Текст книги "Призраки Марта"

Глава 8

Лошади в Прибрежье считались роскошью. Не потому, что их покупка, содержание или аренда стоили дорого, а потому, что в городке их почти не было.

Все Прибрежье можно было обойти за какие-то час-два пешей прогулки, торговля осуществлялась в основном морем. Поэтому конюшни на несколько лошадей имелись в магистрате – для дальних поездок управленцев, и у начальника стражи – на случай экстренного вызова. Гильдия магов тоже владела парой коней, но использовали их строго для путешествий за пределы города, и просто так, без особых распоряжений руководства, к ним никто не допускался.

Обычные жители города лошадей не держали, не испытывая в них необходимости. Тот же Кард владел серой пожилой лошадкой, той самой, что недавно впрягали в телегу для вывоза тел с кладбища. Но это было скорее исключение из правил. И где подельник прятал животное, когда оно было ему не нужно, Март не знал и никогда не интересовался.

В первое время после переезда в Прибрежье для мага было дико и непривычно перемещаться исключительно на своих двоих. Потом привык.

Вот и сейчас время, которое пришлось потратить на дорогу до домика странной женщины, подавшей ему нож во время борьбы с нежитью в трактире «Кролик и лис», оказалось не лишним – появилась возможность подумать.

Март и сам не знал, почему сорвался с места, едва уловил несоответствие в записях. По уму, следовало немедленно связаться с Ризалем и взять с собой подмогу. Еще умнее было бы проинформировать контролера о том, что выяснил, и предоставить гильдии, а может, и страже разбираться дальше самим.

Однако Мартин не всегда действовал «по уму». А вот отвечать за каждое свое действие и просчитывать его вероятные последствия старался всегда.

И сейчас он четко представлял, что последовало бы, сообщи он Ризалю о том, что женщина, живущая в конце улицы Проезжей, не та, за которую себя выдавала. Не стало бы этой женщины. К утру уже не стало бы. Взяли бы и допросили так, что она признала бы себя виновной в чем угодно, хоть в убийстве предыдущего короля.

По сути, Марту не было до нее никакого дела.

Но и ей не было дела до мага, валяющегося по полу в обнимку с нежитью, без спроса вселившейся в чужое тело.

Мартин справился бы и без ножа. Но не мог не признать: нож здорово упростил задачу, сэкономил драгоценные секунды, и, возможно, спас девушке Ларке жизнь. А значит, Март в некотором роде – должник этой женщины, женщины, о которой чем больше он думал, тем меньше что-либо понимал.

Гелена Роуг, мать почившего Холида Камстера – в этом маг уже не сомневался. Но в показаниях свидетелей во время инцидента в «Кролике и лисе» такого имени не значилось, а Март своими глазами видел, как стража допрашивала женщину, которую ждал у ворот беснующийся «муж».

Она и назвалась Сара Гирли. В то время как, согласно личному делу, супругу Рибона Гирли звали Аланта. Не возразила Марту, когда он назвал ее этой фамилией. Еще и сослалась на мужа, который вот-вот должен был прийти.

А Гелена Роуг, согласно личному делу, являлась вдовой.

И дара у нее совершенно точно не было: ни светлого, ни темного – никакого. Март отчетливо помнил ее ауру – самая заурядная, человеческая, колышущаяся и неровная по краям вследствие недавно пережитого стресса и испуга из-за внезапного визита черного мага, но совершенно обычная.

Значит, все же наняла другого темного, чтобы отомстил за сына?

Но где она могла найти в Прибрежье мага такого уровня, следов деятельности которого даже Мартин не смог отыскать?

Если Ризаль, как и все белые, был лишь поверхностно знаком с тем, как работают темные и откуда они черпают энергию, то Март в свое время прилежно учился. У него были лучшие учителя: сначала – отец и нанятые высококвалифицированные педагоги, затем – сам старик Халистер, выделявший Мартина из остальных воспитанников с первых дней его появления в приюте. А потому Март знал – не просто знал, был уверен: чтобы так мастерски замести следы, черный маг должен потратить колоссальное количество энергии, даже если брать в расчет, что тот запасся артефактами-накопителями. Это сказки для детей, что много артефактов дают много силы. Мастери, малыш, свое колечко, мастери, оно утроит твою силу… Все – враки. Накопитель поможет подпитать резерв, когда он начнет истощаться, но ни один маг не способен использовать больше сил, чем в его резерве заложено изначально.

