Текст книги "Меж двух времён"

Терпсихора с Полюса холода

Кажется, странно устроен человек – не только в минуты радости, но и в дни тяжелых испытаний, когда надо бы, казалось, думать только о том, чтобы выстоять, выдюжить, когда обстоятельства требуют максимального напряжения всех сил, он тянется к томику стихов. Наверное, потому, что физическая выносливость нерасторжимо слита в человеке со стойкостью духа, а в череде бессмертных ценностей, в которых испокон века человек ищет и находит нравственную опору, искусство стоит на одном из первых мест. Оно помогает человеку обрести силы для борьбы, остаться самим собой, сохранить верность идее и мечте, веру в добро и красоту.

Поэтому везде, куда не приходил бы человек, в самые глухие, самые отдаленные края земли, вместе с ним идёт верный помощник и друг его – искусство. Конечно, далеко не везде есть театры и концертные залы. Но звенят гитары у походных костров. Одним из первых домов в посёлках строится клуб. Вместе с хлебом на дальние десанты строителей дорог и линии электропередач сбрасывают на парашютах книги и журналы. А железные коробки с кинолентами совершают долгие путешествия на вертолётах и лошадях, на оленях и собачьих упряжках.

Они вечны – профессии людей, которые создают книги, песни, картины: писатель и композитор, поэт и художник. Вечны, как вечен на земле человек. И вечна благороднейшая миссия людей, которые призваны нести искусство в массы.

– Нет! Нет! Не так!

Короткий хлопок в ладоши обрывает музыку. Нина Гавриловна выходит на середину комнаты.

– Здесь движение должно быть резким, порывистым. Смотрите, ребята, я покажу ещё раз.

Взлетает вверх рука. Нина откидывает голову со смешной девчоночьей косичкой (ой, знаешь, совсем нет времени причесаться как следует) и… мчится по залу сама лёгкость, само изящество. Чуть подрагивает в такт тугая косичка. Сколько лет этой девочке? Девятнадцать? Пятнадцать?

– Вот примерно так это должно выглядеть.

Нина медленно идёт к двери, возле которой стоит её стул.

Когда она вошла сюда утром, пришлось зажечь электричество. Слабый утренний свет серыми лужами плавал у окон, не желая растекаться по комнате. А сейчас за окнами уже черным-черно. И не видно за тройными замерзшими рамами, как близко придвинулись в темноте к посёлку обступившие его со всех сторон чёрные горы, усеянные по хребту острыми каменными глыбами и похожие от этого на древних ящеров. Не видно отсюда, из комнаты, как поднимаются из-за них, словно лучи прожекторов, зелёные столбы северного сияния.

Впрочем, для Нины Цыганок за окнами в первую очередь привычное: знакомая улица, двухэтажное здание райкома партии, а подальше, наискосок от Дома культуры, огоньки в домах Солнечного городка – нового квартала. Одним словом, за окнами – её дом, посёлок Усть-Нера, где Нина живёт уже много лет.

Это приезжих людей пусть качает от восторга при мысли, что они макнули палец в Индигирку, чьё название звучит так таинственно и маняще, если, просыпаясь, не видишь её каждый день в окно. Пусть приезжие торопятся на почту, чтобы послать куда-нибудь за десять тысяч километров телеграмму с Полюса холода. Нина знает, что знаменитые 72 градуса бывают совсем не часто, а в 62 градуса жизнь в посёлке идёт своим чередом и работает всё, вплоть до детских яслей. И Дом культуры, кстати, тоже.

Приезжим, им, конечно, простительно. Не слишком часто наведываются сюда люди «с материка». Хотя Усть-Нера и находится почти в центре Восточной Сибири, здесь бытует это выражение, как, впрочем, и во всех других далеких и труднодоступных местах Севера.

В 1961 году здесь побывал один французский журналист.

«Полюс холода, Оймякон, – писал он. – Я представлял себе в мыслях заброшенный, почти необитаемый край, ледяной ад в стороне от больших дорог; я мечтал о трудной и полной захватывающих неожиданностей экспедиции; а мне предложили три ежедневных, расписанных по минутам авиарейса и все услуги цивилизации.

Я был одновременно и разочарован, и восхищён. Разочарован тем, что моя экспедиция превращается в банальнейшее путешествие. Восхищен тем, что в Усть-Нере пользовались всеми удобствами Аэрофлота так же, как в Ялте или Москве.

Второй раз мне пришлось удивиться, когда, коснувшись земли, окружённой горами, я увидел пейзаж, достойный французских Альп или Швейцарии.

