Текст книги "Лето больших надежд"

16

Для Джулиана Гастине жизнь достигла нового уровня невезения, когда он миновал ворота лагеря «Киога». Чудный лагерь «Киога», где умрет это лето, думал он, оглядываясь вокруг с презрением. Это местечко, которое заставляет белых ребят запеть, напоминало диснеевские фильмы.

Он был здесь раньше только один раз, в то лето, когда ему исполнилось восемь. В то время он смотрел на лагерь как на восхитительное приключение. Затем, как сейчас, его отослали сюда, потому что его матери есть чем заняться, кроме как заботиться о нем, а его отец… Он задумался на минуту. В тот год его отец взял годичный отпуск. И отправился в Италию.

Люди его отца, как они себя называли, жили в забытом городке из лачуг и щитов лотерейных билетов в южной Луизиане. Они всегда были рады присмотреть за Джулианом, но и он и его отец были там не на месте. Тулонский профессор и его сын мало были связаны с остальной семьей Гастине, и, когда в то лето его отец уехал, предполагалось, что Джулиан будет жить с матерью. Но он помнит, что она хотела его заполучить не больше, чем сейчас, так что лагерь «Киога» стал его временным домом. История повторяется, думал он, только на этот раз его все это куда больше достало.

Когда он попал сюда в первый раз, то был совершенно очарован летним лагерем. Выросший в старинном, пахнущем пылью доме в Новом Орлеане, Джулиан вспоминал, что его детство было наполнено пожелтевшими книгами, разбросанными на каждой подходящей поверхности. Столы и столики были завалены бумагами, записями, журналами и всеми известными человеку запоминающими устройствами. Это была едва ли респектабельная часть города, отделенная парой переулков от района, где привлекательные женщины не решались гулять с наступлением темноты. Его отец запрещал ему туда ходить в те редкие моменты, когда был рядом с сыном.

Луис часто забывал о Джулиане, поскольку был эксцентричным гением. Он был действительно чокнутым профессором, неряшливо одетым, с плохой стрижкой, в очках, похожих на донышки бутылок от кока-колы. У него был блестящий ум и сумасшедшая личность. Но только одно в облике отца смущало Джулиана – он был черным и худым, словно веревка.

Джулиан пытался делать все, чтобы привлечь внимание отца, но ничего никогда не срабатывало. Ни отличные отметки в школе, ни полный провал в каждом классе. Если он пытался казаться больным или раненым, ему надоедало лежать в постели прежде, чем его отец это замечал.

– Я буду с тобой через минуту, – обычно говорил Луис Гастине, его лицо освещал слабый свет компьютерного монитора.

Хотя научные расчеты профессора были абсолютно точными, он никогда не знал, сколько продлится его «минута». Профессор Гастине населял вселенную внутри компьютера, и в ней он чувствовал себя куда более комфортно, чем в повседневной жизни в мире, где нужно было помнить дни рождения и покупать продукты. Иногда казалось, что он вообще забывает, что у него есть сын.

Джулиан развлекал себя рискованными предприятиями. Он забирался на верхушки деревьев и пожарные лестницы, высокие мосты и крыши домов. Он научился любить ощущение опасности в своей крови и бестелесное ощущение полета, прыгая со своим скейтбордом или занимаясь серфингом на горячем ветру пролива Мехико.

Джулиан не мог представить себе родителей вместе в одной комнате и куда меньше в одной постели. Его мать, блондинка и секс-бомба, и его отец, сумасшедший профессор. О той судьбоносной встрече его отец мало что мог сообщить.

– Это была конференция по реактивным двигателям на Ниагарском водопаде, – рассказал он. – Она выступала в клубе, а я представлял доклад о прорыве моей исследовательской команды, которого мы добились в изучении солнечной и лазерной технологии. Нам было что отметить.

Когда Джулиан был маленьким, он был незнаком с термином «связь на одну ночь», и его отец не просветил его. Отец Джулиана был на пятнадцать лет моложе его матери. Джулиан сжимался при одной мысли об этом.

Позже мать Джулиана заполнила еще несколько пустых мест в этой истории.

– Когда ты родился, я поняла, что не смогу поддерживать еще одного ребенка, поэтому передала Луису полную опеку.

