Текст книги "Заманчивые обещания"

Глава 25

– Где мы? – спросил Трейс.

Его голос не отразился от стен и не вернулся к ним эхом. Его обычно звучный баритон был поглощен стенами.

Это удивило Шайлер, поскольку она была твердо уверена, что они находятся в большой комнате с высокими потолками. За несколько последних часов она кое-что выяснила. В сложившейся ситуации ей больше нечего было делать, кроме как звать на помощь, после того как она в четвертый раз ударилась об острый угол какой-то мебели. Завтра ее ноги будут в синяках, и довольно больших.

– Я точно не знаю, где мы, – призналась она. – Я не смогла найти выключатель. – Она чихнула. – Я явственно чувствую запах пыли.

– И я, – признался Трейс. – Окна?

– Одно я чуть приоткрыла. Кажется, оно затворено ставнями изнутри и заколочено гвоздями. Как будто кто-то специально хотел спрятаться от солнечного света.

– От солнечного, лунного и любого другого, – заметил он. – Я схожу в свою комнату за фонариком. Выдержишь здесь еще пару минут?

– Конечно, – сказала Шайлер, но это явно было бравадой с ее стороны.

Трейс ободряюще сжал ей руку:

– Обещаю, я вернусь раньше, чем ты успеешь сосчитать до ста. А Бадди будет охранять тебя совсем рядом.

Они благоразумно рассудили, что охотничий пес должен остаться снаружи.

Как только Трейс исчез за дверью, Шайлер принялась считать про себя.

Один.

Два.

Три…

Девяносто восемь.

Девяносто девять.

– Вот и я, – раздался голос Трейса позади нее.

Она закончила вслух:

– Сто.

Включив мощный фонарик, который он держал в руке, Трейс спросил:

– Так, а где окно?

Шайлер показала.

Он пошел в этом направлении и встал напротив заколоченного окна.

– Подержишь фонарь? Направь луч вон туда.

– Новый приступ дежавю, – прошептала она. – Я вышла на сцену именно в этом месте, помнишь?

– В этот раз, по крайней мере, дождя нет, – сказал Трейс, пытаясь шутить. Ему удалось крепко ухватиться за один край ставня и дернуть его на себя. Послышался треск дерева и скрип петель, а затем весь ставень целиком оказался в его руках. – Дерево прогнило.

– Это хорошо, правда?

– Это очень хорошо, – ответил Трейс, сделав головой движение, которое Шайлер расценила как кивок. – Это сильно облегчает нам дело.

Трейс быстро справился с остальными ставнями. Но и после этого пробивавшегося в окно лунного света было недостаточно, чтобы осветить комнату. И все же с помощью фонаря они могли видеть намного больше, чем раньше.

Трейс огляделся по сторонам и высказал вслух свое предположение:

– Думаю, раньше это было что-то вроде комнаты для игр.

Шайлер почувствовала, как у нее перехватило дыхание, а сердце словно застряло в горле.

– Похоже, это была детская, – прошептала она.

Толстый слой слежавшейся пыли и паутина покрывали все вокруг – и детскую мебель, стоявшую в комнате, и лошадку на колесиках в углу, и детскую кроватку у дальней стены. Тут также было множество полок с игрушками и детскими книгами, цирковой сундук с поднятой крышкой, внутри которого был целый зверинец из мягких игрушек: длинношеего жирафа, пятнистого леопарда, слона и зебры.

В стенном шкафу в углу комнаты расположилась коллекция оловянных солдатиков, аккуратно выстроенных рядами, и металлических легковых машинок и грузовиков, включая и бывшую когда-то ярко-красной пожарную машину.

Был здесь и стол для игр с шахматной доской, нарисованной прямо на его поверхности. Фигуры все еще занимали свои позиции.

На стенах висели картины, а на отдельной полке было собрано спортивное снаряжение: бейсбольные перчатки, несколько бит и мяч с полустершейся надписью.

Трейс посветил фонарем на бейсбольный инвентарь. Затем удивленно воскликнул:

– Боже мой, Шайлер, на этом мяче автограф самого Бэйба Рута. – Он вернулся в центр комнаты и стал медленно поворачиваться, освещая один предмет за другим. – Эта комната – сбывшаяся мечта любого мальчишки.

