Текст книги "Ода абсолютной жестокости"

Император подзывает к себе человека в пышных дорогих одеждах. До этого момента я его не замечал.

У человека серое лицо и жидкие волосы. Он мне противен.

– Рунас, ты всё запомнил про кузнеца Паргаса?

– Уже выполняется, господин.

– Хорошо. А у нас с Риггером есть незаконченное дело.

Рунас кланяется. Виркас смотрит на меня, точно ждёт моего разрешения. Я едва заметно киваю.

Рунас жестом показывает деревенским идти за ним. Они уходят. Микта оборачивается напоследок. Баргот идёт следом.

Император делает жест и снова идёт за трон. Я – за ним. С нами – ещё два стражника.

На этот раз император не спускается вниз. Из-за трона стальной змеёй вьётся узкая винтовая лестница на самый верхний этаж. Император поднимается по ней. Потом – стражник, потом я, потом второй стражник.

Мы оказываемся в небольшом помещении. Что-то вроде предбанника. Через узкую дверь мы проходим в коридор. Он богато украшен, но тоже не слишком широк. Тут нет окон, но свет льётся через отверстия в потолке. Я заглядываю в одно из них. Неба не замечаю.

– Система зеркал, – поясняет император.

Коридор приводит нас к двери. Император открывает её. Позади я чувствую тяжёлое дыхание стражников.

Мы – в обсерватории. Во дворце императора в Оменескорне я бывал в обсерватории. Там работали люди, которые не знали ничего, кроме астрономии. Они говорили цифрами и расстояниями. Они помнили названия всех созвездий и туманностей, но не могли запомнить имён друг друга.

Человек, который встречает нас, широк в плечах и крепок. Он смертный. Это видно сразу. По взгляду. А может быть, смертные просто чувствуют друг друга. Второй – чуть поодаль – смотрит в окуляр огромного телескопа.

Первый кланяется.

– Это Кранас, мой главный астроном, – говорит император.

Кранас кланяется и мне.

– В телескоп смотрит Пагдам. Он вскоре примет должность главного астронома.

Я замечаю, что за моей спиной нет стражников. Они остались за дверью.

Император идёт через всё помещение обсерватории к дверке на противоположном её конце. Я смотрю на купол и на телескоп. Через щель в раздвижной крыше видно небо. Оно яркое, солнечное.

– Разве небо можно изучать днём?

– Если изучать, например, солнце, то можно.

Он прав.

Кранас молча идёт за нами.

Император оставляет дверь открытой. Комната – совсем маленькая.

Император садится на мягкий диван, обитый кожей. Кранас садится в на стул. Рядом – маленький столик с ящиками. Больше мест для сидения нет, но император показывает на диван возле себя. Сажусь.

– Теперь, Риггер, нам всё-таки стоит взвесить «за» и «против». Скажи мне, ради чего я должен возвращать тебе потерянное бессмертие? Ты ведь потерял его без моего участия? – он улыбается.

Ждёт ответа.

– Ты мне обязан, – говорю я.

– Да, обязан, – подтверждает император. – Но подумай сам: ты опасен теперь, когда ты смертен. Если ты станешь бессмертным, то степень исходящей от тебя опасности возрастёт. Хочу ли я иметь такого врага?

– А друга?

Я веду в счёте.

– Вот, Риггер. Друга. Я думаю, ты плохой стратег. Но ты можешь стать генералом моей армии. Ты можешь стать лучшим из лучших. Потому что грядёт война. Война с твоей империей. Я дам тебе бессмертие, если ты согласишься быть на моей стороне.

Император вербует солдата. Странная сцена. Старик Вартах готовил берсерков долгие годы. А хитрый император, чьего имени я до сих пор не знаю, нашёл себе готового. Сильнейшего из всех.

– Так как, Риггер?

Я смотрю на императора холодно. А потом выкладываю один из козырей.

