Текст книги "Лето больших надежд"

19

Лето 1997 года

Окончив школу, Лолли не испытывала уже очень большого желания возвратиться в лагерь «Киога» вожатой, но, будучи Беллами, она понимала, что выбор у нее небольшой. Это была семейная традиция, Беллами работали в лагере вожатыми, и Лолли не должна быть исключением.

И может быть, это будет не так уж плохо. В то лето, когда ей было двенадцать, она научилась немножко меньше ненавидеть лагерь. А объяснялось это очень просто – Коннор Дэвис. То, что пустило корни и выросло в то первое лето, было нежданной дружбой, и следующие два года эта дружба процветала. Даже то, что он был груб и она была, черт возьми, Беллами, не помешало их отношениям.

Когда они карабкались в горы или гребли на каноэ, накрывали к завтраку или сидели в дождливый день за скреблом, она была в восторге от дружбы с Коннором, и ничего лучше этого у нее не было. Он не ждал от нее хороших отметок, или важных друзей, или призов за игру на фортепиано и художественных изысков. Для него было достаточно того, что она просто была самой собой. Просто Лолли.

Последующие летние каникулы – после седьмого и восьмого классов – не были исключением. Даже несмотря на то, что они с Коннором могли избегать друг друга и вышучивать, их насмешки были основаны на каменном фундаменте взаимного уважения и дружбы.

Не было никаких очевидных причин того, что они станут друзьями. Он был здоровенным парнем, атлетом, с трудной матерью и отчимом и вел жизнь рабочего класса в Буффало. У него был отец, который своим пьянством разбивал его сердце год за годом. Она была несчастливой девочкой, которой слишком многое свалилось на плечи. Другими словами, они целиком и полностью не подходили друг другу. И при этом хорошо ладили с первого же дня, когда они встретились в возрасте двенадцати лет, и слишком много узнали друг о друге.

Каждое лето они встречались снова и начинали с того места, где расстались, словно и не разлучались. Начинались долгие сезоны полуночных рейдов на кухню, глупых, но веселых проказ, которыми занимались вожатые или скауты. Они объединялись в команду везде, где требовались навыки и мозги, потому что у него всегда были навыки, а мозги – мозги были у нее.

Постепенно они рассказали друг другу очень много секретов. Коннор поделился своими переживаниями из-за пьянства отца и безответной любви к Эвелин Уэллер. Лолли призналась, что ее любимый предмет в школе – вязание и что она с ума сходит по своему идолу, Марте Стюарт. Он побуждал ее быть лучше, смелее и увереннее, чем она была, и поддерживал ее, когда она падала духом. Он держался с ней как с равной. Словно она была одним из парней. Ей это нравилось, потому что это был способ сблизиться с ним без того напряжения, которое существует между мальчиками и девочками.

На День труда Коннор возвращался в Буффало, а она в Нью-Йорк, и они не разговаривали и не виделись до следующего лета. Иногда она думала, не написать ли ему письмо, но ей нечего было написать, кроме разве что: «Дорогой Коннор. Моя жизнь – дерьмо». Кто захочет читать это?

Она могла бы, конечно, наврать. Некоторые из девчонок в школе так и делали. Но она не могла себе представить, как придумывание историй о ее роскошной жизни сделает ее менее дерьмовой.

А потом, без предупреждения и без объяснений, дружба кончилась. В год после девятого класса Лолли прибыла в лагерь, ожидая встретить Коннора снова, но он не показывался. Когда она набралась смелости спросить о нем его отца, мистер Дэвис сказал только:

– Мой сын нашел работу в Буффало этим летом. Он не приедет.

Когда Лолли закончила десятый класс, ее мать решила, что пришло время ей повидать мир, и взяла ее с собой в поездку по столицам Европы. Мало того, отец забрал ее летом после одиннадцатого класса в круиз по Средиземноморью.

Это звучало фантастически. Это и должно было стать фантастическим. Однако давление, которое она испытывала, омрачило этот опыт. Ее родители ожидали от нее всего – отличных оценок, отличных результатов тестов, призов на музыкальных конкурсах и научных олимпиадах.

