Текст книги "Лето больших надежд"

– Ты спрашиваешь меня? – Она сгребла весла для каноэ с колышков на стене. – Ты что, в самом деле не знаешь? – Он выглядел таким подавленным, что она смягчилась: – Не тревожься, папа. Я читаю прекрасно.

Он вел себя как самый классный отец на свете уже хотя бы потому, что не доставал ее, даже когда знал, что она курит сигареты и травку. Но на самом деле он не осознавал, как многого о ней не знает, – например, что она выиграла приз Дикинсона за стихи в этом году и заработала награду в Национальном почетном обществе. Что она набрала рекордное количество очков в лакроссе в прошлом сезоне. Что ее любимый джазовый пианист был Кейт Джаррет и что на вечеринке она пробовала кокаин.

– Существует масса книжек, которые мы можем читать, – сказал папа. – «Принц и нищий» и «Остров сокровищ». В главном павильоне, за изолятором, должна быть лагерная библиотека. Мы проверим ее сегодня вечером.

Одно в отце ей безоговорочно нравилось – он всегда был полон энтузиазма.

Они вытащили удочки, лески, крючки и красно-белые поплавки и направились в док. Папа взял большое каноэ с шестью сиденьями. Погрузил в него прохладительные напитки, сандвичи и батончики, которых хватило бы целой армии. Она представила его, с первыми лучами солнца собирающим все это для них, и ее сердце сжалось. Он пытался. Он в самом деле пытался.

Она заметила стопку полотенец и тюбик защитного крема от солнца. Защитный крем? Не думает ли он, что они будут на воде так долго, что им понадобится защитный крем?

– Ты же хотел, чтобы мы посадили цветы вдоль подъездной дороги и вокруг главного павильона, – напомнила она отцу.

– Да, верно, – согласился он, бросая ей куртку. – Цветы все здесь оживят и украсят. Я заложил в садовом плане традиционные белые и красные герани.

– Значит, я не буду рыбачить слишком долго, – добавила она.

– Не тревожься об этом. Цветы можно посадить и в другой день. Что хорошо в летнем лагере, так это возможность побалбесничать. – Он ухмыльнулся. – Похоже, ты чувствуешь себя в ловушке со мной и Максом.

– Супер.

Каноэ, вихляя, двигалось вдоль дока. Когда они взошли на борт, его обшивка зловеще заскрипела, что очень развеселило Макса.

– Сиди спокойно, – осадила его Дэзи, берясь за весло. – Если ты свалишься в воду, всем нам будет много хлопот.

– Это просто вода.

– Да, а как ты думаешь, она теплая?

Макс опустил руку в воду.

– По-моему, отличная.

– Просто греби и молчи в тряпочку.

– Моя тряпочка осталась на берегу, – огрызнулся братишка.

– Перестань, Макс. Бери весло и греби, – рассердилась Дэзи. – Или ты не умеешь?

– Конечно же я умею. – Он стремительно схватил весло, как раз когда отец оттолкнул их от дока.

Дэзи погрузила весло в воду, устроившись на носу каноэ. Ей довелось как-то немного потренироваться на физкультуре в школе, и это помогло. Да, впрочем, это было несложно, вот только папе и Максу никак не удавалось грести синхронно. Весла погружались в воду, поднимая капельки брызг. Дэзи представляла себе, как рассказывает доктору Грэнвиллу о прогулке. Он бы подчеркнул, что недостаток координации является метафорой семейной ситуации. Он все время находил метафоры. Он бы объяснил отцовскую незрелость и отчужденность, стремление Дэзи к сохранению семейных уз и потребность Макса в подбадривании, и все это на примере того, как они управляют каноэ.

– Когда я был мальчишкой, – мечтательно произнес папа, – мы устраивали здесь командные гонки. На четверых. Сначала мы должны были грести вокруг острова, а потом возвращались назад. Затем мы должны были плыть от старта к буйкам и обратно. После этого была гонка на велосипедах приблизительно три мили и наконец бег примерно милю до финиша. Первый, кто приходил к финишу, выигрывал приз.

– Что было призом? – спросил Макс.

– Не помню. Может быть, что-нибудь вроде основания новых традиций.

– Слишком много работы ради традиций.

– Сынок, мы делали это не ради традиций.

– Тогда почему вы это делали?

– Чтобы выиграть. Чтобы получить звание самой быстрой команды.