– А ты отдаёшь себе отчёт, император, с кем разговариваешь? Я могу убить этих астрономов и тебя заодно. А потом унести тебя. Похитить. И пытать. Просто так. Для удовольствия.

Я встаю.

– Меня зовут Риггер, император. И это не пустой звук.

Больше можно ничего не говорить.

Ни одна жилка не дёргается на лице императора.

– Ты знаешь, Риггер, сколько я у власти? Больше полутора тысяч лет. Меня травили, похищали, рубили на части и скармливали львам. Я прошёл через пятьдесят попыток вооружённого восстания и ещё через сотню дворцовых переворотов. Ты думаешь, я боюсь твоих угроз? Что бы ты со мной не сделал, я вернусь на трон. Потому что трон – мой. А жизнь – твоя, и тебе решать, как с ней поступить.

В руках императора появляется бутылка вина и два бокала. Астроному он не наливает.

В доме Касса я ел только то, что до меня пробовал Касс. По сути, мы ели из одной тарелки. В данном случае я не боюсь отравления, но то, что мы пьём из одной бутылки, несколько расслабляет.

Вино хорошее.

– Я буду работать на тебя, – говорю я.

– Слов недостаточно, Риггер. Поэтому я позволил себе небольшую вольность. Твои друзья. Кузнец, женщина и мечник. Они в моих казематах. Очень глубоко. Глубже некуда. И останутся там, пока ты будешь со мной, Риггер. И останутся там навсегда, если ты убежишь. Но я отпущу их после того, как империя Фаолан станет нашей. И ты, Риггер, сыграешь в этом немалую роль. Ты ведь оттуда, не правда ли?

Стервятник.

У него хитрое и злое выражение лица.

Я использовал не все козыри. Можно сказать, я их вообще не использовал.

– Я согласен.

Император встаёт.

– Мне достаточно твоего слова, Риггер.

Он обращается к астроному.

– Кранас, я выйду. Делай свою работу.

На пороге император оборачивается и говорит мне:

– Видишь, как много можно успеть за один день? Именно поэтому я – император.

* * *

Меня зовут Риггер. Если император думает, что я выйду из этой комнаты и упаду перед ним на колени, он ошибается. Если он думает, что я помогу ему взять Оменескорн, он ошибается. Если он думает, что я предам тех, кто помогал мне в пути, он тоже ошибается.

Козырь. Козырь в рукаве.

Император думает, что теперь оценивает меня в соответствии с реальным положением вещей. Что раньше он недооценивал меня.

Он и теперь недооценивает меня.

Кранас ставит на столик бутыль. Встаёт и говорит мне:

– Встань.

Я поднимаюсь.

Кранас приближается почти в упор и шепчет:

– Если ты сумеешь вывести нас отсюда, то я помогу тебе.

– Зачем тебе это?

– Меня сделали смертным под угрозой вечного заточения. Так же, как я должен сделать смертным своего преемника, Пагдама. Он ещё не знает об этом. Пока что он просто ученик астронома. Когда он станет смертным, он произнесёт vitum и вернёт мне бессмертие. Так должно быть. Так обещает император. Но я знаю, что как только Пагдам станет смертным, меня убьют. В ту же минуту. Если ты сделаешь так, как я скажу, мы оба спасёмся. И друзей твоих спасём.

– Что делать?

– Мне нужен император. В бессознательном состоянии, но живой. Здесь.

Я молча открываю дверь и выхожу из комнатки. Император беседует с Пагдамом. Я иду прямо к ним.

Император оборачивается и хмурится. Первым движением я хватаю астронома и сворачиваю ему шею. Вторым бью императора.

Но промахиваюсь. Он отлетает назад не хуже любого из берсерков Файланта.

– Не стоит, Риггер. Я сильнее.

Он достаёт меч.

Я будто смотрю на ситуацию со стороны. Он – сильный боец, я это вижу. За дверью нас ждут два стражника. Которые позовут на помощь. Я могу разнести обсерваторию на части, но не взять императора.