– Да, верно.

– Во всяком случае, того, кто жил лет пятьдесят-шестьдесят назад, – прибавил он.

В этот момент Шайлер заметила столик в укромной нише. Она остановилась около него.

– Трейс…

Он подошел к ней:

– Что такое?

Шайлер показала ему на архитектурную модель, занимавшую большую часть поверхности столика, и облизнула пересохшие губы.

– Похоже на макет Грантвуда.

Трейс нахмурился:

– Грантвуд, каким он был?

Обратив внимание на дворцовую башенку, окна причудливой формы и другие характерные детали, Шайлер высказала свое предположение:

– Или Грантвуд, каким он должен был стать.

– Не уверен, что я тебя понял. – Трейс почесал затылок.

– Я тоже не уверена, – призналась Шайлер. Однако некая мысль в ее голове начинала принимать все более отчетливые очертания. – Как ты считаешь, давно ли эта модель здесь стоит?

– Судя по пыли и паутине, примерно столько же, сколько и все остальное в этой комнате.

– Вот именно.

Трейс направил на макет луч света.

– Интересно…

– Что интересно?

– Возможно, любопытно – более подходящее слово, – пробормотал он себе под нос.

– Любопытно? – переспросила она.

– Ты бы назвала эту модель профессиональной?

Шайлер нагнулась и внимательнее осмотрела ее, хотя пыль и паутина – бурый паучок деловито плел свою паутину даже под их пристальными взглядами – отбили у нее охоту приближаться вплотную.

– Нет, не назвала бы.

Трейс казался озадаченным. Некоторое время он молчал. Затем спросил:

– Что ты можешь сказать о ней?

Шайлер зажмурилась и вновь открыла глаза.

– Такое впечатление, что эту модель делал ребенок, используя кусочки металлического лома и дерева.

– Точно, – сказал он.

Шайлер выпрямилась.

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

Трейс машинально положил руку ей на плечо.

– Все зависит от того, о чем ты думаешь.

В мертвой тишине комнаты ее голос прозвучал очень тихо.

– Что, если именно эта модель вдохновила Кору на переделку Грантвуда?

Трейс отнесся к этому предположению скептически:

– Тебе не кажется, что это как-то слишком странно?

– Грантвуд и есть довольно странный дом, – заметила она.

– Верно, – кивнул Трейс.

– Это просто гипотеза. – Шайлер нерешительно пожала плечами. – Думаю, как и остальные, я всегда хотела знать, откуда у Коры взялась эта непреодолимая тяга к строительству.

Внимание Трейса привлекло что-то рядом с потайной дверью. Он хмыкнул.

– Что такое?

– Что бы это значило?

Шайлер подошла к стоявшим там столу и стулу. В центре стола находились серебряный подсвечник – полдюжины свечей сгорели почти дотла – и коробок спичек.

– Интересно… – задумчиво протянула она.

– Ты о чем?

Шайлер взглянула на Трейса, стоявшего рядом с ней, и задала ему вопрос:

– Какая разница между этими предметами и остальными вещами в этой комнате?

Трейсу не понадобилось много времени на размышления:

– На них нет пыли, – ответил он. – Во всяком случае, ее здесь мало. Ничего похожего на толстый слой, покрывающий все остальное.

У Шайлер засосало под ложечкой – забавное ощущение, которое всегда напоминало ей порхание бабочек.

– А я знаю почему.

– Почему?

– Потому что именно сюда приходила Кора полюбоваться тем, что она называла своими «главными сокровищами».

Трейс щелкнул пальцами и продолжил нить ее размышлений:

– Что и объясняет, почему так называемые сокровища в сундуке казались нам ненужным хламом.

Шайлер не могла скрыть, как взволновало ее их открытие.

– Потому что это и есть хлам!

Трейс сделал логический вывод:

– Сундук в чулане Коры был приманкой.

Шайлер кивнула:

– Вот куда на самом деле приходила Кора, и вот где она сидела, зажигая свечи.

Трейс направил мощный луч света на лампы, расположенные на стенах и на потолке.

– И дело не в отсутствии проводки. Держу пари, лампочки перегорели, а, став уже старой и слабой, Кора просто не смогла заменить их.