– Черт, я этого не понимаю.

– Перестань, Макс. Где твой дух соревновательности?

– Думаю, я забыл его упаковать.

– Когда мы начнем рыбачить? – Дэзи решила, что чем скорее они начнут, тем раньше она освободится.

– Нам нужно найти подходящее место, – сказал папа. – Оно называется Голубая дыра.

Они гребли туда целую вечность, потому что это было на дальней стороне озера, а их усилия были довольно-таки бестолковы. А брызги и шум, вероятно, распугали всю рыбу в озере.

Наконец, как раз когда на руках Дэзи стали появляться волдыри, папа заявил, что они прибыли. Она должна была признать, что здесь красиво. Глубокая заводь, окруженная стеной скал, спускающихся к воде, зеркальная гладь озера.

– А теперь что? – спросил Макс.

– А теперь мы нацепим на крючки наживку и будем надеяться на лучшее. Подай эту банку с червями, Дэзи.

– Я не могу прикоснуться к ней, у меня руки стерты, – отозвалась она.

– Цыпленок. – Макс пробрался мимо нее, раскачав каноэ.

– Осторожно, тряпка, – огрызнулась она, опуская руки.

К ее удивлению, Макс выказал некоторое благородство, взяв банку и передав ее отцу. За несколько минут наживка была на крючках – папа, казалось, знал, что делает, – и они забросили удочки.

И затем… ничего. Они трое сидели словно болваны, глядя на поплавки, следя за наживкой. Время от времени папа вытаскивал леску и сажал на крючок свежего червя, словно был уверен, что форель воротит нос от мертвых червяков. Время от времени у кого-нибудь поплавок, немного дрожа, уходил под воду. Но, с восторгом вытащив удочку, они обнаруживали, что червяка на крючке нет.

– Умные маленькие дьяволы, – сказал папа.

– Кто, форель? – спросила Дэзи. – С каких это пор форель умная?

– С тех пор, как она научилась красть червяка, не проглатывая крючок, – глубокомысленно констатировал Макс. – Я нахожу это проявлением ума. А ты?

– Да, в самом деле умно.

К концу первого часа рыбалки досада уступила место веселью. Они трое играли в словесные игры, которые она помнила с детских лет, вроде «Я шпион» и «Кто я». Хихиканье Макса разносилось по воде, словно птичья песенка, и Дэзи ощутила, как что-то странное и неожиданное переполнило ее. Ощущение покоя и… умиротворения.

Немного позже папа начал рассказывать истории из своего детства. И про то, как проводил здесь каждое лето.

– Только эту жизнь я и знал, – сказал он, – и не осознавал, как это здорово. Дети никогда такого не понимают.

«Да, но они замечают, когда их жизнь спускают в унитаз», – подумала Дэзи.

Макс проголодался и развернул сандвич.

– Мой любимый.

– Неправда, – сказала Дэзи.

Папа пожал плечами:

– Это его любимый.

На лице Макса было написано блаженство, пока он ел отвратительный сандвич из болонской колбасы и арахисового масла.

– Расскажи нам о том времени, когда дядя Филипп поставил наживку у барака девочек, – попросил он, хотя знал эту историю наизусть.

Минуты текли, пока они слушали, как их отец рассказывает историю. Макс раскрошил хлеб и бросил его в воду. Дэзи смотрела, как жирная форель подплыла и схватила намазанный арахисовым маслом хлеб с поверхности озера. Она смотрела как завороженная, как приплыла другая рыба и еще одна…

– Дай мне сеть, – прошептала она.

– У тебя есть наживка? – спросил Макс.

– Нет, она у тебя. Посмотри в воду. Они приплыли за твоим сандвичем.

Его глаза смешно расширились.

– Папа, посмотри.

Дэзи схватила сеть. Она следила за двумя рыбами, которые кормились выброшенными промокшими кусками сандвича.

– Давай, Дэзи, – прошептал Макс. – Давай, ты сможешь это сделать.

Она стремительно окунула сеть в воду, но хитрая рыба уплыла.

– Черт побери, – возмутилась она, тяжело усаживаясь в каноэ. – Это было так близко, и у меня ничего не вышло.

– Смотри. – Макс бросил в воду еще один кусок сандвича. – Они вернулись. Теперь их три.

Дэзи больше не колебалась. Она снова забросила сеть.

