они живут в сарае, разве нет?

– И зря ты проболталась о Белом пути.

– Но все давным-давно знают о твоем Белом пути, – возразила Руби.

– Все?

– Ну, все, с кем я знакома. Сказать по правде, Ева, все думают, что это сумасбродство с твоей стороны.

– А ты, мама? Ты сама как думаешь? Что это сумасбродство?

Руби печально покачала головой и вздохнула:

– Я думаю, что никогда тебя толком не знала и никогда не узнаю. Никто из нас больше тебя не знает, дочка. Мы все хотим, чтобы к нам вернулась прежняя Ева.

– Прежняя Ева мне не нравилась. Она была несчастной трусихой.

– Тебе давно пора сменить обстановку. За четыре месяца небось наотдыхалась. Неужели тебе не хочется встать, принять душ, вымыть волосы этой твоей овощной штукой…

– Травяной, – поправила Ева.

– …одеться потеплее и пройтись со мной по магазинам? В парке уже появились подснежники. Я могла бы позаимствовать у Стэнли инвалидную коляску. Ты стала легкая как пушинка, мне будет не тяжело тебя везти. Я присмотрю за тобой, Ева.

– Ты не понимаешь, да, мама? Считай меня огромной гусеницей. Я окукливаюсь здесь, в этой комнате.

Руби стало неловко.

– Ты говоришь глупости, перестань!

– Но однажды я сброшу кокон, – мечтательно улыбнулась Ева. – Я с нетерпением жду этого момента. Интересно, какой бабочкой я окажусь?

– Одинокой, если продолжишь нести вздор в том же духе.

Руби спустилась и обнаружила внизу Титанию, опорожняющую стиральную машину. Вещи любовников тесно переплелись, скрутившись в узел. Одна из рубашек Брайана поглотила ночную сорочку Титании.

– Значит, вы не на работе? – спросила Руби. Титания, считавшая Руби рекордсменкой по недалекости, терпеливо ответила:

– Очевидно, нет, раз я здесь, на кухне, позиционируясь в трех измерениях. Даже в четырех, если считать время.

Кивнув в сторону лестницы, Руби вздохнула:

– Ей становится все хуже. Только что сказала, будто она – огромная гусеница.

Титания выпучила глаза:

– Вы уверены, что она не сказала что-то вроде «у меня заусеница» или «принеси мне гусятницу»?

– Знаю, что я не молоденькая, но я своими ушами точно слышала, как она заявила: «Я огромная гусеница».

– То есть насекомое?

– Вот-вот.

– Очень по-кафкиански[24]24
  Отсылка к новелле Франца Кафки «Превращение».


[Закрыть], – пробормотала себе под нос Титания.

– Передадите Брайану, когда он вернется с работы, что Ева теперь считает себя гигантской гусеницей?

– О да, с радостью передам, – кивнула Титания.

– Пойду-ка я домой, – решила Руби. – Мне что-то нехорошо. – Надев пальто и шляпу, она вдруг спросила: – Титания, что будет с Евой, если я умру?

– Мы справимся.

– Вы будете ее кормить? – уточнила Руби.

– Несомненно.

– Стирать ее одежду, менять простыни?

– Конечно.

– Мыть ее?

– Да.

– Но ведь вы не будете ее любить, вы и Брайан, правда?

– В мире и без нас хватает любящих ее людей.

– Но она нуждается в материнской заботе, – надтреснутым голосом настаивала Руби. – А если я отправлюсь в объятия Иисуса, за ней же некому будет присматривать как положено, верно?

– Мне кажется, Александр всерьез любит Еву, – утешила Титания.

Руби подхватила пустую хозяйственную сумку и сказала:

– Вы про секс, а я говорю о любви.

Титания провожала взглядом удаляющуюся по коридору Руби и думала, что та явно одряхлела за последнее время. Старуха нетвердо держалась на ногах, плечи поникли. Возможно, имело смысл предложить Руби сменить туфли-лодочки на кроссовки.

Открыв дверь, Брайан учуял запах карри, своего любимого блюда. Титания суетилась у плиты, поджаривая индийские лепешки. Все поверхности, которые можно было отполировать, сверкали. В дочиста вымытой кухне слегка пахло отбеливателем. На накрытом на двоих столе стоял букетик подснежников и открытая бутылка бургундского. Натертые до блеска бокалы отражали свет люстры.

Брайан приподнял крышку кастрюли и спросил:

– Что это, курица?

– Нет, козленок, – отозвалась Титания. – Пока не забыла: твоя жена нынче считает себя огромной гусеницей. Мерзким насекомым.

У доктора Бобера был чувствительный желудок. Он почувствовал, как аппетит улетучился, и опустил крышку на место.

– Огромная гусеница? – гадливо повторил Брайан. – А ты не могла подождать с насекомыми, пока я поем?