Текст книги "Эра зла"

Поругиваясь вполголоса и позевывая во весь рот, я тащилась по скрипящему насту, не отводя опухших глаз от шустрой поземки, змейкой извивающейся впереди меня. Немного удалившись от нашего лагеря, я протестующе пробурчала: «Хватит!» – и категорично опустилась на какой-то каменистый пригорок, еле прикрытый лохмотьями засохшего мха. Сейчас я находилась в непосредственной близости с основанием замкового холма, по левую сторону от меня остался бивак моих спутников, а справа тускло светился костер в лагере наших врагов. Кому-то там не спалось, подозреваю, что Конраду. Ветер, похоже весьма довольный проявленной мною сговорчивостью, ледяным кашне обвился вокруг моих плеч и доверительно зашипел в ухо, посвящая в события давно минувших дней. Округлив от изумления глаза, я потрясенно слушала его запутанное повествование, мгновенно ощутив себя слабой песчинкой, случайно попавшей в неумолимый жернов бытия. Я уяснила: теперь от меня зависит все и… ничего!

Так происходило много веков назад, так случается и ныне: людская зависть, ограниченность и меркантильность на корню губят многие благие начинания, мешая ходу прогресса и тормозя духовное развитие человечества. Человек – странное и порочное существо, обладающее навязчивой манией истреблять все, что находится вне сферы его понимания. Если существует недосягаемая красота, то нужно объявить ее ведьмовством и сжечь. Если в ком-то пробудилась чистая любовь, то следует назвать ее самым тяжким грехом и вырубить с корнем. Миром правит Тьма! И было бы неправильным считать, будто пресловутая Тьма эта существует где-то вокруг людей – о нет, она царит в их сердцах и душах, щедро рассеивая споры зла.

Эра зла не была ниспослана нам кем-то свыше, не пришла извне – о нет, она давно уже сформировалась внутри нас, однажды просто дождавшись благоприятного момента и вырвавшись на свободу. А затем, не встретив ни малейшего сопротивления, она пошла себе гулять по долам и весям, липкой заразой переползая из города в деревню, из лачуги в замок. А людские сердца, отвернувшиеся от света, давали ей обильную пищу, служа кровом и рассадником. Помните, люди, если вы намерены противостоять Эре зла, то не впускайте Тьму в свои дела и помыслы, не поддавайтесь власти жестокого лихолетья. Поймите: каждое доброе деяние зримо отодвигает границу Тьмы, очищая мир от смертоносной тени Эры зла. Не убивайте, не обижайте слабых, не воруйте, не лгите, не разбойничайте – и тогда Эра зла минует ваш дом, ибо побороть Тьму и порок способны только свет и добро! Причем добро бескорыстное, идущее непосредственно из глубины незамутненного корыстью сердца!

А начиналось наступление Эры зла не где-либо, но прямо здесь, именно в этом самом месте. Графиня Эржебет Бафора, последняя Хранительница «Божьего Завета», жила праведной жизнью, вызывавшей зависть у тупых и ограниченных соседей. Они разнесли сплетни о чейтской пани далеко за пределы замковых владений, раскрыв тайну ее убежища, ведь не похожий на нас человек всегда кажется нам чужим, а похожий – врагом. Но, всегда верная своему призванию, Эржебет успешно противостояла проискам врагов, черпая духовную и физическую силу в своей религии и моральных принципах. Против нее ополчились все: люди, официальная церковь, преднамеренно истребляющая наследников братьев и сестер Господа (ибо они имели возможность обличить жадность и продажность многих прелатов), а также Дети Тьмы – стригои. Последние свирепствовали пуще всех, убив мужа Эржебет – графа Ференца Надашди, но однако так и не сумев сломить мужество Хранительницы. Графиня не сдавалась, продолжая ревностно охранять тайну «Завета». И вот тогда, вовсе отчаявшись, темные твари натравили на графиню фанатичного католика, приспешника инквизиции графа Дьёрда Турзо, ранее усиленно домогавшегося благосклонности состоятельной вдовы.