– Уверена, что ты прав. – Шайлер повернула голову и всмотрелась в глубь комнаты-призрака. – Почему же она приходила сюда?

– Освежить воспоминания, – высказал догадку Трейс.

– И еще, возможно, возродить свои мечты: мечты, которые, увы, так и не стали явью.

– Это комната маленького мальчика.

Шайлер согласилась с ним.

– Вполне вероятно, что он был родственником Коры. – Трейс сделал глубокий вдох и затем медленно выдохнул. – Хотел бы я знать, что же все-таки произошло. – После небольшой паузы он спросил: – Ты что-нибудь выяснила у Джеффри Баркера?

– Мистер Баркер плавно перемещается из реального мира в нереальный. – Шайлер одной рукой сняла паутину, висевшую прямо у ее лица. – Правильнее сказать, он скользит туда-сюда во времени.

– И что же он сказал тебе?

Шайлер вздохнула:

– Что волосы Коры из рыжих в одночасье превратились в седые.

– В одночасье?

Она кивнула.

– Он не объяснил почему. Но он упомянул о каком-то сюрпризе, обернувшемся трагедией.

Трейс запустил пальцы в волосы.

– Похоже, старик не оправдал наших надежд на него.

– Желания и мечты, – прошептала Шайлер.

– О чем ты?

– Джеффри Баркер говорил о желаниях и мечтах так, словно они и есть истинное сокровище.

Трейс повторил вопрос, который уже однажды задавал Шайлер. На этот раз он надеялся получить на него ответ.

– О чем ты мечтала, когда была маленькой?

Она замялась, но потом, очевидно, решила рассказать.

– Я мечтала многое сделать и много кем хотела стать.

Трейс ждал, когда она продолжит. Он не собирался торопить ее, однако хотел, чтобы она перестала прятаться за своей защитной броней, которая отделяла ее от других людей.

Шайлер негромко заговорила:

– Я хотела быть балериной. – Она звонко, по-детски рассмеялась. – И как это много раз бывало и с другими, скоро выяснилось, что я слишком высокая и неуклюжая для этого.

Трейс мысленно отметил, что Шайлер одна из самых грациозных женщин, которых он когда-либо встречал.

– Потом я решила стать знаменитым исследователем и пробираться по джунглям Амазонки или изучать давно вымершее туземное племя охотников за головами – а-ля Маргарет Мид[11]11
  Мид, Маргарет (1901 – 1978) – антрополог, этнолог, исследовала первобытные культуры.


[Закрыть]. Я собиралась присоединиться к Корпусу мира и спасти Землю или по меньшей мере хотя бы ее маленький уголок. Я хотела стать первой женщиной, побывавшей на Луне, или величайшей из актрис, когда-либо игравших на сцене, или ученым, излечившим рак.

Трейс улыбнулся, глядя на ее милое лицо:

– По крайней мере, тебе удалось стать мечтательницей мирового класса.

– О да, я была величайшей фантазеркой, – согласилась она, не испытывая ни малейшей неловкости.

– Кстати, – вспомнил Трейс, когда они покидали детскую, – ты так и не рассказала мне, что натолкнуло тебя на мысль искать потайную комнату за стенами чулана Коры.

Шайлер тяжело сглотнула. Ему вряд ли понравится ее ответ.

– Я возвращалась от Баркера и случайно бросила взгляд на дом. Я понимала, что смотрю на то место, где находится спальня Коры, но я-то ведь знала, что там нет никаких ставней на окнах. Тогда мне и пришло в голову, что за этим что-то скрывается.

– Это все?

– Ну…

Теперь уж надо признаваться ему во всем. Трейс очень хорошо распознает, когда она от него что-то скрывает – даже какую-нибудь мелочь. Шайлер от этого было немного жутковато.

– Мне показалось, что я заметила в окне женщину, – выпалила она.

Трейс замер как вкопанный.

– Я тоже ее видел.

– Я ее не узнала, – заявила Шайлер.

– И я, – сказал он.

– У меня просто мурашки по коже побежали.

– У меня тоже.

Затем, стряхнув пыль и паутину с рубашки, Трейс предложил:

– Может, нам стоит привести себя в порядок, а затем перекусить в моей комнате и обсудить все случившееся?

