Текст книги "Лекции по истории позднего Средневековья"

Лекция 20. 1849, 10 декабря

В 1520 г. Лютер издал два сочинения, имевшие большое влияние на общее мнение: An den christlichen Adel deutscher Nation; Von der Babylonischen Gefangenschaft der christlichen Freiheit. Они обращены были прямо не только против злоупотреблений, но и основных начал католицизма. Направление власти пап Лютер подвергает здесь строгой критике; он требует, чтобы светская власть папы была отнята у него, требует подчинения церкви государству. Вообще в том, что не касается догматов, чтобы епископы не давали более присяги папе. Для Германии требует он независимого престола. Сверх того, касается некоторых догматических вопросов, между прочим, причастия. Новое учение распространилось быстро, доказательства в статистических фактах, взятых из книг торговых.

Известно, что еще 60 лет до того было книгопечатание, но число выходивших книг было еще незначительно; большей частью выходили книги филологического содержания, некоторые народные книги, некоторые пьесы сатирического содержания, число их было весьма ограничено. В 1517 г. число выходивших книг стало значительнее, в 20-м году число книг в десять раз превосходило число вышедших с 16-го года по 20-й за четыре года. Большая часть их носит характер полемический, и здесь численно можно определить, на чьей стороне перевес. Книг против католицизма выходило вдвое и втрое больше, так неудержимо расходилось это учение. Самые сильные умы в Германии стали на стороне Лютера. Рейхлин при всей осторожности показал ему сочувствие. Эразм сначала был также на его стороне, впоследствии отказался.

Еще решительнее ринулся в эту борьбу Ульрих фон Гуттен, несмотря на глубокую, трагически сознательную опасность, с какой он вступил на это поприще. Он был в цветущих летах, на высшей ступени славы, он говорил о своем намерении вступить в брак, жизнь его впереди лежала в прекрасном виде. Начало Реформации заставило его от всего отказаться. Он отказался от женитьбы и от своей доли наследства, передав его братьям, дабы не вовлекать родных, как говорил он, в ту опасность, в которую сам вдавался: труднее всего было мне устоять против слез матери, но я не мог отказаться от предстоящего дела. Гуттен дал этому движению более национальный, нежели религиозный, характер; что у Лютера выходило из глубокой потребности религиозной, то у Гуттена и других было делом реакции патриотизма против Италии. Гуттен пишет только по-немецки, издает целый ряд брошюр, разговоров, из которых некоторые отмечены великим талантом. В это время он издал старую биографию Генриха IV со своими примечаниями, показывая, что Германия издавна была враждебна папе, что пора ей высвободиться.

Следовательно, здесь соединилось несколько движений разом – религиозное, научное, гуманистическое, наконец, движение чисто национальное.

Но положение Лютера стало также затруднительно; доселе его прикрывал Фридрих Мудрый. Император Максимилиан не покровительствовал ему, однако не вредил ему; новый император еще не вмешивался в дела Германии в 1521 г. Карл V созвал имперский сейм в Вормсе для разбора различных дел империи, между прочим и Лютерова. Еще пред этим между императором и папой заключен был тесный союз; император просил у папы для Испании подтверждения инквизиции, которая преследовала чисто политические цели. Папа долго отказывал, но наконец позволил ей действовать со всевозможной строгостью. Это было роковым предвещанием для Лютера. В самом деле, в 1521 г. он получил приказание явиться в Вормс. Друзья советовали ему скрыться, напоминая Гуса. «Гуса сожгли, но правда его уцелела», – говорил в ответ Лютер.

