Текст книги "Женщина, которая легла в кровать на год"

Глава 60

Сараи Брайана оказались переполнены вещами Титании. Он запретил любовнице приносить что-либо еще из дома, где она раньше жила с мужем, но Титания то и дело вспоминала о чем-то жизненно насущном: осенний гардероб; зимний гардероб; привезенная из Флориды уэльская прялка; постмодернистские часы с кукушкой из магазина «Обитель»; викторианский шезлонг, приобретенный у наивного с виду старьевщика за пятьдесят фунтов (впоследствии, правда, выяснилось, что шезлонг весь изъеден жучком, и в итоге реставрация обошлась в пятьсот фунтов плюс НДС). Брайан протискивался между барахлом Титании в дополнительном сарае, который они называли «кухонькой». Титания сердито подняла взгляд от книги «Адроны и кваркглюонная плазма». Она только что оставила на полях пометку: «Проф. Яги не согласен. См. его статью в “Журнале о космологии и космических частицах” № 865 (2/2010)».

– Брайан, ты причитаешь, как сельская кумушка. Знаю, неудобно, что мои вещи хранятся здесь, но я же не могу перевезти их в дом, верно? В твоем доме теперь он обитает.

Брайан парировал, пытаясь говорить вразумительно:

– Тит, признаю, я действительно немного сержусь, что вынужден делить жизненное пространство с ворохом накопленного тобой за многие годы хлама, но разве я хоть разок пожаловался? Нет. Буду ли я рад, если мусор исчезнет? Да.

– Прошу тебя! Если ты еще хоть разок задашь вопрос и сам же на него ответишь, разозлюсь ли я и ударю ли тебя? Тысячу раз да!

Любовники угрюмо замолчали. Каждый понимал, что если сейчас выдаст пару убойных словечек, то исход будет напоминать вылазку из относительно безопасного грязного окопа на Ипре прямиком на поле битвы при Пашендейле.

В напряженной тишине Титания оценила их отношения заново. Интрижка была временами довольно головокружительной. Да и какой еще мужчина поймет и посочувствует, если она пожалуется на непослушные частицы, которые отказываются подстраиваться под ее теории? Брайан ударился ногой об уэльскую прялку и закричал:

– Гребаная рухлядь! – После чего с силой пнул памятник старины.

Он не знал, что прялка для Титании символизировала пасторальную жизнь на пенсии. Она мечтала когда-нибудь завести курочек и доброго пса с черным пятном на глазу. Они ходили бы с собакой в деревенский магазин за журналами «Наука» и «Небо и телескопы». Она бы покупала на кооперативной овцеводческой ферме шерсть, пряла ее и вязала Брайану свитер с выбранным им рисунком. Титания не умела шить и вязать, но готова была посетить несколько уроков – в конце концов, это же не квантовая физика. К тому же холмы Уэльса дают прекрасный обзор неба.

А в обсерватории Повиса, где установлен 24-дюймовый зеркальный телескоп, есть небольшой пост космической безопасности. Брайан и Титания подружатся с тамошними учеными, и Брайан сможет давать им советы и консультировать. Он известный и очень авторитетный астроном. А школьных экскурсий пенсионеру можно с легкостью избежать.

Титания увидела, что прялка катится на нее, грохоча всеми деревянными деталями, и взвизгнула, словно к ней приближалась самовонаводящаяся ракета.

– Давай, давай! Почему бы не разломать все мои прекрасные вещи! Ты просто хулиган!

– Нечего было заводить драчливую мебель, женщина! – завопил в ответ Брайан.

– Неудивительно, что Ева спятила и выкинула всю мебель. Это ты ее довел!

К удивлению любовницы, Брайан протиснулся к шезлонгу, снял с него пару коробок, лег и принялся всхлипывать.

Титанию ошеломила столь быстрая победа, и она не преминула воспользоваться моментом:

– Прости, Брайан, но я не могу дальше так жить. Я хочу обустроиться в доме с предназначенными для жилья комнатами. Генри Торо, возможно, и был счастлив в лесной хижине – флаг ему в руки и барабан на шею, – но я хочу поселиться в цивилизованном доме. В твоем доме.

Теперь она говорила умоляющим тоном. Романтический медовый месяц в сообщающихся сараях давно закончился, и теперь Титания ждала, что они заживут как разумная пара в комфортных условиях.