Но это может занять всю ночь, – заметила Шайлер.

Трейс многозначительно на неё посмотрел:

– Вполне.

Глава 26

Уже допивая кофе, Шайлер сказала:

– Я все думаю о женщине, которую я заметила в окне верхнего этажа.

Трейс повернул к ней голову:

– Что тебя беспокоит?

Шайлер слегка замялась, прежде чем ответить:

– Я не верю, что это было привидение, Трейс. Я думаю, что это реальный человек, из плоти и крови.

– Я тоже так считаю.

Казалось, Шайлер удивила легкость, с которой он согласился, не сказав ни слова против.

– Тогда чем ты объяснишь тот факт, что мы видели лицо в окне, которое, как мы оба знаем, было закрыто ставнями изнутри и заколочено гвоздями?

Трейс со своим стулом подался вперед, держа в руках чашку кофе.

– Ключевое слово – «изнутри».

Недоуменно насупленные брови образовали легкую складку на переносице Шайлер.

– Не понимаю.

– Мы исходили из того, что все ставни на окнах детской были заколочены одним и тем же способом. Но наверняка мы этого не знаем, так ведь?

– А разве нет?

Трейс покачал головой и откинулся на спинку легкого, изящного кресла, устраиваясь поудобнее.

– В комнате было темно. Мы работали при слабом освещении – единственном, которое нам было доступно.

– При свете фонаря.

Он кивнул.

– Мы не искали никаких указаний на то, что кто-то был в комнате до нас и уже частично отодрал ставни от окна. Или что существует другой способ открыть их.

– Об этом я не подумала, – призналась Шайлер с легкой досадой.

– По правде говоря, я и сам не подумал об этом вовремя. Только когда я вернулся в свою комнату и принял душ, меня осенило, что кто-то может знать об этих ставнях что-то такое, чего мы не знаем.

– Дельная мысль, – сказала Шайлер.

– Не менее разумно предположить, что кто-то может знать, как незаметно входить в детскую и потайной коридор и выходить из них.

– Ну конечно же, – ответила она сдавленным шепотом.

Трейс продолжал:

– Вот тогда-то мне и пришло в голову, что лицо в окне и человек, который стукнул тебя сзади, несомненно, одна и та же персона.

Шайлер поежилась и плотнее закуталась в кашемировый халат.

– Меня толкал отнюдь не призрак.

– Верно.

– Кто же тогда это был?

– Я выясню это любой ценой, – пообещал Трейс.

– Мы, – поправила его Шайлер. – Мы выясним. Об этом ему еще надо подумать.

Вслух же Трейс предложил:

– Давай определимся, что мы знаем и чего не знаем на данный момент.

Шайлер с воодушевлением приняла это предложение.

– Давай, – кивнула она, поставив чашку на стол перед собой. Стол и два мягких кресла образовывали своеобразный уединенный уголок в одном из концов Голубой комнаты. В Желтой комнате мебель была расположена точно так же.

Трейсу было привычно играть роль адвоката в трудном деле.

– С чего все началось? – спросил он.

Шайлер поспешила ответить:

– Кто-то столкнул мою машину с дороги по пути в Грантвуд.

В действие вступили аналитические способности Трейса.

– Вообще-то это не самое первое происшествие.

Ее лицо загорелось интересом.

– Ты прав. Еще раньше Коре стало казаться, что у нее за окном происходит нечто странное.

– В десятку.

Шайлер сбросила тапочки и подобрала ноги под себя.

– Ты помнишь, когда тетя впервые рассказала тебе о вспышках света или странных звуках?

– Еще бы, – отозвался Трейс. – Я даже могу назвать точную дату.

– И когда же это было?

– Два месяца назад.

– Так.

Скрестив руки на груди, Шайлер несколько мгновений раздумывала, а затем снова переключила внимание на Трейса:

– Откуда ты знаешь точную дату?

Он восстановил ход событий:

– По просьбе Коры я приехал на выходные. Чтобы на обратном пути избежать воскресных ночных пробок, я обычно откладываю возвращение до понедельника. Но в тот раз я решил уехать пораньше. Первым звонком в понедельник утром в «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин» был звонок от Коры. Она говорила извиняющимся тоном, но я почувствовал, что она потрясена случившимся.