Возможно, у белых имелись какие-то лазейки, хитрости на этот счет. Мартин не обладал знаниями о тонкостях светлого искусства – об этом говорили только между своими. Но о том, как работают черные, знал наверняка.

То, что проделали на местном кладбище, было под силу всего нескольким магам Реонерии. Возможно, Март смог бы. Однако глупо рассчитывать на то, что еще кто-то настолько сильный незаметно появился в крохотном Прибрежье.

Когда сам Мартин приехал сюда и только-только раздумывал, как бы напроситься работать в гильдию, чтобы легализовать свое положение в городе и не вызвать подозрений, он не успел ничего предпринять – представители гильдии сами пришли к нему и предложили работу.

Можно было бы прикрывать свою истинную ауру «щитами». Но эта версия – еще одна из нереалистичных: никто не способен держать «щиты» так долго. А это означало, что все теории ошибочны.

Да и прав Ризаль: если бы случилось чудо и горюющая мстительница-швея наняла почти всемогущего черного мага (а другой бы точно не справился), то откуда у нее такие деньги?

Версия за версией, и все – провальные.

Пешая прогулка не помогла: ответов Март так и не нашел.

Но очень хотел узнать правду.

Настоящую.

Не ту, которую выбьют палачи.

Вечерело. В это время посещения кладбища уже не предполагались, и его успел охватить защитный контур, очертания которого угадывались в лучах заходящего солнца.

Широкая улица сужалась завершаясь. Мартин бросил быстрый взгляд на пустой погост, над которым неустанно кружило несколько ворон, и направился к уже знакомому домику, расположенному почти у самых кладбищенских ворот.

На окне соседнего дома дрогнула штора, но наблюдатель пожелал остаться незамеченным.

Март вошел в покосившуюся калитку. Петли протяжно скрипнули, разрезав тишину, воцарившуюся над кладбищем и нарушаемую лишь редким карканьем ворон.

И снова – тишина.

Маг бросил взгляд на пустую конуру с прогнившей крышей и оборванной на конце ржавой цепью, валяющейся неподалеку. Вот что его смутило: пес на постоялом дворе, где обитал Март, обычно подавал голос на скрип калитки, от которого просыпался. Этот же дом во второй раз встретил мага тишиной.

А ведь в прошлый его визит хозяйка ясно сказала: выглядывала ночью из окна потому, что ее разбудил собачий лай. Почему Март не обратил внимания, что никакой собаки во дворе нет? Слишком глубоко ушел в теории заговора и растерялся, увидев знакомое лицо, – вот почему. Непростительная оплошность.

Озираясь по сторонам, чтобы и на сей раз не допустить глупых ошибок, Мартин приблизился к домику. Маленький, давно не крашенный, с кривыми не только калиткой и оградой, но и крышей, он выделялся среди соседних, тоже небогатых, но ухоженных жилищ. Такие бывают у пожилых людей или одиноких женщин, нуждающихся в мужской силе при ведении хозяйства.

Почему все эти мелочи он заметил только сейчас?

А еще ругал Карда за неосмотрительность в выборе клиентов. Сам-то хорош. Ошибка за ошибкой…

Тишину прервало оглушительное карканье ворон.

Март обернулся: четыре птицы кружили над кладбищем черным вихрем. Что-то почувствовали? Кто-то их напугал?

Уже стоя на крыльце, Мартин вытянул шею, оглядывая окрестности, но не заметил никого и ничего, кроме испуганно кричащих ворон. Магический фон тоже был чист – ни единого всплеска.

– Что вы чувствуете? – пробормотал маг, обращаясь к перепуганным птицам. Они ответили громким встревоженным карканьем, которое вдруг резко оборвалось, а сами вороны одна за другой стремительно полетели к чернеющему вдалеке лесу.

Март передернул плечами.

То, что происходило, ему не нравилось. Сумерки – самое опасное время, когда грань между мирами истончается. Нельзя пренебрегать знаками, полученными в сумерках. А чем еще было поведение ворон, если не знаком?