– Ты же знаешь, что мы не можем поселиться в моем доме. Ева это не одобрит, – всхлипнул Брайан. Титания почувствовала, будто в ее голове что-то щелкнуло – включилась остервенелая турборевность.

– Мне надоело слушать о Еве, и я ненавижу сараи!

Я больше ни минуты здесь не выдержу!

– Отлично, вот и отправляйся домой к Гаю гребаному Горилле! – заорал Брайан.

– Ты же знаешь, я не могу вернуться домой! – крикнула Титания. – Гай сдал наш дом вьетнамским фермерам-коноплеводам!

Она выбежала из сарая и помчалась по лужайке. Брайан вообразил, как Титания врывается в дом, пробегает его насквозь, выскакивает на улицу и продолжает нестись по Боулинг-Грин-роуд, потом заворачивает за угол и мчится без оглядки по садам, переулкам, проселочным дорогам, вьющимся по холмам тропинкам все дальше, и дальше, и дальше.

Брайан мечтал, чтобы Титания просто исчезла.

Глава 61

Александр вышел из домика матери на Джейн-стрит, осторожно прикрыв дверь. Лучше ее не будить: мать наверняка спросит, куда он идет, а ему не хотелось говорить.

Он нервничал, оставляя детей на попечении бабушки, – она слишком ослабла, чтобы забирать их из школы, и, будучи человеком старой закалки, не проявляла сочувствия, если Томас кричал, увидев плохой сон, а Венера звала маму.

Александр прокрался под окнами, а оказавшись поодаль от дома, прибавил шагу. Вечерний воздух был прохладен и отдавал прелой листвой – верный признак осени.

У Александра было три мили на то, чтобы отрепетировать слова, которые он собирался сказать Еве об их отношениях. Хотя, пожалуй, сначала следует определиться, а есть ли у них отношения…

Давным-давно, вернувшись из Чартерхауса с чужим аристократическим акцентом, над которым смеялась даже его мать, Александр проводил долгие часы в комнате со стареньким магнитофоном, пытаясь минимизировать свои протяжные гласные и расслабить челюсть. Он старался держаться подальше от местных уличных банд, Команды Нортенгерского аббатства и Парней из Мэнсфилд-парка. Александр задумался, представился бы мистер Дарси более или менее привлекательным глазам мисс Беннет, если бы прошелся по бальному залу с выглядывающими над поясом приспущенных мешковатых джинсов трусами с ярлыком «Калвин Кляйн»?

Александр слышал лишь собственные шаги, эхо которых отдавалось по улицам, освещенным лунным сиянием. Затем раздался шум приближающейся машины, орущей на всю округу гангстерским рэпом. Александр оглянулся на старенький «бумер». Четверо белых, коротко стриженные, накачанные. В багажнике – спортивные снаряды. Машина остановилась рядом с ним.

Александр подобрался и, надеясь казаться дружелюбным, поздоровался:

– Добрый вечер, ребята.

Водитель машины прогнусавил пассажиру на переднем сиденье:

– Окажи услугу, Роббо, достань из багажника ящик с инструментами, а?

Александру эти слова не понравились. Для защиты он располагал только армейским швейцарским ножом, но ко времени, когда отыщется подходящее лезвие…

– Что ж, засим желаю вам спокойной ночи, – сказал он. От страха его уличный акцент испарился, сменившись идеальным английским Чартерхауса.

Четверка рассмеялась, но невесело. По знаку водителя двое оставшихся пассажиров вслед за ним вылезли из машины.

– Милые косички, – похвалил заводила. – Давно их таскаешь?

– Семнадцать лет, – ответил Александр, прикидывая, сумеет ли убежать от хулиганов. Колени уже начали трястись.

– Небось враз полегчает, если их обрезать, а? Отхватить эти мерзкие грязные патлы.

Внезапно трое парней сбили Александра с ног, сноровисто, словно уже делали это не раз. Один сел ему на грудь, двое других держали ноги.

Александр заставил себя расслабиться: он по опыту знал, что любое сопротивление чревато.

Он вошел в дом Евы, открыв дверь ключом, который она ему сама и дала. Снял обувь и понес наверх вместе с отрезанными дредами.