Эржебет обвинили в вампиризме и каннибализме, приписав ей все то, чего она никогда не совершала, а точнее, многочисленные убийства местных девушек. По причине знатности ее рода никто не посмел вынести графине смертный приговор, а посему вместо казни король и церковный капитул присудили Эржебет к пожизненному заточению в стенах замка Чейт, ежели только сам Господь преступницу не простит и не освободит. Первое время госпожу, замурованную в подвальных покоях, исправно кормили и поили, но годы шли, и грехи прекрасной кровопийцы все больше становились похожими на неправдоподобную страшную сказку. А спустя еще лет десять люди начали потихоньку разворовывать разрушающийся замок, напрочь позабыв о томящейся в подземелье узнице… Так гласит легенда, а может, все это и есть правда, кто же ее знает…

Правду знал только северный ветер, сейчас собственнически расположившийся у меня на плече. Он в буквальном смысле слова исходил бессильной злобой, рассказывая мне о мытарствах госпожи Эржебет, о ее невиновности и героизме. Дескать, Хранительница до сих пор не мертва, она спит в подвале Чейта, ибо долгое отсутствие в подпитке человеческой кровью неизбежно погружает любого стригоя в продолжительный летаргический сон, но при этом она все еще верит в спасение и ждет своего освободителя. Или освободительницу. А еще Эржебет мечтает о мести и готова с лихвой отплатить своим обидчикам, потому как имеет для этого и средство, и возможность…

– «Бич»! – прозорливо вскричала я. – Ты говоришь о «Биче Божьем»?

В ответ ветер согласно зашуршал, подтверждая мою догадку.

– Я освобожу госпожу Бафора и помогу ей отомстить всем стригоям! – торжественно пообещала я. – Видит бог, я тоже не испытываю особой любви к своим сородичам.

Ветер победно загудел, всецело одобряя мое решение.

– А потом, – выспренно продолжила я, – я спасу этот мир и научу его жить по-иному!

В музыке ветра послышалась вопросительная нотка.

– Не понимаешь? – удивилась я. – А я вот искренне верую в то, что, будучи спасенными от гибели в зубах стригоев, люди обязательно прозреют и изменят свое отношение ко многим своим прежним ценностям и принципам. Я хочу дать им второй шанс на выживание.

Ветер засвистел более чем иронично, выражая недвусмысленное презрение к столь воспеваемым мною людям. В отличие от меня, он давно уже не питал иллюзий относительно их истинной сущности. Он умолял меня спасти только одну Эржебет…

– Но так ведь нельзя! – возмутилась я. – Знаешь, сейчас ты разительно напоминаешь мне Конрада с его эгоистичными рассуждениями о собственной выгоде. Я хочу дать людям счастье и свободу!

«Свобода и счастье человека всегда ограничиваются сугубо им самим! – тактично намекнул мой собеседник. – Не бери на себя слишком много, ведь спасение утопающих – дело самих утопающих. Смотри, не навреди им еще больше».

– Много? – опешила я. – Но я ведь не какая-нибудь равнодушная стеллерова корова. Я хочу преобразовывать мир, а не тупо плыть по течению жизни, выедая встречные ракушки. Моя прямая обязанность заключается в том, чтобы сознательно изменять мироздание, исправляя его недостатки. Не делая этого, я просто расписываюсь в духовной черствости и бессилии. Пойми, люди утратили умение самостоятельно определять свой жизненный путь, а ведь именно в оном и состоит понятие «свобода». Они погрязли в презренной повседневности, их задавила глухая, отчаянная безвыходность, отучившая человека мечтать и заставляющая его предаваться обжорству, отвратительным зрелищам и скотским совокуплениям. Я пробужу человеческие сердца: верну им стремление к полету души, ибо испытываю непреодолимую тягу делиться добром и надеюсь, что для осуществления сего у меня хватит терпения и веры в людей!

«Наивная! – с жалостью прошелестел ветер. – Ты погибнешь, зазря принесешь себя в жертву на алтаре всеобщего счастья и благополучия».

– Почему? – предсказуемо обиделась я. – Откуда такой скептицизм? Или ты считаешь меня настолько слабой и никчемной?

«Нет, не считаю! – внятно отчеканил ветер. – Но учти, люди неисправимы! Сколько ни воспитывай человека на благородных примерах, а он все равно хочет жить благополучно, сытно и без лишних проблем, по принципу: ничего не знаю – моя хата с краю. А еще они готовы отказаться от своего блага лишь в том случае, если их сосед потеряет еще больше. Имей в виду, Эржебет хотела того же самого – разбудить в людях душу, и посмотри, чем она закончила».