– Я просто хочу, чтобы ты попала в хороший колледж, – настаивала ее мать, хотя она никогда не объясняла почему. Насколько могла судить Лолли, поступление в Йель и замужество за студентом Йеля не принесло Памеле Лайтси особой радости, только кучу денег и развод. Это заставляло Лолли гадать, почему ее мать настаивает на поступлении в отличный колледж, словно это был ключ к какому-то волшебному царству.

Теперь она окончила школу, и ее приняли в Колумбию[15]15
  Колумбия – Колумбийский университет – престижное частное учебное заведение в Нью-Йорке.


[Закрыть], и она надеялась, что выполнила свою обязанность быть гордостью родителей. Ей предстояло последнее лето детства, и она вернулась обратно в лагерь «Киога».

Она думала на этот раз уклониться, зная, что бабушка с дедушкой ее поймут. Но телефонный звонок от Наны заставил ее передумать.

– Коннор Дэвис будет работать этим летом в лагере «Киога», – сказала Нана. – Я думала, ты захочешь знать.

– В этом году все будет совершенно по-другому, – заявила Дэйр Йетс, ближайшая кузина Лолли.

– Ничего подобного, – возразила Фрэнки, которая была сестрой Дэйр, и на год старше ее. – Мы будем следить за детьми.

– Я только надеюсь, что быть вожатой так же здорово, как мне казалось, когда мы были детьми, – сказала Лолли, выходя на крылечко их бунгало, чтобы стряхнуть пыль с горных ботинок.

Фрэнки оглядела коттедж, который они трое делили этим летом.

– Он чудесный, – восхитилась она. – Почему здесь так хорошо?

– Можешь поблагодарить за это Лолли, – сказала Дэйр. – Она приехала сюда на день раньше и прибрала нам хижину.

Лолли была польщена тем, что ее кузина это заметила. Ей так мало сил потребовалось на то, чтобы сделать ее хижину, похожую на армейский барак, более привлекательной. Она совершила набег на лагерные сараи и сундуки, собрав в них сокровища прошлых лет. Она покрыла койки цветастыми одеялами из шотландки, добавила плетеный коврик, несколько кресел-качалок в стиле адирондак и антикварный стол. Нана дала ей полную свободу копаться в старых вещах – вышитый символ лагеря «Киога» на половике, несколько фонарей с пергаментными абажурами и даже вязаный подножный коврик. На окнах стояли вазочки с анемонами.

– Это здорово, Лолли! – прокричала Фрэнки из-за двери. – Я думаю, у тебя к этому талант.

– Именно так, – сказала Лолли. – Я вообще талантливая девочка.

Они с кузинами отвечали за самую юную группу скаутов – фледжлинг. Маленькие девочки прибыли днем раньше и пережили первую ночь, проронив всего несколько слезинок и не устроив ни одной истерики. Лолли нравилось, как девчонки хихикают и визжат, когда им весело. Ей даже нравилось перевязывать их порезы и утешать их, когда они чего-то пугались, – и с некоторыми детишками это происходило каждую ночь. Она подумала о маленькой Рамоне Фишер, которая прошлой ночью спряталась под кровать, словно солдат под огнем на бивуаке.

Дэйр присоединилась к Лолли на крыльце, направив бинокль в сторону озера.

– Боже, я люблю этот вид.

Однако она говорила не об озере. И Лолли это знала. Линзы были направлены на пляж. Там были мужчины-вожатые и детишки из фледжлинга, они проходили обычные плавательные тесты, разбившись на группы.

Три кузины устроились у перил крыльца, передавая друг другу бинокль. На вожатых были шорты, рубашки, скрывающие мускулы, и свистки вокруг шеи. Они шутили с детишками, стараясь снять с них напряжение.

Даже с расстояния и без всякого бинокля Лолли испытала чувство радости узнавания. Высокий темноволосый парень был Коннор Дэвис.

Она пока еще не видела его вблизи. Прибытие скаутов было слишком беспорядочным и заняло все их время и внимание. И когда настала ее очередь смотреть в бинокль, она притворилась, что отдает всем ребятам равное внимание. Но конечно, это было не так.