В третий раз я удивился, когда сразу же у выхода с аэродрома в Усть-Нере натолкнулся на… стоянку такси. Я не поверил своим глазам: такси здесь, на Полюсе холода? Недостаёт только увидеть здесь ещё и театр! И знаете, я его увидел!»

Что касается расписанных по минутам авиарейсов, французский коллега слегка, что называется, перехватил. Взлетев с аэродрома в Якутске, старый трудяга ИЛ-14 три с половиной часа будет пробираться сначала над горами, а потом просто между ними, и, если у вас появится неосторожное желание посмотреть в окно, вы не увидите ни слева, ни справа ничего, кроме уходящих куда-то вверх морщинистых голых склонов. Этот распадок – единственное место, где можно продраться через горы в долину Индигирки. Летом здесь зачастую по многу дней стоит туман, а зимой Усть-Нера оказывается иногда и вовсе неделями отрезанной от Большой земли, потому что «шёпот звёзд» в семидесятиградусные морозы – это романтическая выдумка, и после пятидесяти стоит такой туман, что в трёх шагах не видно света автомобильных фар.

Что касается пейзажа, то гость из Франции просто поскупился на слова, и, может быть, он прав, потому что, когда бы вы ни приехали в Усть-Неру, зимой или летом, вас ждёт такая красота, перед которой любые слова бессильны.

Такси тоже не журналистская выдумка, они действительно здесь есть, и дела у них немало, хоть сам посёлок и небольшой: на востоке Оймяконский район граничит с Магаданской областью, и в Неру приходит знаменитая Колымская трасса. Этой особенностью Усть-Неры её жители очень гордятся, потому что из 32 районных центров Якутии приехать, что называется, по земле можно только в шесть или семь.

Театр… Французский журналист, конечно, побывал в Усть-Нерском Доме культуры, зданию которого действительно могут позавидовать некоторые театры. Возможно, он имел в виду спектакли народного драматического театра. А может быть…

…Открывается занавес, и на сцене – раскалённый песок пустыни и люди, истерзанные усталостью, жарой, жаждой и ненавистью. Двум из них суждено из врагов превратиться в самых близких людей, посмевших на минуту забыть обо всём на свете, кроме того, что они молоды, красивы и созданы для добра и любви. И расплата – беспощадное вторжение жестокой действительности, выстрел… Одноактный балет «Сорок первый» на сцене Усть-Нерского Дома культуры. Хотя премьера его состоялась зимой, зрители приехали даже из приисковых посёлков. Говорят, в зале плакали. Как легенда, до сих пор передается рассказ о букетике живых цветов, который упал на сцену к Нининым ногам.

Нет, этого французский журналист видеть, к сожалению, не мог. Нины Гавриловны Цыганок в 1961 году в Усть-Нере ещё не было…

– Давайте повторим ещё раз. Приготовились!

Ребята медленно поднимаются. Воспользовавшись короткой передышкой, многие присели отдохнуть хоть на секундочку. Кто на подоконник, а кто прямо на пол. Они устали. Даже парни. Предательски чернеют подмышки и спины. Это тот самый«седьмой пот»…

Если спросить Нину Цыганок, когда она начала танцевать, она, пожалуй, не ответит на этот вопрос. Кажется, она танцевала всегда. В школе, в медицинском училище… В 1960 году молоденькая медсестра приехала из Магнитогорска в Якутию, в Оймяконский район, в поселок золотого прииска «Победа». И, конечно, в первый же день пришла в клуб. А когда взялась на общественных началах руководить танцевальным коллективом, не подозревала, что этот день изменит всю её дальнейшую судьбу. На районном смотре хозяйственной самодеятельности танцевальный коллектив прииска «Победа» занял первое место, и Нину пригласили работать в районный Дом культуры. А вскоре последовало предложение, которое Нину в равной степени и обрадовало и напугало: поехать учиться в Ленинград в Высшую профсоюзную школу. В 1966 году, закончив школу за три года вместо положенных четырёх, даже не взяв отпуска, Нина прилетела в Усть-Неру. Она привезла с собой своё великое нетерпение, диплом балетмейстера, контейнер книг о балете и святую уверенность в том, что уж теперь-то в её коллективе всё будет «по-настоящему».

Но с первых же дней оказалось, что на самом деле всё гораздо сложнее, и здесь, в Усть-Нере, жизнь ставит вопросы, ответов на которые не найдёшь в книгах.

Самым главным испытанием оказалась борьба за мальчишек.

