Текст книги "Лекции по истории позднего Средневековья"

Лекция 14. 22 ноября

Мы остановились на характеристике представителей нового направления литературы в Германии в конце XV и начале XVI столетий. Из них три особенно заслуживают внимания. В них вполне олицетворялось новое движение. Иоанн Рейхлин. Родился в 1455 в Пфорцгейме, умер в 1522; он был человек низкого происхождения, за звучный голос взят он был в певческую местным епископом; усиленными трудами приобрел он здесь сведения некоторые в древних языках, после употреблен был правительством для поручений в Италию, где было закончено его образование. Он привез из Италии с собой первый экземпляр Одиссеи и филологический метод, который приложил в Германии. Он был человек строгий, нравственный, исключительно преданный своим занятиям; он не любил литературных споров, но самое время было спорным, надо было сделаться ратником какого-либо направления.

Рейхлин поневоле стал во главе нововводителей (труды были филологические в строгом смысле). Он издал латинский словарь, греческую грамматику, великие подвиги, облегчавшие изучение этих языков; он издал первую еврейскую грамматику,[134]134
  «De rudimentis hebraicis». Книга издана впервые в 1506 г. Рейхлин цитирует здесь строку из XXX оды («Памятник») III кн. Горация.


[Закрыть] избрав гордым эпиграфом из Горация exegi monumentimi aere perennius.[135]135
  «Я воздвиг памятник прочнее меди» (лат.).


[Закрыть] В самом деле, Библия дотоле почти не изучалась христианами в подлиннике. Народы западные читали ее в латинском переводе, не всегда верном и точном. Знание еврейского языка существовало дотоле только у ученых раввинов. Рейхлин познакомился с некоторыми из них и после несказанных трудов овладел этим языком. Но, пролагая путь к изучению Библии, он имел еще другую цель: подобно Пико делла Мирандола он мечтал о единой науке, в которой должны слиться все науки, он думал найти эту науку в каббале, где, к уразумению всех религиозных верований, всех философских систем, по его мнению, был ключ всемирной символики. Мысль фантастическая, но благодаря этой мысли мы получили многие великие труды в то время. Так и Колумб открыл Америку, ища восточного берега Азии. В 1510 г. Рейхлину пришлось принять деятельное участие в распре и раздорах немецких ученых. Один еврей Пфефферкорн перешел, как говорят современники, из корыстных расчетов к христианству, будучи подкуплен кельнскими доминиканцами. Он издал книгу о евреях и требовал сожжения всех еврейских книг во имя христианства.

В Кельне, где доминиканцы составляли инквизиционное судилище и занимали все кафедры, книга Пфефферкорна была одобрена; они потребовали от императора, чтобы он разрешил общее гонение на еврейские книги и позволил сжечь их. Но при дворе Максимилиана были уже ученые и в Вене со времени Энея Пикколомини (со времени его посещения Вены). Потому мнение доминиканцев (фанатиков и невежд) не принято.

Император поручил Рейхлину рассмотреть это дело и подать свое мнение. Мнение Рейхлина, очевидно, было против доминиканцев, его самого обвинили в ереси, потребовали к суду, дело дошло до папы. Папа был слишком просвещенный человек, он не хотел прямо выступить против доминиканцев, но Лев X не хотел выдать и Рейхлина (ученые труды которого он хвалил). Он откладывал решение этого вопроса, который получил великую важность в Германии.

