Текст книги "Эра зла"

– Нет, это глупо и безмерно опасно! – Он разочарованно нахмурился. – К тому же такое деяние совершенно не в моей власти. Но, увы, не разобравшись в природе чейтской магии, мы не сможем найти «Завет». Предупреждаю тебя, Санта, нас ждет практически неразрешимая задача, ибо печать Бога остановит любого стригоя, даже такого древнего, как я, а власть Темного Отца немедленно уничтожит людей, осмелившихся сунуться в развалины замка. Не знаю, кто и как сможет проникнуть туда, на подступах к чему замерли и спасовали даже время, жизнь и смерть.

Я уныло скорчилась, руками обняв себя за плечи. Мне стало страшно, а душу терзали нехорошие предчувствия. О каком зле он говорит?

– Но, как бы там ни было, – закончил Тристан, – а мы обязаны попробовать проникнуть в Чейт и разобраться, что там происходит. Жди меня, – упрямо повторил он и зашагал прочь, легко скользя по снежному насту. – Я вернусь! – донесся до меня его прощальный окрик. – Вернусь!..

Я долго стояла, провожая взглядом его удаляющуюся фигуру, и делала это до тех пор, пока Тристан не превратился в маленькую черную точку, упрямо ползущую по белому снегу. Отраженный от наста свет слепил глаза, выжимая из них слезы. Я вынула из кармана чистый носовой платок и промокнула свои мокрые ресницы, но, увы, за краткий промежуток времени стригой окончательно исчез из моего поля зрения, оставляя меня в одиночестве. Теперь я была абсолютно одна и клянусь, еще никогда не ощущала себя настолько слабой и беззащитной, брошенной в необитаемой местности и вынужденной самостоятельно противостоять любой, грозящей вот-вот свалиться на меня неожиданности. О нет, пока что мое уединение разделяли лишь свет, безмятежность и снег, но бурно колотящееся сердце не желало успокаиваться, подсказывая: это затишье – временное, и вскоре оно сменится чем-то страшным, судьбоносным и сокрушительным…

Минуты и часы моего вынужденного бездействия текли размеренно и чрезвычайно однообразно, способствуя неторопливым философским размышлениям. Я пообедала галетами, запив их чаем из маленького термоса, а потом принялась задумчиво ходить взад и вперед, методично утаптывая снег. Десятки вопросов переполняли голову, как вода переполняет чашку, переливались через край, но оставались вместе с ответами где-то далеко-далеко. На что способен «Божий Завет»? Как его добыть?.. Меня терзала какая-то муторная неопределенность предстоящих решений, которые совсем не хочется принимать, и беспредметность проблем, успешно разрешить которые мне что-то мешает. Что же мне делать? В мозгу всплывали обрывки разрозненных воспоминаний. Вот я, длинноволосая, одетая в футболку и шорты, бегом взбираюсь на вершину крутого холма, склоны которого покрыты первой весенней травой. Когда это происходило? Неужели в некоей прошлой жизни? И словно набат, в сердце глухо бухает одно и то же слово: «Салуццо». Да, именно там я и выросла! А вместе со мной в комнатах монастыря ди Стаффарда я мысленно вижу тех, кого убила недрогнувшей рукой: Натаниэля, Ариэллу, мою дорогую Оливию!..

Память, что же ты со мной делаешь?! Зачем наказываешь меня столь жестоко, ведь я погубила своих друзей, тех, кого любила сильнее жизни… Я закрыла ладонями лицо и зашагала быстрее, как будто хотела сбежать от болезненных воспоминаний. Да, так она всегда и проявлялась – эта моя привычка убегать от безрадостных мыслей или сложных ситуаций. Обычно я спасалась от них прогулками, утренними тренировками и физическими упражнениями на природе. Как тогда, после достопамятной ссоры с Натаниэлем, произошедшей в моей спальне. Полезная привычка! Вроде бы ничего особенного не делаешь, просто течешь вместе с людским потоком или, наоборот, прислушиваешься к звуку собственных шагов, отраженных в пустынном воздухе. Можно расслабиться, выбросить из головы ненужные, немного гадостные в такое время мысли и упоенно впитывать впечатления, которые дает мир. Звуки птиц. Чей-то смех. Причудливые тени от фонаря, случайно спрятавшегося в кроне дерева. Десятки цветов, которым и названия-то нет, чередующиеся на изменчивом небе. И все это приходит к тебе одновременно, ударяет по твоим органам чувств, рождая в душе восторг от такого простого осознания – ты живешь…