Когда он добрался до площадки, Ева спросила:

– Кто там?

Александр тихо приблизился к ее комнате:

– Я.

– Можешь включить свет? – попросила она.

– Нет, я хочу полежать рядом с тобой в темноте. Как раньше.

Ева смотрела в окно.

– Человек на луне что-то сделал со своим лицом.

– Ботокс, – предположил Александр.

Ева засмеялась, но Александр не поддался веселью. Ева повернулась к нему и увидела, что дредов больше нет.

– Зачем ты подстригся?

– Это не я. Ева обняла его.

Александр, одеревеневший от ярости, спросил:

– Что является самым важным человеческим качеством, которое на пользу всем людям? Даже ублюдкам, отчекрыжившим мне волосы?

Ева долго думала, гладя Александра по голове, и наконец сказала:

– Доброта. Или это слишком просто?

– Нет, пусть будет просто доброта, я за.

Незадолго до рассвета он позволил Еве подровнять ему волосы. Когда она закончила, Александр вздохнул:

– Теперь я знаю, как чувствовал себя Самсон. Я уже не такой, как прежде, Ева. – На миг он задумался о том, что для него важно, а затем добавил: – Все мы – дураки, гении, попрошайки, отличники… Всем нам нужно любить и чтобы любили нас. А когда любовь взаимна – аллилуйя! Если человеку удается прожить жизнь, избежав унижения, он благословенен. Я так не смог – меня унизили те, кого я даже не знаю. В дредах заключался весь я. С ними я мог противостоять чему угодно. Они являлись визуальным символом моей гордости за нашу историю. И, знаешь, когда дети были маленькими, они часто качались на моих дредах. Мыть и переплетать их я разрешал только жене, но мог бы позволить и тебе. Думая о старости, я всегда представлял себя с белыми дредами, длинными белыми дредами. На пляже в Тобаго. Закат, словно на картинке в туристическом буклете. Ты в отеле, смываешь с волос песок и конфетти. Ева, пожалуйста, вставай с постели, ты нужна мне.

Из всех его соблазнительных слов – Тобаго, пляж, закат, конфетти – Ева уловила лишь одно, прозвучавшее для нее диссонансом. «Нужна».

– Глупо во мне нуждаться, Алекс, – сказала она. – Я подведу тебя, поэтому будет лучше, если я устранюсь из твоей жизни.

Александр рассердился:

– Ради чего ты могла бы вылезти из постели? Ради спасения детей? На похороны матери? А может, ради чертовой сумочки от «Шанель»?

Александр не стал ждать, пока Ева увидит его слезы. Он знал ее отношение к плаксам, поэтому спустился и до рассвета сидел в саду.

Когда он уходил, Руби уже мыла крыльцо дезинфицирующим раствором. Увидев Александра, она радостно воскликнула:

– Новая прическа! Так вам очень, очень идет, Александр.

– Стрижка позднего лета, – тихо ответил он. Руби смотрела вслед удаляющейся фигуре.

Александр больше не двигался легко и ловко. Со спины он выглядел сутулым мужчиной среднего возраста.

Руби хотела окликнуть приунывшего, сделать ему чашку особенно любимого им крепкого кофе. Но вдруг поняла, что никак не может вспомнить его имени.

Ева смотрела, как небо из грязно-серого становится молочно-голубым. Птицы пели душераздирающе весело и жизнеутверждающе.

«Надо бы мне последовать их примеру», – думала Ева.

Но она по-прежнему злилась на Александра. Он не имеет права в чем-то нуждаться. Именно она нуждается в поддержке, воде и пище. Иногда ей приходилось пить воду из-под крана в санузле. График присмотра за ней сбился, так как провалы в памяти Руби становились все масштабнее.

Но на что Еве жаловаться? Ведь ей достаточно просто встать с кровати.

Глава 62

Ева лежала на спине, глядя на трещину, бегущую по потолку, словно черная река по белой пустыне.

Ева знала каждый миллиметр этой расселины – русло, затоны, причалы. Она стояла за штурвалом лодки, что плыла по реке в поисках мира и радости для своих пассажиров. Ева видела Брайана-младшего, неподвижного, не сводящего глаз с глубокой темной воды за бортом. Рядом с ним стояла Брианна, пытаясь прикурить на ветру сигарету. Александр занял место у руля, обнимая за плечи женщину-штурмана, и там же крутилась Венера, пытаясь нарисовать то, что изобразить невозможно, – скорость и звук, с которым киль рассекает воду. Попутно девочка наблюдала за Томасом, пытавшимся вырвать из рук Евы штурвал.