Уже не зная, что и думать, и до сих пор не понимая, чем ему может угрожать слабая женщина без дара, Март скорее рефлекторно, нежели осознанно, извлек из кармана последнее имеющееся в его арсенале кольцо-накопитель и надел его на палец. Окутал себя «щитом».

Пусть потом он сам посмеется над собой из-за своей излишней предосторожности, но дурное предчувствие было столь велико, что Мартин решил им не пренебрегать.

Постучал.

Внутри стукнула щеколда; дверь медленно приоткрылась.

Все точно так же, как в тот раз: хозяйка вновь даже не спросила, кто к ней пожаловал, а сразу открыла дверь.

Еще одна мелочь, на которую Мартин не обратил внимания. Возможна ли такая беспечность у слабой женщины, живущей на краю кладбища?

Все было так же, как в его предыдущий визит. Кроме одного: дверь открылась, но за ней никого не оказалось. Перед глазами мага предстал узкий проход в глубину дома, по которому в прошлый раз пятилась хозяйка, да угол ткацкого станка, придвинутого к стене в тесном помещении.

– Госпожа Гирли? – осторожно позвал Март. Хотя какая она Гирли?

Маг шагнул за порог…

А в следующее мгновение его ослепило и оглушило нестерпимо яркой вспышкой.

Все, что он успел сделать, – это пустить дополнительный поток энергии в обволакивающий его «щит».

Потом свет померк.

Март не знал, сколько прошло времени, но, когда вновь начал осознавать себя, пришла она – БОЛЬ. Мощная, всепоглощающая, выбивающая слезы из глаз и сворачивающая все внутренности в тугой узел.

«Любая боль рано или поздно проходит», – в детстве говорила ему мать, дуя на разбитые коленки или на очередную ссадину, полученную в вечном противостоянии с сестрой. Он всегда пытался быть аккуратнее и не поранить эту упертую девчонку, вредную, но все же свою, в то время как та дралась всерьез.

Почему-то сознание зацепилось именно за эти слова: «рано или поздно проходит». Март словно наяву услышал ласковый голос матери и даже почувствовал бережное касание к волосам.

Всего лишь воспоминание, вдруг ставшее таким ярким, что боль физическая и правда отступила; уступила место совсем другому, застарелому, но куда более сильному чувству – вине. Чувству, к которому Март давно привык и с которым умел справляться одним простым способом – научился его принимать.

Он называл их про себя «призраками» за своей спиной, «своими призраками». Как в песне, которую пела нянька в приюте. Та песня была о несчастной любви, но тогда еще юный Мартин нашел в ней нечто о себе. У него тоже были «призраки». Не призраки фактически, не сгустки энергии, которые можно развеять правильным применением магии. Другие, такие, которые будут жить, пока жив он сам.

Первым «призраком» стала мать, не дожившая нескольких минут до спасения. Кем бы ни являлся Ширадин, он выступал против убийства женщин и детей. «Коршун» защитил бы ее так же, как не позволил умереть им с сестрой. Но Март был самонадеян и глуп, возомнив себя спасителем. Если бы он не взорвал голову пришедшего за ними убийцы, словно переспевшую тыкву, его мать осталась бы жива. Пара минут…

Потом был Бориш.

Были другие…

«Призраки» вернули его назад. Март задолжал им слишком много, чтобы умереть сейчас, в этом домике на окраине, по своей же глупости и неосторожности.

«Призраки» никогда не позволяли ему сдаваться.

Март задышал ровнее. Боль почти полностью ушла, оставив после себя лишь отголосок в виде звона в ушах.

Открыл глаза и уперся взглядом в… темноту. Работа органов чувств постепенно восстанавливалась. Сначала Мартин почувствовал холод, влажность воздуха и запах сырой земли и только потом услышал шаги, скрип половиц и приглушенные голоса.

Звук шел откуда-то сверху.

В какой-то момент маг почувствовал себя заживо погребенным в дощатом гробу, по крышке которого кто-то нетерпеливо вышагивает, отбивая каблуками тяжелую дробь, отдающуюся эхом до самого желудка. Потом Март окончательно пришел в себя и приподнялся, обнаружив, что его движения не сковывают узкие стенки гроба – вокруг много места в ширину и мало в высоту. Удалось только неловко сесть, практически упершись макушкой в доски над головой.