Я не до конца понял идею Кранаса.

Взять императора живым. Сложно. Очень сложно.

Я нападаю. У меня нет оружия, мне нечем парировать его удары. Подныриваю под меч. Пытаюсь сделать подсечку, но не успеваю: он достаточно быстр для меня. Удар срезает край моей рубашки, я отскакиваю в сторону. Император смеётся.

– Ты думаешь, что сумеешь, Риггер?

Я бросаюсь вперёд. Право, лево, удар, увёртка. Он не задевает меня. Я не успеваю ударить его сзади по шее, чтобы оглушить. Не успеваю поймать его руку.

Я умею превращаться в огненный вихрь. В экстремальных ситуациях. Когда вокруг – тысяча воинов. Когда нет другого шанса выжить. Я становлюсь быстрее, чем само время. Но не против одного соперника.

Клинок врезается в пол около моей ноги. Я чувствую, что проигрываю. Император остаётся таким же ловким, каким и был в начале боя, а я устаю.

Обыкновенный бой продолжается три секунды. Удар. Парирование. Ответный удар. Смерть.

Бой двух мастеров может затянуться на минуту. Много ударов. Много отражений.

Мы танцуем уже не меньше пяти минут. Мы не нанесли друг другу ни одного удара.

Внезапно император останавливается.

– Подожди, Риггер.

Он хочет предложить мне сделку?

– Мне это надоело, Риггер.

И я понимаю, что упустил одну вещь. Он не просто танцевал. Он продвигался к двери, за которой – стража. Один шаг. Ему осталось сделать шаг, протянуть руку и открыть дверь.

Я закрываю глаза.

Мир превращается в патоку. Он застывает, замирает. Я делаю шаг вперёд, один маленький шаг, и я уже между императором и дверью. Он смотрит на меня изумлённо, потому что такого он не ожидал. Он заносит руку с мечом. Медленно-медленно. Будто в обучающем бою. Я протягиваю руку и перехватываю его кисть. Другой рукой я поочерёдно отгибаю его пальцы от эфеса и ломаю их. Раз. Два. Три. Четыре. Меч летит на пол. Я аккуратно дотрагиваюсь ногой до его голени. Его нога подгибается, он падает. Он падает очень медленно. Я обхожу его вокруг и дотрагиваюсь до его шеи сзади. Главное – не сломать.

И тогда я открываю глаза. Император лежит передо мной. Нагибаюсь: дышит. Беру его за шкирку, как провинившегося пса, и тащу в комнатку к Кранасу.

Я сам не знаю, какие ещё козыри у меня в запасе. Каждый раз, когда ситуация становится критической, я обнаруживаю очередной резерв, которого раньше не было. Сколько ещё подобных резервов внутри?

Я – Риггер.

* * *

Кранас смотрит на императора. В его взгляде нет ненависти, только пустота.

– А где Пагдам?

– Мёртв.

Он боялся выглянуть за дверь.

– Хорошо. Открой ему рот и запрокинь голову. Он должен это выпить.

Вливать жидкость в рот человеку без сознания – дело непростое. Я вытаскиваю язык императора, пальцами растягиваю рот. Кранас аккуратно льёт туда жидкость из флакона. Император начинает кашлять.

– Хватит. Теперь сядь и молчи.

Он протягивает руку над головой лежащего и начинает говорить странные слова. Я вспоминаю этот язык. Прокажённый во дворце Вартаха говорил на нём, когда произносил mortirum. Собственно, Кранас тоже произносил сейчас именно mortirum.

Кранас заканчивает.

– Он – смертный. Мы – тоже. Теперь выпей это.

Нужно всё делать быстро, очень быстро. Мне казалось, что возвращение в стан бессмертных будет чем-то торжественным. А получается – несколько слов, наскоро произнесённых в жалкой каморке.

Я выпиваю содержимое флакона. Вряд ли он будет меня травить.