Я ошеломленно почесала в затылке, не зная, как следует реагировать на его мрачное предостережение. Кажется, ветер пророчил мне скорую смерть, но я почему-то совсем не чувствовала ее приближения.

Глава 9

Чужая душа потемки, а душа ангела вообще мрак кромешный, как ни парадоксально это звучит. А тому, кто не верит в это утверждение, советую свести близкое знакомство с парой ангелов, и тогда вашему душевному здравию сразу придет конец, ибо других, более склочных, непредсказуемых и драчливых существ, чем ангелы, на земле просто нет. Впрочем, и в раю тоже.

Утро началось сумбурно. Мы с Тристаном пересидели рассвет под волшебным покрывалом, а когда вылезли, то увидели странную делегацию, дружно марширующую по направлению к нашему лагерю. Я даже не знала, как их будет правильнее назвать – не то свора товарищей по несчастью, не то стая единомышленников по глупости. Впереди всех гордо выступала Оливия, торжественно размахивая парламентерским флагом, то бишь белой тряпицей, привязанной к длинной палке.

Я философски улыбнулась: «Идущий под белым флагом тоже чувствует себя знаменосцем…» Но флаг, вопреки всем ее стараниям, никак не желал виться по ветру и вдобавок подозрительно смахивал на поношенные женские трусы умопомрачительного размера. Следом за валькирией грациозно вышагивал Натаниэль, галантно придерживающий под локоток неловко увязающую в снегу Ариэллу. По пятам за девушкой громоздкой глыбой двигался отец Григорий, гнусавящий какое-то незнакомое мне песнопение околошахидского содержания. Оное нелепое шествие замыкал Конрад фон Майер, хмурый, словно грозовая туча. Детально разглядев сию компанию, я смешливо прыснула в кулак, но смолчала. Сейчас узнаем, с чем они к нам пожаловали.

– Доброе утро! – любезно поздоровался Тристан, саркастически косясь на флаг. – Пардон, мадам, – ирония в его голосе так и пробивалась сквозь вежливость, – но неужели вы считаете, что мы стали бы стрелять в женщин, не проиллюстрировавших свои добрые намерения вот таким, кх-м, – он наигранно смутился, – экстраординарным способом!

– А вдруг бы да стали, кто же вас, кровососов, знает, – с сомнением буркнула валькирия, с любопытством поглядывая на меня.

– Это вы нас достали! – сморщил нос Енох, неправильно, а может, наоборот, совершенно правильно понявший ангелицу.

– А стоило бы знать, – стараясь остаться невозмутимой, выдала я. – Ибо если вы с собой так жестоко поступаете, – я тоже покосилась на флаг, – то представляю, что ждет ваших побежденных врагов.

– Да, – в унисон поддержал меня Хелил, – отважные трусов не надевают!

По скулам Оливии медленно расползались пятна багрового румянца, а я поспешно прикусила губу, стараясь не рассмеяться вслух и размышляя над неоднозначным смыслом его реплики.

– Поржали и хватит в остроумии упражняться, – оборотень вовремя пресек нашу бессмысленную пикировку. – Если вы не передумали лезть в подземелье Чейта, то мы идем с вами. Предлагаю хотя бы на день позабыть о наших разногласиях и действовать сообща. Прекращаем размениваться на мелочи. В конце концов, жизнь дается нам только один раз…

– Второй раз я бы ее не выдержал! – с пониманием улыбнулся Тристан.

Вервольф смерил стригоя тяжелым взглядом исподлобья.

– Ах ты, пижон хлипкий, – уничижительно процедил он сквозь зубы. – Уж ты-то никак не тянешь на борца за мир, с натяжкой сойдешь за дамского угодника.

– Хочешь изменить мир – начни с себя! – назидательно изрек де Вильфор, принимая донельзя высокомерный вид.

– Ага, – вполголоса мстительно уточнила я, – измени кому-нибудь с кем-нибудь…

Я добилась желаемого эффекта – Конрад меня услышал. Его смуглое лицо стало еще пасмурнее.