– И что же ты сделал?

– Я бросил все дела в офисе, вскочил в свой джип, заехал к себе домой, чтобы забрать Бадди, и отправился назад в Грантвуд.

Шайлер прикусила нижнюю губу.

– Это было очень мило с твоей стороны, Трейс.

Он посмотрел ей прямо в глаза:

– Мне нравилась Кора. Честно говоря, за эти восемь лет я довольно сильно привязался к ней. – «Сейчас не время для сентиментальности, Баллинджер», – одернул он себя. – Как бы то ни было, первые несколько подозрительных случаев произошли еще до того, как ты вернулась в Штаты.

Шайлер продолжила отслеживать цепь событий. Рассказывая, она отмечала каждое из них на пальцах, загибая их один за другим.

– Затем после моего возвращения были таинственная машина, преследовавшая меня на шоссе, мерцающий свет около беседки, странные звуки в лесу, лицо в окне и происшествие в потайном коридоре.

– Что между ними общего?

– Они все направлены против меня.

– Что еще?

– Хотя все они казались пугающими, реального вреда мне причинено не было. – Она облизнула губы. – Если не считать того, что наши машины чуть не столкнулись и что я сегодня вечером набила несколько синяков, когда меня ударили о стену в детской.

Губы Трейса сжались в тонкую линию.

– Какие еще синяки?

– Ерунда, – поспешила заверить его Шайлер. – Миссис Данверз приложила к ушибу пакет со льдом, и сейчас с рукой уже все в порядке.

Кровь ударила Трейсу в голову, но он попытался справиться с этой внезапной вспышкой.

– Возможно, кто-то пытается предостеречь тебя, – произнес он.

Казалось, Шайлер задумалась над этим предположением.

– Предостеречь от чего?

– От возвращения в Грантвуд.

– По закону я должна была приехать после смерти Коры, – сказала она тихим серьезным голосом.

– И остаться в Грантвуде?

– Все знают, что я останусь здесь, пока не приведу в порядок дела Коры и не подготовлю имение на продажу. Таково, в местном масштабе, общее мнение, – сказала она, туже затягивая на талии пояс кашемирового халата.

Он полюбопытствовал:

– Ты бы продала дом своих предков паре вроде Планкеттов?

– При условии – а это еще очень большой вопрос – что я решу его продать, Грантвуд отойдет к покупателю, у которого достаточно денег, чтобы достойно содержать его. Одни только налоги способны разорить большинство людей.

– Я знаю. – Трейс, естественно, был посвящен в финансовые дела Коры. – Кстати, а что сказал Джонни о том недоразумении с Элейн Кендалл и ее клиентами?

– Она продолжает настаивать, что мужчина, представившийся поверенным Коры, позвонил к ней в офис и договорился о встрече. Джонни заверил меня, что у Элейн Кендалл безупречная репутация в своей области. Она принесла извинения. Он тоже. И поскольку из дома ничего не пропало…

– Кроме страницы из книги с картами, – вставил Трейс, хотя отлично знал, что Шайлер не забыла о случившемся в тот день, когда они вернулись от сестер Фрик.

– Кроме одной страницы, исчезнувшей из одной книги. А поскольку Грантвуд просто набит ценнейшим антиквариатом и бесценными сокровищами, ни одного из которых не коснулись даже пальцем, я решила не поднимать шума.

Трейс посмотрел на ее профиль.

– А как насчет Джонни?

– Что Джонни?

Шайлер сидела и ждала объяснений от находившегося рядом мужчины. Она запретила себе думать об ответе на этот вопрос, пока Трейс не объяснит, почему он спрашивает о ее кузене.

Он задумчиво посмотрел на нее:

– Ты решила, как с ним поступишь?

Она развела руками:

– А почему я должна как-то поступать с Джонни?

Трейс долго и тяжело сверлил ее взглядом.

– Родословная Джонатана Тибериуса Гранта, несомненно, столь же безупречна, как и твоя. Он получил то же привилегированное воспитание и образование в частной школе. Он тоже вращается в высших кругах общества. Столь же неоспорим тот факт, что он богат, как Крез. Короче говоря, вы с ним одного поля ягоды.

– Неужели?

Он насупил темные брови.