– Я поймала одну! Папа, посмотри, я поймала рыбу, – радовалась она. Серебряное тело рыбы билось и корчилось в сети.

– Фантастически, Дэзи. Тебе повезло. Теперь давайте положим ее в корзину…

– Форель! Дэзи поймала форель! – Макс возбужденно раскачивал лодку.

– Спокойно, приятель, – предупредил его отец. – Ты же не хочешь опрокинуть нас.

– Папа!

Форель Дэзи каким-то образом выпуталась из сети. Она нагнулась, чтобы ухватить ее. Что, разумеется, было фатальной ошибкой. Она почувствовала, как каноэ наклоняется, и была не в силах остановить это движение. Она свалилась в воду, руки все еще хватали форель. Шок от холодной воды и намокшая ветровка мгновенно потянули ее под воду, крик «помогите» готов был слететь с ее губ.

Но она не закричала. Она выплыла как раз в тот момент, когда упал Макс и их отец протянулся к нему. Они оба упали в воду, вздымая фонтаны брызг и создав радугу.

– Черт побери, – фыркнул папа. – Черт побери, вода холодная.

– Ты сказал черт, – подчеркнул Макс, его губы уже посинели.

– Дважды, – напомнил ему отец, – я сказал черт побери. – Он подплыл к каноэ и втащил в него сеть, связку полотенец и два весла, которые плыли по озеру. Внутри лодки стояла вода.

Макс поднял воротник своей ветровки.

– Мне х-х-холодно! – сообщил он, смеясь и делая круг. – Холодно! Я мокрая тряпка.

Дэзи дрожала, но, когда она сбросила обувь, обнаружила, что наслаждается невесомым ощущением плавания. Если она будет двигаться, то вода окажется не такой уж и холодной. Она играла с отцом и братом в салочки, и они гонялись друг за другом, крича и смеясь и, несомненно, распугав на озере всю рыбу. Через некоторое время зубы Макса застучали так, что он не мог говорить, и они решили отправляться назад.

Легче сказать, чем сделать, это точно. Они не могли влезть в лодку. Как ни пытались с отцом подсадить Макса, у них ничего не получилось, зато они чуть не перевернули лодку снова. Это было безумием, и вскоре от смеха и возни они почти обессилели. Они сдались и пригнали лодку к ближайшему берегу, пустынному, заросшему березами и высокой травой. К этому времени все трое дрожали.

– Я разведу костер, – сказал папа. – Мы сможем немного согреться, а потом погребем обратно.

– Точно, костер, – обрадовалась Дэзи. – А чем ты его разведешь?

И папа удивил их. Кто знал, что он способен сделать зажигалку из шнурков, двух коротких веток и пучка сухой травы? Каким-то образом он оснастил свой аппарат так, что короткий конец одного из шнурков стал сверлить ветку достаточно быстро, чтобы вызвать искры. После нескольких попыток сухая трава занялась, и они увидели сначала маленький огонек и почти сразу настоящее пламя. В конце концов, с тщательной осторожностью, они развели превосходный маленький костер прямо на берегу озера. Его жар был чудесным, они умудрились сохранить пакетик «Фритос» и немного винограда для пикника, так что получился маленький пир. Постепенно они согрелись и почти просохли, можно было грести обратно в лагерь.

Когда они вернулись все трое пьяные от усталости и от бесконечного пения, самодельных стихов на тему «Медведь пошел в горы», Дэзи чувствовала себя очищенной озерной водой, ее кожу пощипывало от легких солнечных ожогов.

После того как они привязали каноэ и собрали свою недосохшую одежду, появилась Оливия.

– Удачно? – спросила она.

Дэзи, Макс и папа посмотрели друг на друга и разразились хохотом.

В тот вечер Макс уснул над тарелкой макарон с сыром, и папа отнес его в кровать. Дэзи проникла в библиотеку в главном здании, уютную комнату с устроенными по стенам скамьями, укромными уголками для чтения и старинной мебелью. Полки ломились от всякого рода книг – романов с забавными названиями, такими как «Мы с яйцом», и научно-популярной литературы о дикой природе и всех книг доктора Зеусса. Она схватила книгу и двинулась за отцом и братом.

В хижине был беспорядок, папа и Макс уже лежали в постелях, сдвинув койки вместе. Она вручила отцу книгу.

– Нам нужно начать с чего-нибудь короткого, – сказала она.