Мы имеем весьма любопытное современное описание Вормского сейма, составленное резидентом Венецианской республики. Он описывает императора еще юношей, белокурым, бледным, с грустным выражением на лице, ему никто тогда не приписывал самостоятельной воли, и все считали его орудием окружавших его людей. 16 апреля 1521 г. явился Лютер. Он произвел неблагоприятное впечатление; итальянцы были поражены грубыми формами Лютера и робостью, которая им овладела. Войдя в залу, Лютер оробел, не нашелся, что сказать, не оправдал ожиданий и просил отсрочки. В этот же вечер венецианский резидент описал впечатления собора. Но было чего робеть, дело шло о жизни и смерти. Старый воин Георг Фрундсберг, начальник ландскнехтов, ударил его при входе по плечу, сказавши: «Монах, монах, ты смелое дело задумал». На другой день он был смелее, выразил свои сомнения, не мог отказаться, буде их не отвергнут на основании текстов Святого писания, а не авторитета папы. «Если меня опровергнут свидетельством Св. писания или ясными доказательствами (ибо я не верю ни в папу, ни в соборы, так как явно, что они ошибались и противоречили один другому), то я не могу и не хочу ничего возражать, ибо небезопасно и безрассудно действовать против совести. На этом стою я и не могу поступать иначе. Да поможет мне бог! Аминь…», – были слова Лютера. Все усилия заставить его отказаться от его мнений были бесполезны. Были голоса, чтобы его тотчас арестовать, но ему позволено было возвратиться в Виттенберг, но над ним произнесена имперская опала; и над всяким, кто даст ему убежище и покровительство, и точно, по его выходе над ним и окружающими его произнесена имперская опала. Следовательно, новое движение было предано светскому суду.

На дороге Лютер пропал; сначала распространилось мнение, что он схвачен врагами, но курфюрст Фридрих послал всадников, которые увезли его тотчас в замок Вартбург. Фридрих знал запальчивость Лютера и хотел дать ему убежище. Год пребывания его здесь не пропал даром. Он приступил к переводу Св. писания на немецкий язык. Он издал чрез месяц резкую статью против Альбрехта Майнцского, продолжавшего продавать индульгенции. Альбрехт остановил ее. Потом перевод Св. писания его выходил выпусками, которые расходились в бесчисленном числе экземпляров. Он закончен в 1534 г., через 15 лет. Не говоря о религиозном значении, он лег в основу немецкого образования. Перевод этот явился во всех домах, бедных и богатых. На этом переводе образовался новый литературный немецкий язык. Мало книг во всемирной литературе, которые имели бы такое значение для народной жизни.

Но имперская опала не осталась без влияния, не остановила движение. К движению Лютера примкнули уже не одни люди с убеждением и теориями; многие приняли горячее участие из корыстных расчетов. Лютер отрицал уже безбрачие духовенства, утверждал права князей на земли церковные, говорил о снятии налогов в пользу римского двора; множество монахов бросали монастыри и возвратились в мир; многие из князей немецких готовы были принять протестантство, чтобы иметь право конфисковать обильные, богатые церковные земли. За этим внешним движением шло другое, страшное, фанатическое необразованных и грубых масс. Центром этого движения сделался самый Виттенберг. Один из профессоров, Карлштадт, некогда противник Лютера потом перешедший на его сторону и опередивший его, учил теперь громко, что надо отменить все образование, уничтожить школы;[174]174
  Все обряды при богослужении, проповедовал уничтожение икон.


[Закрыть] проповедовать суету мудрости и земной науки; к нему присоединились Zwickau’ckue пророки (Zwickau) под начальством Николая Шторха (Nicolaus Storch), образовавшиеся здесь под влиянием таившегося гуситского учения.

Сцены страшные и комические происходили в Виттенберге. Народ вторгался в храмы и разрушал иконы; ректор виттенбергских школ затворил школы и выгнал учеников, объяснив, что учиться вредно. Слухи об этих явлениях дошли до Лютера, он не утерпел, он спешил оставить Вартбург; курфюрст советовал ему остаться, говоря, что в Виттенберге уже он не в состоянии будет защищать его. Лютер говорил: «Теперь я должен защищать курфюрста»; он отправился прямо туда. Два студента швейцарские ехали учиться в Виттенберг, они писали путевые записки и, между прочим, о встрече их с Лютером. Все это движение приняло какой-то воинственный характер. Недалеко от Виттенберга они остановились в трактире. Войдя в комнату, они увидали, между прочим, человека в красивом калете с огромным палашом, который сидел отдаленно от других и читал, они посмотрели и удивились, видя, что он читает псалтырь в еврейском подлиннике. Они завели с ним раз говор, он предложил им услуги в Виттенберге, угостил их и приехал вместе в Виттенберг; они узнали, что это был Лютер.