– Некоторые считают, что из вас выйдет идеальная пара.

– Некоторые? – повторила Шайлер. И затем она спросила: – В число этих «некоторых» входишь и ты, Трейс?

Он коротко и невесело рассмеялся и поднялся на ноги.

– Боже правый, нет, конечно.

За последние десять лет Шайлер убедила себя, что ей нечего больше бояться. Но так ли это? Или это были всего лишь слова?

Она наблюдала за мужчиной, который мерил шагами небольшое пространство в углу комнаты.

– А что бы ты мне посоветовал?

– Отправить его восвояси. – Трейс остановился перед ее креслом и пристально посмотрел на Шайлер. – Скажи, пусть проваливает. И удостоверься, что он все верно понял – он тебя не интересует. По крайней мере, в этом отношении.

Шайлер поймала себя на мысли, что жутко хочет – что ей это просто необходимо, – чтобы он расшифровал сказанное.

– А что значит «в этом отношении»?

– Как мужчина.

Шайлер прикусила губу и сделала все возможное, чтобы не улыбнуться.

– Вряд ли об этом может идти речь.

Трейс продолжил задавать ей вопросы:

– Джонни Грант – один из твоих личных призраков?

– Был когда-то. – Шайлер надеялась, что ей удалось сохранить непринужденный вид.

Темно-синие глаза пригвоздили ее к месту.

– Насколько давно?

– Я влюбилась в своего кузена, когда мне было тринадцать, а ему двадцать два.

Трейс выдохнул и затем стал дышать с заметным облегчением.

– Детские шалости.

– В моем случае это именно так. – Шайлер тут же перевела разговор на него: – В тринадцать лет ты был еще ребенком?

Трейс ответил сдержанно:

– Нет.

Она так и думала.

– Кто – или что – был вашим призраком в тринадцать лет, Трейс Баллинджер?

Минуту, а может, и дольше казалось, что он не слышал вопрос. Затем, когда Шайлер уже почти оставила надежду получить ответ, Трейс наконец заговорил:

– Когда мне было тринадцать, я убежал из дому.

Очень тихо она спросила:

– Сбежал?

– Да, – произнес он со стоическим смешком.

Стук собственного сердца оглушил ее.

– Почему?

Его голос звучал непримиримо и жестко, как сталь:

– За два года до этого умер мой дед. Затем, в ту зиму, – моя мать. Остались только отец да я. Отец тоже был болен. Сердце. – Трейс Баллинджер приложил руку к своей груди. – Отец снова начал пить, невзирая на предостережения врача. – Потемневшие глаза Трейса сейчас казались скорее черными, чем синими. – Мой папочка становился настоящей скотиной, когда напивался.

Шайлер содрогнулась всем телом. Ее кожа покрылась испариной. Глубоко вдохнув воздух, Шайлер тихо спросила:

– Он оскорблял тебя?

– Такого слова, как «оскорблял», в наших краях просто не знали.

– Как же они говорили?

– Что он требователен.

Шайлер с трудом выговорила:

– Требователен?

Когда Трейс заговорил снова, его голос был тих и холоден, как лед:

– Жалеть розги – портить ребенка. Надо научить этого щенка уму-разуму. Показать ему, кто здесь главный.

Шайлер не могла пошевельнуться.

– Прости, Трейс.

– Не надо меня жалеть, Шайлер.

– Но почему?

– Я был не единственным ребенком, которого поколачивали. В летнее время, в самую духоту, окна и двери держали распахнутыми, и редко откуда не доносились крики. – Его голос дрогнул. – Не стоит себя обманывать, это продолжается и до сих пор.

Шайлер осторожно заметила:

– Поэтому ты и убежал из дому.

Он кивнул:

– Сбежал.

– Куда же ты отправился?

Трейс пожал широкими плечами:

– Куда глаза глядят. Шатался повсюду. Я уже добрался до Техаса, когда местные власти поймали меня и отправили в детский приют.

– И?..

– Затем меня вернули к отцу, в Питсбург. Только за полгода скитаний я превратился в порох. Стал слишком сильным, чтобы отец мог продолжать свои уроки. И он оставил меня в покое.

– Ты вернулся в школу?

Трейс отрицательно покачал головой:

– Я отправился работать на сталелитейный завод.

