Текст книги "Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе"

Отрешаюсь от непрестанного гула считающих голосов и думаю лишь о том, как прекрасна моя жизнь. Дождаться не могу, когда Гэвин познакомится со своей младшей сестричкой, и всамделе предвкушаю восторг, с каким буду показывать ее родителям Картера. Впрочем, еще вопрос, такая ли я счастливая или нет, потому как знаю: следующие четыре дня я проведу, исключительно дожидаясь, когда морфий и викодин взбодрят, если паче чаяния у меня появится желание вскрыть себе вены.

Мужчина, которого я люблю больше всего, хочет жениться на мне, у нас потрясающий мальчишка, который все время держит нас начеку, новорожденная здоровенькая девочка, самая лучшая родня и друзья лучше некуда. Ладно-ладно, может, и не лучшие. Приемлемые. Жизнь хороша. Ничто сейчас не способно прогнать от меня это ощущение, если только анестезиолог не перекроет мне краник капельницы с морфием. Я его попросту мужского достоинства лишу, если он пойдет на такое. Уверена, доктор сможет отыскать для меня лишний скальпель в моей утробе.

– Ого, вы только взгляните на это! – слышу я восклицание доктора.

– Вот это да, – произносит в ответ одна из сестер.

– Эй, что там такое? – спрашиваю я.

– Кто-нибудь сможет фотоаппарат принести?

Ладно, тому, у кого живот вспорот и кто к столу припечатан, тут ловить на слух нечего.

«Кто-нибудь, сдерните эту, мать ее, занавеску. Мне до крысиной задницы, если я сквозь собственное нутро и свое же влагалище увижу белый свет. Я даже помогу вам дерьмо обратно запихать».

Я слышу перешептывание, от которого мне становится малость не по себе. То есть, о чем бы это им шептаться? Неужто еще одного младенца углядели, о котором никто прежде и знать не знал? Или лишний желудок нашли? Может, мне полагалось быть близняшкой, а я ее слопала? Они что, отыскали мою сестру-двойняшку? Неужто она сейчас смотрит на них, типа сказать хочет: «Народ, какого рожна? Тащите меня, к чертям, отсюда. Мне двадцать пять, а я ростом с кулачок. Мне, по-вашему, что, типа уютно?»

Мне всегда хотелось иметь сестру. Могу носить ее в сумочке, как Пэрис Хилтон носит свою собачку. Могу устроить ее у себя на плече, и она будет типа моего доброго ангела, подсказывающего, какие решения мне принимать.

Впрочем, а вдруг она окажется злыдней? Двадцать пять лет – большой срок, чтобы просидеть в чужой утробе. Сам Иисус, наверное, сбросил бы несколько Е-бомб за такую ерунду. Она, может, сидела бы у меня на плече и поливала бы всех вокруг руганью.

«Ты устала? А мне плевать. Я двадцать пять на твоей матке, как на подушке, спала».

«Я кучи побольше твоего члена наваливала. И должна была делать это, когда на меня смотрело дитя».

«Ты такой урод, что я б тебе свою малюсенькую окаменелую писюльку трахнуть не дала».

М‑м‑м, этот морфий такая вкуснотища. На печенье с травкой или водку похож, только безо всех их побочных причуд, типа галлюцинаций и бредовых речей. Я обожаю морфий. Он такая прелесть.

– А‑а, никакого беспокойства, – спохватившись, отвечает доктор. – В данный момент ваша матка попросту имеет причудливую форму. У меня в кабинете – целая стена фотографий людских органов, и это по-своему напоминает чувство, когда мы поднимаем взгляды к небу и гадаем, на что похоже то или иное облако. Только мы делаем это у меня в кабинете со снимками последов и маток. Я сейчас только быстренько сделаю снимок «Поляроидом», а потом закончу вас зашивать.

«Вот и нет, ничего в этом причудливого нет. Док, вы не могли бы дать мне этого морфия по-больше?»

– Ну, и на что она похожа? – спрашиваю я.

Всамделе-то я ведь не хочу знать ответ на это? Наркотики говорят «да», но разум говорит «нет».

– В общем-то, она похожа на лицо. И оно нам улыбается.

«О, МОЙ БОГ, СЮСЮЛЕЧКА! Я иду к тебе, моя сюсюлечка!»

– ЕДРЕНА-ПЕЧЬ!

Эпилог

– По-моему, это будет первое за три года полное пены блаженство, которое я испытаю в одиночестве, – говорю я Картеру, когда он, поставив на край ванны бокал вина, склоняется поцеловать меня.

Мокрой рукой я обхватила его за шею и притянула его лицо к своему. Он прошелся языком у меня во рту, и я почувствовала вкус вина, отпитого им прежде, чем поставить бокал возле меня. Даже после всех этих лет я никак не могу насытиться поцелуями этого мужчины. Сегодня третья годовщина нашей свадьбы, и прошло несколько месяцев с третьего дня рождения Софии. В минувшие три года свои годовщины мы отмечали одинаково: дома, с детьми. И я бы не стала делать это как-то иначе. Нам не нужен затейливый ресторан или даже вечер с друзьями. Все, что нам нужно, есть прямо тут.