– Э-э-э, – торопливо вмешалась Оливия, – возможно, я не так умна, как вы, возможно, я дура, но зато у меня все же имеется несколько мозговых извилин, подсказывающих, что Конрад прав!

– Дурак первым замечает, как много умных развелось вокруг, – шепотом добавил оборотень, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Ой ли? – язвительно усомнилась я. – Не обольщайся, ангелица, извилина у тебя только одна, да и та от шапки!

– Ну что тут делать будешь! – Валькирия выронила импровизированный флаг и раздосадованно всплеснула руками. – Мы к вам и так и этак подмазываемся, а вы ни в какую!

– К чужому подвигу каждый примазаться норовит! – громко изрек Хелил, усиленно делая вид, будто разговаривает сам с собой.

– Мы не нуждаемся в вашем пособничестве, – четко и предельно откровенно разъяснила я. – Вы вообще не имеете никакого отношения к Чейту, а посему валите-ка отсюда, пока мы вам задницы не надрали!

– Позвольте! – рассерженно нахохлился Нат. Кинжалы на его крыльях воинственно встопорщились. – Сел, мне кажется, что ты не права. Напомню: госпожа Эржебет все-таки носит звание Хранительницы «Божьего Завета» и является отдаленным потомком брата самого Господа! А значит, «Завет» принадлежит нам, воинам божьим!

– Если кажется, то нужно креститься! – вздорно парировала я. – Эржебет стала стригойкой, поэтому уже не является соратницей Христа. А кроме того, здесь присутствует только один человек, способный претендовать и на звание защитника Господа, и на родство с Детьми Тьмы…

– Ого! – выкатил глаза Нат. – И кто же это?

– Я! – Боюсь, моему голосу не хватало скромности и искренности.

– Нонсенс! – презрительно махнул рукой Тристан, отметая мою идею. – Ты слишком поздно вспомнила о своем благочестивом прошлом, ибо никто не способен выступить на обеих сторонах силы сразу.

– А мне по барабану ваши субъективные мнения! – мило улыбнулась я. – Я утверждаю, что способна соединить в себе добро и зло, Тьму и Свет. Поэтому «Завет» должен принадлежать мне и только мне!

– Ерунда! – единодушно вскричали Натаниэль и Тристан. – Это невозможно!

– Дорогая, если ты попытаешься соединить несовместимое, то обязательно погибнешь, – печально предупредил Конрад.

– Тебя это не касается, – агрессивно хмыкнула я. – Заткнись в тряпочку и отойди.

– Не сходи с ума, Сел! – гневно рыкнула Оливия. – И как тебе могло прийти в голову столь глупое решение – в одиночку сунуться в этот чертов подвал?

– А тебе никогда не приходила в голову бейсбольная бита? – угрожающе схамила я. – Думаешь, без вас я не справлюсь?

– Не справишься! – убежденно подтвердила валькирия, добродушно пропуская мимо ушей мою грубость. – Пойми, нам ничего от тебя не нужно. Мы просто хотим тебе помочь.

– Значит, не уйдете? – разочарованно заскрежетала клыками я.

– Нет, – спокойно ответил Конрад, – даже и не надейся!

– Ну если нэ хотите по-плахому, то по-харошему будэт еще хуже! – резонно подвел итог Енох. – Да!

Мы выстроились в шеренгу и ненавидяще уставились на смеющих дерзить нам бывших моих друзей, точно так же насторожившихся и сверлящих нас ответными, не менее возмущенными взглядами. Я не убирала ладонь с рукояти катаны, а Тристан нервно поигрывал желваками и хватался за кобуру своего пистолета. Хелил любовно поглаживал сумку, в которой хранил свою антикварную «волыну», а Енох, небрежно посвистывая, извлек из кармана тот самый жуткий консервный нож, который в первую нашу встречу напугал меня чуть ли не до заикания.

«Итак, нас четверо, а их – пятеро! – быстро соображала я. – Хотя нет, отца Григория можно условно считать лишь за половину бойца, а Ариэллу и вообще не принимать во внимание. Выходит, перевес на нашей стороне!» Но, даже придя к столь обнадеживающему выводу, я совершенно не понимала, что конкретно мне следует предпринять в дальнейшем и, признаться, в глубине души абсолютно не хотела затевать драку со своими бывшими товарищами.