Коннор Дэвис вырос еще больше, он все еще был худым, зато его плечи стали шире. Он уже загорел, может быть работая на воздухе со своим отцом, и, казалось, прекрасно себя чувствовал, общаясь с детьми, словно был рожден для этого.

Лолли настроила бинокль, гадая, что между ними изменилось и что осталось тем же, осталось ли воспоминание от их дружбы, или они теперь будут друг для друга незнакомцами. Она знала, что изменилась и что это очевидно. Теперь ей почти восемнадцать, и она повидала мир. Она говорит по-французски и выдержала трудные экзамены.

Однако внешне Лолли не изменилась. Она все еще была толстушкой и изгоем среди более хорошеньких и более популярных девочек. Вместо того чтобы ходить с мальчиками на танцы в школе, она вечно пропадала в комитете по оформлению и преуспевала в этом. Учась в школе, она магическим образом превратила зал для тренажеров в чудесную страну Дикого Запада и заморских фантазий или просто в сцену из кино «Мужчина в черном». Она выросла, привыкнув скрывать тот факт, что одинока и несчастна. Ее юмор и активное отношение к жизни были тщательно выстроенным фасадом. Все вокруг считали, что она превосходно справляется с украшением спортивных залов, что она прекрасный друг, умная, но непривлекательная студентка. Лолли и сама старалась принять себя такой. Она пыталась быть счастливой – или хотя бы довольной. Иногда это у нее получалось, и она забывалась ненадолго, но потом что-то происходило, чтобы напомнить ей о том, что это иллюзия.

Вот как сегодня. Она должна была надеть купальный костюм, последний из нарядов, который был для нее предназначен. Все утро должно было быть посвящено занятиям по спасению на водах, одному из главных достижений лагеря «Киога». Бабушка и дедушка Лолли гордились тем, что каждый скаут в лагере учился спасению на водах, несмотря на то что толстяки должны были втискиваться в тесные купальники.

Фрэнки положила локти на перила, чтобы поправить бинокль.

– Удивительно сознавать, что тебе нравятся ноги парня? – спросила она мечтательно.

– Вероятно, – также мечтательно отвечала Дэйр. – Дай мне бинокль, и я тебе отвечу.

Лолли взяла доску и посмотрела на дневной график, притворяясь, что не слушает. Иногда ее поражало, как ее кузины стонут по поводу разных парней. По большей части это было просто смешно. Она не понимала, как они – как всякая девушка ее возраста – могут придавать такое большое значение тому, как люди выглядят. Затем, бросив взгляд на высокого темноволосого мальчика у берега озера, она ощутила глубокий внутренний зов и поняла, что, пожалуй, она понимает, во всяком случае немного.

– Нам лучше идти, – сказала Дэйр, хватая свою сумку с макияжем. – Нам нужно разбить девочек на плавательные группы, и после завтрака я хочу начать чтение хоралов для вечера пятницы. Я думаю, тема девственницы будет как раз кстати. – Дэйр любила все выполнять скрупулезно. Она была хороша в этом, как Лолли была хороша в трансформации иллюзий. Вместе они составляли отличную команду на лето.

Фрэнки отложила бинокль, они вошли в хижину и натянули футболки. Лолли испытывала знакомое чувство зависти. Как хорошо, думала она, так беззаботно относиться к своему телу. Фрэнки и Дэйр заслуживали этого. Они обе были стройными, и Фрэнки сделала по секрету пирсинг на своем пупке.

Лолли слышала, как ее кузины возятся в соседней комнате, готовясь к уроку плавания. Она завидовала тому, что они сестры. Они часто ссорились, но были верны тому, что имело значение, между ними была связь, которая продлится всю их жизнь.

Лолли переоделась в душевой. Она не старалась притвориться, что не стесняется. Это было глупо, они были ее кузинами, и все-таки полнота превратила ее в одиночку. Быстро, как только могла, она переоделась в купальник.