Все разрозненные силы гуманистов и обскурантов соединились и вступили в бой: до 1518 от 1510 продолжалась эта распря. Только великое движение Реформации заслонило ее. Мы увидим, что в ее результаты вмешались некоторые замечательные личности. Рейхлин стоял не один. Рядом с ним действовал почти в том же направлении, хотя и другими средствами, Эразм Роттердамский. Он родился в 1467 г. в Нидерландах. Отец и мать прижили его вне брака, ибо тот и другой обречены были в детстве к монастырской жизни. Потому он занял в обществе особое, не совсем выгодное положение. В нем еще с детства сказалась ненависть к монашеской жизни. Бедность родителей заставила отдать его в монастырь. Против воли произнес он обет. Не столько это, как необходимость заниматься схоластикой, раздражало юношу. Епископ Камбрейский дал ему возможность посетить Париж и там учиться, но там он, конечно, должен был жить под монашеским надзором, должен был слушать профессоров, державшихся старой науки. Мало-помалу он сам вышел из этих отношений. Он начал исключительно заниматься древними. Первые труды его были чисто внешние, хлебные. Он переводил греческих писателей на латинский: переводы были отлично приняты. Потом он начал издавать небольшие брошюры, содержание которых было заимствовано из древнего мира, древних писателей, они доставили ему громкую известность. Скоро ученые начали гордиться письмами, которые получали от Эразма; Цезиус, тогдашний ученый, говорит, что на него показывали пальцами за то, что он получал письма от Эразма. Эразм был одарен легкостью в работе, остроумием и чрезвычайной осторожностью, он редко вступал и личные споры и уклонялся от распрей; в его натуре было нечто расчетливое, эгоистическое, но в высшей степени даровитое. Сверх того, он был одарен в высокой степени пониманием современного направления и потребностей; изучая древних, он не вдавался в крайность итальянцев, забывших христианство для древних. Он понимал, что в Германии оба стремления идут рука об руку, стремление к пониманию классической древности и к чистоте первоначального христианства. Он сделал для Нового Завета то, что Рейхлин для древнего: он издал очищенный греческий текст Нового Завета. Собственно, его воззрение, конечно, было более языческое; он был приверженец горацианской философии. Он извлекал из древних изречения в этом роде и издавал отдельными книжками, чтобы распространять всяческие античные воззрения. Сверх того, у него была некоторая насмешливость, довольно тонкая, обращенная не на личности, а на общественные предметы и потому не навлекшая на нею ненависти. Известна его Похвала глупости. Глупость является здесь царицей, она делает смотр своим подданным, каждое сословие оценивается ею с ее точки зрения; в особенности здесь нападает Эразм на монахов. В спорах Рейхлина он не принял участия, ибо они могли кончиться иначе (Рейхлина требовали к суду инквизиции).

Эразм не любил таких распрей, он не любил даже, чтобы в его присутствии произносили слово «смерть». Это был человек образованнейший, враг схоластики, прежней науки. Совсем с другим характером выступил на сцену третий (представитель литературного движения в Германии) Ульрих фон Гуттен, один из величайших писателей и граждан Германии. Он родился в 1488 г. Эразм и Рейхлин родились в низшем сословии, Ульрих принадлежал к одному из знатнейших рыцарских родов. Отец его имел на него честолюбивые виды; он отдал его в монастырь в 11 лет, чтобы со временем он вступил в высшие духовные должности. Ульрих не чувствовал никакого призвания к духовной жизни, на 16-м году он бежал из монастыря, отец отказался от него. Изнеженному юноше надо было своими трудами добывать себе хлеб. Он переходил из одного университета в другой, жил уроками, писал сочинения на ученые степени и продавал другим, читал лекции в Ростоке. В Вюртемберге он был уже доцентом. Ему не было еще 30 лет, [а] Германия знала его как самого талантливого представителя новой школы. В особенности он был известен как поэт, писавший латинские стихи. Он писал на частные случаи, великие события современные. Не было ни одного значительного происшествия в Германии, которое не вызвало бы от него какого-либо отголоска. Один из родственников его был убит герцогом Вюртембергским, он потребовал от герцога отчета, издал несколько сочинений, исполненных страшного негодования, гражданского гнева.[136]136
  Имеются в виду пять речей Гуттена, против герцога Ульриха Вюртембергского.