Папа щелкнул выключателем и, открыв «Яйцо» Хортона Хатчеса, начал читать с таким драматическим эффектом, что Дэзи решила послушать его.

– «Я имею в виду то, что я имею в виду, – читал папа голосом, полным преувеличенной серьезности, – Слону можно доверять на сто процентов».

13

– Так что происходит между тобой и Оливией? – спросил Коннор Фредди Дельгадо.

Он решил, что должен это узнать и сейчас как раз подходящее для этого время. Они перестраивали бельведер и пока что умудрились работать вместе, не поубивав друг друга.

Что-то было между Фредди и Оливией, но Коннор не мог сообразить что. С тех пор как он обнял ее и едва не поцеловал, ничего больше не произошло. Хотел ли он, чтобы что-то произошло? Он не знал, он честно не знал. Единственное, в чем он был точно уверен, так это в том, что хочет поцеловать ее, черт побери!

Что же до Оливии, то она или избегала его, или была и правда слишком занята.

Фредди отмерил квадрат четыре на четыре и отметил его плотницким карандашом.

– Что между нами?

– Это то, что я спросил. – Коннор говорил сквозь зубы, сжимая в них гвозди.

– С чего бы тебе захотелось это знать? – Его лицо напряглось, он положил на место карандаш, подошел к большому бело-красному кулеру и вытащил две бутылки воды.

– Интересуюсь. Если между вами что-то есть, то я буду это уважать.

– А если нет? – спросил Фредди, вручая ему бутылку.

– Тогда у меня есть кое-какие шансы. – Он взял протянутую ему городским мальчишкой кобальтово-синюю бутылку в форме слезы. Он сделал большой глоток, затем скривился, не ожидая, что в ней так много газировки. – Что это за дрянь?

– «Тинант», из источника Уэлз, – ответил Фредди, словно бы даже дурак должен был знать это. – Слушай, если ты хочешь знать о нас с Оливией, то мы лучшие друзья на свете. Она пережила несколько ударов судьбы, что заставило меня чувствовать себя дерьмово, потому что я должен был оградить ее от этого.

– Что за удары судьбы? – спросил Коннор.

Фредди посмотрел предостерегающе:

– Такие, от которых я не смог ее защитить.

* * *

Оливия стояла на веранде в главном здании, глядя на остров на озере и на то, как Коннор Дэвис работает над бельведером. Этим вечером ей нужно было сделать кучу всего, но она не могла заставить себя не вспоминать о поцелуе. Поцелуе, который не случился. Почти что поцелуй, который прервал Фредди и который Коннор не попытался повторить, хотя она давала ему массу возможностей. Ясно, он сожалел об этом порыве. Она не винила его. Когда она привела его в тот дом, где жил его отец, он, наверное, подумал, что она хочет устроить ему пытку. И тем не менее она все еще слышала вопрос, который он задал ей: «Ты когда-нибудь думала о нас с тобой, Лолли?» – «Не больше чем я думаю о чем-то, что было девять лет назад», – ответила она. Это была такая огромная ложь, что от этих слов, наверное, остались пятна на зубах.

– Как ты думаешь, о чем они говорят? – спросила Дэйр, присоединяясь к Оливии. – Они, похоже, мирно беседуют, а не спорят.

– Кто знает? Во всяком случае, работа с бельведером Наны идет полным ходом, – ответила Оливия.

Они решили съездить на остров и отвезти обед в дорожном холодильнике. Дэйр делала самые потрясающие обеды для пикника. Сандвичи с виноградом, шоколадные пирожные с орехами и мокко, лимонад. Она делала все с особой элегантностью, и казалось, что такой она родилась. На лагерной кухне не нашлось корзин для пикника, поэтому они использовали обычную плетеную корзину, прикрыв ее куском ткани. Они прибыли на рабочее место как раз вовремя, когда Фредди снимал рубашку. Дэйр издала тихий стон.

– Он, наверное, видел, как мы подъезжаем, и сделал это нарочно, – сказала Оливия, хорошо знакомая с повадками Фредди. То, что ему не хватало в росте, он компенсировал фитнесом, его руки и пресс были тщательно вылеплены ежедневными занятиями и невероятным количеством упражнений.

Когда они подплыли ближе, Фредди вытер грудь и сунул рубашку под мышку.

– Ну, может быть, и нет, – поправила себя Оливия, глядя на него с отвращением.

