Текст книги "Дневник пани Ганки"

Вторник

Между мной и Тото все кончено. И я целиком и полностью удовлетворена этим. Стоило так поступить давным-давно. А случилось вот что.

Я проснулась очень рано и включила телефон. В восемь пришел парикмахер, через четверть часа раздался звонок аппарата. Я сняла трубку, но оказалось, что звонит Мирский. Ему ничего не было известно о том, что вчера мы с Тото поссорились, поскольку спросил, какие у нас (то есть у меня и Тото) планы на сегодня. Я сказала, что еще не знаю, так как Тото спит.

– Как это «спит»? – удивился Мирский. – Он же был у меня час назад.

Я онемела. Получается, он встал, но мне не позвонил. «Ну ладно, – подумала я. – Обиделся, значит, сам же извинится». Я предложила Мирскому проехаться на санях. Он с радостью согласился. В десять я была уже внизу.

Когда мы проезжали мимо кинотеатра, нас обогнали другие сани. Я собственным глазам не поверила. В них сидел Тото рядом с мисс Норманн. Тото слегка смутился, но довольно прохладно отвесил мне поклон. Поскольку та выдра не смотрела в нашу сторону, я тоже могла позволить себе демонстративность: даже не шелохнулась. Мирский заметил, что я не поклонилась в ответ, однако ни о чем не спросил. Очень тактично с его стороны.

Такого поведения я спустить Тото не могла. Здесь он перегнул палку. Я просто не в силах описать свою ярость. Дело, естественно, не в нем, но в моих амбициях. Так меня скомпрометировать! И еще афишировать это публично! В первый момент я решила немедленно уехать, но когда немного успокоилась, то пришла к выводу, что это было бы некстати. Дало бы Тото понять, что для меня это важно. Я должна остаться тут как минимум на пару дней. Пожалуй, была даже не права, что не вернула ему поклон. Но уж что случилось – то произошло.

После возвращения в отель я написала длинное и очень сердечное письмо Яцеку. Он лучший человек, которого я знаю. Даже готова простить ему двоеженство. По крайней мере с его стороны меня не ожидают такие сюрпризы, как от Тото.

Я обедала с Ларсеном. Просто счастье, что он пришел. Это страшно облегчило мне ситуацию. Та выдра была одна, а вся моя компания громко пировала в конце залы. Я изображала веселость, чем мой спутник, кажется, был несколько напуган, поскольку именно в тот момент рассказывал мне скучные вещи о России и тамошних нравах.

Тото, похоже, специально сел спиной к зале. Мне интересно, каким образом он им объясняет, что мы не вместе. Наверняка придумал какую-то глупую ложь. Впрочем, и пусть ему. Я вернулась к себе. Чуть не плакала. Что-то с нервами у меня не в порядке. Правда, чему же здесь удивляться? Любая дама на моем месте после стольких переживаний получила бы душевное расстройство. А тут еще Тото.

Наконец, в пять он соизволил мне позвонить.

– Чем могу служить? – спросила я совершенно спокойно.

– Могу я зайти к тебе на минутку? Я бы хотел поговорить с тобой.

– О чем? – сказала я таким тоном, из которого он мог понять: говорить нам абсолютно не о чем.

Он замолчал на миг, а потом неуверенно отозвался:

– Ну, мы ведь должны каким-то образом договориться. Хотя бы для того, чтобы оно не выглядело дико. Для людей.

– Хорошо, – согласилась я. – Но при единственном условии…

– А именно?

– Обещай мне, что мы не станем обсуждать ничто иное, кроме завершения нашей дружбы.

– Обещаю.

Через пять минут он пришел. Впервые я смотрела на него абсолютно объективно. Теперь вовсе не понимала, как могла иметь с ним что-то общее. Он же просто вульгарен. Естественно, на определенном уровне. Но вульгарен. Средоточие банальности. Мог бы служить шаблоном для создания именно таких, как он, людей, лишенных любого внутреннего смысла, сложенных по лекалу, благородных по рождению и влачащих пустую жизнь.

Он поклонился и не стал протягивать руку, как видно опасаясь, что я ему своей не подам. Очень предусмотрительно. Я указала ему на кресло и села сама.

– Собственно, – начал он, – после того, как ты не поклонилась мне в ответ, я уже не имел права разговаривать с тобой. Но ты ведь признаёшь…

– Я нахожу, – перебила его, – что ты не имел на это права уже и раньше.

– И как это понимать?