– Выйдем, чтобы действие не распространялось на императора.

Мы выходим. Закрыв дверь, Кранас быстро простирает надо мной руку и произносит несколько слов всё на том же волшебном языке.

– Сделано. Ты уже спасён. Теперь надо спасти меня.

– Как?

Он открывает дверь. Император перекатывает голову на бок. Смотрит на нас мутными глазами.

– Усади его на диван.

Мы сидим так же, как и в начале. На диване – мы с императором, напротив, на стуле – Кранас. Император уже в сознании. Пальцы на правой руке сломаны. Нога вывернута под неестественным углом. В его глазах – злость.

– Ты знаешь, Риггер, что это тебе не пройдёт, – говорит император.

– Мне теперь всё пройдёт. Мы поменялись ролями.

Он напрягается.

– Ты смертный, да, – говорю я с усмешкой. – А я – бессмертный. Теперь. И меч твой у меня.

Я приставляю острие к его горлу. Он прижимается к спинке дивана.

– Страшно, да?

У меня сейчас диковатый вид. Я начинаю ощущать себя бессмертным.

– У нас есть к тебе дело. Выполнишь – останешься жить, – это говорит Кранас.

– Ты – указываешь мне? – в голосе императора власть.

Кончик меча прочерчивает тонкую линию на его щеке. Идёт кровь. Он замолкает.

– Слушай Кранаса. Он сейчас немного умнее тебя.

Император смотрит злобно.

Как он мог допустить такое? Остаться наедине со мной вообще без охраны. Он надеялся на свою силу? Он снова недооценил меня.

– Сейчас ты прочитаешь вслух этот текст, – говорит Кранас. – Когда я скажу.

Он подаёт императору бумагу. Я заглядываю.

Там – vitum. Транскрипция на наш язык. Император тоже это понимает.

– Не буду.

Я беру его руку – сломанную. Он воет: больно. Вытягиваю её и отрезаю мечом указательный палец. Он воет и рвётся. Удар в пах останавливает его. Он сгибается.

– У тебя ещё много пальцев. Читать будешь?

Он тянет руку за бумагой. Начинает читать.

– Стой, – говорит Кранас.

Он достаёт из стола ещё один флакон и выпивает.

– Теперь читай. Тебе придётся положиться на слово Кранаса, – говорю я. – Моему ты уже вряд ли веришь.

Он читает. Со злостью выплёвывает слова заклинания.

– Ты ошибся, – говорит Кранас. – Не стоит меня обманывать. Я знаю его наизусть.

Я тянусь к пальцам императора. Тот отдёргивает руку и снова начинает читать. Теперь он читает спокойнее. Кровь из отрезанного пальца стекает на пол.

Когда император заканчивает, Кранас удовлетворённо кивает.

– Теперь молодец. Всё верно сделал.

Я встаю.

– Ты обещал, – говорит император.

Моё слово имеет вес.

– Кранас обещал. Я – нет. Только вот в каземате держат кое-кого. Я хочу увидеть их. Живыми и на свободе. И никак иначе.

– Если ты убьёшь меня, ты их никогда не найдёшь.

– Есть один способ.

Я хватаю императора за шкирку. Он очень силён. Даже со сломанной ногой он смог бы сражаться против меня. Но он смертен. И ему страшно.

Мы идём к выходу. Кранас идёт первым.

Мы провели внутри довольно много времени, но стражники даже не всполошились.

Кранас открывает дверь.

– Я не знаю дворца, – говорит он. – Я много лет не выходил из обсерватории.

– Ничего.

Я толкаю императора вперёд.

Ситуация повторяется. Не так давно я подобным же образом толкал перед собой Касса. Тогда я был смертным, а моя жертва – нет. Теперь всё наоборот.

Стражники ждут в коридоре. Они не сразу понимают, что с императором что-то не так. В глаз одного тут же вонзается мой меч. Второй успевает обнажить оружие, но до удара дело не доходит: я быстрее. Теперь – самое сложное. Винтовая лестница вниз. В зал, полный солдат.