Март поводил руками вокруг – ладони нащупали влажную холодную землю, никакого настила. Потом пальцы наткнулись на что-то гладкое и тоже холодное. Похоже, на какую-то банку.

Выходит, скрипели действительно половицы. А он сам оказался в погребе.

Не рискуя и не зажигая свет – все-таки кто-то вышагивал по скрипучим половицам совсем близко – Март потянулся к своему дару и обнаружил то, о чем уже догадался: резерв был наполовину пуст. Когда его ослепило вспышкой, Мартин инстинктивно вбросил все силы в «щит». Вероятно, это и спасло ему жизнь.

Настораживало то, что резерв при таком выбросе должен был быть опустошен куда сильнее. А это значило, что либо Март ошибся в оценке растраты энергии, либо что он провел в погребе гораздо больше времени, чем ему показалось.

Тело затекло и плохо слушалось, поэтому второй вариант был вероятнее, но и гораздо хуже первого.

Март сцепил зубы и перевел участившееся дыхание. Судя по всему, он пролежал тут немалое количество времени, поэтому спешка уже ни к чему.

Прошелся ладонями по своему телу: на месте оказались и плащ, и обувь, и даже кольцо на пальце. Его не раздели, не связали и, учитывая кольцо и оставшийся в сапоге нож, даже не разоружили. Неужели сочли мертвым?

Мартин поменял положение, встав на колени и окончательно упершись головой и плечами в доски, коснулся кольца-накопителя, и теплая энергия потекла от пальцев вверх, наполняя полупустой магический резерв.

Шаги на «потолке» стали громче, а голоса различимее. Говорили двое: мужчина и женщина.

– Нет, я так не могу, – сказал дрожащий женский голос, уже хорошо знакомый магу. – Сколько еще он будет там лежать?

Заскрипел ножками по половицам стул; шаги смолкли. Последовал женский всхлип.

А затем наступившую тишину разрезал молодой мужской голос:

– Не реви! Сколько тебе говорить? Мы не можем его вынести, пока поблизости вынюхивает Гильдия магов. Видела, сколько народу нагнали?

– Видела, – тяжелый вздох.

– И сжечь не можем, – продолжал мужчина. – Соседи заметят дым. Пусть полежит. – Смешок. – Не испортится, в подполе холодно.

Что правда, то правда. Не будь на нем плаща, не факт, что Март и вправду не замерз бы до смерти, прежде чем очнулся.

Сколько же прошло времени, если гильдия всполошилась?

– А если они почувствуют? – вновь испуганно заговорила женщина. – Они же маги.

Мужчина пренебрежительно фыркнул.

– Не почувствуют. Мы вместе рисовали запирающие знаки. Уже почувствовали бы, если бы могли. Вон как тот белый вынюхивал, даже усы шевелились, как у собаки-ищейки.

Выходит, сам Ризаль отследил его маршрут.

Женщина снова всхлипнула.

– Не реви, – одернул мужчина.

– Это неправильно, – плакала та. – Он ничего тебе не сделал. За что ты его? Он же младше тебя, совсем мальчишка.

– Нашла кого жалеть – черного.

– Ты бы видел, как он бился за ту девочку, хотя мог изжарить ее в два счета.

– Видел, – бросил коротко и зло; затем обвинительно: – Ты дала ему нож.

Плач женщины перешел в рыдание, даже половицы задрожали.

– Зачем ты это делаешь? – донеслось сквозь всхлипы. – Кто ты? Ты не мой сын!

– Он самый… мама.

У Мартина ногти впились в ладони. Это же надо было быть таким идиотом! В документах значилось, что призрак самоубийцы не проявился. Гильдия признала умершего упокоенным, и Марту даже не пришло в голову, что эта информация может оказаться недостоверной.

Вот почему, когда заговаривал мужской голос, смолкали женские всхлипы. Вот почему скрипел только один стул. Вышагивала только одна пара ног.

Гелена Роуг и была одна – физически. А в ее теле жили двое: мать и сын.