Свадьба наша ограничилась простой церемонией на пляже, в кругу семьи и друзей. После всех драматических попыток обручения оба мы поняли, что нам дела нет до всего остального, кроме того, чтоб стать мужем и женой. Не имело значения, где это происходит, коль скоро это всамделе происходит. В тот год в качестве свадебного подарка Картер преподнес мне диски всех четырех сезонов «Моей прекрасной свадьбы» и целую коробку порно. Он все еще пребывает в надежде, что мое пристрастие к порно обретет реальность.

Картер погружает руку в воду и скользит ладонью вокруг моего бедра. Поцелуй его становится все неистовее, а ладонь уходит все ниже и ниже. Я, не отрывая своих губ от его, издаю стон, чувствуя у себя меж ног легкое касание его пальцев, от которого у меня по коже бегут мурашки.

– С годовщиной, миссис Эллис, – шепчет Картер.

Влажные гладкие пальцы проникают мне в щель, я делаю рывок навстречу его руке, когда он неспешно погружает в меня один из пальцев все глубже и глубже.

За дверью ванной слышится какая-то возня, и мы замираем как есть – губы к губам, рука Картера между моих ног.

– Что там такое? – шепчу я.

– Ничего. Дети играют в комнате Гэвина. Я дал им свинку-копилку, полную медяков, чтоб подсчитали, сколько сбережений у них в банке, – уверяет меня Картер и принимается поцелуями прокладывать тропку на моей влажной шее и вновь двигать своим пальцем во мне вперед-назад.

– О‑о‑о‑о‑о, едрена-печь, – вырывается у меня стон, я откидываю голову, упираясь ею в стенную плитку. – Тебе, наверное, стоило бы посмотреть, как они там. Фокус с медяками удавался, когда Гэвину было четыре годика, не думаю, что он сработает и сейчас. Ему почти девять, уже Интернетом умеет пользоваться и достаточно вырос, чтобы дотянуться в по-стирушечной до спичек и жидкости для зажигалок.

Раздается грохот, в коридоре слышится вопль, я разом усаживаюсь, выплескивая воду через край ванны, отчего Картер с маху шлепается задницей на пол.

– Черт. Пойду посмотрю, – говорит он, вздыхая, встает и открывает дверь ванной. – Мы продолжим после того, как я примотаю их клейкой лентой к стене.

Он закрывает за собой дверь, а я опять погружаюсь в теплую, всю в мыльной пене воду, храня улыбку на лице.

Последние несколько лет прошли как в лихорадке, но я бы на целый свет их не променяла. Через год после рождения Софии мы переехали в новый дом. Наше маленькое ранчо было превосходным жилищем, пока нас было всего трое, но, как только появилась малютка, многое в нем пошло наперекосяк. Мы быстро выросли из того дома и перебрались в двухэтажный особнячок в колониальном стиле в нескольких улицах от дома Лиз и Джима.

Бизнес по-прежнему процветает. Я еще больше расширила свое меню, и теперь в кондитерской можно позавтракать или пообедать на скорую руку, еще я наняла себе дополнительно пять человек, так что у меня теперь есть свой штат. В прошлом месяце Лиз с Джимом родили себе вторую девочку, а Дженни с Дрю намерены провести через несколько месяцев свои свадебные выходные в Вегасе. Почти уверена, в их намерения входит, чтобы брачный обряд над ними совершил Элвис, а в отведенное время они захотят посетить побольше стриптиз-клубов. Дженни наконец-то нашла себе новую работу, маркетингом занимается, но по-прежнему внештатно работает и на меня. Она отказывается брать с меня хоть какие-то деньги, так что я плачу ей шоколадом. Дрю все так же уговаривает меня расплачиваться с ней сексуальными услугами и горько разочаровывается всякий раз, когда я отказываюсь.

Гэвину уже восемь с половиной, готовится к началу учебы в третьем классе, а наша малютка София на все сто растет не по дням, а по часам. В этом году она пойдет в детский садик, и мне всякий раз рыдать хочется, стоит только подумать об этом. Гэвин – потрясающий старший брат, последние три года он потратил на то, чтобы обучить свою маленькую сестричку всему, что сам постиг в искусстве мучить нас. На днях Софи заявилась в нашу спальню и объявила, что у нее есть песенка, которую она хочет нам спеть. Получилось малость похоже на нечто вроде: «Есть у меня влагалище, влагалище, влагалище. Я люблю влагалище, влагалище, влагалище свое». Пока мне удается убедить ее, что эту песенку ни в коем случае нельзя распевать во весь голос посреди секции каш и круп в бакалейном магазине.