Император спускается первым. Он отлично знает, что я могу его убить, если захочу. Успею убить.

Стражники внизу смотрят на нас. По залу проносится неясный гул. Император хромает и держится за перила здоровой рукой. Один раз он чуть не падает: я ловлю его за ворот.

Он спускается вниз, а почётный караул молча смотрит на него.

Он оглядывается на меня.

– В центр зала, – говорю я.

Он идёт вперёд. Он не успеет рвануться и исчезнуть за широкими спинами своих латников. Он знает это.

– Повернись, – говорю я громко.

Он поворачивается. Молчание. Они никогда не видели императора – таким.

– Я вызываю тебя на поединок.

Этот сумасшедший кодекс чести империи Фаолан. Он не может отказаться от поединка. Он не может и унизить меня подобно Кассу: я сильнее. Стражники будут повиноваться сильнейшему.

– Я ранен.

– Ты отказываешься от поединка?

Стражники гудят.

Он думал, что я убью его там, наверху. Он думал, что я оставлю его в живых, но запру в комнатёнке наверху. Он думал, что я потащу его в казематы – к своим товарищам.

Он не подумал о подобном ходе. И он знает, что уже проиграл.

– Ты обещал, – шепчет он.

– Я – не обещал.

Бросаю ему меч. Он ловит его здоровой рукой. Я протягиваю руку. Кто-то из стражников отдаёт мне своё оружие. Тяжеловатое, но драться можно. А с таким соперником – и подавно.

Я не люблю ждать. Я подхожу к нему и заношу меч. Он пытается подрубить мне ноги, но это жалкая попытка. Его собственная сломанная нога подгибается, он падает на колени.

Мой меч сносит голову императору Фаолана.

Человеку, который правил империей тысячу с лишним лет. Непревзойдённому бойцу, бессмертному. Он привык к своей славе. Он привык к своему искусству управления. Он знал, что нет никого сильнее.

В общем, он был прав. Пока не появился Риггер.

Я стою над обезглавленным телом. С меча стекает кровь.

Я поднимаю меч вверх.

Кранас позади меня садится прямо на пол. Мне кажется, от радости.

– Ну, кто я теперь, по праву сильного? – реву я во всю глотку.

– Он был ранен, – тихо говорит чей-то голос. – Это нечестно.

Это Рунас. Маленький слуга. Обладатель немалой власти.

Я разворачиваюсь, взмахивая мечом. Вторая голова катится по земле и останавливается, уткнувшись в труп императора.

– Ещё есть сомневающиеся?

Они не знают, что делать.

Да, конечно. Можно было вызвать императора на бой тогда, в начале. Но решения приходят в голову внезапно. Не победил в честном бою – победи в нечестном.

Вперёд выступает Кранас.

– Он победил императора наверху. В честном бою.

Он поднимает руку вверх и чиркает по ней невесть откуда взявшимся ножом.

– Слово смертного, – громко говорит Кранас.

Он знает, что если меня сейчас не признают, то ему тоже будет несладко.

И тогда они склоняются передо мной. Все эти закованные в латы монстры. Стражники с мечами и алебардами. Слуги в сине-красном. Все.

Император Риггер. Это звучит гордо.

Бессмертный император Риггер – это звучит ещё сильнее. Вечный император.

* * *

Кранас и в самом деле почти ничего не знает о дворце. До того, как стать смертным – не по собственной воле – он жил вдали от двора.

Я сижу на троне. Теперь предстоит отдать множество мелких указаний. Решить все проблемы. Все вопросы. Я приказываю привести ко мне Баргота. Почему-то я доверяю этому человеку.

Он появляется передо мной. В его глазах нет ничего. Даже удивления. По-моему, ему безразлично, кому служить. Мне или тому императору. Стражники по-прежнему стоят почётным караулом. Я заметил, что они иногда сменяются. Раз, и где-нибудь в строю происходит шевеление. И на месте одного латника – другой. Это грамотно. Поэтому они не устают.