– А так, что ты мог предупредить о том спектакле, который устроил перед всеми, разгуливая с той лахудрой. Ты поставил меня в ситуацию, когда и Мирский воспринял все неверно. В его глазах я выглядела как несчастная и брошенная тобой, как жалкое существо. Так не поступают. Конечно, я не имею ничего против, чтобы ты перед всей Крыницей хвастался своими успехами у любых международных авантюристок, какие только бывают на свете. Это твое дело. Но ты мог, по крайней мере, предупредить меня об этом. Так я понимаю приличия.

– Увы, ты отобрала у меня возможность такого предупреждения, – сказал он. – Вчера я звонил тебе раз пятьдесят. Ты даже не соблаговолила поднять трубку. Я несколько раз стучал в дверь. Ты не соизволила ответить. И что мне было делать?

– Ты мог позвонить утром…

– Да? Утром… И зачем?.. Чтобы убедиться, развеялось ли твое дурное настроение? И какая же у меня была гарантия, что ты окажешься настолько добра и захочешь поговорить со мной? Я приехал сюда ради тебя – и только ради тебя. Мучаюсь, не сплю, а ты меня так вот принимаешь. Нет, моя дорогая. Ты ни в чем не можешь обвинять меня.

– Давай не об этом. Тем более я другого мнения. Но это уже не важно.

– Именно, – кивнул он нагло.

– То есть?..

– Какие бы обиды мы не ощущали друг к другу… – начал он.

Я прервала его:

– Я не ощущаю никакой обиды к тебе.

– А значит, все равно, как мы это назовем.

– Вовсе не все равно. После всего можешь рассказать своим друзьям, в каком я отчаянье.

– Ганка, – посмотрел он на меня с упреком, – ты ведь прекрасно знаешь, что я бы никогда ничего подобного не сказал тебе. Что никогда ни с кем не говорил о тебе иначе, нежели с симпатией.

– Вовсе не уверена в этом.

– Я даю тебе слово. Не знаю, отчего ты внезапно возненавидела меня, но сохраняю к тебе те самые чувства, которые питал всегда.

Я приподняла брови:

– Ах, что за откровение? Ты питал ко мне какие-то чувства? Никогда бы не подумала.

Тото нервно шевельнулся в кресле и отозвался тоном совершенно оскорбленным:

– Мы не должны были говорить о прошлом.

– Это ты начал.

– Ну, пусть так. Но я и закончу. И хочу предложить тебе, чтобы отношения наши складывались таким образом, дабы это не бросалось людям в глаза. Мы ведь довольно часто встречаемся. Я даже не говорю о Крынице, где живем в одном отеле. Речь о Варшаве. Зачем нам давать пищу для сплетников? Полагаю, это не доставит тебе особых неудобств. Ты ведь и так здороваешься со множеством людей, к которым равнодушна – а то и недолюбливаешь их. Давай избегнем сплетен. Я говорю исключительно о сохранении приличий.

– Замечу, что ты взялся за это не слишком-то умело. Хорошо же соблюдаешь приличия, так резко и публично флиртуя с той рыжей англичанкой. При этом не потрудившись даже поздороваться со мной на обеде.

Он резко запротестовал:

– Чтобы ты снова не ответила на мой поклон? Будь справедлива. А если тебе неприятно, что я посвящаю немного времени той даме, то могу прекратить это.

– Мне? Неприятно!.. Ты смешон. Какое мне до этого дело? Хоть и дюжину детишек с ней заведи. Твое высокомерие переходит все границы. Я должна переживать из-за того, что ты с кем-то заигрываешь или за кем-то ухлестываешь?

Он был ужасно зол, но не отвечал. Я же продолжила:

– Ну ладно. Я согласна на твое предложение. При встречах станем вести себя так же, как и раньше. Естественно, только в присутствии людей. Я лишь хотела бы подчеркнуть, что мы никого не обманем, если ты одновременно будешь ухлестывать за той дамой. И такая жертва тебе немногого бы стоила. Я тут проведу самое большее день-два.

– Это для меня не было бы проблемой в любом случае, хотя бы потому, что я уезжаю уже сегодня.

– Уезжаешь? – удивилась я. – Отчего же?

– Что за странный вопрос? Я ведь приехал сюда к тебе.

Я взглянула на него подозрительно:

– А она? Она тоже уезжает?

Он явно смешался:

– Понятия не имею. Откуда бы мне знать?

– Было бы это весьма забавным совпадением, – рассмеялась я.

– Как это? – воскликнул он возмущенно. – Ты подозреваешь, что я сговорился с мисс Норманн и мы уезжаем вместе?!