Конечно, это возвращение в Виттенберг, борьба, которая предстояла Лютеру здесь, принадлежат к важнейшим моментам его жизни. Он боролся с силами мятежников, которых сам вызвал; его собственная партия и Карлштадт упрекали его в отступничестве. Лютер был поражен их фанатизмом. С необычным напряжением сил ему удалось их выгнать, но они пошли далее. Они д пошли волновать всю Южную Германию;[175]175
  Цвиккауские пророки и Карлштадт пошли во всю Западную и отчасти Южную Германию. (Далее текст записи лекций Бартенева не расшифровывается).


[Закрыть] но прежде, чем образовался результат этого в низших слоях общества, уже поднялись высшие.

Каждое сословие попыталось взять это движение и обратить в свою пользу.[176]176
  «Князья немецкие хорошо понимали, что дело церковное тесно связано с реформацией политическою, – читаем в sannen. – Они видели, что могут овладеть: 1) собственностью церкви, 2) подчинить духовенство, которое было независимо и составляло особое сословие. Таким образом, побуждаемые этими корыстными видами и расчетами, многие князья приступили к духовной реформе в своих владениях и тем самым старались усилиться на случай реформы политической. Равным образом реформа быстро распространилась в городах, но причины этой быстроты были здесь другие: они заключались в образовании, грамотности, давно распространившейся в городах, жители которых, богатые купцы, имели много досуга для чтения. Разумеется, они читали книги, более всего расходившиеся в то время, книги духовные, потом произведения народной литературы, в которых о такою иронией рассматривались все средневековые учреждения. Следовательно, в городах была весьма хорошая почва для реформаторских проповедников. К этому надобно прибавить беспрестанные споры магистратов с монастырями. В низших классах народонаселения между крестьянами, новое учение было также с радостью принимаемо, ибо оно обещало крепостному сословию облегчение того ига, которое тяготело над ними в Средние века. Германия разделилась не только на две религиозные партии, но и на два политических стана. Между этими союзами должен был последовать взрыв, весьма опасный для Германии».


[Закрыть] Знаменит Франц von Sickingen. Его положение было следующее: он был в обширном смысле кондотьер, держал большие дружины наемных ландскнехтов, рейтеров и служил с ними в смутах Германии. Только против императора он никогда не подымал оружия, у него была следующая мысль: вытеснить из Германии всех мелких князей и поставить во главе императора. Между низшим сословием и императором осталось бы тогда одно сословие рыцарское. Эту мысль принял и Гуттен; они хотели составить одно могущественное государство с императором и сильным дворянством и начали дело с уничтожения духовных княжеств и курфюрстов. В 1523 г. Франц и Гуттен открыли военные действия против курфюрста Трирского. Сикингу представляли судиться пред судом императорским. Он говорил: у меня есть свой суд, заседатели, рейторы, засыпать приговоры будем картечами.

Действительно, большая опасность угрожала духовным курфюрстам, но между светскими курфюрстами и протестантскими нашлись такие, которые поняли, в чем дело. Ландграф Филипп Великодушный Гессенский понял, что здесь дело в вопросах политических – существовании князей немецких. Если бы во главе Германии стоял император немецкий, можно бы предполагать, что он помог бы Сикинру, но император был иностранец, не знавший почти по-немецки и плохо знавший отношения. Сикинг был разбит, осажден в замке своем, пушки вошли уже тогда в употребление. Он сам был смертельно ранен, сдался и умер. Гуттен бежал в Швейцарию. Один, без денег, без пособий, преследуемый и гонимый, он обратился к прежнему другу Эразму Роттердамскому. Эразм отказался даже от свидания с ним, боясь навлечь себе опасность. Больной Гуттен отмстил ему ядовитым посланием. Он умер в бедной хижине, лишенный всего, но исполненный надежд. К числу последних слов его принадлежат следующие: «Наука процветает, умы пробуждаются, весело жить на свете».[177]177
  Здесь Грановский вольно излагает письмо Гуттена к В. Пиркгеймеру от 25 октября 1518 г.


[Закрыть] После смерти Сикинга и Гуттена имперские рыцари уже не имели вождя и не могли продолжать начатого движения.