– Баргот, – говорю я, стараясь понизить тон до почти ласкового.

– Да, господин.

Позади Баргота маленький человечек в чёрном наряде оттирает пол от крови. Я приказал ему делать это при всех, именно сейчас. Демонстративно.

– Советники Касс и Глан?

– В каземате. В камне, как приказал император, – он осекается.

– У прежнего императора было имя?

– Нет, господин. Я его не знаю.

– Кто знает?

– Я не знаю, господин.

Я повышаю тон.

– Кто-нибудь знает, как звали вашего императора?

Ответом служит тишина. Приближённые слуги в сине-красном, помощники Рунаса, столпились у трона, потупив глаза.

– Хорошо. Рунаса – к Кассу. В одну могилу.

Это жестоко. Но нельзя позволять сомнений. Допустивший сомнение хоть раз, допустит его и другой.

Кранас стоит справа от трона. Он горд тем, что сделал. Впрочем, он имеет право.

– Люди, с которыми я пришёл в этот зал?

– Их уже освобождают.

– Вымыть, одеть и привести. И кузнеца Паргаса тоже, если его не освободили до сих пор.

Лжецы. Стая лжецов.

– Да, господин.

Он делает отмашку рукой одному из своих помощников. Тот исчезает.

Знают ли они, что их прежний император не оживёт завтра? Догадываются?

– Тело императора вывесить на ворота замка. Прибить гвоздями, – говорю я.

Завтра народ немного удивится.

И тут я вспоминаю плиту в Чёрных землях. Плиту с давно усохшим мертвецом на ней. Плиту с таинственными знаками.

Император что-то знал. Наверняка. Он слишком долго правил этой страной. Он правил ей ещё тогда, когда Чёрные земли цвели.

– Нет, – я останавливаю Баргота. – Постой.

Он смотрит на меня.

– Ты знаешь о плите посреди Чёрных земель? О плите-обелиске с надписью «Тут кончается бессмертие»?

Он склоняет голову.

– Тело императора доставить туда. И распять на плите. Хотя он всё равно не оживёт завтра.

Последнюю фразу я говорю в сторону. Для всех и ни для кого.

Глаза Баргота округляются.

– Ты слышал, – повторяю я.

– Да, господин, – он отправляет прочь очередного посыльного.

Я поднимаюсь с трона.

– Кстати, Баргот, кто покажет мне мои нынешние покои? И ещё: где моё оружие?

Они боятся меня. Боятся больше, чем того императора. Страх перед ним был просто привычкой, выработанной за столетия. Страх передо мной реален. Это страх перед человеком, который меняет привычный уклад их жизни. Который в одиночку уничтожил тысячу воинов, который отрубил голову императору.

Я оглядываюсь на Кранаса. Он остаётся держателем mortirum и vitum, но теперь он – бессмертный. Теперь он не может ими воспользоваться. Но он – знает. Молодой астроном наверху ещё не знает, а Кранас – знает.

– Его – в камень, – показываю я на Кранаса.

Тот вскакивает с места и что-то кричит, но это неважно.

Я – Риггер. Я буду править огнём. Править кнутом.

Жестокости придётся учиться снова. Я отвык от неё.

* * *

Я, чистый и благоухающий, возлежу на диване. Полуобнажённая девушка помахивает опахалом, другая – растирает мне ноги. Я ощущаю себя императором гораздо в большей мере, нежели когда я сидел на троне, а передо мной падали ниц шеренги солдат.

Главный архитектор дворца Наутиокон (я с трудом запомнил это имя) рассказал, что башню воздвигли по приказу императора триста лет назад. До того тронный зал помещался на первом этаже. Император хотел находиться выше всех. Кроме того, и солдаты, и гости, которые поднимались по лестницам, а не на лифте, представали перед императором измотанными и уставшими, что позволяло ему чувствовать себя ещё сильнее.