Между тем погода, вроде бы не обещавшая никаких сюрпризов, начала стремительно портиться. Небо потемнело, укрывшись кучкующимися на горизонте тучами, а издалека до наших ушей донеслись первые громовые раскаты. Повалил неприятный, смешанный с дождем снег.

– Одумайтесь, дети мои! – примирительно воззвал отец Григорий, вздымая руки к налившемуся свинцом небосклону. – Я не сторонник войны, я пацифист, а посему всегда посылаю своим недругам луч любви и всепрощения.

– Подразумевая: пусть он спалит вас дотла, уроды! – со смехом перебила я. – Нападайте, чего же вы ждете?

– Я не питаю к тебе ненависти, мое заблудшее чадо! – Иерей с жалостью покачал головой. – Вы ошиблись, мы не собираемся драться с вами.

– Думаешь, почему все толстяки такие добрые и веселые ребята? – демонстративно спросила я, обращаясь к Тристану.

– Потому что они драться не умеют и бегают очень плохо! – намеренно громко ответил тот, прижимаясь бедром к моему боку, но я поспешно отодвинулась, не сумев скрыть развившуюся во мне спонтанную неприязнь, сменившую прежнюю нежность к этому мужчине.

– Сел, ну зачем ты все это делаешь? – возмущенно осведомилась Оливия, гневно притоптывая ногой. – Не старайся вывести нас из себя, мы все равно не уйдем, да и сражаться с вами не станем!

– Ну и что в таком случае помешает мне просто расстрелять вас на этом самом месте? – ехидно прищурилась я.

– Твоя честь! – уверенно сообщил вервольф. – Ты не такая жестокая и злая, какой притворяешься последние десять минут! А кроме того, кто же начинает борьбу за мир с убийства своих ни в чем не повинных друзей?

Вместо ответа я еще яростнее заскрежетала зубами, ибо отлично знающий меня Конрад намеренно ударил в мое самое уязвимое место: в чувство долга и справедливости, в мерило милосердия и сострадания.

– Уходите отсюда и забудьте обо мне навсегда! – по слогам отчеканила я. – Даю вам последний шанс не ввязываться в уготованную мне участь.

– Ни за что! – отрицательно покачал головой фон Майер. – Правильные решения должны приниматься быстро, пока не пришли неправильные. Я пойду с тобой.

– И я! – эхом откликнулся Натаниэль. – Аллилуйя!

– И я! И я! – дружно повторили ангелица и валькирия.

– Не отталкивай нас, избранная дева! – сердито приказал отец Григорий. – Виданное ли дело, отвергать ниспосланных Господом друзей! Запомни: друг – это тот, кто, зная нас, не стал врагом.

– Вот придурки-то! – Я в отчаянии схватилась за голову. – Куда, ну куда вы лезете? Не знаю, для чего именно избрал меня Бог, да и вообще избрал ли, но я ощущаю нависшую над нами опасность и желаю вывести вас из-под ее удара!

– Если чувствуешь, то, значит, мы тем более тебе пригодимся! – мягко увещевала меня упрямая как ишак Оливия. – Мы первыми спустимся в подвал Чейта и…

– Ну уж нет! – от всей души взбунтовалась я. – Пусть все будет по-честному. Первым в подземелье спустится тот, кто быстрее всех добежит до его развалин… – я даже не успела договорить, как между нами вдруг проскочило нечто вроде искры и, не сговариваясь, мы все синхронно сорвались с места и помчались вперед.

К тому времени снег уже повалил вовсю. К тому же началась такая редкая для зимы гроза. Сиреневые молнии резко пронзали темный небосвод, и непрестанно гремел гром. А мы неслись во всю мочь сквозь эту безумную круговерть. Не помню, когда я в последний раз бегала с такой умопомрачительной скоростью. У меня кололо в левом боку, а дыхание со свистом вырывалось изо рта, тут же превращаясь в облачко белесого пара. Ноги предательски разъезжались на слякотном снегу и подворачивались на притаившихся в нем камнях. А замковый холм все приближался… В авангарде нашего сбрендившего отряда, совершая огромные скачки, с шумом и ревом, будто лоси на гоне, напропалую ломились Енох и Хелил. Но Натаниэль ничуть не отставал от братьев-птеродактилей, и поэтому к финишу они пришли все вместе, не уступив один другому ни на шаг.