– Мне это неинтересно, – пожала я плечами.

– У тебя сердца нет.

– Неправда, мой дорогой. Есть – и чувствительное. Если чего мне и не хватает, сейчас или в прошлом, то разве что разума, когда я это сердце отдавала. Ты и раньше не мог меня верно понимать.

Он вскочил, возмущенный:

– Я не мог? Я? Будь же справедлива, Ганка. Никого и ничего в жизни я не ценил так, как тебя. И ты прекрасно об этом знаешь.

Он был прав. И даже слишком сильно бахвалился своей любовью ко мне. И конечно, не заслуживал такого жесткого отношения с моей стороны. Но, нужно понимать, я ни на миг не думала о том, чтобы простить его. Я испытала пренебрежение с его стороны и не умею забывать подобные вещи, пусть даже и не мстительна.

– Допустим, так оно и было, – сказала я. – Но нынче мы должны были говорить исключительно о том, чтобы сохранять внешние приличия. Итак?.. Не полагаешь ли, что верным было бы появиться с тобой и всей компанией на ужине?

– Как на ужине? Я ведь уезжаю до него.

– Ну да. У тебя было подобное намерение. Однако тебя ничто не заставляет так внезапно возвращаться.

Он колебался:

– Естественно, ничто… Хотя, с другой стороны… собственно… определенные дела требуют моего присутствия в Варшаве. Должен прибыть пан Голембиовский с отчетом. Я сам назначил ему на завтра… Не следовало бы…

– Пан Голембиовский бывает в Варшаве каждые пару недель, – заметила я холодно. – И сидит там по нескольку дней. Может и подождать.

– Есть ведь и другие дела. Я бы предпочел уехать сегодня.

– Тогда – уезжай. Пусть тебе не кажется, что я тебя задерживаю. Прекрасно можешь это сделать и после ужина.

Он вертелся в кресле, словно я его вилкой пригвоздила. Теперь у меня уже не было никаких сомнений – все дело в мисс Норманн. Вероятно, он обещал ей, что заберет ее на своей машине. Чего я ни за что не должна была допустить. Это бы оказалось слишком большим триумфом для нее.

– Я уже приказал упаковать свои вещи, – вздохнул Тото.

– Ну, значит, прикажешь распаковать их.

– Я освободил комнату. При такой-то толпе сомневаюсь, не ожидает ли ее уже кто-то. Мне не было бы где ночевать.

– А зачем тебе ночевать? Выедешь в ночь.

Я решила не уступать. Пусть эта выдра знает: я еще могу на что-то влиять. Тото был серьезно обеспокоен. Неуверенно поглядывал в мою сторону и наверняка внутренне проклинал идею разговора со мной. Я знала, ему не хватит смелости оставить дело незаконченным. Ненавижу этого мямлю. Настоящий мужчина на его месте просто заявил бы мне: «Я никогда не изменяю своих планов. Если хочешь сохранить видимость отношений, сделаем это. Сойдем сейчас на полдник и покажемся всем».

Тото же крутил пуговицу на пиджаке и молчал. Я сказала ему:

– Это, пожалуй, все, что мы хотели обсудить. Верно?

– Да. Но… С этим моим отъездом…

Я изобразила возмущение:

– Что? Для тебя проблема эти несколько часов? Требуешь, чтобы для сохранения приличий я заставляла себя с тобой общаться, чтобы блестела у всех на виду глазами после того афронта^[81], который ты мне устроил, а сам не можешь решиться даже на такую малую жертву, как отложить свой отъезд до вечера?! Прости, но это поразительно! – Поднявшись, я с решимостью добавила: – Впрочем, хватит об этом. Полагаю разговор законченным. Если сойду на ужин и не застану тебя в зале, пойму, что ты не заинтересован в оговоренном антураже. И тогда, естественно, я оставляю за собой право рассказывать всем знакомым по своему собственному разумению – как в Варшаве, так и здесь – о причинах нашего разрыва.

Я кивнула ему, развернулась и вышла в спальню.

Если быть откровенной, я совершенно не знала, как поступит Тото. Спускаясь на ужин, даже чувствовала прилив волнения, не понимая, что меня там ожидает.

На ступенях второго этажа увидела то, что наполнило меня истинной радостью. Я чуть не рассмеялась вслух: в комнату мисс Норманн слуги вносили ее чемоданы.

Я спросила у коридорного:

– Кто-то вселяется к госпоже Норманн?

– Нет, – ответил он. – Просто она хотела уехать, а теперь передумала и остается. Отбывает ночным поездом.