Мой отец женился на своей давней подружке Сью, торжество состоялось несколько месяцев назад у него на заднем дворе. Гэвин, София и внучка Сью, Сара, составили свадебный кортеж. Сара и София – одногодки, и Гэвин сопровождал их обеих при движении по проходу. Говоря «сопровождал», я имею в виду, что он то и дело разнимал двух девчонок, поскольку те изо всех сил старались на ходу ударить друг друга букетиками, которые им были положены как девочкам с цветами. В конце концов они утянули Гэвина на землю, сложившись вместе с ним в большую кучу дрыгающихся рук и ног, вопящую и плачущую. Мы с Картером бросились по проходу и попытались прекратить свалку, но, Иисусе, сколько же у этих девчонок оказалось сил! Картеру саданули по яйцам, и он рухнул на колени, а мне все лицо расцарапали. Несмотря ни на что, торжество получилось прелестным, и моя мамуля, как водится, в обычном для себя стиле, взяла в свои руки проведение Урочного Часа во время небольшого банкета. Дженни едва не стала «той самой», кого стошнило на танцполе, однако кузина моего отца утащила ее в туалет и показала трюк, когда пьешь прямо из-под крана и трижды заставляешь себя срыгивать. Кончилось это тем, что Дженни слиплась с ней (в знак благодарности), а Дрю едва кондрашка не хватила, когда он их увидел.

Ухожу еще глубже под воду и делаю долгий-долгий выдох. Все мы прошли большой путь за те девять лет, что минули после памятной студенческой вечеринки. Впрочем, мы с Картером все еще играем разок-другой в пиво‑понг в годовщину того дня, когда он предложил мне выйти за него замуж. Существуют такие традиции, которым просто нельзя положить конец. Пиво‑понг – это то, с чего мы начали, и пиво‑понг – это то, чем мы кончим. Порой в воображении я вижу картинку: мы лежим на смертных одрах, меж которых установлен больничный столик со стаканчиками, и спорим, кто из нас больше раз облажался. А потом эту радостную картинку смазывает Дрю, который неспешно заходит, опираясь на ходунки, и кричит: «Дженни все еще может засосать шарик для гольфа через садовый шланг и с тех пор, как задевала куда-то свою вставную челюсть, мастерски давит мне елдак деснами!»

Жду не дождусь увидеть, что уготовило нам будущее. Были у нас свои взлеты и свои падения, за все эти годы досталось нам и борений полной мерой, только мы доказали: мы способны пройти через все. Наш зверский пес, весьма кстати названный Гигантором[78]78
  Громадина-робот из популярного американского одноименного мультсериала, сюжет которого заимствован из японского рисованного сериала Tetsujin 28‑go начала 1960‑х годов.


[Закрыть], недавно сам сделался старшим братом: родители Картера подбросили кошечку для Софии. Разумеется, животное было снабжено особыми футы-нуты кошачьими документами, из которых следовало, что кошечке положено ходить, задравши перед всеми хвост, и требовать, чтоб ее кормили на нашем лучшем фарфоре. Поскольку, когда мы выбирали имя для нашей дочери, я всю затею с «Кланом Сопрано» пресекла в самом зародыше, Картер на этот раз был непреклонен и настоял, чтобы кошечку мы назвали Мидоу, в честь дочери Тони Сопрано. Во всем остальном Картер тысячу раз доказал, какой он чудесный отец. Я поначалу малость нервничала, думая, каково ему будет справляться с уходом за маленькой девочкой, но он вел себя потрясающе и во всем защищал свою дочь. Настолько, что Папаня купил ему тишотку с надписью: «Можешь сколько хочешь ухаживать за моей дочерью. И безо всякой связи с этим: ты видел мой револьвер?»

Вот сейчас мой замечательный муж вышел позаботиться о детях, чтобы я могла понежиться в полной пены ванне в одиночестве, чтоб никто не зашел сюда пописать, почистить зубы или спросить, почему у обезьян есть соскѝ. Ничто не в силах нарушить ни этой идиллии, ни моего счастливого настроя в мыслях о будущем.

– Погоди секундочку, – слышу я тихий голос Гэвина за дверью. – Я должен это приладить в нужное место.

– Что это у вас там происходит? – кричу я ему. – Где папочка?

– Он какиит, мамочка! – вопит в ответ Софи.

Спасибо, что известили.

– Ребятки, ведите там себя хорошо, ладно? Мамочка через минутку будет готова, – кричу я им, беру с края ванны бокал вина и делаю щедрый глоток.

Смеживаю веки и расслабляюсь всем телом, пока через несколько минут не слышу слова, которые громким шепотом произносит Гэвин и какие вам нипочем не захочется услышать из-за закрытой двери, когда вы принимаете ванну.

– Лады, бельевая корзина в полной готовности на краю. Работают все системы. Софи, держи крепко. И не давай кошке вырваться.