– Сколько тебе тогда было?

– Четырнадцать.

Тут Шайлер осенило:

– Это был сталелитейный завод Грантов?

– Да, – сухо ответил он.

Она почему-то знала. Не могла объяснить, почему или как к ней пришло это знание; она просто это почувствовала.

– И когда ты вырос, ты возненавидел имя Грантов?

– Да.

– И ты захотел отомстить?

Он кивнул.

Ее глаза округлились.

– И что, уже успел?

– Успел что?

– Поквитаться?

Трейс подошел к ней и протянул руку. Шайлер доверчиво вложила свою ладонь в его и встала с кресла.

– Месть – это не единственное мое намерение, которое потерпело крах, Шайлер.

– Да?

– Я помню, как впервые приехал в Грантвуд восемь лет назад. – В его голосе звучало смирение. – Признаюсь, мысль о возмездии тогда еще не оставила меня, но потом я познакомился с Корой. – Трейс улыбнулся. – Милая, славная, слегка ненормальная и на удивление благородная Кора. И знаешь что?

– Что? – спросила она, глядя ему в лицо.

– Она мне понравилась.

– Держу пари, ты ей тоже.

Трейс кивнул:

– Мы сразу поняли это. Еще до исхода дня Кора попросила меня быть ее поверенным, и я принял это предложение.

– Наверное, иногда так бывает.

– Да. Думаю, да. – Трейс долгим взглядом посмотрел на нее. – Мне было достаточно всего один раз взглянуть на тебя, и я сразу все понял.

У Шайлер перехватило дыхание.

– Что ты понял?

– Что мы созданы друг для друга.

Позже Шайлер размышляла о том, что иногда момент, мысль, простое, казалось бы, незначительное действие могут навсегда изменить чью-то жизнь. Когда Трейс наклонился к ней, он, возможно, просто хотел убрать выбившийся локон ей за ухо или прошептать что-нибудь об этой ночи, возможно, он вовсе и не собирался ее целовать, – но тем не менее поцеловал, а она не отстранилась.

Напротив, она приподняла свое лицо ему навстречу и ждала.

Он не сводил с нее глаз. Его дыхание было свежим и сладким, и в то же время оно было мужским, с привкусом крепкого кофе, который они недавно пили; от него заколыхались завитки волос у ее щек.

Он обхватил ее лицо руками и прижал Шайлер спиной к стене.

– Трейс. – Голос плохо повиновался ей.

– Шайлер. – Его голос тоже был каким-то другим. Охрипшим. Гортанным. Резким. Он прошептал: – Возможно, это не лучшая идея.

Она покачала головой.

– Возможно. А может, и нет. – Она уперлась руками ему в грудь, но этот жест был вялым и нерешительным. – Тогда почему мы…

Трейс сократил расстояние между ними.

– Потому что так должно было быть. Я знал это с того самого дня, когда мы целовались в чулане Коры. – Удар сердца, еще два удара. – И ты знала.

– Да. – Вокруг них сгустились тени. – Я чувствую, что-то должно измениться.

– Так и будет.

– Перемены могут быть и тревожными, – заметила она.

– Перемены неизбежны.

Шайлер пыталась собраться с мыслями.

– Наверное, ты прав.

Трейс посмотрел на нее:

– Я уверен, что прав.

Находясь так близко от него, она не могла избежать его взгляда.

Я не на многих мужчин смотрела снизу вверх.

Уголки его рта, его красивого рта, изогнулись:

– В буквальном или в переносном смысле?

Шайлер сглотнула.

– В обоих.

Проворные пальцы сомкнулись на ее запястье. Трейс поднес ее руку к своим губам. Затем он провел ими взад-вперед по чувствительной коже у основания ее большого пальца, Шайлер задержала дыхание. Глаза Трейса потемнели.

Ее сердце готово было выскочить из груди.

Последний дюйм, разделявший их, исчез.

Целоваться с Трейсом Баллинджером было так странно. Этот поцелуй был в точности таким, как она ожидала, и в то же время намного превосходил ее чаяния.

По тому, как он ее целовал, ласкал, прижимал своим телом к стене, Шайлер не могла не почувствовать, насколько сильно он хочет ее.