«Коннор. Я снова увижу Коннора Дэвиса». Она пыталась утишить восторг ожидания, но у нее не получилось. Она просила себя отнестись ко всему этому просто. Может быть, он не такой классный, как она запомнила. Может быть, он весь состоит из стероидов, или у него прыщавое лицо, или, может быть, он превратился в страхолюдину. Натянув свежую футболку поверх купальника, Лолли решила, что есть только один недостаток в превосходной дружбе, которую они делили каждое лето. И этим недостатком был глубоко похороненный секрет, о котором она забыла. И вот теперь эта правда выплывает на свет. И эта ужасная, пронзающая, глубоко спрятанная правда заключалась в том, что она была безнадежно влюблена в Коннора Дэвиса.

Ну конечно, это было так. Как могло быть иначе? Он был сильным, быстрым и добрым, и она всегда знала, на каком с ним свете, потому что он не притворялся и не лгал. Он был превосходным другом, и это было замечательное лето для дружбы – не считая того, что она совершенно втюрилась в него.

Не имело значения, что она не виделась с ним последние три лета. Это только сделало его образ более совершенным в ее глазах. Иногда она пыталась вообразить бесценные мгновения, которые могли происходить между ними. Могла ли она сказать, в какой момент он стал не просто нравиться ей, а превратился для нее в принца Очарование?

Пожалуй, она знает, что мгновением, когда она поняла без сомнений, что ее сердце потеряно, была ночь, когда она проколола ему ухо и вдела сережку. Она не знала этого тогда, но это было их последнее лето вместе, так что, может быть, в этом акте было что-то символическое. Он хотел, чтобы ему прокололи ухо, по причинам, которые, как она подозревала, имели отношение к его бунту против ненавидимого отчима. Коннор мог бы сам проколоть себе ухо, только она боялась, что он бы не справился или только навредил себе. Она шагнула вперед, притворяясь, что она стоик, и опасаясь, что может в любой момент упасть в обморок. В лагерном медпункте, используя стерильный ланцет и деревянный молоток, она проколола ему ухо и расплакалась, когда слезы навернулись на его глаза.

Он все лето носил серебряную сережку, и каждый раз, когда она смотрела на нее, ощущала тайное удовольствие. Она ни на секунду не сомневалась, что его первой любовью станет какая-нибудь другая девочка, но, странным образом, Лолли чувствовала, что очаровала его.

Он ей нравился так сильно, что она писала о нем в своем дневнике, при этом ее руки тряслись, и время, которое они провели в разлуке, не повлияло на ее чувство. Теперь она дрожала, готовясь отправиться на пляж.

Она вышла из дверей и сгребла свою ветровку, чтобы набросить ее на плечи, надеясь скрыть свою толщину. Она конечно же никого не обманула, но, может быть, немного себя.

Они взобрались в хижину Саратога, и их окружили девочки из фледжлинга.

– Нам придется идти строем? – спросила одна из скауток, маленькая девочка по имени Флосси.

– Вероятно. – Дэйр взъерошила светлые волосы девочки. – Думаешь, у нас будут проблемы, если мы этого не сделаем?

Лолли осмотрела девочек, восторженную хихикающую массу всех размеров и типов.

– Они, без сомнения, должны идти строем, во всяком случае, до тех пор, пока я их не сосчитаю.

Несмотря на ворчанье, они выстроились по двое, и точно, кое-кого не хватало.

– Я схожу, – сказала Лолли, направляясь к хижине.

Ее обдало волной знакомого запаха: шампунь, жевательная резинка и легкий, но постоянно присутствующий аромат плесени. Она всегда знала, где прячутся отказники. И знала, где их искать, потому что знала все места, где можно спрятаться. Она обнаружила девочку на низкой койке, она сидела и смотрела на стену, на ней висел календарь. Первый день в лагере был отмечен крестиком, но остальные клеточки ожидали своих отметин.

– Рамона? – спросила Лолли. – Мы идем на озеро.

Рамона трагически шмыгнула:

– У меня болит живот.

– Меня это огорчает. Ты знаешь, что в руководстве для вожатых сказано, что боль в животе – самая распространенная жалоба среди скаутов?

– Это самая распространенная моя жалоба, – уныло сказала она.