Но другое, более грозное движение подвигалось под этим. Мы видели, в какой тесной связи находилось государство средневековое с церковью. Лютер отделял строго церковь от государства, но, восставая против власти пап и затронув церковь, он затронул все государство. Проповедники, вытесненные им из Виттенберга, в Западной Германии нашли уже готовую почву. Положение крестьянского сословия в Германии в это время было чрезвычайно тяжело.

Крестьяне доведены были до крайней бедности, новые проповедники обещали им не только духовные, но и мирские блага. В 24 и 25 годах поднялись крестьяне Западной Германии;[178]178
  В лекциях 1843 г., записанных студентом Карлом Герцем, Грановский среди отличных «монографий об истории крестьянского восстания» называет книгу В. Циммермана «История Великой крестьянской войны». Он отмечает, что «собственно из всех сословий средневекового общества самое многочисленное сословие не имело никакой истории. Проходили столетия, не изменяя не только внешнего состояния этого класса, но и его понятий. В истории западных крестьян мы находим лучшее опровержение парадоксу, выставленному XVIII веком, что счастлив народ, у которого нет истории. Изредка эти массы делали отчаянные покушения свергнуть с себя иго феодального права: они были всегда неудачны и тяжкими страданиями запечатлевали они свое появление в истории. Таковы были восстания нормандских крестьян в Х ст., восстание французских крестьян, известное под именем La Jacquerie, в XIV ст., восстание английских крестьян в том же столетии. Но, без сомнения, самое сильное, самое замечательное восстание есть Крестьянская война в Германии. Мы уже говорили о Карлштадте, профессоре виттенбергском, который, завлекаясь странными теориями, обошел Лютера, оставил Виттенберг и проповедовал, переходя из одного города в другой, совершенно другие идеи, нежели Лютер. Лютер удерживал светскую власть от вмешения в духовные дела; он говорил, что цель Реформации есть очищение догмы, искаженной католицизмом; он воздерживался от всякого политического участия; он даже удалялся от нравственного влияния, предоставляя это дело очищенной догме. Он твердо и тесно определял пути своей деятельности». Карлштадт же «смутно чувствовал, что между католицизмом и государством Средних веков существует какая-то родственная связь, что они выросли на одной почве, что нельзя уничтожить одного, не уничтожив другого, но ясного понятия он об этом не имел… Еще могущественнее и даровитее действовал при Карлштадте Томас Мюнцер, изгнанный с Карлштадтом из Виттенберга и скитавшийся в Германии в качестве проповедника. Первые восстания немецких крестьян начались осенью 1524 г. около Шварцвальда. С ними связано было другое. Подробностей этих восстаний мы не будем излагать, но результат был тот, что в течение нескольких месяцев пламя охватило всю Франконию и Швабию, перешло в Вестфалию, Тюрингию и в северные земли Германии. Половина Германии была в огне. Попытки дворян, соединившихся с князьями, удержать это страшное движение были бесплодны. Многие дворяне, одни от страха, другие от желания войны, стали в их главе. Таков был Гец фон Берлихингеп, которого Гете обессмертил своею драмою. Если бы крестьяне действовали одни, то это не было бы так опасно, но в их движении приняли неожиданное участие города немецкие. Могущественные богатые (стоит только прочесть отчет Макиавелли, бывшего при Максимилиане послом), с многочисленным народонаселением, составляли они государство в государстве, представляли они собою самую деятельную и промышленную часть немецкого народа. Сперва начали небольшие города, но большие – Нюрнберг и др. показывали тоже наклонность стать на их стороне. Начали выходить разные сочинения, в которых высказана цель этого восстания: разрушить весь существующий порядок вещей. В одном из них автор говорит, что крестьяне и горожане наскучили прежним порядком вещей и что пора сойти со сцены рыцарям и дворянам; действия крестьян сообразны были с известным планом… Вот что требовали они: уничтожение всех феодальных повинностей, введение Реформации, права избирать священника из своей среды, чтобы он учил их слову божию, без которого, как сказано в артикулах, человек есть плоть и тело без духа. Они требовали секуляризации церковных имений… Наконец, они требовали преобразования в