Когда-то я читала, что человеку на бессознательном уровне приносит удовольствие любое ритмичное движение. Да я и сама чувствовала, как бег или ходьба довольно быстро успокаивают меня, сглаживая возникшие проблемы. Но сегодня многократно проверенное средство не помогало. Я разочарованно улеглась на куртку, прикрывшись серебряным покрывалом, ибо солнце стремительно клонилось к закату. Тристан еще не вернулся, и поэтому я все больше переживала за его благополучие, а также тревожилась по поводу сомнительного успеха нашей миссии. Я вертелась с боку на бок, пытаясь прогнать неспешный хоровод своих совершенно несвоевременных размышлений, но упрямый разум не подчинялся. Незаметно для себя я начала погружаться в сон, и последними моими мыслями стало: «Господи, я уже точно знаю, что некогда ранее принадлежала к числу твоих сторонников. Господи, не покинь меня и теперь! Ты ведь понимаешь: я не смогу в одиночку справиться с тем, что мне суждено совершить. Господи, помоги! Я не прошу слишком много. Господи, прояви милосердие и даруй мне помощников. Я же не прошу у тебя целую армию. Пошли мне хотя бы двух друзей. Ну чего тебе стоит, ведь ты же всемогущий! Услышь и пойми: мне нужна всего лишь пара нормальных, сильных и крутых парней! Пара нормальных парней…»

И тут я уснула…

– Застрял, анафема! – Отец Григорий, проваливаясь в снег выше чем по колено, медленно обошел вокруг забуксовавшего грузовика и удрученно покачал кудлатой головой. Конрад открыл дверцу кабины, выпрыгнул из машины и вопросительно посмотрел на иерея.

– У нас что-то сломалось?

– Не у нас, – священник сердито похлопал ладонью по колесу, – у этой анафемы.

– Починить сможешь, падре?

– А то! – Отец Григорий деловито поднял крышку капота. – У меня в деревне как-то соседский мотоцикл японский сломался, так и тот разобрал и собрал…

– И он потом ездил? – опасливо поинтересовался оборотень.

– А то! – Иерей повернул к вервольфу свое красное обветренное лицо, невозмутимое, будто сковородка, и не отражающее ни единой мысли. – И ездил, и сено косил, и коров доил!

– Да-а-а? – шокированно протянул Конрад, но тотчас же осекся, поняв, что его разыгрывают. – Ясно!

Отец Григорий довольно прижмурил плутовски смеющиеся глаза и начал самозабвенно копаться в карбюраторе грузовика. Фон Майер неопределенно пожал плечами и, мечтая о баночке пива, в свою очередь тоже обошел вокруг машины, а затем заглянул в кузов…

В деревянном, обтянутом зеленым брезентом коробе царил адский холод. Свернувшись в комок и распахнутыми крыльями обнимая обеих девушек, Натаниэль прижимался к железному борту, сердито сверкая огромными голубыми очами. На кончике носа ангела висела мутная сосулька…

– Оба-на! – ошеломленно почесал в затылке вервольф. – А я всегда считал, что ангелы не мерзнут и не чувствуют жары…

– Сам ты чурбан бесчувственный! – злобно клацнула зубами предельно окоченевшая Оливия. – Неужели не ясно: раз мы ощущаем голод, значит, и все остальные эмоции нам не чужды…

– Я за-за-замерзла… – с заиканием сообщила Ариэлла. – Здесь стоит чертовская холодрыга, а у меня под курточкой практически ничего нет…

– Не грусти, еще вырастет! – иронично утешила подругу язвительная Оливия.

Оборотень тактично хмыкнул в кулак.

– Почему мы остановились? – глухо кашлянул Нат.

Конрад только собирался ответить, как вдруг со стороны кабины донесся непонятный шум и громкая ругань отца Григория.

– Ага, – навострила уши валькирия, – всегда хотела узнать, что скажет священник, если попадет молотком себе по пальцам…

Оборотень понимающе улыбнулся.