– Ну что же, я обычно пугалась, когда у меня болел живот, – призналась Лолли. – Но хорошая новость состоит в том, что это проходит, когда ты больше не боишься.

– Это не такая уж хорошая новость, – сказала Рамона. – Я боюсь лагеря и заперта здесь на целое лето, так что эта боль не пройдет.

– О, конечно, она пройдет, – заверила ее Лолли, аккуратно приподнимая девочку с края койки. – Существует сотня способов преодолеть страх. Поверь мне, я знаю это, потому что я эксперт в смысле страхов.

Рамона смотрела на нее с сомнением.

– Я боюсь плавать.

– Как и я, – сказала Лолли, – и я все равно это делаю. И чем больше я плаваю, тем меньше я боюсь. Я уже решила, что, когда осенью пойду в колледж, вступлю в команду по плаванию.

– Невозможно.

– Возможно.

– Зачем вам быть в команде по плаванию?

– Потому что это трудно. И страшно.

– Тогда зачем мне это делать?

– Хороший вопрос. Я слышала, что каждый должен стать лицом к лицу со своими страхами. Это заставит тебя расти как личность. Для меня – это вступление в команду по плаванию. – Она улыбнулась Рамоне заговорщической улыбкой. – Ты первый человек, которому я об этом говорю.

– Не вижу ничего хорошего в том, чтобы делать что-то трудное.

Лолли протянула руку:

– Давай наденем купальник, пойдем на озеро и посмотрим, сумеем ли мы с этим справиться.

Маленькая девочка похныкала, затем сдалась и сунула руку в руку Лолли.

– Ты пойдешь со мной в воду? – спросила Рамона.

– Конечно, если тебе это нужно.

– О, я знаю, что мне это будет нужно.

Отлично, подумала Лолли. Когда все другие вожатые будут прохлаждаться в доке и флиртовать друг с другом, она будет в воде с этой малышкой.

Они с Рамоной последними присоединились к команде скаутов, вожатых и охранников. Длинный док был оборудован блоками, а область для плавания выгорожена буйками через каждые двадцать пять ярдов. В отдалении стояла вышка для прыжков, самая высокая платформа возвышалась на тридцать футов. Удерживая Рамону за руку, Лолли осмотрела толпу. Вожатые, все со свистками, кричали на детей и строили их парами у края пляжа. Здесь за беспокойными мальчишками присматривал Коннор Дэвис. Он выглядел как мечта.

Поначалу в море маленьких детишек было слишком много суеты, чтобы они с Коннором могли отвлечься и просто помахать друг другу. Но даже и так Лолли ощутила, что она плавится и тает, когда он смотрит на нее. Было удивительно, что она все еще держится прямо. Он был самым красивым парнем из всех, кого она когда-либо видела.

Но Коннор Дэвис, судя по всему, не осознавал, что выглядит как-то особенно. Может быть, это была природная униженность, результат того, что он рос в тяжелых условиях и имел отца вроде Терри Дэвиса. Может быть, это не давало ему сосредоточиться на своей внешности.

Однако девочки обращали на него внимание, и Лолли это знала. Она видела это здесь и сейчас. Вожатые-девушки уже окружали его, словно птички, любуясь его темными волосами до плеч и сапфирово-синими глазами, его широкими плечами и сияющей улыбкой. Некоторые из них, без сомнения, уже составляли план его соблазнения.

К тому времени, когда он пробрался через суетящихся детей и подошел достаточно близко, чтобы поздороваться с Лолли в доке, было уже слишком поздно. Девочки подталкивали друг друга локтями, показывая на них, нарушая их спокойствие. Однако Коннор обращал внимание только на Лолли.

– Привет, – сказал он. Его голос был ниже, чем она помнила, но он все еще был мелодичным. Она подумала, что он, наверное, все еще хороший певец.

– Привет и тебе. – Лолли знала, что на ее лице выразился восторг, но ей не было до этого никакого дела.

– Я надеялся, что ты будешь здесь этим летом, – заявил он со своей обычной честностью.

– Жаль, что у меня не было адреса твоей электронной почты. Я бы написала тебе, чтобы спросить, приедешь ли ты.