– И что дальше? – вопросительно просипела Оливия, упершись руками в колени, согнувшись и хрипло отпыхиваясь. – Предлагаю заключить перемирие и объявить почетную ничью!

– Еще чего! – строптиво возразила я, стараясь перекричать непогоду. – Предоставим выбор случаю. – Я вытащила из кармана монетку в десять центов и многозначительно покрутила ее в пальцах. – Бросим жребий. Если выпадет орел, то первой в подвал спущусь я, а если решка – то вы… – И, не дожидаясь согласия, я подбросила монету высоко в воздух. Но поймать ее я так и не успела, потому что Конрад решительно схватил меня за плечо, обменявшись коротким выразительным взглядом со стригоем.

– Не стоит рисковать своим везением, дорогая, его у тебя и так не лишку, – сказал он.

«Спелись! – насмешливо подумала я, оценивающе рассматривая обоих заботливо опекающих меня мужчин. – Сплотились перед лицом грядущей опасности… – И тут мое лицо ошеломленно вытянулось. – Вот идиотка, – мысленно обругала себя я, – и как же я не поняла сразу…»

– Это не просто гроза! – озаренно заорала я, разобравшись в собственных ощущениях. – Вернее, не только разбушевавшаяся стихия, но и нечто другое, действующее заодно с нею!

– Да ну? – не поверила Оливия.

– Санта не ошибается! – подтверждающе кивнул Тристан. – Я тоже чувствую древнюю силу, пытающуюся вырваться из недр замка. Сегодня она активизировалась и пошла в атаку.

– Эржебет! – восторженно ахнула я. – Ветер рассказал ей о нашем приближении, и теперь она готовится покинуть свое узилище! Но это же просто потрясающе!

– Разве стригои умеют управлять погодой? – опасливо попятилась трусоватая Ариэлла, неприязненно косясь на засыпанные снегом руины Чейта.

– Безусловно, мы способны даже на такое, – удовлетворил ее любопытство де Вильфор, – но не все, а лишь самые старые и сильные.

– Мы должны немедленно спуститься в подвал и помочь госпоже Бафора! – торопила я, начиная первой взбираться по россыпи мелких каменных обломков, обильно устилающих тот склон холма, который и вел к остаткам крепостной стены, зиявшей провалом сорванных с петель ворот. – Она меня ждет…

– Глупая! – осуждающе ворчал Конрад, неотступно следуя за мной. – Ты спешишь навстречу своей погибели.

– Не каркай! – возмущенно закричала я, оборачиваясь через плечо и гневно сверкая глазами. – Ты желал узреть знак свыше? Так вот он – перед тобой. Эржебет зовет меня!

– Это не благое провидение, а происки Тьмы, заманивающей тебя в ловушку! – не умолкал оборотень.

– Знамение! – не сдавалась я.

– Тьма! – занудно брюзжал вредный вервольф.

– Тьфу! – исчерпав все доводы, в сердцах плюнула я. – Скоро ты во всем убедишься сам.

– Вот увидишь, ты совершаешь огромную ошибку! – печально предрек он.

Но я просто пожала плечами, утомившись от наших бессмысленных препирательств. Мужик – это вам не конь, его на скаку остановить куда как сложнее! Преисполнившись злобой на прилипчивого вервольфа, я насильно заставила замолчать колокольчики нехорошего предчувствия, вовсю трезвонившие у меня в душе, и продолжала упрямо карабкаться вверх навстречу своей судьбе…

«Не родись счастливым. Не мешай людям жить…» – вот какая фраза пришла мне в голову сразу же после того, как я увидела двор замка Чейт со слишком явными следами уже необратимого забвения и запустения, с остатками его исковерканного колодца, прежде облицованного мраморными плитами, с уродливыми обломками статуи Богородицы, некогда прекрасной и величественной. А ведь этот замок, так же как и его хозяйка, когда-то родился для счастья, любви и восхищения! И что с ним стало… Я ощутила, как у меня в груди поднимается волна справедливого негодования, направленная на людей, разрушивших это чудесное место. Спрашивается, и что же мы за существа такие никчемные – люди? Не ценим тех благ, кои получаем от фортуны. Не созидаем, а истребляем, не любим, а завидуем и ненавидим, не храним, а потерявши – плачем. Вот она, истинная Эра зла в действии. Она – это и есть мы сами!