Он встряхнул рубашку и повесил ее на ветку дерева.

– Точно нет, – подтвердила Дэйр.

Оливия задумчиво посмотрела на кузину. Дэйр, кажется, запала на Фредди. Она была готова спросить об этом, но в поле зрения появился Коннор, на плечах его балансировали доски.

Ее собственные желания тоже были достаточно прозрачны.

Дэйр окинула взглядом доски.

– Итак, ты все еще страдаешь по нему после всех этих лет? После того, что он тебе сделал? – спросила она.

– Я теперь другой человек. Я всегда хотела, чтобы тем летом я поступила иначе.

– Ну что ж, вот твой шанс все переделать. Немногим людям это выпадает.

Фредди заметил, как они подходят к доку. Когда он увидел Дэйр с корзиной для пикника, он прижал руки к сердцу и признался:

– Я думаю, я влюблен.

– В таком случае ты мужчина с простыми потребностями, – заметила она.

– Простыми и немногими. Душевная еда и полная желания женщина. Этого достаточно.

– Значит, сегодня твой счастливый день. Иди вымой руки и надень рубашку.

Оливия чувствовала, что Коннор смотрит на нее, пока ее кузина флиртует с Фредди. Она вытащила две бутылки холодного лимонада из кулера и протянула ему одну.

– Вы много сделали, – заметила она.

– Я покажу тебе, что именно. Смотри под ноги.

Он протянул руку ладонью вверх, и Оливия вспыхнула, вспомнив, как он весь разодетый смотрел на нее в тот последний вечер, когда она его видела, и приглашал ее на танец. Она моргнула, и видение исчезло, она вернулась в настоящее. Он был Коннор Дэвис, здесь и сейчас, в «ливайсах» и футболке, бандана торчала из его заднего кармана.

Она мельком посмотрела на его руки, уверенная в том, что растает, если коснется его. И она была уже почти готова к этому.

Она вложила свою руку в его, и все случилось точно так, как в тот день, когда он заключил ее в свои объятия. Странное, неотразимое тепло охватило ее. Это было что-то, чему она верила или хотела верить, и что-то, от чего она не могла отказаться.

Он подвел ее к восьмиугольной платформе, которую они с Фредди построили, и она наклонила голову, глядя на открытые балки.

– Я чувствую себя как Золушка на балу.

– Точно. А я принц.

– Девушка может притвориться.

Он отпустил ее руку:

– Черт побери, может.

Она прислонилась к перилам бельведера и вдохнула аромат пиленых досок. Прикрыв глаза, она сказала:

– Они, вероятно, поженились в такой день, как сегодня. Моя бабушка говорила, что это был прекрасный летний день.

Старая черно-белая фотография была прикреплена к столбу. Это был снимок ее бабушки с дедушкой, юных и охваченных любовью, во время их свадебного вечера в бельведере. Новый бельведер должен был быть точным повторением.

Коннор неправильно понял ее выражение:

– Не волнуйся. Это копия.

– Это ты повесил сюда фотографию?

– Это тебя удивляет?

– Это просто… да.

– Ну, это сделал я. Что это за взгляд?

– Ничего. Ты оказался классным парнем, Коннор. Это меня тоже удивляет.

– А ты оказалась… сексуальной, – возразил он, – что меня совершенно не удивляет.

Она шмыгнула носом:

– Ты даже не узнал меня, когда увидел.

– Ты болталась на флагштоке. В подобных обстоятельствах я не узнал бы и родную мать.

Она чувствовала, что открывается ему. Доверяет ему. И разве это было не любопытное развитие сюжета? По каким-то сумасшедшим причинам она испытывала почти осязаемое доверие к Коннору Дэвису.

Она изучила фотографию. На ней был запечатлен момент необыкновенного счастья, которым буквально светились их лица. Ее дедушка выглядел таким гордым и красивым в своем смокинге, ее бабушка была явно на вершине блаженства. Их друзья, собравшиеся вокруг, одетые в отутюженные и отлично скроенные костюмы и платья, выглядели словно на картине. Но ее бабушка и дедушка были моложе, чем Оливия сейчас. Несмотря на то что снимок был постановочным, в их лицах была такая невинность и чистота, что это тронуло ее сердце. «Это, должно быть, магия, – думала она, – разделить мгновение такого простого счастья и надежды, зная, что ты нашел человека, с которым хочешь провести всю свою жизнь».