– Наш иерей попадет в ад! – уверенно проблеяла Ариэлла. – За свое богохульство.

– Глупости, – категорично отрезала валькирия. – Не мели чуши…

– Почему? – быстро спросил оборотень, всегда озабоченный вопросом прощения грехов и спасения своей души. – Ты – ангелица, и при этом не веришь в рай и ад? Нонсенс!

– Сам дурак! – ласково огрызнулась воительница. – Слушай сюда! – Она сняла с рук перчатки и, осторожно растирая свои одеревеневшие от холода пальцы, принялась рассказывать.

– Однажды некий добрый человек беседовал с Богом и спросил его: «Господи, я бы хотел узнать, что такое ад и что такое рай». Тогда Господь подвел его к двум дверям, открыл первую из них и провел доброго человека внутрь. В расположенной за этой дверью комнате находился круглый стол, в центре которого стояла огромная чаша, наполненная пищей, которая очень вкусно пахла. Добрый человек почувствовал, как у него потекли слюни, вызванные умопомрачительными запахами оных яств. Но люди, сидящие вокруг стола, выглядели унылыми, жутко исхудалыми и больными, и он понял: все они умирают от голода. «Как же так, Боже?» – вскричал добрый человек. Господь усмехнулся и показал ему ложки с длинными-длинными ручками, прикрепленные к рукам страдальцев. Они имели возможность достать чашу, наполненную едой, а также могли набрать пищу, но так как ручки у ложек оказались слишком длинными, то люди не сумели поднести еду к своим ртам.

Добрый человек был потрясен видом их несчастья, а Господь сказал: «Ты только что посетил ад!»

Затем Бог подвел доброго человека ко второй двери и отворил ее. Сцена, увиденная там добрым человеком, оказалась полностью идентична предыдущей. Там также стоял большой стол, на нем – гигантская чаша с пищей, запах которой заставил его рот наполниться слюной. И люди, сидящие вокруг стола, тоже имели ложки с очень длинными ручками, намертво привязанные к их рукам. Только на сей раз они выглядели сытыми, счастливыми и погруженными в приятные разговоры друг с другом.

Добрый человек удивленно обратился к Господу. «Я не понимаю смысла!» – виновато вымолвил он. «Все предельно просто, – ответил ему Бог. – Ты видишь рай. Эти люди научились помогать друг другу. Каждый из них накормил своего соседа, и поэтому они достигли счастья. А те, другие, находящиеся в аду, несчастливы, потому что думают только о себе…»

Оливия замолчала, насмешливо косясь на стоящего в задумчивости Конрада, восхищенного ее притчей.

– Ну и что? – воскликнула недалекая умом Ариэлла. – В чем заключается суть твоей байки? К тому же ты опять все свела к жратве…

– О Господи! – Валькирия разочарованно подняла глаза к потолку кузова, покрытого белым налетом изморози. – Поясняю для дураков и дурочек: ад и рай устроены совершенно одинаково. Разница между ними содержится внутри нас самих…

– Можем ехать дальше, – сообщил подошедший отец Григорий. – Я прочистил свечи зажигания, машина исправна. Может, кто-то из девушек пересядет в теплую кабину?

Но Ариэлла лишь крепче прижалась к Нату, а упрямая Оливия насмешливо покачала головой.

– Как ты думаешь, Сел попадет после смерти в рай или в ад? – заговорщицким шепотом, предназначенным лишь для ушей валькирии, тихонько спросил Конрад.

– Умные девочки попадают туда, куда сами захотят! – воительница с радостью повторила фразу, уже как-то мелькавшую в ее голове. – И не обольщайся, волчара, вам с ней все равно не по пути…

– А куда хочешь ты? – не отставал прилипчивый, будто банный лист, оборотень.

– Добраться бы до чистилища, а там к теплу, к людям… – шаловливо подмигнула ангелица. – Да боюсь, тебя и туда не примут.

– Злая, ехидная, въедливая… – Конрад старательно перечислял сомнительные «достоинства» валькирии. – Слушай, Оливия, ты хотя бы после полуночи в женщину превращаешься?

– Это как? – Она иронично прищурила правый глаз. – Ездить на тыкве, запряженной крысами, и надевать на ноги хрустальные салатницы?