Ева не знала, куда они держат путь. Трещина исчезала под потолочным плинтусом. Всякий раз на этом месте Еве приходилось разворачивать суденышко и плыть против течения и против ветра. Иногда лодка причаливала, пассажиры высаживались на берег и брели по пустыне, увязая в мягком белом песке.

Но там их ничто не ждало.

На этот раз, вернувшись обратно на палубу, Ева передала рулевое колесо Брианне со словами:

– Пришел твой черед о чем-нибудь позаботиться, Брианна. Доставь-ка нас домой целыми и невредимыми.

Облака плыли по потолку, ветер дул в лица путешественников, Брианна крепко держала штурвал, следуя курсом к дому.

Глава 63

Ровно в восемь утра Ева рывком очнулась от дикого шума. Она села в кровати и на коленях подползла к окну. Сердце билось с такой частотой, что было трудно дышать.

На ветке клена, возле самого ствола, стоял мужчина в спецовке, обтянутый ремнями, в каске и сварочных очках и бензопилой срезал соседний сук. Ева в ужасе смотрела, как часть кроны клонится, отваливается и на веревке спускается на землю. Там другие рабочие ждали, чтобы освободить груз от веревки, откромсать мелкие веточки и скормить их грохочущему измельчителю.

Ева заколотила в стекло:

– Прекратите! Это мое дерево!

Но на улице было так шумно, что ее никто не услышал. Ева приоткрыла створку, получила в лицо порцию крошева из коры и щепок и быстро захлопнула окно. Лицо жгло. Потрогав щеку, Ева увидела на пальцах кровь. Она кричала и жестикулировала, обращаясь к рабочему на дереве, на секунду даже поймала его взгляд, но мужчина тут же повернулся к ней спиной.

Еву потрясло, как быстро расчленили дерево. Вскоре от клена остался только ствол. В душе еще теплилась надежда, что дерево лишь обрезали и весной следующего года оно даст молодую поросль.

Шум прекратился. Инструменты выключили. Ева видела, что сучья исчезли из палисадника, а рабочие пьют чай.

Она забарабанила по стеклу:

– Не трогайте ствол! Прошу, не трогайте!

Мужчины подняли глаза и рассмеялись. Чего они от нее ждали? Приглашения подняться наверх?

Вновь заработали инструменты, и спустя недолгое время ствол превратился в горку чурбаков. После зеленоватой тени, к которой Ева привыкла, в комнате было слишком ярко.

Ева была вся в поту, тело ее сотрясала дрожь. Она с головой заползла под одеяло.

Вскоре после полудня до Евы донеслись отрывочные возгласы, а на уровне карниза появилась верхушка лестницы – это был мойщик окон Питер. Ева поправила ночную рубашку, накинула истрепанный кашемировый кардиган, который использовала вместо халата, и машинально провела пальцами по волосам.

Питер крикнул через стекло:

– Значит, вы все еще здесь?

– Да! – ответила она с натужной улыбкой. – Все еще здесь.

Почему люди так бессердечны? – думала Ева. Неужели Питеру безразлично, что ее прекрасное дерево истребили?

– Прекрасное? – усмехнулся мойщик, когда она произнесла это вслух. – Это же клен, сорняк мира деревьев. Не хочу показаться наглым, Ева, но что такое с вашим лицом?

Ева его не слушала.

– Это все Брайан, – сказала она. – Он всегда ненавидел это дерево и утверждал, будто корни корежат асфальт.

– И вправду корежат, – подтвердил Питер. Ему не вовсе не улыбалось обсуждать какое-то там дерево. – А знаете, осталось всего сто двенадцать дней на покупку рождественских подарков, – сообщил он, забираясь в комнату.

До Евы донесся вопль Сэнди Лейк:

– Ева, я сержусь на тебя! Почему ты не хочешь со мной увидеться?

– Мы покупаем Эбигейл моторизованную коляску. Ну, мы и социальная служба, – радостно поделился Питер.