Джулиан подозревал, что ситуация была более сложной. В конце концов он пришел к заключению, что это был несчастный случай, нежеланный ребенок, результат отношений двоих людей, которые провели вместе короткое время.

Несколько лет тому назад его отец вдруг вспомнил, что нужно объяснить сыну опасности секса без контрацепции. Он сделал это в привычном для него стиле, словно прочитал лекцию о поступательном движении в развитии контрацептивов. Затем он вручил Джулиану коробку презервативов.

Жизнь профессора колледжа не была полна опасностей, но эксцентричный гений, который водил проржавевший «дастер» в час пик, только и ждал, чтобы случилась авария.

День, в который жизнь Джулиана изменилась, был совершенно обычным. Последнее, что Луис сказал ему в то утро, не было ни мудрым, ни пророческим. Он просто сообщил Джулиану, что не придет домой к обеду.

Только на следующее утро кто-то вспомнил, что нужно позвонить ему. Луис Гастине попал в аварию, и, когда он вышел из комы, образовавшаяся в мозгу опухоль сделала его паралитиком. Он был даже доволен этим поворотом событий, потому что после некоторых тренировок он все еще мог управляться с компьютером и мыслить как гений. Первое, о чем он подумал, это то, что он больше не может присматривать за своим четырнадцатилетним сыном. Джулиану придется отправиться жить к своей матери.

Она согласилась, и он снова заподозрил, что во всей этой истории есть скрытый смысл. Он был уверен, что этот смысл – щедрое финансовое обеспечение. Джулиана поселили в Чинно, Калифорния, непривлекательный городок у шоссе, где жила его мать и работала официанткой, смешивающей коктейли в театре в буфете с обедами, все еще с надеждой сделать карьеру на сцене. Здесь он присоединился к толпе скейтеров и малолетних нарушителей закона, проводя большую часть своего времени в поисках острых ощущений и находя способы избегать ответственности. Когда несколько месяцев спустя по телефону сообщили, что его отец умер, Джулиан понял, что попал в тупик.

Теперь, когда сожаление кипело в каждой клетке его организма, он шел с братом по главной площадке лагеря «Киога». Коннор Дэвис, черт его возьми. Они выглядели словно существа с разных планет, не считая разве что одинакового роста – шесть футов и два дюйма, и никто бы не сказал, что их родила одна мать. У Коннора был вид длинноволосого байкера, а Джулиан выглядел как исполнитель хип-хопа со своими дредами. Это помогало ему в школе, помогало держаться в стороне от нордической королевы – своей матери.

Он не мог поверить, что она заманила его сюда. Только неделя, убеждала она его. Так, чтобы судья подумал, что они последовали его совету. Он должен был знать ее лучше.

Голубое озеро посреди леса некоторым людям могло бы показаться раем, но только не Джулиану. И близко нет. Бетонный парк для скейтов подошел бы куда больше. Дома он был счастлив, летая на своем скейтборде над разделительной границей шоссе или занимаясь серфингом на хантингтонском пляже во время шторма. Здесь он не имел представления, что с собой делать. С его везением его брат может заставить его чистить сортиры или что-то вроде того. Потому что это было в духе Коннора. Хотя Джулиан едва знал его, давно понял, что его старший брат имеет представление о том, что такое «рабочая этика». Вроде как чем тяжелее ты трудишься, тем более этичным ты становишься. Логика идиотов. Джулиан даже мог доказать, что это дедуктивная модель, но всякий раз, когда он использовал свои мозги для подобных рассуждений, только погружался еще глубже в неприятности.

Они миновали водопад Мирскил и мост, нависавший над тесниной. О боже, он помнит этот мост. В возрасте девяти лет он в первый раз спрыгнул с него. Потом был просто ад, но прыжок того стоил. За этот трюк он получил от детей прозвище – Птица Мирскила. От своего брата он получил другое прозвище – Чертова Задница. Коннор всегда тревожился о Джулиане так, как не тревожились его родители.

– Мы поселимся здесь, – сказал Коннор, указывая на ряд хижин, прижатых к холму и окруженных милями леса. Хижины были одинаковыми, сделанными из обработанного непогодой дерева, в каждой были окна, выходящие на озеро, и камины из речного камня, к крыльцу вели ступеньки.

– Лагерь был закрыт многие годы, – объяснил Коннор, открывая дверь. – Нам придется тут немного прибрать.