Ясно, почему ни Март, ни другие маги не почувствовали в ней «подселенца» – кровное родство прячет следы. Если человек добровольно впускает в себя дух кровного родственника, то аура не меняется, а магический фон не искажается. Не знаешь, что искать, – не найдешь.

Оставалось непонятным лишь одно – что же они сделали, если пробудили нежить с кладбища. Родство родством, но магией не владели ни мать, ни сын.

– Давай прекратим, пожалуйста, – взмолилась женщина. – Ты меняешься, тебе становится хуже. Я люблю тебя, но ты должен уйти!

– Заткнись! – Хлопок, будто кулаком по столешнице.

Покатилась посуда, упала на пол, разлетелась осколками.

Плохо. Если сын начинает швырять предметы, используя тело матери, а не только нашептывая ей, что делать, – значит, он становится сильнее.

Мартин размял пальцы и удовлетворенно отметил пробежавшие между ними черные искры магии. Может, запирающие знаки, которыми эта парочка изрисовала погреб, и прячут магический фон от любопытных глаз, но против грубой силы картинки не помогут.

Недолго думая, Март лег на пол, упер ноги в «полоток» и ударил.

Результат превзошел его самые смелые ожидания – половицы разлетелись в стороны как труха.

Глава 9

Март быстро оказался в комнате. Хотел спалить одним ударом и носителя, и «подселенца». Старым добрым методом, поощряемым гильдией, которого он так долго стремился избегать. Уже вскинул руку…

– Живой, – сорвалось с искусанных в кровь губ с таким облегчением, что рука опустилась.

Женщина, в чем маг уже не сомневался, была в комнате одна. Только теперь, когда Мартин знал, куда смотреть и что искать, он отчетливо видел черную пульсирующую сущность посреди ее солнечного сплетения. Крошечную, не больше горошины, но плотную и откормленную материнским горем настолько, что сущность почти взяла контроль над чужим телом.

Март отряхнул пыль и щепки с плеч и волос. Все это время женщина следила за ним затравленным взглядом, вжавшись в угол комнаты.

– Да как ты!.. – попробовал было встрять мертвый сынок, но маг выбросил вперед руку и сжал пальцы в кулак.

Грубый мужской голос оборвался, а Гелена Роуг в испуге схватилась за горло.

– Упокоим добровольно? – поинтересовался маг, все еще держа руку перед собой и не давая захватчику тела вмешаться.

Женщина отчаянно закивала; из глаз по впалым щекам покатились крупные слезы.

Мартин кивнул, сам не зная, ей или собственным мыслям. Подошел ближе. Та инстинктивно попятилась.

– Не двигайтесь, – попросил маг, наконец разжал кулак и приложил ладонь к тому месту, в котором пульсировала яростная, переполненная ненавистью и злобой черная точка. Женщина дернулась от прикосновения. – Я не причиню вам вреда, – пообещал Март. Та закивала, тем не менее вжалась лопатками в стену.

Под воздействием черной магии точка внутри тела женщины сжалась, ослабела и походила теперь не на горошину, а на крохотное зернышко. Гелена задышала чаще.

– Легче, – прошептала она с таким удивлением, будто он только что снял с ее плеч тяжелый груз.

– Будет еще легче, – ответил Март.

Поискал глазами посуду, из которой можно было бы пить; нашел ведро с водой и ковш (глиняная кружка осколками валялась у ног). Набрал в ковш воды, после чего достал из сапога нож, который с недавних пор не забывал брать с собой; закатал рукав и резанул по предплечью. Бурая струйка побежала в посуду, быстро смешиваясь с прозрачным содержимым.

Можно было бы напоить женщину непосредственно кровью, как он поступил с Ларкой. Но та была не в себе, а эта – в сознании.

– Выпейте, – протянул ковш хозяйке. – Так надо.

Та снова закивала. Набрала в грудь побольше воздуха, решаясь, и выпила содержимое посуды залпом.

Черное «зернышко» исчезло.

Ноги женщины подогнулись, и она бы рухнула на пол, если бы Мартин ее не подхватил и не помог сесть на стул; ножки стула вновь протяжно скрипнули.

– Спасибо, – пролепетала Гелена.

– Садитесь и рассказывайте, – велел Март. – Рассказывайте с самого начала.