[Закрыть] Потом он отправился в Италию, учился там праву, но более занимался классической филологией. Он участвовал в военной службе в войну Максимилиана против Венеции, занимался в это время, писал стихи и был известен поединками, вызывал на поединки за оскорбление немецкого языка и т. д. Вся эта частная его жизнь исполнена беспокойных стремлений, потребностей деятельности, еще не нашедшей цели себе. Он вытерпел много от нищеты, болезней. Наконец, он возвратился в Германию, принадлежа уже к числу самых знаменитых ученых; отец признал его. В Нюрнберге он в присутствии Максимилиана за поэтические произведения был венчан лавровым венцом. Он находился при дворе Майнцского курфюрста, князя образованного. Здесь он нашел почетное положение и занятия по сердцу; но, он не рожден был для мирной жизни, вскоре он принял сторону Рейхлина. В нем сейчас можно видеть рыцаря. Он писал статьи за Рейхлина и в то же время хотел биться со всяким, кто стал бы защищать доминиканцев, копьем, мечом, секирой.

В 1516 г. вышла первая часть, Epistolae Obscurorum Virorum.[137]137
  Письма темных людей (лат.).


[Закрыть] Сначала та часть публики, которая принимала участие в литературных вопросах, с недоумением остановилась на ней; сами доминиканцы прочли ее, не понимая, что эта сатира против них. Но действие книги было ужасное: книга эта состояла из переписки доминиканцев между собой; они сообщали друг другу известия о частной жизни своей, об ученых новостях и т. д. Она написана плохой латынью. Доминиканцы высказывают здесь прямо все стремления, цели свои. Но с такою резкостью, таким цинизмом выведены темные стороны старого направления, грешные стороны в жизни западного монашества, так сильна ирония и зла, так груба и беспощадна, что можно, наверное, сказать – в целой литературе мы мало найдем сочинений, которые так подействовали бы на общественное мнение. Здесь не надо искать тонкого комизма – шутка едкая, грубая, сообразная с нравами тогдашнего времени и читателей тогдашних. Всякий, кто сколько-нибудь знаком с нравами того века, с истинным наслаждением может читать epistolae. Гуттен не один писал ее, с ним соединилось несколько молодых людей того же направления. Есть два письма, в которых он, по-видимому, отказывается от участия в составлении этой сатиры, но другие его письма показывают, что большая часть принадлежит ему. Он отказывался от участия только для того, чтобы дать книге более ходу, поддержать часть публики в том мнении, что эти письма действительно писались доминиканцами.

Предположение, что он боялся последствий, противоречит характеру его, бесстрашному, любившему опасности. Таково было движение новой науки в Германии. В университетах защитникам этого движения надо было бороться с большими трудностями. На кафедрах сидели большей частью представители схоластики. Молодым людям с талантом трудно было получить место в немецких университетах. Многие защитники этих мнений должны были оставить кафедры. В 1502 г. Фридрих Мудрый, Саксонский курфюрст, основал университет в Вюртемберге, он при этом не скрывал своей мысли, он хотел дать здесь новые силы направлению новому и науке. В числе профессоров этого университета был Мартин Лютер. Мы увидим впоследствии его тесную связь с гуманистами.

Заключим этот обзор несколькими общими выводами. В Италии, исключительно занятой классицизмом, изящными древностями, ученые оторвались от современности, забыли о христианстве и всех условиях нового государства и новой жизни. Результатом этого направления было колоссальное явление Макиавелли, этого древнего гражданина в полном смысле слова, который прямо осмелился упрекнуть христианство в ослаблении гражданских доблестей и сказал, что между частною и общественною доблестью и нравственностью нет ничего общего. Совсем иначе обнаружилось это направление на германской почве. Там оно пришло в тесную связь с религиозной реформой, потребность которой была глубоко чувствуема.

Рейхлин доставил возможность читать в подлиннике Библию, Эразм издает Лукиана, пишет сочинения, пропитанные древним духом, и в то же время предлагает чистое, правильное издание Нового Завета. Наконец, в таинственном, тревожном Гуттене видно глубокое религиозное чувство, которое имело обнаружиться впоследствии.