Семь-восемь человек, в основном старшеклассники, записались в танцевальный кружок. Но вскоре ряды их начали катастрофически таять. Нина никак не могла понять, в чём дело. Наконец, однажды во время занятий дверь репетиционной комнаты приоткрылась. В щели появились гримасничающие физиономии.

– Ох, умора!!! Юрка-то, ну чистая Уланова!

– Правой ножкою левее…

– Юбку надень!

Нина рванулась к дверям. С хохотом, громко топоча, парни скатились с лестницы.

На следующее занятие не пришли ещё двое.

Это была настоящая война. Нина стыдила, уговаривала, приносила книги, в которых рассказывалось о Чабукиани и Моисееве, Васильеве и Лиепе. На заседании клуба «Кругозор», который очень любят усть-нерские школьники, рассказала о балете. А потом смотрели фильм «Я буду танцевать». О Махмуде Эсамбаеве. О том, как упрямо шёл он к своей цели – через национальные предрассудки, сопротивление семьи, насмешки друзей.

А вскоре Нину постиг новый удар: она узнала, что мальчишки потихоньку от неё играют в футбол. Это было строго-настрого запрещено. Не только потому, что легко можно повредить ногу, – развиваются какие-то не те мышцы. Одним словом, это несовместимо: футбол и серьёзное занятие танцами. Сначала Нина делала вид, что ничего не замечает; честно говоря, просто не знала, как поступить. Но однажды, довольно беспомощно пытаясь заменить виноватое выражение лица дерзкой улыбкой, к ней подошёл Вовка Воробьёв и сказал, что в следующий раз занятие хорошо бы начать попозже, потому что у них тренировка. И Нине стало ясно, что, если она сейчас скажет «нет», они просто больше никогда не придут, – даже Воробышек, которому танцы милее десяти футболов. Потому что они взрослеют, и приходит пора мальчикам утверждать себя как будущих мужчин и в своих собственных глазах, и в глазах окружающих.

И Нина вдруг поняла, что её ребятам сейчас важно доказать всем и особенно своим сверстникам: то прекрасное, что открылось им здесь, в Доме культуры, сделало их не беднее, а богаче их ровесников, не слабее, а сильнее. И пусть футбол только игра…

И Нина ужаснулась при одной мысли о том, какую непоправимую ошибку могла она только что совершить. Но сказала с деланным равнодушием:

– Хорошо. Начнём на часок позже.

А потом всю ночь ворочалась с боку на бок, потому что до концерта, который они готовили, оставалось совсем мало времени, и при мысли, что Вовка Воробьёв завтра наверняка вывихнет ногу, сон убегал куда-то за тысячу километров.

Постепенно открывали Нинины питомцы, что для систематического и серьёзного занятия танцами нужны и выдержка, и воля, и выносливость не меньше, чем в спорте. Танцы – труд! Ещё год назад они снисходительно улыбнулись в ответ на такое заявление. Сегодня, когда после четырехчасовой репетиции нет сил, чтобы наклониться и стянуть тапочки с гудящих от усталости ног, слова эти совсем не кажутся им смешными…

– Стоп!

Нина опять выходит на середину класса.

– Давайте вместе! И р-раз и два…

И так уже три часа подряд. Это у ребят. А у Нины это третье занятие за день. В десять и в два – группа малышей: дошколята, первый и второй классы. Пообедать она не успела. Хотела сбегать домой перед «взрослыми» – завозилась со второй группой малышей. Двадцать три человека, всем надо помочь одеться. Раньше успевала – не учла, что на улице конец октября, уже под сорок, и число одежонок, которые надо натянуть, увеличилось вдвое, если не втрое.

Прежде «у Нины» – так в Усть-Нере все называют танцевальный коллектив Дома культуры – занимались только взрослые и старшеклассники. Но однажды по посёлку разнеслась весть: Нина набирает детскую группу. Создана специальная комиссия, которая будет проверять у всех желающих записаться в балетную студию слух, чувство ритма и наличие какой-то таинственной» выворотности». Слово это посеяло среди мамаш лёгкую панику, однако, когда Нина в день, на который был назначен просмотр, пришла в Дом культуры, ей показалось, что здесь собралось всё население Усть-Неры в возрасте от пяти до восьми лет. И увидев десятки глаз, обращённых на неё с надеждой, Нина поняла, что отборочный просмотр затеяли напрасно, она всё равно не найдет в себе сил никому отказать.

В результате получилось две группы. Без малого пятьдесят человек.