Джулиан со вздохом снял свой рюкзак и куртку. Со всех поверхностей поднимались тучи пыли.

– Чувак, – сказал он со своей лучшей серфинговской интонацией, – это потрясающе.

– О-хо-хо. – Коннор направился к большей из двух спален. – Я занимаю эту, – сказал он. – Ты поселишься в другой.

– Не могу поверить, что ты заставишь меня остаться здесь.

– Эй, учитывая альтернативу, тебе повезло. – Коннор не проглотил наживку, не пошел на попятный. – Ты можешь провести здесь целый день. Сооруди себе кровать, займись уборкой. Отдохни с дороги, осмотри лагерь и возьми что-нибудь поесть.

«Пропащий день, – подумал Джулиан, – а затем начнется работа, черт бы ее побрал».

– Мама прислала мне по электронной почте список рекомендаций семейного суда, – продолжал Коннор. Он вытащил из заднего кармана несколько сложенных листов. – Тут вроде сорок семь правил и рекомендаций. – Он положил их на полку в комнате Джулиана. – Но пока ты со мной, тебе стоит помнить только одно правило.

Джулиан сузил глаза, задрал подбородок.

– Да? Что же это?

Коннор звякнул связкой ключей в кармане.

– Не дури, – сказал он.

Было уже близко к закату, когда голод Джулиана победил его гордость. К сожалению, борьба не была длительной. Он ел почти все время. Его аппетит был словно алчный монстр, который никогда не бывает сытым. Поначалу Джулиан планировал все время проводить в одиночестве, предпочитая оставаться голодным, только чтобы показать Коннору, что он думает об этом дерьмовом лете.

Коннор, вероятно, думал, что это делает его крутым – свести все правила к одному – не дурить. Коннор не знал, что своим предубеждением отказывает Джулиану в единственной вещи, в которой он был хорош.

Теперь, когда голод свел его живот, он отправился в столовую, расположенную в главном павильоне. Она не выглядела такой большой и роскошной, какой казалась ему, когда он был маленьким.

Раздался звонок, сзывающий на ужин, так же, как было много лет назад. Коннор сказал, что, если Джулиан пропустит ужин, ему придется самому о себе позаботиться. Джулиан имел намерение пропустить это рвотное мероприятие, но, как обычно, его желудок подвел его. Он так проголодался, что был способен начать глодать собственную ногу. Когда прозвучал звонок к обеду, он направился к столовой, истекая слюной, словно собака Павлова.

Коннор представил ему Оливию Беллами, которая наняла фирму Коннора для обновления лагеря, она была горячей блондиночкой. Она сказала, что помнит его с давних пор, но он ее не вспомнил. В его сознании все вожатые были неясными фигурами, улыбающимися белыми ребятами, которые слушали плохую музыку и пели лагерные песни у костра. Еще был один парень по имени Фредди и некоторое количество родственников – кузина Дэйр, организатор событий, которая, кроме того, готовила еду, парень по имени Грег и его докучливый сынишка Макс. Мальчик со щеками, словно яблоки, которому было лет десять, напоминал одного из детишек фон Траппа в самом поганом фильме – «Звуки музыки».

– Дэзи будет тут в любую минуту, – сказала Оливия. – Проходи и поешь чего-нибудь.

Дэзи? Дэзи?

Стараясь скрыть любопытство, Джулиан протиснулся к буфету. Ну хорошо, ему приходится признать, что кузина Дэйр была феноменальной стряпухой. Он без стыда наполнил свою тарелку куриным рагу, жареной картошкой, салатом и роллами. Макс следил за ним с открытым ртом.

– Ты собираешься съесть все это? – спросил мальчишка.

– На первое, – сказал Джулиан. – На второе я ем маленьких мальчиков.

С Максом это не сработало. Вместо того чтобы перепугаться и скрыться под защиту своего отца, мальчишка захихикал.

– О, я весь трясусь.

Ага, понятно. Удовольствие от пугания маленьких детишек не обещает быть полным. Джулиан поставил свой поднос на стол, как раз когда прибыла Дэзи – очевидно, недостающая кузина. Может быть, это была игра света и, может быть, Джулиан слышал то, чего не было на самом деле, но в то мгновение, когда она появилась в арке дверей столовой, все изменилось. Наступила тишина, словно дух захватило от восхищения.