Одним словом, мы видим двоякое направление – возврат к классической древности и возврат к первобытной чистоте христианской нравственности, вызвавшие равное сочувствие в Германии. Дальнейшее движение гуманизма будет изложено в связи с историей Реформации. Посмотрим теперь еще на одно великое событие, окончательно отрывающее средний мир от нового, событие, которое находится в тесной связи с направлением тогдашних умов, – открытие Америки и другие открытия, совершенные другими. Самое полное собрание известий об открытии Америки находится в известном сочинении Александра Гумбольдта. Подробное и весьма отчетливое известие из этого найдем в Современнике, в статьях о Гумбольдте. В начале XV в. португальцы начали ряд открытии, ознаменовавших все это столетие. Виновником и главным покровителем этих открытий был инфант португальский Генрих Мореплаватель, в высокой степени интересное и занимательное лицо.

Лекция 15. 1849, 24 ноября, четверг

Мы начали говорить об открытиях, совершенных западными народами в XV и начале XVI столетия. Португальцы предупредили другие народы на этом пути. Вождем этого движения был инфант Генрих Мореплаватель. В 1415 г. король Иоанн Португальский,[138]138
  Умер в 1433 г.


[Закрыть] желая доставить пяти сыновьям своим рыцарское достоинство, осадил на берегу Африки Цейту (Ceuta). При этой осаде отличился особенно третий сын короля инфант Генрих. С этого дня, можно сказать, посвятил он себя исключительно исследованию Африки и войнам с неверными. Он был еще очень молод, отрекся от придворной жизни, поселился в Альгарвии на морском берегу (в своем имении Терцанабал), у залива Carpa на небольшом мысе и не сводил в продолжение долгой своей жизни глаз с Атлантического океана и Африки. Около него образовался небольшой ученый двор, занимавшийся исследованиями вопросов о мореплавании, много открытий по части мореплавания совершили они. География сделала великий шаг вперед. Известно, что древние полагали сначала, что земля имеет форму кругловатой плоскости, со всех сторон окруженной океаном. Но уже пифагорийцы пришли к предположениям о шаровидном образе нашей планеты. Их предположения получили оправдание уже позже и были научно доказаны географами и астрономами Александрийской школы. Сверх этих мнений о форме земли нашлись между учеными и в массе народа разные гипотезы и поверья. На основании ученых предположений древние географы предполагали другую землю, кроме нашего материка, но искали ее на юге; они предполагали, что, приближаясь к тропикам, земля становится необитаемой, но по ту сторону этого знойного и бурного промежутка существует другая земля. С этим соединялось странное предположение, что там исток Нила, который проходит под морем и выходит в Африке. Африка известна была большею частью только северным краем, хотя и была обогнута Нехао,[139]139
  Очевидно, речь идет о путешествии финикиян вокруг Африки, которое было организовано около 600 г. до н. э. египетским фараоном Нехо.


[Закрыть] что, впрочем, не оставило важных результатов для науки. Потом возникло мнение, что на запад от Иракловых или Бриареевых столбов существует земля Сатурнова,[140]140
  Ее же называли Атлантидой.


[Закрыть] ибо о ней упоминали Платон и Плутарх. По мнению древних, она была или оторвана морем от материка, или поглощена морем. Нет сомнения, что это предание находилось в какой-либо связи с историческими или, по крайней мере, геологическими своих жилищ каким-то чрезвычайным переворотом, и этот переворот был геологическим. Но положительных сведений об этом мы не имеем, так что многие новейшие ученые не дают этому предположению никакого ученого значения. В Александрии, где совершено было столько важных географических исследований, утвердилось наконец мнение о шаровидной форме земли. Эратосфен попытался даже определить объем земного шара градусами широты и долготы, то объем земли принимал все-таки гораздо меньше. В VI столетии это мнение о шаровидности совершенно вытеснено. Является другое, по которому земля является четырехугольником; 400 дней надо употребить, чтобы пройти ее длину, ширину – 200 дней. Она окружена океаном, но на океане где-то лежит страна (которая была земным раем): здесь видна также связь с античными преданиями, но научные понятия, как видно, упали в сравнении с древними.