– Питер, не окажете ли мне услугу? – спросила Ева. – Помогите заколотить окно изнутри, ладно?

По мнению Питера, Ева быстро скатывалась по наклонной плоскости – в старые добрые времена они бы выпили по чашечке чая и выкурили по сигаретке.

– Конечно, – кивнул он.

За двадцать лет работы мойщиком окон Питер повидал немало эксцентричных клиентов, да что там – ему ни разу не попался полностью нормальный человек. Эта одежда, в которой они спят! Эти убогие комнаты внутри вполне солидных особняков! Странная еда! Или, к примеру, мистер Кроссли, у которого столько книг, что с трудом в комнату проберешься!

Заделать окно изнутри было совсем несложно. У Питера в грузовичке имелись необходимые материалы. Его частенько просили заколотить окно, случайно разбитое домочадцами или гоняющими в футбол мальчишками. Под ироничные возгласы толпы Питер спустился на землю.

Пока он шел к своему грузовичку, Сэнди Лейк следовала за ним по пятам.

– Меня слышно в спальне?

– Прекрасно слышно, – кивнул Питер. Сэнди ударила по кузову и заорала:

– У меня крайне важное сообщение! Оно касается будущего всей нашей планеты!

Питер принялся собирать доски и инструменты, и Сэнди Лейк вдруг поняла, что ей представился шанс. Она быстро перебежала дорогу и резво, стокилограммовой козочкой, взлетела по приставной лестнице.

Увидев в окне обветренное лицо Сэнди, Ева покрепче прижала к животу подушку, словно то был щит.

Сэнди пристально посмотрела на Еву и процедила:

– Ну, теперь я по-настоящему зла! Что с тобой случилось? Да ты самая обыкновенная баба! В тебе нет ничего особенного! У святой не должно быть седины в волосах и морщин вокруг глаз, а у тебя-то они вовсе не из-за улыбок появились!

Сэнди попыталась перелезть через подоконник, но лестница слегка качнулась. Сэнди глянула вниз – раз, другой. Одни люди потом рассказывали, что Сэнди закачалась и полетела вниз, другие утверждали, будто она зацепилась каблуком за подол длинной юбки, а Питер мог поклясться, что видел бледную руку, оттолкнувшую лестницу от карниза.

Еве почудилось, будто дом содрогнулся, когда Сэнди рухнула в разросшийся куст лаванды, который Ева посадила много лет назад. Люди на улице завопили. Приземлилась Сэнди не в самой лестной для себя позе, и ее друг-анархист бросился к ней, чтобы одернуть задравшуюся выше головы юбку. Уильям любил Сэнди, но вынужден был признать, что обнаженная толстуха выглядела непристойно.

Сэнди вовсе не умерла. Уже через минуту она пришла в сознание, сползла с колючих веток лаванды и распласталась на траве. Анархист снял кожаную куртку и подложил ей под голову.

Врачиха прибывшей «скорой» отчитала Сэнди за то, что та скачет по стремянкам в длинной юбке и на каблуках.

– Этот несчастный случай буквально напрашивался, – неодобрительно проворчала она.

Ева и Питер принялись заколачивать окно под улюлюканье толпы и редкие испуганные возгласы. Увидев расхристанную, нечесаную женщину с помятым лицом, люди довольно быстро подрастеряли свою истовую веру в святую Еву.

Констебль Хоук выкрикнул:

– Будь она настоящей святой, являлась бы воплощением совершенства во всем!

Человек с биноклем воскликнул:

– Гляньте, да у нее под мышками пятна от пота!

Женщина в мужском костюме и собачьем ошейнике вынесла вердикт:

– Святые не потеют. Думаю, миссис Бобер – самозванка.

Констеблю Хоуку поступил приказ разогнать толпу, и он закричал:

– Ею овладел злой дух, который поселился в священной чапати!

И толпа двинулась к местной библиотеке, в окне которой была выставлена чапати – пропитанная консервантом, покрытая лаком. Оставшиеся адепты принялись собирать вещи. Началась суматоха, туда-сюда сновали такси, и вскоре на улице остался лишь Уильям Уэйнрайт, сидевший в палатке Сэнди Лейк. Завтра он навестит Сэнди в больнице – а может, и не навестит, кто знает. В конце концов, он ведь вольная птица анархии.