– Он бросил учебу. Мой Холли… – Голос женщины звучал глухо, но она отчаянно старалась не расплакаться вновь, а рассказать все с самого начала, как и просил маг.

Мартин нашел еще один стул в другом конце помещения, поставил рядом со столом и тоже сел. Что-то подсказывало ему, что история будет долгой.

– …Не знаю, с кем он связался. Мой Холли… Сказал, что кузнецкое дело для дураков. Для тех, кто только и может стучать молотом, а не думать… Его отец был кузнецом… Я не думала…

– Не отвлекайтесь, пожалуйста, – попросил Март. – Воды вам налить?

В ответ женщина быстро замотала головой.

– Спасибо… напилась.

Крови в воде было немного, вряд ли Гелена хотя бы почувствовала вкус. Но впечатлило ее это куда больше, чем тот факт, что в нее вселился собственный сын.

Продолжила:

– …Холли сказал, что видел в городе рес-то-ра-ны, – произнесла по слогам незнакомое слово. – Не харчевни, не таверны – рестораны. Он хотел открыть свой. – (Так вот откуда тяга нежити к местам общественного питания. Март кивнул, поощряя продолжать.) – Рецепты с собой привез, старался. Он был так счастлив… – На глаза матери навернулись слезы. – Я и правда думала: какой кузнец, не его это… Холли заработал в городе денег. Для открытия заведения этого, конечно, было мало, и тогда он решил, что не обязательно сразу открывать в Прибрежье диковинный рес-то-ран – можно сперва попробовать переделать что-то, что есть, донести свои идеи до тех, кто уже давно занимается этим делом. Он прошел по всем харчевням, постоялым дворам, трактирам и тавернам. – Да, в крохотном Прибрежье таких заведений имелось гораздо больше, чем лошадей. Горожане почти не готовили дома. – Везде его осмеяли, опозорили. Крол и вовсе… отлупил… – (С этого станется, Март даже не удивился.) – И деньги отнял.

Мартин чуть было изумленно не спросил: «Он что, носил все заработанное с собой?» Но вовремя прикусил язык. Не ему ужасаться глупости и неосторожности других. Сам в эти дни отличился – хуже некуда.

– …Холли хотел пожаловаться в магистрат, – продолжила Гелена уже спокойнее; уперлась взглядом в сцепленные на коленях руки. – Но Крол пригрозил, что будет хуже. Сказал, что у него все схвачено, везде свои люди, – тяжело вздохнула. – Так оно и есть. – (Март скрипнул зубами.) – Довел он моего мальчика, довел. Холли не выдержал. Ранимый он – и правда, какой из него кузнец? Руки на себя наложил.

– Вы были дома? – уточнил Март, уже представляя, что случилось дальше.

Женщина замотала головой, не отрывая глаз от своих пальцев, теперь теребящих подол цветастой юбки.

– Уходила на рынок. Пришла… А он… висит…

Гелена замолчала. Не плакала, не всхлипывала – просто молчала, уставившись в одну точку.

– Вы видели призрак? – уточнил Март.

– Слышала… он будто позвал меня, мой Холли… – На этот раз женщина зарыдала, закрыв лицо ладонями.

Мартин отвернулся.

Побарабанил пальцами по столешнице, повернувшись вполоборота и осматривая помещение. Окна узкие, шторы плотные – мало света, хотя на улице день. Травы и овощи на тонких нитях под потолком, плед с заплатами на узкой прогнувшейся койке.

«Лучше бы матери в доме помог, чем вешаться», – подумал маг раздраженно.

Что произошло после смерти Холида, стало уже ясно. Призрак сформировался, «постучался» к матери, а ему «открыли». Ей казалось, что любимый сын всегда рядом, смотрит на нее с небес, как любят выдумывать люди. А он рос в ней и питался ее любовью и скорбью, пока почти полностью не утратил прежнюю личность и не захватил чужое тело.

Гелена была права, ее сын изменился. А не упокой его Март сейчас, через пару месяцев он уже не помнил бы ни мать, ни собственное имя – просто убивал бы.

Молчание затянулось, и Мартин снова повернулся к женщине. Она уже успокоилась и сидела, ссутулив плечи, будто ждала приговора.