И когда он стоял там, глядя на ее женственный силуэт, освещенный лучами заходящего солнца, он был уверен, что слышит хор небесных голосов, поющих в совершенной гармонии. Аллилуйя.

Обычно ему приходилось закрывать глаза, чтобы продлить подобное видение. Но здесь это было ни к чему, она была перед ним, в трехцветном объемном изображении, и шла прямо к нему. Хор в голове переключился на «Красотку», пока она приближалась модельным шагом, словно тоже слышала эту музыку.

Джулиан не сразу осознал, что поднимается на ноги, когда их представили друг другу. Дэзи была из Нью-Йорка и, как и Джулиан, только что закончила школу. Она улыбнулась ему, и ее улыбка осветила мир, ее потрясающие голубые глаза просияли.

– Не возражаешь, если я сяду за твой стол? – Как будто это был вопрос. Она и не ждала ответа, просто села рядом с ним, словно оказала ему королевскую почесть.

Он был не способен спорить.

Фамильное сходство Дэзи с ее отцом и братом Максом было безошибочным. Она тоже была фон Трапп – блондинка германского типа, с чертами настолько привлекательными, что с нее можно было бы лепить куклу Барби. Однако, как заметил Джулиан, ее привлекательность скрывала что-то еще, что-то, что он никак не мог определить.

Во время обеда он узнал, что она ходила в ту же высокомерную нью-йоркскую частную школу, о которой, как она настаивала, все должны были слышать. Ее мать была юристом и занималась международным правом, ее отец был ландшафтным архитектором, который решил посвятить лето обновлению лагеря «Киога».

«Ну хорошо, – с досадой думал Джулиан. – Хвастается своими родителями. Кто так делает?» Не он, это точно, черт побери, и этой болтливой блондинке лучше не спрашивать его о его семье.

К счастью, она сменила тему, когда Дэйр принесла десерт – толстые ломти персикового пирога с ванильным мороженым. Пирог был так хорош, что Джулиан едва не завопил от удовольствия. Он оглядел стол, и было видно, что и остальные чувствуют то же самое. Они сидели прикрыв глаза с выражении блаженства на лицах, как у людей, которые пережили религиозный экстаз.

– Пироги из булочной «Скай-Ривер», – сказала Дэйр.

– Нет, они прямо из рая, – возразил Грег.

Джулиану и Дэзи пришлось мыть посуду, и это был единственный недостаток превосходного обеда. Но даже и это было не так плохо. В большой кухне были кулеры, стальные раковины и посудомоечная машина. Они быстро все убрали, смеясь и поддразнивая друг друга, пока отдирали шкварки, мылили, ополаскивали и сушили тарелки. К тому времени, как они закончили, снаружи было уже темно. Фредди и Макс, прихватив с собой маленькую дворнягу по имени Баркис, отправились в холл сыграть в пинг-понг. Коннор и остальные сидели и попивали кофе, просматривая планы и графики. Это было так отвратительно, черт побери, что Джулиана затошнило.

– Можем мы пойти на пляж и развести костер? – спросила Дэзи.

– Вы с Джулианом? – спросил ее отец.

– А то! Да, папа. Я и Джулиан.

Итак, и здесь тоже было кое-что интересное. Что-то вроде борьбы между Дэзи и Гретом Беллами. Джулиан решил вмешаться:

– Я обещаю, что буду вести себя наилучшим образом, сэр.

Отцы девчонок обычно обожали, когда их называли сэр. Одно маленькое словечко, и они вели себя так, словно их дочь встречается с парнем «Все в порядке».

– Он будет хорошо себя вести, – заверил Коннор.

Больше они не обменялись ни словом, но Джулиан услышал повторное предостережение: «Не дури».

– Думаю, это нормально, – согласился Грег. – Попозже я, может быть, приду вас навестить.

– Договорились, папа, – сказала Дэзи с принужденной легкостью. – Это будет замечательно.

Оливия выдала ей коробку из кухонной машины.

– Только выройте яму для костра, хорошо?

Развести костер оказалось труднее, чем выглядело в журнале. Они извели целую коробку спичек, прежде чем дерево по-настоящему занялось, давая больше дыма, чем огня. Спасаясь от густых клубов дыма, Джулиан обнаружил, что с удобством устроился рядом с Дэзи. Один-ноль в его пользу.