Я стояла в центре разгромленного замкового двора и потрясенно оглядывалась. Жизнь пролетает, но ведь и птицы оставляют следы на памятниках… Чем мы лучше стаи глупых птиц, если способны только гадить? Именно сейчас, узрев эти жалкие руины, оставшиеся от когда-то могучего здания, не выдюжившего против гнета времени и человеческой жестокости, я в полной мере уяснила масштабность поставленных перед собой целей и впервые ужаснулась. Я испугалась, начиная осознавать: одной девушке не под силу противостоять всей мощи Эры зла! Что я могу: слабая и сомневающаяся, поддерживаемая лишь горсткой друзей? Не отступить ли, пока не поздно? Но разум тут же протестующе возопил и уверенно приказал: «Делай то, что должно! Дорогу осилит идущий. Не стоит расстраиваться заранее, а тем более потом. И даже если ты погибнешь, то хотя бы с мыслью о том, что попробовала все изменить, все исправить, спасти тот несчастный, истекающий кровью мир, от коего отвернулся его нерадивый Создатель!»

 
Мелькают дни, как книг страницы,
Текучки страшный атрибут,
И люди – вспугнутые птицы —
Бредут, усталы, узколицы,
Не понимая, чем живут.
 
 
Раскинув мертвенные сети,
Вздыхает город-исполин,
Мы все пред ним всего лишь дети,
Зверьки, посаженные в клети,
Ведь много нас, а он – один.
 
 
Разбившись о каркас бетонный,
Здесь умирает не спеша,
Поправ свободы обертоны,
Изгадив чистоты амвоны,
Моя заблудшая душа.
 
 
Крылами жалобно трепещет
С надеждой снова ввысь взлететь,
Но плоть бездарно водку хлещет,
На разум матерно клевещет,
Таланты променяв на плеть.
 
 
Забыты рифмы, только стоны
Тут услаждают Музы слух,
Соборов нет – кругом притоны,
И, влившись в ропот монотонный,
К моим псалмам Всевышний глух.
 
 
О, Эра зла – лихое время!
Нам воздаянье за грехи,
На плечи давит, словно бремя,
Молитв не слышит, сушит семя
И не дает писать стихи.
 
 
Господь, возьми дары обратно!
К чему они мне в смертный час?
Я их пыталась многократно
На целый мир делить бесплатно,
Уж коли ты тот мир не спас.
 
 
Господь, неужто ты зажрался
Молитвой, хлебом и вином?..
Нас, нерадивых, испугался,
А может, просто сбился с галса
И грезишь нынче об ином?
 
 
Тогда прошу – шанс все исправить
Пошли мне от своих щедрот!
На путь чтоб истинный направить,
Отречься от вражды заставить,
Могла бы я слепой народ.
 
 
Но если мне то неподвластно,
То хоть позволь смиренно вновь
Воспеть в стихах – безумно, страстно —
Все то, что в жизни так контрастно:
И грех, и слезы, и любовь…
 

– Туда! – объявил Тристан, без колебаний указывая на каменную лестницу, круто уходящую вниз, в недра разрушенного замка. И тогда я с трепетом поставила ногу на первую ступень, ибо и сама ощущала слабый призыв о помощи, исходящий из жерла подвала, а затем начала спускаться. Друзья направились за мной.

Наш спуск длился весьма недолго, ибо, пройдя всего лишь два лестничных пролета, мы очутились перед огромным завалом, намертво преградившим дальнейший путь. Похоже, оное препятствие было создано специально, потому как образующие его каменные блоки лежали слишком ровно и систематично, наглядно свидетельствуя об искусственном происхождении сего заграждения. Я задумчиво похлопала ладонью по ближайшему камню и растерянно слизнула каплю влаги, повисшую у меня на губе. Нет, это не слезы разочарования, это всего лишь сегодняшний зимний дождь со снегом – противоестественный и неуместный, впрочем, как и вся нынешняя ситуация. Я не люблю бессилие и отчаяние, и в этом своем мнении я всецело солидарна с известным русским певцом Владимиром Высоцким, не без основания утверждавшим: человек способен справиться с любой бедой. Главное – захотеть, ибо способ найдется всегда…

– М-да! – сердито хмыкнул Конрад, по достоинству оценив внушительные размеры представшего перед нами завала. – Дорогая, ты и теперь намереваешься идти вперед? Прости за подсказку, но здесь точно не обойтись без пары бульдозеров!