Они были молоды и влюблены. Не было ни малейшего намека на борьбу, которую пришлось выдержать с семьей дедушки, которая так противилась этому браку. Не было даже тени сомнения на их лицах в том, что их ожидает счастливая жизнь. На фотографии было запечатлено мгновение невинной, летящей ввысь радости от того, что они разделят друг с другом приключение длиной в жизнь.

Она узнала на фотографии и других бабушку с дедушкой. Сэмюэль Лайтси был шафером на свадьбе. Через несколько лет после того, как был сделан снимок, он женился на своей подружке, ее бабушке с материнской стороны, Гвен.

С задумчивой улыбкой она сказала:

– Я хотела бы, чтобы день их юбилея был таким же чудесным, как день свадьбы.

– У меня такое чувство, что вы с Дэйр можете это гарантировать.

Она погружалась все глубже в его голос, доверяя ему все больше и больше с каждым его словом. «Ну хорошо, – подумала она. – Глубоко дыши».

– Я была обручена, – мягко сказала она, глядя в его лицо. – На случай, если ты интересуешься.

Выражение его лица не изменилось.

– Как я понял, дело не сработало.

– Именно так.

– Фредди сказал мне, что тебе причинили боль, но это все, что он сказал.

Она переступила с ноги на ногу и откашлялась. В конце концов он, вероятно, услышит эту историю.

– Три раза, – добавила она.

– Не понял.

– Три раза. Столько раз я была обручена. С тремя разными парнями. Ну, третий раз, строго говоря, не был обручением. Я вроде как… ожидала его.

И Фредди был прав, она испытала боль, и каждый провал приводил ее к мысли, что проблема в ней. У нее, похоже, талант выбирать не тех парней. Она поймала взгляд Коннора. Она поискала в его лице какую-то реакцию, но ее не было.

– Ну?

– Ну что?

– Ты собираешься что-нибудь сказать?

– Что ты хочешь, чтобы я сказал?

– Не знаю. Как насчет «мне очень жаль это слышать»?

– Мне не очень жаль это слышать.

– Что?

– Если бы эти обручения были настоящими, ты была бы уже замужем, и это означает, что сейчас я бы стоял здесь, вожделея замужнюю женщину.

От его прямоты у нее захватило дух.

– Ты вожделеешь меня?

Он рассмеялся:

– Разве это не очевидно?

– Кто в наше время говорит «вожделение»?

– Большинство ребят, которые честны в своих желаниях.

– Вожделение, – повторила она, чувствуя, как ее кожа горит от смущения. – Ты должен прекратить немедленно.

– Да, – согласился он. – Я тоже так думаю. – И рассмеялся. – Но этого не случится.

– Но тебе не суждено удовлетворение.

– Черт побери, Лолли, ты так легко обижаешься. Я не пытаюсь с тобой обручиться. Я просто думаю, что ты могла бы стать моей подружкой на это лето.

Возбуждение волной пробежало по ее телу, но она подавила его.

– Какой прием. Я так понимаю, что это означает «нет».

– С большой буквы. Боже, Коннор, с чего бы мне хотеть стать твоей подружкой?

– Ну, тогда мы сможем бродить вместе, смеяться, заниматься любовью в каждом подходящем местечке и все такое.

Она едва не поперхнулась лимонадом.

– Ты в порядке? – Он постучал по ее спине, и она кивнула, но говорить еще не могла. Он спросил:

– Это из-за того, что я сказал?

Еще один кивок.

– Парни не говорят со мной так.

– Думаю, в этом и состоит проблема. Неудивительно, что тебя три раза бросили.

– Ты должен был подумать, что это я их бросила.

– Не имеет значения. Хорошая новость состоит в том, что их нет.

Ей пришлось неохотно согласиться. Какой бы превосходной партией ни казался ей Рэнд, на самом деле она не скучала по нему. Она наскоро осудила себя за мгновения слабости, когда чуть было не позвонила ему на автоответчик, просто чтобы услышать его голос, но так и не сделала этого. Она не лежала с дырой в сердце, тоскуя по нему, желая, чтобы они остались друзьями, жаждя ощутить, как его руки обнимают ее. Это не порадовало Оливию. Это означало, что она не знает собственного сердца. Единственный мужчина, которого она глубоко желала, был Коннор, вручивший ей бандану.

– Она чистая. Вытри лицо.