– Итак, что у тебя за история? – спросила она.

Джулиан подумал о том, чтобы соврать насчет какой-нибудь высококлассной школы, и таким образом произвести на нее впечатление. Но он слишком устал, чтобы придумывать историю, и все равно он был на крючке.

– Моя мать – безработная артистка – поет, танцует, играет, – поведал он и решил ничего не рассказывать о своем отце. Когда люди слышали о том, что случилось, они становились такими сочувствующими и слезливыми, а Джулиан это ненавидел.

– В мае у меня были проблемы с законом, – признался он.

Правда подействовала на нее как афродизиак. Он почувствовал, как грудь Дэзи прижалась к его плечу, когда она наклонилась к нему и прошептала:

– Итак, что это был за инцидент? Ты украл автомобиль? Распространял наркотики?

Ну конечно. Именно это люди и думали, глядя на Джулиана Гастине. Здоровенный черный парень с дредами и такой осанкой. Кем еще он может оказаться, если не малолетним преступником?

– Я изнасиловал девушку, – ответил он. – Может быть, я изнасиловал троих.

Дэзи постаралась не слишком заметно отодвинуться от него, но он заметил, что теплое напряжение между ними ослабло.

– Ты врешь. – Она охватила руками колени.

Черт, она была противная девчонка. Она не только знала, что он врет, она знала, что он уже жалеет о том, что выставил себя насильником. Это было и вовсе глупо.

– Я сломал амортизатор, прыгнув с моста на шоссе, – признался он.

– Ух ты. Почему ты использовал амортизатор, прыгая с моста? – в ужасе спросила она.

– А почему бы тебе не попробовать? – спросил Джулиан.

– Но ты мог переломать себе все кости. Остаться паралитиком. Мозг твой умер бы. Или ты просто умер бы.

– Люди умирают каждый день.

– Да, но, если прыгать с моста, можно поторопить судьбу. – Дэзи пожала плечами.

– Это было круто. – Он проследил глазами за искрами, взлетающими в небо. – Я бы сделал это снова. Мне всегда нравилось летать. Все, что хотя бы отдаленно напоминало полет, всегда было моей мечтой.

– Значит, тебе это нравится. – Дэзи полезла в карман и вытащила футляр для очков. Она открыла его, в нем оказалась толстая, уродливая самокрутка, набитая марихуаной.

Приподняв горящую ветку, она прикурила и вдохнула дым.

– Это мой способ летать. – Она сделала еще один грамотный вдох и протянула сигарету Джулиану.

– Я пас. Мне нужно следить за собой. Понимаешь, судья в Калифорнии предоставил моей матери выбор: или я покидаю город на лето, или отправляюсь в колонию. Поскольку я приехал сюда, мое дело закроют.

– Достаточно честно. Но тебя не поймают. – Она снова предложила ему сигарету.

Итак, теперь он снова должен был сказать правду. Даже если это будет выглядеть так, словно он бойскаут.

– Я не курю.

– Перестань. Это по-настоящему хорошая травка, – сказала Дэзи. – И нас ни за что не поймают. Мы посредине ничего.

– Я об этом не тревожусь. Просто от этого не тащусь.

– Как хочешь. – Дэзи добавила веток в огонь, глядя, как они горят. – А девушке приходится находить радость везде, где только возможно.

– Значит, тебя это веселит? – спросил он.

Она прищурилась на него сквозь дым:

– Пока что это лето было каким-то… странным. Предполагается, что тут станет повеселее. Я хочу сказать, я так думала. Это наше последнее лето детства. На следующий год мы будем выпускниками и проведем все время работая и готовясь к экзаменам в колледж.

– Колледж. Это хорошо.

– Ты не планируешь поступить в колледж?

Поначалу он так поразился ее вопросу, что просто рассмеялся.

– Что? – спросила она, похоже забыв о дымящейся сигарете.

– Никто никогда не спрашивал у меня этого раньше, – сознался Джулиан.

– Ты ведь старшеклассник, разве нет? – с нажимом спросила она.

– Верно, – согласился он.

– И твои учителя и наставники не терзали тебя вопросами после девятого класса?

Он рассмеялся снова:

– В моей школе такого не бывает. Наши выпускники не поступают в колледж. В моей школе считается хорошим результатом, если подросток заканчивает школу, а не отчислен из-за того, что у него родился ребенок или его посадили.