Мы видели уже, что в Средние века с течением времени схоластика сделалась какой-то наукой особой, обратившей свое учение в догматизм и за этим покровом отражавшей нападения. Географические ее мнения также считались чем-то непогрешимым, окончательным, и всякое мнение в пользу шаровидности земли считалось за ересь. В XV столетии возникли сомнения в этих понятиях.

Кардинал Франц Петр Ailly составил компиляцию imago mundi;[141]141
  Имеется в виду книга французского епископа Пьера д’Альи «Трактат об образе мира», которая содержала выдержки из работ древних и средневековых авторов о космографии: Сенеки, Аристотеля, Плиния, Роджера Бэкона и др.


[Закрыть] и здесь собрал все сведения древних писателей и арабских географов; своего мнения он не высказал, но оно проглядывало в пользу древних представлений. Разумеется, человеку с таким умом, как инфант Португальский, трудно было принять вполне мнение о четырехугольной форме земли; он знаком был с мнениями древних писателей, сам занимался приготовлением карт, но его цель была, обогнувши Африку, достичь Индии. Но это казалось невозможным: мыс Боядар считался крайним пределом, отсюда, по общему мнению, начинались места вечных бурь; мореплаватели полагали, что здесь-то начинается самое бурное море. Наконец, двум мореплавателям удалось обогнуть этот мыс,[142]142
  Первым, кто обогнул мыс Доброй Надежды в 1487 г., был португальский моряк Варфоломей Днав.


[Закрыть] и возможность обогнуть Африку сделалась очевидной, хотя этот подвиг совершен был после знаменитым Васко да Гама в 1498 г. Но между тем как Генрих Мореплаватель хотел этим путем достигнуть Индии,[143]143
  Генрих умер в 1460 г.


[Закрыть] этой таинственной страны, источника всех богатств, идя на юг, было еще другое мнение, основанное на чисто ученых предположениях, именно найти Индию, восточный берег Азии, идя прямо на запад от Европы. На основании этого мнения лежала идея о шаровидном образе земли.

В 1446 г. родился в Генуе Христофор Колумб. Он получил основательное образование, учился в Павии, но рано, по домашним обстоятельствам, должен был кончить занятия. На 15-м году он уже сделался мореплавателем. Можно сказать, что все пути, известные тогдашним мореплавателям, были им изведаны. Он посетил все новейшие открытия португальцев, в 67 году мы видим его на берегу Исландии; полагают, что здесь он получил представление об Америке. Норманны приставали уже в XI ст., к земле Винеланд, им известна была Гренландия, но потом, уже в XII и XIII столетиях, эти связи с новыми колониями совершенно прекратились. Да и самим этим открытиям нельзя давать важности: норманны были заносимы бурями; это были отважные моряки без знания местности и географических соображений. Следовательно, слухи, уцелевшие в Исландии, едва ли могли действовать на Колумба, убеждения которого были основаны на ученых основах. От 1470 до 1484 г. проводил он в Португалии. Здесь он женился,[144]144
  Он женился на дочери Бартоломея Перестрелло, опытного мореходца и сотоварища инфанта Генриха.