– Ничего, как-нибудь справлюсь, – вздыхает Нина, – сейчас с ними уже легче. Зато большинство будет заниматься много лет. А то приходят, когда им уже по шестнадцать-семнадцать. И всего на два-три года…

Это одна из главных проблем. И главное Нинино терзание.

Приходят угловатые, сутулые, не знают, куда девать руки, ноги. Через год с ними можно разговаривать профессиональным языком, через два – фото некоторых из них появятся в стенной газете, которую выпускает танцевальный коллектив, под рубрикой «Наши солисты». (Нинино нововведение – дополнительный «моральный стимул». ) А ещё через год…

– «Сильнее смерти»? Нет, этот танец из программы исключён: Сильва уехала. Нет, заменить пока некем, партия очень сложная. Для кубинского танца нужна новая партнёрша: Оля уехала учиться в Магадан. И Шурик тоже уехал. Из главных солистов остался один Воробышек.

Воробышек сейчас в десятом классе. Нина не может думать об этом без грусти: значит, в будущем году не будет и Воробышка. И в репертуаре опять потеря – и какая: придётся исключить «Сорок первый»…

С осени новеньких – больше половины. Значит, всё сначала…

– Это движение называется большой батман. Запомнили? Бат-ман. А теперь попробуем все вместе. И р-раз, и два…

…Мы сидим с Ниной в библиотеке; на столе перед ней горы старых журналов. Нужно сделать эскизы костюмов для нескольких новых танцев: венгерского, узбекского. Сошьют костюмы, как всегда, в местном быткомбинате, средства для этого отпускает исполком. Но вот набросать эскизы костюмов и декораций, продумать свет нужно Нине самой. Тут, как говорится, и рады бы помочь…

Хорошо, что я отыскала Нину здесь. Сейчас уже довольно поздно, народу в библиотеке нет, можно поговорить. Собственно, у меня к Нине один вопрос – зачем?

Нина растерянно улыбается.

– Ой, не знаю, как и объяснить… По-моему, танец – это красота человека. Красота не только его тела, но и его души.

Постепенно Нина увлекается, начинает говорить громче. Библиотекарь Тамара – кстати, она тоже танцует «у Нины» – оставляет какие-то свои бумаги, садится поближе. Я её понимаю: слушать Нину, когда она говорит о танце, – одно удовольствие.

– В танце можно выразить все чувства человека, особенно возвышенные. Не могу смотреть, когда уродуют танец, просто больно становится здесь и здесь, – Нина касается ладонью глаз, потом кладёт руку на сердце. – А без систематического тренажа настоящего танца нет. Ты не думай, я не обольщаюсь. Я понимаю, что это самодеятельность. И всё равно я должна добиться серьезного отношения ребят к танцу как к искусству. Понимания его. Уважения к нему. И любви.

Говорит ли Нина своим питомцам об этом? Не знаю. Достаточно того, что они просто видят её – во время занятий и репетиций, на концертах.

В один из приездов моих в Усть-Неру я отправилась вместе с танцевальным коллективом на выездной концерт – в дальний приисковый посёлок. Была весна, ледоход на Индигирке уже кончался, но паром ещё не ходил: по реке плыли поздние одинокие льдины. Мы переправлялись на маленьком катере, и угрюмый невыспавшийся моторист (было раннее воскресное утро) стоял на носу с длинным багром. На левом берегу уже ждал автобус с прииска. Почти четыре часа крутил нас по своему серпантину мрачный Ольчанский перевал.

Маленький клуб приискового посёлка был забит до отказа: с развлечениями тут небогато. Энтузиазму, с которым принимали зрители каждый номер программы, могли бы позавидовать народные артисты. Два или три танца Нина посмотрела из-за кулис. А перед девичьим хороводом не выдержала: «И мне – сарафан и косу!»

А потом мужская группа исполняла венгерский танец. Исполняла «на публике» первый раз. И больше всего аплодисментов выпало на долю парнишки маленького росточка, который лихо отплясывал, изредка поправляя сползающую на глаза папаху. Со временем танец «обкатается», к ребятам придёт уверенность в себе, а пока Нина незаметно вела, направляла танец, ребята равнялись на неё, тянулись за ней.

Из клуба в столовую мальчишки бежали бегом: перед концертом есть не полагается, и, несмотря на то, что после многочасовой дороги все были голодны, как волки, никому и в голову не пришло нарушить запрет.

Там, в столовой, и нашёл нас пожилой грузный человек. Он подошел к Нине и сказал, что звонили только что с соседнего прииска, там все собрались в клубе и очень просят артистов приехать к ним тоже. Это совсем недалеко отсюда – километров сорок.