Вот авантюристка! Думала, ей достаточно будет пальчиком поманить, чтобы увести Тото у меня из-под носа. Не все так просто! Интересно, что он придумает для оправдания своего вранья перед ней. Ох уж эта его дипломатичность! Она же точно дока во всяких таких отговорках, но даже если и не поняла сразу, то, увидев меня за одним столом с Тото, – поймет все. А вечером может себе спокойно отчаливать, поскольку я решила задержать Тото в Крыницах на весь завтрашний день.

За длинным столом в конце залы он сидел смущенный, мрачный и приутихнувший. Должно быть, ждал довольно долго. Мирский и остальные были уже на своих местах. Когда я приблизилась к их столу, они встали и, пожалуй, слишком решительно продемонстрировали свою радость «от завершения конфликта». Я обратилась к Тото, словно между нами ничего и не произошло:

– Я ужасно голодна. И выпила бы рюмочку рябиновки или чего-то такого, что сам выберешь.

Он был пойман врасплох моим непринужденным поведением и улыбками, поэтому сумел выдавить лишь пару невнятных звуков. В себя пришел только под конец ужина.

Мисс Норманн вниз не сошла. Наверняка ела у себя или не захотела – из-за злости – ужинать. Я ей показала, что не какая-то там курица. И если даже в этом мелком дельце не удалось ей ничего выцарапать, то стоит считаться со мной как с серьезной противницей и в делах куда более важных.

Мы сидели внизу до трех ночи. Что за наивный дурень Тото! Совершенно раздухарился, позабыл об отъезде и только за мной и следил – как в лучшие времена. Я бы голову дала на отсечение, что он решил, будто добьется очень многого. Хотела бы видеть его лицо, когда он узнал, что я пошла спать. На минутку я вышла из бара, пообещав, что вот-вот вернусь. Ну и, естественно, не вернулась.

Довольно долго прислушивалась, не постучит ли он в мою дверь, но он, похоже, все понял и пытаться не стал.

Завтра вечером уедем вместе.

Среда

Наконец-то пришло письмо из Бургоса. Я с нетерпением открыла длинный узкий конверт американского образца. И сразу испытала разочарование. Внутри было только письмо и никакой фотографии.

Бакстер писал:

Уважаемая госпожа!

Увы, не смогу послужить Вам ни обширными, ни подробными сведениями относительно интересующей Вас персоны. Знакомство мое с госпожой Салли Ней было знакомством решительно случайным и кратковременным. В самом деле четыре года назад я пребывал по служебной надобности в Буэнос-Айресе и повстречал там девушку с такой фамилией. Если не подводит меня память, это не был ее псевдоним, поскольку она использовала его не только на афишах, как танцовщица, но и в частной жизни. В этой убежденности меня утверждает еще больше и то, что мы говорили о ее семье, столетиями жившей в Северной Ирландии.

Со времени моего посещения Буэнос-Айреса я больше не видел этой дамы и не переписывался с ней. Однако сохранил по отношению к ней достаточно дружеские чувства, вспоминая ее как особу милую, хорошо воспитанную, умную и культурную. В своей непростой профессии танцовщицы, вращаясь в среде, по природе своей скорее не способствующей культивированию хороших обычаев, она сохранила свежесть и добродетельность девушки из славной семьи.

Насколько знаю, танцем ей пришлось заняться в результате материального обнищания родных. Судьбу свою она принимала с достоинством, хотя и мечтала о замужестве. Со всей уверенностью заявляю – тогда она не была замужем. Поскольку же спрашивала она моего совета насчет визы, у меня на руках были ее документы, выданные английскими властями на имя Салли Ней.

Она вспоминала о том, что ей предлагают выступать в казино в Каннах, чему она рада, поскольку ее брат работает в Ницце на одном из британских промышленных предприятий. Я не уверен, но, кажется, имя его было Джеймс.

В Буэнос-Айресе госпожа Ней жила вместе с теткой, госпожой Колларс, уважаемой дамой в летах с безукоризненными манерами и живым характером. Обе они друг друга весьма любили.

Все, что я знаю о госпоже Ней, свидетельствует, полагаю, что тут случилась некая ошибка и Вы имеете в виду не ее. Все могла бы прояснить фотография. Увы, ни одного снимка госпожи Ней у меня нет.

При оказии прошу передать заверения в моей дружбе Ларсену.