юридическом устройстве Германии, изгнания римского права из судов и оканчивали требованием христианской братской общины, основанной на учении Христа, который страдал за крестьян, как и за высшее сословие. Далее они хотят истребления всех юридических особенностей, вошедших в Средние века, истребления мер и весов и т. д., бывших до того в употреблении: это самая полная попытка Реформации, которая была до Французской революции. Еще радикальнее, еще далее в своих требованиях были тюрингские крестьяне, во главе коих стоял Томас Мюнцер. Он был фантаст, он соединил с религиозными мечтами средневековых сект план самого полного общественного преобразования, не хотел даже вознаградить князей и дворян, говоря, что он и его сподвижники, как иудеи, должны истребить жителей Ханаана, что его призвание есть призвание Иисуса Навина. Его прокламации к народу, писанные библейским языком, производили страшное влияние на умы. Это самое ужасное движение в истории Реформации. Наконец, Мюнцер проповедовал свободу не только крестьян, но и животных: слово божие должно царствовать на земле, и тварь должна освободиться из-под ига человеческого. Отношение Лютера к восстанию крестьян нетрудно было предвидеть. При самом начале этого восстания Лютер написал послание к немецким князьям, просил их быть снисходительными к заблуждениям бедного класса и облегчить его участь. Потом, когда движение распространилось и крестьяне могли одержать верх, он издал самое сильное и жестокое воззвание против крестьян, он употребляет тот же язык. «Время гнева и меча, – говорит он, – настало; время кротости и милосердия прошло». Он увещевал князей и дворян бить крестьян, как собак. Действительно, после первых успехов, одержанных крестьянами, дворяне опомнились, соединились против них. Войска Швабского союза разбили швабских крестьян и франконских, а ландграф с войском курфюрста Саксонского разбил Томаса Мюнцера, который был взят в плен и умер после страшных мучений от рук палача. Это было страшное время для крестьян: вместо облегчения участь их стала хуже; на них наложили новые тяжести и повинности. В особенности церковные князья были строги и мстительны: тут были религиозные и политические причины. Только в землях курфюрста Саксонского Иоанна, наследника Фридриха, с крестьянами поступили кротко, но в прочих странах их казнили с чрезвычайною строгостью. Так кончились замечательнейшие попытки пересоздать общество, попытки дворян и крестьянских общин, на основании евангельских учений: обе не удались. Лютер, навлекший на себя много нареканий и обвинений в том, что его проповедь содействовала восстаниям, указал на свои отношения к ним и оправдал себя в глазах князей. Он утвердил свое положение и влияние через несчастие, постигшее ревностнейших реформаторов». В лекциях начала 50-х годов Грановский, отмечая участие городов в Крестьянской войне, говорил: «Большие же города смотрели недоверчиво и с некоторым презрением на крестьян, с каким смотрел на них средневековый рыцарь. Горожане боялись дикого разгула демократических страстей и не хотели помогать крестьянам, зато города, где гражданство не было богата и сильно, подали крестьянам руку помощи». Оценивая личность Геца фон Берлихингина в этих событиях, Грановский говорил: «Нельзя сказать, чтобы роль, которую он играл в Крестьянской войне, была совершенно честная; он пристал к крестьянам в ту эпоху, когда они были еще довольно сильны, но, как только крестьяне потерпели несколько поражений, он ушел от них и передался на сторону врагов. Разумеется, такое дело не могло иметь большой удачи, когда, оправившись от первого испуга, вооружились князья и противопоставили крестьянам наемных ландскнехтов. Где же было крестьянам, вооруженным дубинами, действовать против стройных отрядов наемников? Они были наголову разбиты в Швабии и Франконии. В надежде возбудить крепостное сословие французское, часть крестьян проникла было во Францию, но, разбитая герцогом Гизом, должна была оставить свою попытку. Участь пораженных крестьян была самая ужасная: мало того, что зачинщики мятежа погибли в страшных казнях, чрезвычайно много и невинных жертв были отдаваемы на разграбление ландскнехтов. Положение немецких крестьян сделалось еще тягостнее, нежели прежде, управы искать было негде: закон более не ограждал их против господ».