[Закрыть] здесь познакомился с открытиями португальцев; как человек высокого ума и образованности, знакомый по сношениям со всеми географами того времени, он убедился в возможности достичь восточного берега Азии. С этой целью он вел переписку с географами: на карте приблизительно он означал земли, которые предполагал достигнуть. На месте Гаити, по его мнению, должны были существовать Японские острова. Таким образом, если он объем земли уменьшил, то зато правильно определил ее форму, выпуская только этот огромный промежуточный материк. В 1474 г. он писал о своих планах известному тогда ученостью в математике флорентийцу Павлу Тосканелли, и в ответе того было сказано: «отправляйтесь с богом, вы, наверное, пристанете к богатым землям Азии, найдете богатые, цветущие земли, вознаграждение полное за ваши труды». Но должно было победить для этого подвига бесчисленное множество предрассудков и в науке, и в общественном мнении. Он переходил от одного двора к другому, не находя благоприятного отзыва, его считали сумасшедшим. Ему не отдавали назад представленных им карт. Море Атлантическое считали непроходимым на известном пространстве. Говорили – делается оно густою массою, говорили, что здесь никогда не светит солнце, Mare tenebrarum.[145]145
  Мрачное, темное море (лат.).


[Закрыть] Множество мелких обстоятельств подтверждали, однако, Колумба в истине его намерений. На острова Азорские выброшены были два трупа, принадлежавшие породе совершенно неизвестной. На остров Порто Санто, открытом также португальцами, часто море выбрасывало растения, каких не было в известных странах. Наблюдения и убеждения Колумба становились крепче.

Во время пребывания в Лиссабоне встретился с ним Мартин Бехайм (1459–1506), немец из Нюрнберга, сын богатого купца, но с ранних лет избравший далекие странствования; был он, говорили, на далеком Востоке, дал совет Васко да Гама обойти мыс Доброй Надежды и, вероятно, имел влияние на Колумба. Достоверно то, что он разделял мнения Колумба, был человек с ясными понятиями и что вообще в Европе было уже много людей, веривших в возможность открытия восточного берега Азии. Инквизиция едва не потребовала к суду Христофора Колумба за ересь. После долгих исканий ему удалось получить от королевы Изабеллы разрешение отплыть из Южной Испании, гавани Палое, с тремя небольшими кораблями в 1492 г. Королева Изабелла как женщина высокого ума была способна понять поэтическую натуру Колумба. Мы имеем теперь дневник Колумба, изданный в 1825 г. Навареттом испанским ученым. Плавание это сопровождалось многими опасностями, хотя впоследствии историки прикрасили эти опасности, чтобы более выставить личность Колумба. Он нашел Антильские острова и думал, что за этим непосредственно следуют берега Китая. В письмах Колумба видим, как средние времена незаметно переходили в новые, как рядом с великими мыслями держались старых предрассудков.[146]146
  Письма Колумба, дошедшие до этого времени, составляют самый интересный памятник не только относительно его самого, но и всей эпохи.


[Закрыть] Христофор Колумб думал, что он нашел Китай: здесь заведет богатые сношения и найдет сокровища и их может употребить для нового крестового похода. И не один Колумб держался этого мнения. Сподвижники и современники его думали, что это был восточный берег Азии. Только через 7 лет после Колумба испанец Бальбоа, перейдя американский материк и увидев на другой стороне море, убедился и противном. Через 6 лет после Колумба португалец Васко да Гама обогнул мыс Бурный, или Доброй Надежды, прошел мимо Мадагаскара и пришел к западному берегу Восточной Индии. Таким образом, два великих открытия, изменившие ход торговли имевшие великие следствия на жизнь народов. Такие важные открытия совершились почти одновременно и по одним целям.[147]147
  О методах колонизации вновь открытых стран Грановский говорил подробнее в лекциях по истории 1853/54 г.: «Я уже сказал, – говорил он, – что Колумб нашел острова, на которых не было драгоценных металлов, они найдены были в Мексике (особенно серебро) и в Перу, где открыты значительные золотые прииски, но первоначально эти богатства шли в руки частных людей. Только около половины XVI столетия испанское правительство установило правильное получение доходов из своих заморских владений; борьба с туземцами почти вся кончилась тяжелым образом для красной породы. На островах Антильских исчезло туземное население; причины их гибели были различные: война, жестокость необыкновенная испанцев». Далее Грановский подчеркивал, что, хотя со временем «в рудниках стали преимущественно__ского населения. Небольшие племена, отстаивавшие свою независимость, удалились в самые пустынные, дикие места, в которых трудно было их преследовать… Колониальная система испанцев, – заключал лектор, – заслуживает изучения не ради своего достоинства, а ради поучительных недостатков своих. Испанцы заботились об одном только: об отрешении своих колоний от всякого сношения с другими народами. Испанские колонии могли торговать только сырыми произведениями своей почвы с метрополией. Все произведения шли в Испанию, откуда возвращались уже выделанными обратно; такая торговля вся была в пользу метрополии, и таким образом была убита всякая промышленная деятельность колоний. Огромные богатства наживались отдельными лицами, фамилиями от рудников, но богатства не пускались в обращение, а служили только для удовлетворения безумной роскоши, которой отличались испанские аристократы, жившие в новом мире. Касательно просвещения своих колоний Испания не только не принимала мер в пользу его, но, напротив, старалась остановить его, опасаясь распространения идей, ей враждебных, в американских владениях. Все эти меры не сохранили, однако, за Испанией ее колоний: они отложились от метрополии».