– Проявлять нежность, открытость, дружелюбие, – терпеливо поправил фон Майер.

– Щаз-з-з, размечтался! – воительница издала долгий глумливый свист. – Удовольствий захотел? Ну тогда учти: за удовольствие всегда нужно платить, иначе оно обидится и уйдет.

– Ну и зараза же ты, Лив! – хмуро парировал оборотень, в глубине души согласный с ее правотой относительно себя и чистилища и поэтому весьма опечаленный столь нелицеприятной перспективой. – Отнюдь не подарок!

– Так ведь и ты не именинник! – гордо отмахнулась воительница.

Иерей Григорий оказался лихим водителем, а петляющая по полям дорога, согласно карте должная привести путешественников к замку Чейт, уже многие годы пребывала в крайне плачевном состоянии, изобилуя вывороченными камнями, глубокими рытвинами и колдобинами. Грузовик нещадно трясло и бросало из стороны в сторону, а из его кузова периодически долетали жалобные вопли Ната и Ариэллы, причудливо разбавленные беззастенчивой бранью циничной Оливии. Наконец на горизонте показался высокий холм, на вершине которого красовались древние развалины, оставшиеся от некогда прекрасного замка, безраздельно господствующего над окрестными деревушками, ныне покинутыми и обезлюдевшими. Серые руины казались абсолютно неживыми, окутанными аурой забвения и мирно спящими под толстыми снеговыми шапками.

«Зачем мы сюда прибыли? Реально ли здесь что-то найти? – пессимистично перебирал догадки Конрад, внимательно разглядывая остатки крепостной стены с узкими бойницами для стрельбы из лука и арбалета. – Да и разве может «Божий Завет» храниться в столь неприглядном месте?» Его взгляд оценивающе скользил по обледенелым склонам холма, проникал в разломы стены и даже засек какие-то уродливые фрагменты, в которых вервольф с содроганием опознал статую Пречистой Богородицы. А еще он явственно ощутил огромную силу темной магии, плотным покрывалом укрывающей развалины Чейта.

– Это место проклято! – испуганно вскричал он, невольно отшатываясь и отводя глаза так поспешно, словно витающая над замком тьма могла их выжечь. – Я бы предпочел обойти его стороной…

– С нами Господь! – экзальтированно напомнил отец Григорий. – И его ангелы.

– Ой, что-то их давно уже не слышно! – встрепенулся оборотень. – Похоже, мы их совсем растрясли… – Оба бегом бросились к кузову, заглянули внутрь и потрясенно замерли…

В центре короба картинно раскорячился несчастный Натаниэль. Его лицо побелело словно мрамор, длинные ресницы опушились инеем, да и вся фигура ангела напоминала сейчас прекрасную ледяную статую, ибо широко распахнутые крылья страдальца занимали практически весь кузов, своими перьями-кинжалами прочно вонзившись в деревянные стенки. Следовало признать, Нат придумал идеальный способ защититься от тряски, но увы, уже не смог самостоятельно освободить завязшие в досках крылья. У его ног притулились девушки, цепко обнявшие колени плененного красавца.

– Ну и ну, – растерянно промычал отец Григорий. – Чего там говорится в пословице про неловкого танцора и его детородные органы?..

– Зато плохому танцору в бане завидуют! – Драчливая валькирия немедленно вступилась на защиту друга.

Натаниэль покаянно мигнул, будучи не в силах разлепить закостеневшие от сильнейшего озноба губы.

– Боролись с тряской и победили! – объективно констатировал предельно изумленный оборотень, внимательно рассматривая героическое трио.

– Ага, победили! – размазывая сопли по щекам, согласилась Ариэлла. – Никто не поставит нас на колени…

– …ибо мы лежали, лежим и будем лежать! – ехидно закончила Оливия.