– Я не знаю, – растерялась Нина, то ли от неожиданного предложения, то ли оттого, что их назвали артистами. – Все устали. Конечно, если люди ждут… Но ребята, наверное, не смогут…

Ребята подняли головы от тарелок и дружно грянули: «Сможем!»

И снова был переполненный клуб. И снова кружился по сцене яркий хоровод. И бешено отплясывали мальчишки в папахах. И Нина, упорхнув со сцены с ослепительной улыбкой, украдкой в уголке вытирала пот с побледневшего лица.

– Нина, – поймала я её за рукав. – Может быть, тебе не надо больше? Тяжело…

Нинины и без того большие глаза стали огромными.

– Ой, ты что! Это мне – как праздник!

Вы никогда не задумывались над тем, почему самые бескорыстные, самые преданные ученики и последователи были у людей, фанатично преданных своему делу? Пусть даже не всегда находили их слава и успех, пусть не были они знамениты, а порой, наоборот, даже гонимы… Наверное, потому, что ничто не обладает такой притягательной силой, ничто так не заражает, как самоотверженное служение человека своему делу. Поэтому лучшие учителя – это энтузиасты. И так во всём. В науке. В искусстве. И просто в жизни.

…Вечером накануне моего отъезда занятий не было. Но Нину я нашла в танцклассе. У неё по плану было «занятие с отстающим».

«Отстающий» пробыл с ней один на один очень недолго. Минут через двадцать в дверь заглянул Володя. Постоял на пороге, потом неуверенно спросил: «Нина Гавриловна, я тоже позанимаюсь, можно?» Через полчаса в дверь просунулась кудрявая голова Воробышка. Увидев у станка Володю, он, ни о чём не спрашивая, кинулся переодеваться.

– Эти уже «отравлены», – улыбнулась Нина. – Воробышек, правда, собирается в будущем году поступать в мореходное училище…

Нина права. Пусть никто из ребят не станет профессиональным танцором. Пусть многим из них не суждено в дальнейшем танцевать даже в самодеятельности. Они «отравлены».

Отравлены красотой. Они познали законы гармонии и красоты и заглянули в мир прекрасного, чьи просторы так манящи и так бесконечны. А красота – да не побоимся высоких слов! – облагораживает душу. Помните, у Чехова: «В человеке должно быть всё прекрасно»? Разве не это ставим мы конечной своей целью, когда говорим о необходимости эстетического воспитания молодёжи?

В Усть-Нерской школе вечер старшеклассников. Концерт самодеятельности, викторины, конкурсы и, конечно, танцы, танцы!..

Редко задумываемся мы о том, как полно и откровенно раскрывает себя молодой человек в таком, казалось бы, незначительном событии, как танцевальный вечер. А попробуйте понаблюдать за каким-нибудь юношей на танцах и, ручаюсь, вам удастся довольно точно определить его представления не только об эстетике, но и об этике. Вы поймёте многое – от самых простых вещей, например, что значит, по его понятиям, быть красиво одетым и хорошо держаться (ведь никто не хочет выглядеть уродливо, каждый старается быть красивым – в соответствии со своими представлениями о красоте), до вещей более серьёзных, например, как понимает этот юноша и насколько ценит человеческое достоинство – своё и чужое.

Я смотрю на Воробушка, который, бережно поддерживая под локоть свою «даму» с двумя белыми бантиками у висков, галантно (почему мы не любим этого слова?) провожает её на место после очередного танца. И думаю: то светлое, что вошло в его душу, может быть, там, на сцене, когда падал он, сраженный выстрелом Марютки, то, что не позволяет ему сегодня, фамильярно хлопнув по спине девочку с белыми бантиками, выволочь её, как куль с мукой, за собой в круг, будет расти вместе с ним и не позволит ему никогда нагрубить пожилому человеку, ударить ребёнка, оскорбить женщину…

Недавно Нине Гавриловне Цыганок была присуждена премия имени якутского комсомола за постановку танцев «Тачанка», «Золотинка», «Вьетнамская мать». Эти танцы с огромным успехом исполнил танцевальный коллектив Усть-Нерского Дома культуры на фестивале молодёжи народов Севера.

Будь моя воля, я бы обязательно добавила к этому: «За великую преданность и самоотверженное служение прекрасному. За страстное стремление поделиться с людьми своим богатством». К сожалению, в официальных документах так писать не принято.

Но как некий символ признательности и благодарности Усть-Неры мне видится букетик живых цветов, упавший среди оймяконской зимы на сцену к Нининым ногам.