[Закрыть] это уже не были рыцари, воевавшие с дворянством и князьями. Это была война, объявленная массами невежественными, фанатическими, но опавшими пределов своим требованиям. В средней Германии во главе их стоял Фома Мюнцер, фанатик, живший в видениях, лишенный смысла действительности, думавший об освобождении всех народов и тварей; он препоясался, как говорил, мечом Гедеона на князей немецких. В Мюльгаузене составил он общину, отсюда рассылал полки против окрестных замков. Когда против него выступили рыцари, Филипп Великодушный, он был до того уверен в победе, что уверил своих, будто ядра не будут им приносить вреда, сам стал собирать их. Но они были разбиты, он был взят, страшно пытан и умер мучительной смертью (1525). Во Франконии и Швабии крестьяне заставили некоторых рыцарей стать во главе своей, и в том числе Гетца von Berlichingen’a. В настоящей истории драматическая роль его не была такая поэтическая, как у Гете; он стал во главе крестьян, но при их неудаче тайком бросил их и ушел. Они разбивали замки, умерщвляли владельцев, особенно были исполнены ненависти к духовенству. Они носили с собой 12 статей со своими требованиями. Приверженцы католицизма упрекали Лютера, что он был начальником всего этого. Лютер обращался к крестьянам с посланием и убеждением покориться в противном случае убеждал светскую власть бить их, как собак. Но он все-таки не оправдался.[179]179
  Обращение Лютера по поводу крестьянского восстания (1525 г.) см.: Анализируя памфлет Лютера «Против грабительских и разбойничьих банд крестьян», в лекциях 1853/54 г. Грановский говорил: «Тогда написал Лютер свое сочинение против крестьян. Ничего нет резче, грубее этого сочинения; видимо, что страстная, неудержимая, невоздержанная натура взяла верх; бить их, как собак, морить голодом, изнурять работой – таков совет Лютера. Может быть, писал он это сочинение под влиянием боязни, страха».


[Закрыть] Рыцари, духовенство, без различия протестантов и католиков, соединили усилия против крестьян; они были задавлены и испытали самую тяжкую участь и подверглись гнету еще более тяжелому. Такими-то страшными событиями было сопровождаемо первое 8-летие Реформации.

Лекция 21. 13 декабря

Мы видели нарекания, которые навлек на Лютера дальнейший ход дела: восстание имперских рыцарей, потом более грозное восстание крестьян немецких вменяли ему в преступление. Сверх того, в начале 20-х годов он должен был вести жаркую полемику с людьми высокопоставленными в общественном мнении; это были люди превышавшие авторитет Тецеля и Экка. Во-первых, выступил против него Генрих VIII Английский, человек образованный, ученый богослов, пропитанный учением Фомы Аквинского; он написал книгу о семи таинствах, защищая их против Лютера Книга его произвела незначительное влияние, ибо читана была немногими, хотя папа обещал за это прочтение прощение на несколько лет; она замечательна была особенно именем автора и тем, что тон ее не отличался приличием; он называет здесь Лютера порождением дьявола и заключает требованием, чтобы немецкие князья показали его. Ответ Лютера[180]180
  О полемике Генриха VIII с Лютером Грановский подробнее писал в статье «Реформа в Англии».


[Закрыть] произвел еще большее впечатление, более оскорбительного и бранного сочинения не выходило со стороны Лютера, который, конечно, не славился мягкостью речей своих. Он можно сказать, истощил здесь словарь ругательных слов в немецком языке, обращаясь к Генриху. Несравненно выше в ученом отношении была полемика Лютера с Эразмом. Мы видели положение Эразма; человек в высшей степени осторожный, приверженный изящной древности, враг средневековых злоупотреблений, он с удовольствием следил за первыми шагами Лютера,[181]181
  На опасном и скользком поприще, но когда начались народные движения.


[Закрыть] но когда все результаты Реформации предстали ему в ужасающем виде, он испугался, он боялся, чтобы это движение не потревожило его ученых досугов. Он более всего любил покой, беседу ученую с друзьями, а между прочим, вокруг разыгрывалось волнение суровое, требовавшее от каждого подвигов, не терпевшее праздной, ученой жизни.

Эразм должен был снять с себя обвинение друзей, что он не хотел принять участие в таком важном вопросе. Тогда он написал сочинение о свободе воли,[182]182
  Трактат Эразма Роттердамского «О свободе воли» («De libero arbitrio») был опубликован в 1524 г.