Глава 7

Меня разбудил запах жареного мяса. Умопомрачительный аромат назойливо проникал под защитное покрывало, дразня обоняние. Я рывком откинула серебряную ткань и села, кулаками потирая заспанные глаза. Отвела руки от лица и с любопытством огляделась, пытаясь обнаружить источник восхитительного благоухания. Обнаружила. Недоверчиво моргнула раз, другой и снова принялась тереть глаза, надеясь избавиться от того, что на первый взгляд показалось мне каким-то неправдоподобным видением – сродни миражу или иллюзии. Впрочем, вскоре я все-таки бросила свои бесполезные потуги, вынужденная констатировать, что видение по-прежнему здесь и пропадать отнюдь не собирается…

Солнце стояло высоко в зените, похоже, время приближалось к полудню. В паре шагов от меня, ровнехонько в центре вытоптанной в снегу площадки, пылал самый настоящий костер, сложенный из отличных осиновых дров. Чуть сбоку на углях заманчиво подрумянивались прутики с нанизанными на них сочными кусками мяса, приправленными какой-то зеленью. Они испускали тот бесподобный аромат, который и вырвал меня из сладких объятий сна. А по обе стороны от костра расположилось двое самых странных мужчин из всех представителей сильного пола, когда-либо виденных мною в жизни.

Первый незнакомец мог похвастаться типично кельтской внешностью. Я сразу обратила внимание на его белую кожу, серые глаза, аккуратный нос с аристократичной горбинкой и пепельные волосы, шелковистыми волнами ниспадающие на плечи. Наряд мужчины состоял из небрежно переброшенного через грудь шерстяного пледа, складчатой юбки-килта до колен и рубашки из небеленого грубого полотна. И плед, и килт были сшиты из одинаковой ткани – клетчатой, бело-серо-синей расцветки. В моей памяти сразу же всплыли образы зеленых долин, чистых рек и заунывные звуки волынки. Точно, так одеваются только в Шотландии! Я мысленно хихикнула: «В старину, когда захватчики брали штурмом города, они убивали мужчин и насиловали женщин. Наверное, именно поэтому гордые, но жизнелюбивые шотландцы начали носить юбки…» Ниже колен ноги шотландца прикрывали мохнатые меховые сапоги. Незнакомец ответил мне добродушным взглядом и приветливо улыбнулся. Испытывая неловкость от присутствия столь славного гостя, я торопливо перевела взор на его товарища. Тот оказался куда более смуглым, да к тому же он обладал жгучими черными очами, опушенными потрясающе густыми ресницами, и длинными прямыми волосами цвета воронова крыла, спускающимися ниже лопаток. Его мощный, выступающий вперед подбородок украшала жесткая черная щетина, а здоровенный нос напоминал клюв горного орла. Наряд красавца состоял из кожаных чувяков[21]21
  Национальная обувь жителей горных районов.


[Закрыть] с перекрещивающимися на икрах ремешками, черных кожаных штанов и такой же жилетки, красиво контрастирующей с шелковой красной рубахой. Следует добавить, что оба приятеля были настоящими гигантами: по моим скромным прикидкам, рост каждого из них спокойно зашкаливал за два с половиной метра. А в довершение ко всему за спинами гостей реяли черные, густо оперенные крылья, напомнившие мне крылья гигантских воронов.

– Здравствуй! – вежливо поздоровался пепельноволосый, наблюдая за мной со снисходительной усмешкой. – Ну вот мы и явились!

– Ага, – оторопело брякнула я, – явились, не запылились, значит…

– Гамарджоба![22]22
  Здравствуйте (груз.).


[Закрыть] – непонятно выдал черноволосый, посылая мне воздушный поцелуй. Он снял с угольев готовый шашлык и протянул мне самую аппетитную порцию.

Не заставляя себя упрашивать, я без излишнего жеманства мгновенно схватила предложенное угощение и с упоением впилась зубами в отлично зажарившееся мясо.

– Ах, – восторженно воскликнул черноволосый, умильно всплескивая ладонями, каждая размером с мою голову, – люблю дэвачек, каторые хорошо кушают, да…

– А если я не буду хорошо кушать? – невнятно пробормотала я сквозь фантастически вкусное мясо. – Что вы тогда со мной сделаете?

– Зарэжу! – мило пообещал повар. – Вах, нэ ври, от моего шашлыка еще никто не отказывался…

Я шокированно уставилась на него поверх недоеденного мяса и на всякий случай отодвинулась подальше, а то кто его знает, из чего он умудрился приготовить это лакомое блюдо, да еще посреди абсолютно пустынного поля. А вдруг они уже зарезали какую-нибудь глупую «дэвачку»?