Он был эгоистом. Как и я.

В дверь стучат. Я показываю одной из девушек: открой.

Она идёт к двери, вращая бёдрами. Она вызывает у меня прилив желания. Впрочем, полчаса назад я уже частично его удовлетворил.

Появляется Баргот. За ним – все трое: Виркас, Марфа и Микта. Люди, которые не бросили Риггера. Не оставили его одного. И ещё один человек: высокий, крупный, с глубоко запавшими чёрными глазами и обритой наголо головой.

– Ситуация изменилась, не так ли? – говорю я.

– Да, мой император, – Марфа делает реверанс.

– Выйдите, – говорю девушкам.

Обе тут же исчезают, прикрыв за собой двери.

– Мы можем общаться, как прежде, – говорю я.

Виркас садится на кресло, Марфа и Микта следуют его примеру. Бритый остаётся стоять.

– Ты, вероятно, Паргас? – спрашиваю я.

Он кивает.

– Надо будет найти ещё художника Арокана. Но это позже, – говорю я скорее для себя, чем для кого-то.

Рядом с диваном лежит моё оружие. Я достаю меч самоедов.

– Твоя работа?

Он берёт меч у меня из рук и рассматривает его.

– Да, господин.

– Меня зовут Риггер. Всегда называй меня Риггер.

Он снова кивает.

– Зачем ты сделал такой клинок? Я никогда и нигде больше не видел подобных.

– Где ты взял его?

Он поднимает на меня глаза. Смелый.

– Отобрал у племени самоедов на границе Фаолана.

– Это их клинок, – говорит Паргас. – Я сделал его для них.

Всё гораздо сложнее, чем я ожидал.

– Ты был одним из них?

– Да. Очень давно. Потом я ушёл, стал кузнецом. Делал клинки. Этот сделал для них. Потому что они были частью моей жизни.

– Они чуть не съели меня, знаешь, Паргас?

– Их не изменить.

Я обращаюсь к Виркасу:

– Вы возвращаетесь в деревню?

– Да. Нам нечего делать в столице. Хотя торговать теперь будет сложно.

– Торговать теперь будет просто. Товар будет брать Карлиф. По утроенной цене. Если не захочет к своему названному брату. Третьим в могилу.

Виркас наклоняет голову.

– Если вы выедете завтра, вы ещё успеете нагнать остальной караван. Я думаю, они поехали не через Чёрные земли. Я дам вам сопровождение.

– Риггер, – это говорит Микта.

– Да?

– Я хочу остаться. Я хочу сражаться.

Я усмехаюсь.

– Хорошо. Ты останешься. Поступишь в гвардию императора.

– Спасибо, Риггер.

– А ты, Марфа? Ты уедешь?

– Да. Клифе нужны друзья после стольких лет мучений.

– Я привезу Бельву. Думаю, это не составит труда. Оказывается, в Оменескорне имеется обширная шпионская сеть из Фаолана.

Марфа кивает мне.

Я чувствую: что-то не так. У меня слишком много друзей. А друзья – тяжелее, чем враги.

Микта смотрит преданно, как пёс.

* * *

Меня зовут Риггер.

Книгу обо мне уже пишут. Моего имени – боятся. Всё происходит так, как и должно происходить.

Мне интересно, о чем думает Файлант. О чем думает Цикра. Вести об императоре Риггере уже дошли до них, я полагаю.

Мне предстоит учиться. Снова учиться. Я не умел воевать чужими руками. Теперь – научусь. Потому что другого выхода у меня нет.

Потому что впереди – тысяча лет войны.

Потому что впереди – новые пути и цели.

Но одна цель лежит прямо на поверхности, перед моими глазами. Я – император Риггер. Я владею половиной мира. Но половины мне – мало.

На Оменескорн. Моя дорога – на Оменескорн.