С уважением,

Ч. Б. Бакстер

Письмо я прочитала чрезвычайно внимательно. Оно только на первый взгляд являлось опровержением моих подозрений. Поскольку то, что Бетти Норманн могла пользоваться фальшивым паспортом, совершенно правдоподобно. Происходя из хорошей семьи, она наверняка не желала, чтобы кто-либо знал, что она выступает в кабаре. Если в Биаррице могла пользоваться чужой фамилией и коль до сих пор использует свою девичью вместо той, которую должна носить по закону, я наверняка могу предполагать, что ее взгляды на законные документы не слишком последовательны.

Теперь проблема тетки и брата. Тетка, естественно, могла быть настоящей. Тем более что повсеместно принято называть «тетками» даже дальних родственников. А вот брата она наверняка придумала. Яцек, да и дядя Довгирд, четко говорили о ней как о единственном ребенке в семье. И сама она вспоминала, что у родителей одна.

Предчувствие говорило мне: я не ошибаюсь. Впрочем, бельгийские детективы все проверят. Надеюсь, они скоро ответят. Как жаль, что исчезла моя фотография мисс Норманн. Я бы послала ее Бакстеру и через пару дней уже обо всем знала бы. Я еще раз очень старательно все обыскала. Но фотографии не нашла. Решила снова предпринять вылазку в фотоателье, где была прежде. Теперь, когда мисс Норманн нет в Крынице, могу смело говорить, что делаю это по ее поручению, – и заберу все невыкупленные снимки.

Тото покорно позвонил с самого утра. Сказал, что у него болит голова, поскольку вчера он перепил и сам не знает, когда его положили в постель. Я сообразила, что он специально говорит об отстраненных вещах, избегая более интимного тона, ведь не знает, как я отреагирую. Вот и прекрасно. Пусть не знает. Собственно, лучше всего и будет удерживать его в неизвестности.

Я решила не допустить его сближения с этой рыжей международной авантюристкой. А мне хорошо известно, что даже при незначительных усилиях я запросто удержу его рядом. Не из-за него – только из-за нее. Хватит и того, что при охлаждении наших отношений даю ему небольшие авансы. Кроме того, Тото боится, что я высмею его перед знакомыми. Нечего скрывать, я бы сделала это с истинным наслаждением и всерьез.

Сразу после завтрака я забрала Тото и отправилась на поиски фотографии. Во-первых, потому, что лучшее общество, чем он, трудно себе представить, а во-вторых, мне необходимо было с ним показаться, чтобы заткнуть рты сплетникам. Вчера все знали, что Тото уезжает, знали и то, что уезжает он с этой бабой. Несомненно, они эти два отъезда соединили в один факт. Пусть же убедятся, что он остался – и остался из-за меня.

Несмотря на тщательнейшие поиски и просмотр пары тысяч снимков, я не нашла ни одного фото мисс Норманн. Оказалось, перед своим отъездом она выкупила все свои фотографии. Меня это всерьез удивило, ибо сколько раз мы бывали вместе на улицах, я видела, что она всегда старается избежать фотографов. Утверждала, будто это у нее такой предрассудок. В апартаментах у нее я тоже не обнаружила ни одной фотографии. Тогда зачем же ей было так тщательно выкупать все?..

Тото нашу прогулку сносил словно пытку, поскольку я ему сказала (должна же была как-то объясниться), что ищу фотографию для него. На обеде он немного расслабился. Мы решили уехать в шесть. Остановимся в Кракове на день или два. Я подговорила Мирского, чтобы тот поехал с нами. В его присутствии Тото не сможет позволить себе никаких попыток близости. Пусть думает, что я хочу сохранить приличия перед Мирским. Заканчиваю в спешке. Мои вещи уже в машине. Оба кофра портье отослал вчера вечером поездом.

Я покидаю Крыницы, не добившись того, зачем сюда приехала, однако с немалым запасом новых данных.

Четверг

Я очень собой недовольна. Слишком много выпила у Гучи на обеде. До сих пор шумит в голове. Если бы не это отвратительное шампанское, наверняка не сделала бы той глупости. Шампанское и скука в Кракове. Тут мне и правда нечего делать. Я все испортила. Всю мою стратегию.

Тото снова готов бог весть что себе воображать. Нужно будет завтра продумать новую тактику. Сегодня нет для этого никаких сил. Такая тишина вокруг. Первый час ночи. Краков уже давно спит. Прошлой ночью я и правда дремала в машине, но теперь ужасно устала и глаза у меня закрываются.

Я должна была еще что-то записать. Не могу вспомнить. Ага, точно: Тото давал мне понять, что мог бы рассчитывать на серьезные авансы со стороны той рыжей. Это ведь его высокомерность, верно?..