Март вздохнул.

– На кладбище что делали? Откуда узнали, как рисовать знаки? – Он качнул головой в сторону зияющего темнотой погреба с разбитой крышкой.

Гелена с опаской подняла на мага глаза. Март прямо посмотрел на нее в ответ.

– Прабабка моя владела даром, – призналась женщина, почувствовав что-то во взгляде собеседника и вновь опустив свой. – У нас уже не осталось в крови магии. Смотрели при рождении – нету. А, видать, крошечная искорка осталась.

«Искорку», как она выразилась, в четвертом и уж тем более пятом поколении не разглядеть. Это словно кровь, разведенная в воде, которую Март заставил выпить несчастную, – слишком мало, чтобы почувствовать вкус, а действие есть.

– Книга? – уточнил маг, уже не сомневаясь в своих умозаключениях.

– Книга, – обреченно призналась та.

Под действием нужных заклинаний, рисунков и другого вспомогательного материала могла заиграть и крошечная капля крови в бочке с водой.

Все оказалось так просто.

Столько жертв…

– Зачем?

Март произнес свой вопрос негромко, но женщина вздрогнула, будто ее хлестнули плетью.

– Он не знал, мой Холли… – призналась тихо. – А когда его голос поселился в моей голове, сказал, что теперь знает все, что знаю я. Я просто ее хранила как наследие. Ни разу не открывала… Он испугался, понял, что натворил… Мы хотели его оживить… – Женщина вновь зарыдала.

– Гениально, – пробормотал Март.

Она не слышала.

– Мы что-то напутали, – продолжала признаваться в содеянном.

Напутали. Злость на Крола и его коллег вмешалась в ритуал, и вышло то, что вышло.

– Как вы попали в «Кролика и лиса»? – задал Мартин свой последний вопрос. – Почему Гирли?

Гелена пожала острыми плечами.

– Мы давно знакомы. Он завсегдатай в «Лисе». Я попросила взять меня с собой. Денег обещала. Хотела взглянуть Кролу в глаза… А тут… Я уже слышала, что в городе беспорядки с нежитью, но я не думала… Потом… испугалась.

Вот почему Гирли злился, ожидая у ворот свою спутницу: навязалась, а потом влезла в дела с гильдией и стражей, не успев отдать обещанных денег. А Март счел его ревнивым супругом. Впрочем, по морде он ему съездил не зря – заслужил, беря деньги за ничего не стоящую ему услугу у убитой горем матери, еле сводящей концы с концами.

Мартин встал, и женщина испуганно вскинула на него глаза.

– Книгу отдайте.

Та вскочила, бросилась к кровати, вынула большой фолиант из-под матраса.

Март взвесил книгу в руке – тяжелая. А главное – опасная. Знаки и заклинания давно не использовались. Запретное, забытое мастерство предков…

Мартин сунул увесистый фолиант под мышку и направился к двери.

– Стой! – ахнула Гелена. – А как же я? Меня же нужно судить!

У нее было такое отчаяние на лице, будто она жаждала приговора больше всего на свете. Но Март не решал проблемы с чужой совестью.

Он обернулся, взмахнул рукой. Повинуясь его магии, щепки, усеявшие все пространство вокруг темного провала погреба, взмыли в воздух, соединяясь друг с другом и вновь превращаясь в дверцу, а затем вернулись на место.

– Я не тот, кто вам нужен, – сказал Мартин. – Я не судья.

После чего накинул на голову капюшон и вышел за дверь.

Как он и думал, все самое важное – всегда на виду. Запирающие знаки, так идеально «зачистившие» погост, обнаружились у основания каждого столбика кладбищенской ограды. Шли дожди, частично смывшие краску, остальное доделала грязь. Неудивительно, что Март ничего не нашел, как ни искал.

Еще пара таких дождей, и знаки смоются сами собой.

Мартин последний раз обернулся на покосившийся домик Гелены Роуг, сунул тяжелую книгу под плащ, чтобы не привлекать внимания, и быстро зашагал к центру города.

Только по дороге сообразил, что забыл уточнить, сколько дней он провел в погребе, пока восстанавливался его резерв.

Судя по всему, не один.