– Согласна! – я просияла лучезарной улыбкой. – К счастью, они у нас есть!

– Правда? – резонно усомнился вервольф. – Знаешь, Тристан, – он с иронией во взгляде обратился к де Вильфору, вежливо не вмешивавшемуся в наш разговор, – бог с ними, с возможностями стригойского Гидрометцентра, но признайся – неужели вы обладаете способностями двигать горы и перемещать каменные глыбы весом этак в полтонны?

– Нет, – стригой виновато развел руками, – увы, мне…

– Э-э-э? – Вредный вервольф с подначкой воззрился на меня. – Дорогая, я конечно же уверен, что умная женщина и сама понимает, какая она дура, но не до такой же степени… – Его губы сложились в донельзя ехидную ухмылку. Кажется, Конрад до сих пор не отказался от идеи отговорить меня от похода в подземелье.

– Демагог! – не осталась в долгу я и повернулась к недоуменно отмалчивающимся ангелам. – Разрешите представить вам наши бульдозеры. Их зовут, – я выдержала драматичную паузу, – Хелил и Енох. Ребята, приступайте! – Я небрежным движением пальца указала нефилимам на завал…

Картинно поухивая и поигрывая бицепсами, братцы-птеродактили вразвалку приблизились к каменной преграде. Ангелы молчали, ошеломленно выпучив глаза и отвесив нижние челюсти. Конрад озадаченно чесал в затылке, отец Григорий восторженно молился, а Тристан прятал ироничную улыбку. Нефилимы играючи расшвыривали камни, подняв в воздух облако пыли. Я отошла в сторону, уселась на обломок гранита и погрузилась в ленивое созерцание. Я ждала…

Не прошло и часа, как проход в подвал оказался свободен. Я оценивающе смотрела в темный провал, зияющий прямо у моих ног, и набиралась решимости. Если я спущусь вниз, то бесповоротно отрежу себе путь к отступлению. Нет, пожалуй, нужно говорить не так. Тогда у меня уже точно не будет обратного пути. Подумать только, всего лишь несколько шагов отделяют настоящее от прошлого! Именно такая же граница пролегает между любовью и ненавистью, жизнью и смертью… Потоки мыслей, накатывая сумбурными волнами, будоражили меня, изменяя характер и сознание. Эта морщинка между бровей проявилась у меня совсем недавно, как раз после того, как я поверила в то, что сбила вертолет Конрада, и за прошедшее время не просто закрепилась, но и стала, словно овраг от эрозии, расширяться и углубляться. Знак моей пробудившейся совести. Но сейчас меня не волновало мое личное прошлое, меня раздражало настоящее и пугало будущее моего мира. Такое глупое и нелогичное. Будущее, похожее на страшный сон, на кошмар, на медленную казнь. Способное содрать кожу как с наших тел, так и с наших душ. И если я передумаю, если я не спущусь в подвал Чейта, то оно обязательно станет реальностью. Общей бедой, способной погубить всех. Нет, я не желала своему миру подобной судьбы, а потому набрала побольше воздуха в легкие, зажмурилась и, запинаясь о мелкие камешки, уверенно двинулась вниз по лестнице. Последний рубеж остался позади.

На первый взгляд в подвале Чейта не обнаружилось ничего страшного или опасного. Лучи света от наших электрических фонариков заполошно метались по сухим стенам, выложенным кустарно изготовленными кирпичами, безуспешно выискивая затаившихся врагов. Подземелье пустовало. Наше громкое дыхание шумным эхом отражалось от невысоких закругленных сводов, создавая странный звуковой эффект, будто кто-то невидимый хрипло сопит в темноте, силясь вырваться из плена многовекового сна. Или я просто все это придумала?