И никому не заманить его в сети обязательств.

Глава 64

Близнецы работали на новеньком моноблоке в комнате Брианны. Они исследовали запутанные коридоры системы безопасности Министерства обороны после провальной попытки свести к нулю отцовскую оценку кредитоспособности. В комнате было жарко, и близнецы сидели в майках и трусах. Над надкушенными бутербродами жужжали мухи.

Из открытого окна доносились голоса студентов. Однокашники наслаждались бабьим летом, устроившись на лужайке, смеялись и попивали баночный сидр.

Тонкий девичий голосок завел популярный со Средних веков канон «Лето наступило».

– Вот сраное музицирование. Эти певуны хоть когда-нибудь затыкаются? – проворчала Брианна.

К зачинщице по одному присоединились еще пять голосов, и каждый принялся выводить сложную вокальную партию.

Из комнаты, где студенты-политологи собрались выпить польской водки и забраковать все существующие политические системы, раздавался грохот падающих бомб и треск пулеметов. Политологи умели пустить пыль в глаза – доказательством тому были долгие часы тренировок на виртуальной местности и минимум времени, убитого на лекции и курсовое эссе.

Глядя на экран, Брианна спросила:

– Сколько лет, Бри?

Их тайная шутка означала «Сколько лет тюрьмы?». Брат с сестрой занимались хакерством в равной степени из любопытства и из жажды обогащения.

Прежде чем Брайан-младший успел ответить, раздался жуткий грохот, дверь комнаты слетела с петель. Брайан-младший дернулся, чтобы запустить форматирование жесткого диска, но его запястье перехватила рука в черной перчатке. На Брианну нацепили наручники, затем то же самое провернули с Брайаном-младшим. Близнецам велели переступить через поверженную дверь, сесть на кровать и вести себя тихо. Брайан-младший никак не мог взять в толк, что это за пришельцы в черной форме и шлемах из затемненного стекла.

Близнецы с болью наблюдали, как их моноблок последней модели, ноутбуки, смартфоны, камеры, блокноты и плееры аккуратно упаковывают в пакеты для улик и картонные коробки.

– Вам следует знать, что нам всего восемнадцать, – заявила Брианна.

Ей ответила женщина:

– Да, уже восемнадцать, и время игр закончилось, детишки. С этого момента вы работаете на нас. А теперь, если не возражаете, снимите белье и расставьте ноги. Когда все отверстия близнецов тщательно осмотрели, на пленников надели белые робы и вывели из здания. Другим студентам велели сидеть по комнатам и держаться подальше от главного входа.

Две машины с тонированными стеклами ждали на обочине с заведенными двигателями. Близнецам не разрешали говорить до тех пор, пока их не развели по разным машинам, но Брианна сумела ободряющими взглядами передать брату, что все будет хорошо. А когда Брайана-младшего поворачивали к ней спиной, она крикнула:

– Я люблю тебя, братик!

Хо лежал на своей кровати, целуя беременный живот Поппи. Он разговаривал с малышом, интересуясь, мальчик он или девочка.

Сейчас Хо полагалось препарировать труп, некую миссис Айрис Бристол. Та завещала свое тело науке, потому что потратила накопленные на похороны деньги на 3D-телевизор с диагональю 46 дюймов. Хо думал, что надо бы вернуться к миссис Бристол и уложить на место ее кишки, разбросанные по столу для вскрытия.

Когда он возился с внутренностями, пришло сообщение от Поппи: «Приходи немедленно».

Он сорвал с себя халат, маску, бахилы и поспешил к любимой.

Ей снова требовались деньги. Она подробно объяснила Хо, на какие цели, но история оказалась слишком запутанной, а английский язык Хо оставлял желать лучшего. Иногда он думал, что учебники, по которым учили английский в Китае, немного устарели. За все пребывание в Англии он ни разу не слышал, чтобы кто-то употребил слово «первоклассный».

Поппи усмехнулась, вспоминая, как Брианну и Брайана-младшего уводили в идиотских белых балахонах и наручниках. Она была рада, что позвонила тогда. Человек на другом конце провода любезно попросил ее приглядывать и за остальными студентами профессора Никитановой, и Поппи польщено ответила: «С превеликим удовольствием».