– Нэ бойся, дэвачка, мы тебя нэ больно зарэжем! – со смехом успокоил меня чернявый, правильно истолковав мой опасливый взгляд.

– Зачем ты ее пугаешь? – заразительно расхохотался пепельноволосый, шутливо пихая напарника кулаком. – Разве ты забыл, что нас совсем не для этого сюда прислали?!

– Э-э-э, генацвале[23]23
  Уважительное обращение к собеседнику мужского пола (груз.).


[Закрыть], – тут же обиделся излишне эмоциональный горбоносый, – пачэму мне нэ веришь? Когда я тебя подводил, да? – Он удрученно покачал головой, вкладывая в каждый свой жест столько экспрессии, будто находился на подмостках драматического театра, и, оскалив крупные, безупречно белые зубы, протянул мне второй прутик с мясом.

– Подводил! – наставительно напомнил сероглазый. – Помнишь, нас послали охранять Иоанну Англиканку, но ты недоглядел за папессой, вследствие чего она закрутила роман с рыцарем Геральтом, забеременела и умерла от преждевременных родов?

– Вах, моя вина, да! – Чернявый покаянно саданул себя кулаком в широченную грудь, загудевшую, будто пустой казан. – Рыбачил я тогда, вот такую щуку поймал, да! – Для наглядности он тут же продемонстрировал напарнику свою мускулистую смуглую руку.

– Брось свистеть, – усмехнулся сероглазый, – таких волосатых щук не бывает.

Я согласно хихикнула.

– Так ведь я потом чэстно в аду пятьдэсят лэт отработал, отчищая чэртячьи сковородки от жира грэшников, – оправдывался незадачливый рыболов.

Услышав это совершенно невероятное заявление, я подавилась непрожеванным куском шашлыка, обалдело вытаращила глаза и завопила не своим голосом:

– Черт побери, да что же вам здесь нужно?

– Не принимай близко к сердцу наши шутки, девушка, – успокаивающе проговорил мужчина в килте, – ибо мы – добрые. Вот лично я, даже когда огурец режу, и то плачу. И при этом всегда совершаю только хорошие поступки.

– Не помню, кто является автором знаменитой фразы: «Хорошими делами прославиться нельзя», но советую вам взять ее на вооружение, – язвительно заметила я. – Вершители хороших дел – это ваше хобби? Звучит как-то несерьезно.

– Почему? – хором обиделись мои собеседники. – Это профессия, и мы к ней относимся очень серьезно…

– Ребята, а ну-ка колитесь, вы кто такие? – с подозрением осведомилась я, внутренне замирая от интуитивного и весьма неприятного предположения.

– Как это кто? – неподдельно удивился сероглазый гость. – Ты же сама молилась, говоря, что тебе нужна в помощь «пара нормальных парней»! Так вот мы и есть самые паранормальные!.. Просила таких? – непреклонно напирал он.

– Просила… – оторопело созналась я.

– Вот и получи, да! – ликующе поставил точку чернявый.

Я еще раз оглядела их донельзя довольные физиономии, мускулистые плечи, наглые глаза, черные крылья, жалобно застонала и грохнулась в обморок, – кажется, впервые в жизни, причем неважно, в той или в этой…

– Дэвачка, а дэвачка, – чьи-то огромные лапищи не очень-то вежливо трясли меня за плечи, – ты как?

– Отвратительно! – простонала я, прикладывая ладонь к своему буквально раскалывающемуся от мигрени лбу. – Отпусти, а то у меня сейчас голова из-за твоей реанимации отвалится, и не ори мне в ухо, как белый медведь в теплый день…

– Вах! – Чернявый виновато крякнул и оставил меня в покое. – О твоем же благополучии пэкусь, понимаишь, да!

– Понимаю! – согласилась я. – Вы, значит, только на женщинах специализируетесь?

– Являемся к ним, помогаем и защищаем! – солидно поправил меня шотландец. – Каждую женщину можно сделать счастливой, если она даст…

– Да уж, – иронично хмыкнула я, развеселившись по причине вопиющей двусмысленности его фразы, – подозреваю, вы еще те защитнички! И кому вы уже «помогли»?