– У меня нет электронной почты. Я слышал, что для этого можно использовать библиотеку, но я не слишком часто туда захожу.

Лолли мысленно пнула себя. Она всегда это делала. Она всегда принимала как должное, что у всего мира есть компьютеры и мобильные телефоны и все такое прочее.

– Значит, электронная почта нам недоступна, – заключила она удрученно. Для Лолли электронная почта была бы идеальным способом связаться с ним. Только вот он никогда бы не получил ее записку.

Прозвучал свисток, и капитан спасения на водах приказал всем двигаться к плавательному доку. Рамона Фишер схватила Лолли за руку, вид у нее был отчаянный.

Коннор одарил ее еще одной улыбкой. Он все еще не замечал вожатых-девушек, которые не сводили с него глаз. В самом деле он был таким невнимательным или просто не знал?

– Так что увидимся позже, – сказал он Лолли.

– Да, позже. – Она заметила серьгу в его ухе. О боже! Он сохранил ее. Это должно было что-то означать, разве нет?

– Эй, помогите мне, – взмолился кто-то.

– Джулиан, – переводя дух, прокричал Коннор на бегу.

Маленький мальчик по имени Джулиан взобрался на дерево над озером и карабкался по ветке, которая нависала над водой. Он был ладным, крепким мальчишкой, быстрым и гибким, и определенно озорником. Балансируя на конце ветки на манер Тарзана, он позволил охраннику покричать на него, прежде чем свалился в воду, словно лягушка.

Лолли тоже была занята, помогая распределить девочек в плавательные группы. Рамона стояла, дрожа, в доке, глядя на прекрасную чистую воду с неподдельным ужасом.

– Я не могу, – прошептала она.

– Ты должна сделать это, – сказала Лолли.

– Я не войду в воду.

– Если ты сдашься сегодня, завтра будет только труднее.

– Я попробую, – прошептала Рамона.

– Ты должна прыгнуть и подплыть ко мне. Как ты думаешь, ты сможешь сделать это?

Рамона пожала плечами. В конце концов, это уже не было отказом.

«Замечательно, – подумала Лолли, снимая ветровку. – Я буду первым вожатым в воде». Но Рамона выглядела такой благодарной, что Лолли забыла о достоинстве вожатого. Она на собственном примере показала ей, как просто спрыгнуть в воду.

– Двигайся ко мне, – убеждала она. – Давай же, Рамона. Подумай о том, как ты будешь гордиться собой.

– Вы обещаете, что поймаете меня?

– Обещаю.

Рамона крепко зажмурила глаза, изобразила на лице гримасу и спрыгнула. Для такой крошечной, похожей на птичку девочки брызги были чудовищными, и они окатили Лолли. Но все было не зря, девочки показалась из воды и поплыла по-собачьи, с выражением удивления и гордости на лице.

– Я сделала это, Лолли! Я сделала это!

«Как и я», – подумала Лолли, снова заметив в доке Коннора. Он руководил мальчишками и снова подлизывался к ним, похоже совершенно игнорируя Лолли. «Отлично», – подумала она.

Ей не нужно его внимание.

– Давай подплывем к этой лестнице, – проинструктировала она Рамону, показывая на лестницу в конце дока.

– Это слишком далеко. Я утону.

– Я буду рядом все время, – пообещала Лолли.

Деревянная лестница, прикрепленная к доку, видала лучшие времена, ее ступеньки были скользкими и изъеденными водой. Рамона вылезла из озера и издала клич триумфа. За ней плыла Лолли, и она едва не упала, тяжело поднимаясь в док.

– Прелестно, – сказал кто-то и хихикнул. Лолли узнала голос Джэззи Симмонс, одной из вожатых. – Хорошо прокатилась, Лолли?

Лицо Лолли запылало, но она ничего не ответила и попыталась встать на ноги. Большая сильная рука помогла ей, и ее лицо запылало горячее, когда она осознала, что смотрит на Коннора Дэвиса.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Все хорошо. – Она не осмеливалась смотреть на него. После того как он отошел, она опустила взгляд на Рамону, которая теперь дрожала под полотенцем. – Видишь? Это еще не конец света.