– Посадили куда?

– Это просто выражение. Посадили – означает, что человек попал в исправительную колонию.

– Какой кошмар, – сказала Дэзи. – Ты должен сменить школу.

Джулиан был потрясен. Эта девочка не жила в реальном мире. Она просто не въезжала в проблему.

– Там, откуда я родом, ходят в государственную школу, что поблизости. И после этого ты находишь какую-нибудь поганую работу, например моешь машины и играешь в лотерею в надежде на лучшее.

Тут Дэзи захихикала.

– Люблю мальчишек с амбициями.

– Я просто реалист.

– Я не говорю, что колледж – это какая-то нирвана или что-то вроде этого, но я уверена, что это, черт побери, лучше, чем мыть машины.

– Колледж стоит денег. Если даже у тебя есть финансовая поддержка – которой у меня нет, потому что моя мать бедна, – все равно нужны деньги, которых у меня нет.

Она пожала плечами:

– Тогда иди в армию. Боже, даже я знаю это.

Армия. Он слышал о службе подготовки офицеров резерва, и часто. Агитаторы приходили в школу, чтобы поговорить об этом, но Джулиан воспользовался возможностью смыться из класса и направиться на трассу для мотоциклов.

– Военные оплатят стоимость твоего обучения, – продолжала Дэзи. – Ты также можешь получить назначение в военную академию, но это вроде как по-настоящему трудно. Ты будешь иметь вроде как пятнадцать тысяч по тесту CAT.

Несмотря на тот факт, что он уже прошел тест CAT и получил баллы, которые школьные учителя сочли мошенничеством, Джулиан почувствовал себя совершенно опустошенным. Назначение? Военная академия?

– Эти школы бесплатные, – продолжала она. – На самом деле тебе даже платят за то, чтобы ты в них учился.

– Никак невозможно.

– Возможно.

– Назови хотя бы одну.

– Вест-Пойнт. Ха, я права. Ты можешь пойти в Вест-Пойнт.

– Это так же легко, как слетать на Луну. – Он видел это место один раз в кино. Вест-Пойнт. Парни маршируют вокруг, как игрушечные солдатики, кричат друг другу в лицо. И это колледж? – Так ты говоришь, что они дадут четырехлетний курс обучения в колледже бесплатно?

– На самом деле, если ты будешь там учиться, они будут выписывать тебе чек. Мальчишка из моей школы, его отец вроде как полковник в военно-воздушных силах или что-то вроде этого. Он пытался получить назначение в академию военно-воздушных сил.

Военно-воздушные силы, подумал Джулиан. Летать. Эта мысль охватила его, живая, как сон наяву.

– Звучит по-настоящему круто. – Дэзи, очевидно, устала от высоких материй. Она сунула погасший окурок в футляр от очков. – Я думаю, в дополнение к военному делу ты мог бы выучиться на инженера, или ученого, или что-то в этом роде. Кто не захочет такого?

Джулиан подумал о своем отце, внезапно поняв, как остро по нему скучает. Наука поглотила Луиса Гастине. Это была его страсть. Джулиан понимал это, потому что у него тоже была страсть. Не к науке, к полетам, опасности и скорости.

– Итак, сколько это стоит? – спросил он.

– Ты не должен будешь платить за обучение, но ты останешься должен им кое-что. Ты отдашь им как минимум пять лет своей жизни. – Она изучала Джулиана понимающим, сочувствующим взглядом. – Должно быть, странно заканчивать школу, когда никто не помогает тебе поступить в колледж, – сказала она.

– Я никогда по-настоящему об этом не думал. – Джулиан не знал, что хуже – то, что никому нет дела, или то, что возможность поступить в колледж была так далека для него, почти невозможна.

– Ну, то, что никто не помогает тебе, не означает, что ты не можешь помочь себе сам.

– Согласен, – кивнул он и сунул еще одну сухую ветку в костер. – Спасибо за рекламу.

– У тебя приземленный взгляд на вещи, – заметила она.

– Зато твоя голова в облаках.

Дэзи громко рассмеялась, и ее голос был таким же легким, как искры и дым от костра. Он сидел очень прямо и с благодарностью смотрел на нее.

«Ну хорошо, – думал он, – может быть, это лето и не будет в конечном итоге таким отвратным».