– Орлеанской деве, – начал педантично загибать пальцы пепельноволосый, – русской княгине Елене Глинской, Иоанне Англиканке, госпоже Ленорман и еще многим другим. Хотя, если честно, то, глядя на дочерей Евы, я всегда испытываю межреберную невралгию…

– Иоанна – это та, которая умудрилась стать единственной женщиной, сумевшей занять священный папский престол? – уточнила я.

– Да! – с гордостью задрал свой клювообразный нос чернявый.

– И как работенка, нравится? – вопросительно вздернула брови я.

– Задайся целью ежедневно и добросовестно делать то, что не по душе, – назидательно произнес сероглазый, – это золотое правило поможет тебе выполнить свой долг без ненужной суеты и отвращения.

Я издевательски присвистнула, ибо получила исчерпывающее подтверждение своего исходного предположения. Все вышеперечисленные дамы вошли в мировую историю весьма скандальным образом, попутно натворив много чего судьбоносного, но абсолютно не укладывающегося в рамки приличия, да к тому же умерли не своей смертью. И все они были стопроцентными христианками!

– И кто вас присылает? – с подозрением прищурилась я.

Крылатые, не сговариваясь, многозначительно ткнули пальцами в небо. Я присвистнула вторично, еще задумчивее и протяжнее.

– А свободное от работы время вы где проводите? – сорвалось у меня с языка.

– В чистилище, – скромнехонько моргая, сообщил сероглазый, – потому что нас не принимают ни в ад, ни в рай.

– Так ведь чистилище – это пропасть, наполненная жидким огнем! – оторопела я, вдруг вспомнив свою беседу с апостолом Павлом.

– А чего нам сделается, бессмертным-то? – беспечно хмыкнул шотландец, по-фигистски пожимая могучими плечами. – Вот и посылает нас Господь на всякие двусмысленные авантюры.

– Посылает? – шокированно переспросила я.

– Если бы! – печально вздохнул чернявый. – Именно посылает, ведь мы – нелюбимые пасынки божьи, в отличие от его истинных детей…

– Так, значит, вы, – неожиданно осенило меня, – нефилимы?

– Ага! – Парни казались очень довольными проявленной мною сообразительностью. – Нас еще называют титанами и исполинами, а родились мы от земных женщин, ставших женами падших ангелов.

– Но ведь, согласно Библии, Господь полностью истребил ваш род? – вспомнила я.

– Выжили лишь мы двое, – спокойно пояснил сероглазый. – Нас спас Ной, укрыв в своем плавучем убежище…

– И что он при этом сказал? – совсем обалдела я.

– После нас хоть потоп! – лукаво процитировал чернявый.

– И захлопнул крышку ковчега! – проказливо поддержал сероглазый.

Я оторопело схватилась за голову. Вот это парочка! И точно – абсолютно паранормальная! Интересно, меня ими наказали или мне их все-таки в помощь прислали? М-да-а-а, с такими и впрямь не соскучишься!..

– Меня зовут Хелил! – неторопливо рассказывал сероглазый нефилим. – Моим отцом стал падший ангел Азраил, полюбивший прекрасную шотландку Элфриду. Позже мать вышла замуж за Малколма – предводителя клана МакКлаудов и родила ему двух сыновей: Коннора и Дункана…

– Стоп! – возмущенно замахала руками я. – Не вешай мне лапшу на уши, потому что я смотрела фильм «Горец», ну тот самый, про бессмертных парней именно из упомянутого тобой клана, которых можно было убить, лишь отрубив им голову…

– Точно! – солидно подтвердил Хелил. – Матушка сумела передать моим сводным братцам часть крови ангела, а потом кто-то пронюхал об их родословной и снял кино. Ну и понеслось…

Я недоверчиво прикусила губу. Все это здорово смахивает на бред, но с другой стороны, сейчас рядом со мной сидят те, кто сам является ожившей легендой!

– Я – Енох! – в свою очередь представился, нет, скорее гордо объявил черноволосый задавака. – Моего отца звали ангелом Азазелем, а матушку – Далидой. Она доводилась дочерью колхидскому царю Ээту и была родной сестрой волшебницы Медеи. Ну той самой, которая сбежала с предводителем аргонавтов – Ясоном.