[Закрыть]

Теперь если воротимся назад, увидим, что умы были освобождены, средневековые оковы распадались, ни схоластика, ни университеты доминиканские не могли удержать человека: как будто было тесно старому миру, и тогда открывается новый. Это была минута несказанно торжественная. К числу важнейших памятников относятся письма ученых тогдашней Европы, заменявшие тогда журналы. Эти письма исполнены чувства каких-то неопределенных ожиданий и восторга; новый, нежданный мир открылся европейскому человеку, новые для науки предметы – можно было подумать, что ничто не оставалось непобедимым. Есть что-то несказанно торжественное в том чувстве, с которым Европа встретила известие об этих открытиях. Все голоса европейского человечества дышали каким-то юношеским восторгом и торжественной гордостью. И было чем гордиться. Первые непосредственные результаты открытий отозвались в торговле.

Мы говорили о монополии венецианской торговли: теперь время караванной торговли минуло. Караванная торговля находилась в руках семитических племен с древнейших времен и предполагала какую-то незыблемость форм исторического порядка; она требовала, чтобы были дороги те же. Теперь все изменилось, а для того, чтобы не было физических и политических препятствий, теперь море сделалось звеном, связавшим самые отдаленные народы. Никогда человек не чувствовал себя таким сильным, никогда не выступал так гордо на борьбу со всеми вопросами, которые окружают нашу жизнь.

Венеция сошла с высокой степени. Португальцы начали продавать индийские товары втрое, вчетверо дешевле прежней продажи, ибо Венеция должна была платить за караваны и пошлину турецким султанам. Таким образом, на закрайне средней и новой истории возникла более твердая связь между отдельными частями нашей планеты, и, не вдаваясь в мистицизм, можно сказать, что на этом берегу старого мира было особенное какое-то движение, все было объято потребностью чего-то нового. В Азии, сверх основания монголов в Индии, видим в это время две попытки религиозной реформы: в недрах буддизма является возрожденный лама, постоянный, бессменный Будда, в виде далай-ламы Тибетского. Это событие имело важное влияние. И в недрах неподвижного браманизма видим то же: некто Нанек отрицает касты, проповедует братство людей, примирение ислама и браманизма: учение, вследствие своей смелости не могшее удержаться на индийской почве. Но нынешние сейки суть потомки последователей Нанека. Наконец, в самом исламе никогда шииты и сунниты не стояли одни против других с таким враждебным чувством. Одним словом, религиозное движение начинается в Азии. Потом оно осталось без важных влияний. Любопытно только, что эти движения отозвались на всех концах материка. В Азии они пропали без следа: в Европе однородное движение легло в основу всех новых явлений.