– Колхида – это же нынешняя Грузия! – мгновенно сориентировалась я, отлично помня древнегреческий миф про золотое руно. – Потрясающе! Значит, все герои древних эпосов существовали на самом деле? Но как можно поверить в то, что больше похоже на сказку?

– В каждой сказке есть доля истины! – мудро заметил Хелил. – Лучше объясни, почему нас послали помогать конкретно тебе, вроде бы ничем не примечательной девочке, к тому же наполовину стригойке?

Я виновато вздохнула и начала излагать свою длинную и весьма непростую историю, причем именно в той интерпретации, в которую смогла уложить свои обрывочные воспоминания, запутанные умозаключения и недоказанные догадки. Умолчала я лишь о своей недавней близости с Тристаном, подчинившись какому-то интуитивному запрету, внезапно возникшему у меня в голове.

– М-да, круто! – многозначительно хмыкнул Хелил, внимательно выслушав мое запутанное повествование, боюсь, излишне изобилующее различными лирическими и драматическими отступлениями. – Наконец-то мы встретили родственную душу! Выходит, ты тоже относишься к числу нелюбимых детей Господа, неугодных ни раю, ни аду. Что думаешь делать дальше, Санта? И не сомневайся, мы с радостью поможем тебе всем, чем сможем!

– Спасибо! – я искренне поблагодарила своих новообретенных соратников. – Хочу для начала раскрыть тайну замка Чейт, найти «Завет» и разобраться, кто же на самом деле является моим другом, а кто – врагом… А с врагами, – я выразительно сжала кулаки, – разберусь по-своему…

– Правильно! – улыбнулся Хелил. – Поиски врагов всегда приносят нам много друзей.

– Нэ зри на деяния врага своего, лучше назри ему пад двэрь, да! – браво поддержал Енох, выразительно шевеля мохнатыми, будто гусеницы, бровями.

– Врагов мало знать в лицо, – доходчиво перефразировал куда более корректный Хелил. – Их нужно в него бить!

Я весело расхохоталась:

– Извините, но я не собираюсь следовать вашему агрессивному совету буквально, хотя признаюсь, в нем есть что-то очень привлекательное! Кстати, у вас самих-то какое-нибудь завалящее оружие найдется?

Нефилимы недоуменно переглянулись, явно шокированные моими сомнениями, порочащими честь и достоинство любого мужчины.

– А как же без него-то? – скривился Енох.

– Кто с мечом к нам придет, тот в орало и получит! – воинственно изрек Хелил.

– Вот! – Чернявый сын гор важно продемонстрировал мне здоровенную рогатку и… невероятного размера консервный нож с отлично отполированной деревянной ручкой. – Вах, черепушки вспарывает – просто блеск, да!

Я недоверчиво покачала головой, озадаченная столь необычным арсеналом.

– А у него что имеется в наличии? – Я пальцем указала на втихомолку ухмыляющегося шотландца. – Лук, автомат?

– Глупая ты, дэвачка! – развеселился Енох. – Лук только в шашлыке хорош, да. А с матом у нас никогда проблэм нэ было. Волынщик он, панимаишь, да?

– Естественно, понимаю, – улыбнулась я в ответ. – А как иначе-то, это же классика, у шотландцев всегда волынки в хозяйстве водятся.

– Да нэт, – с негодованием поморщился Енох. – Не волынка. Волынщик он, с волыной!

– Э-э-э? – по-дурацки выкатила глаза я. – Волына?

Не тратя времени на разъяснения, Хелил раскрыл сумку, привешенную к его поясу, и жестом фокусника извлек оттуда антикварный револьвер системы «Кольт» и хвастливо помахал им у меня перед носом.

– Волына! – представительно объявил Енох, шумно раздувая ноздри своего солидного носа. – Она самая, да!

Я осторожно взяла в руки оный огнестрельный раритет и иронично присвистнула. Вот это бандура! Да ею наверняка еще североамериканских индейцев с их исконных земель прогоняли лет сто пятьдесят назад! Весит этакая хлопушка килограмма полтора, бьет от силы на десять метров, если не заклинит, а перезаряжая пресловутый револьвер, убьешь куда больше времени, чем врагов. Короче, хлам, пригодный лишь для демонстрации в музее! Но Хелил не понял моей саркастичной улыбки и горделиво приосанился.