[Закрыть] вопрос, затронутый Лютером о предопределении, как его понимал блаженный Августин: Эразм доказал здесь свободу и произвол. Лютер возразил ему и коснулся слабой стороны Эразма, что в этом вопросе Эразму вовсе нет дела до религиозной истины, что он эпикуреец и, в сущности, атеист. Одним словом, многих ненависть навлек на себя Лютер и много нареканий, часто справедливых. В 1525 г. он замкнул свое личное отпадение от католицизма браком с Екатериной Бора (Bora), покинувшей также монастырь. Жизнь его отличалась строгим соблюдением нравственных требований, но католики обвинили его как беглого монаха, обвенчавшегося с беглой монахиней. Примеру его, впрочем, последовали весьма многие. Несмотря на это, дело Реформации шло вперед, учение разрабатывалось глубже и разносилось все далее и далее. Для прекращения ложных толков о реформе Меланхтон издал Loci communes, основные начала Реформации, Лютер – два катехизиса. В саксонских церквах совершалась новая визитация.[183]183
  Первая визитация новых протестантских церквей.


[Закрыть] Меланхтон с Лютером написал новую инструкцию для них. Более всего они обратили внимание на образование юношества, и этой стороною Реформация показала основания общественному воспитанию. Меланхтон по праву получил название Praeceptor Germaniae,[184]184
  Наставник Германии (лат.).


[Закрыть] писал учебные книги и образовал много превосходных педагогов.

Можно сказать, что и качественно шла Реформация далее и количественно относительно масс. В 1518 г. подобное столкновению с Тецелем явление совершилось в Швейцарии: время было зрело для этих явлений.

Ульрих Цвингли, начальник швейцарской Реформации, был ровесник Лютера, но получил другое образование. То вдохновение, которое почерпнул Лютер из Библии, Цвингли получил из классической древности, принимая в себя глубоко их нравственные идеи. Он смотрел преимущественно на нравственную, а не на догматическую сторону Реформации, тогда как для Лютера нравственность имела второстепенное значение. Цвингли вел жизнь деятельную, боевую, ибо служил полковым проповедником при швейцарских наемниках в Италии и участвовал во всех их великих битвах. Короткое знакомство с итальянцами усилило в нем прежнее направление.[185]185
  Увеличило его страсть к древним.


[Закрыть] В 1518 г. в Швейцарии доминиканец Самсон Бернгард (Samson) проповедовал индульгенции. Он был не лучше Тецеля. Против него выступил Цвингли. Цюрихский городской совет оказал Цвингли, священнику в Цюрихе, деятельное покровительство. В скором времени Цвингли сделался средоточием всего этого движения, но он дал ему характер более обширный и многосторонний. Цвингли не остановился только на преобразовании догматов и отрицаний злоупотреблений католицизма. Он требовал перемены нравов и вместе с тем перемену политическую. Он восстал против швейцарского патрициата и продажности швейцарских отрядов. Он навлек этим на себя еще более ненависти, чем Лютер. Весь швейцарский патрициат стал его противником, но Цвингли держался бодро и смело.

В самой Германии Реформация распространялась преимущественно в имперских городах, где богатое, просвещенное среднее сословие недовольное было начальниками-туземцами и принимало ее с радостью, ибо давно уже враждовало с духовенством католическим. Ландграфство Гессенское, часть Мекленбурга, некоторая часть Силезии, Саксония, владения Франконии, здесь везде сильно пустила корни Реформация.

Но самым замечательным фактом в этом отношении было отложение Прусского ордена. За три столетия до того Немецкий орден, основанный в конце XII в. В Палестине, переселился в Пруссию, еще языческую, по предложению польских князей и завоевал Пруссию.

Но Польша нажила в нем беспокойного и опасного соседа. Покончив дела с пруссами, орден вступил в войну с Польшей. В XV столетии орден не мог уже держаться против Польши. Дело в том, что орден этот не соответствовал более духу времени и Германия мало помогала ему. Собственная Пруссия принадлежала ордену, во главе которого был гроссмейстер из знатнейшей фамилии Германии. Но во владениях ордена были уже сильные оппозиционные элементы, во-первых, горожане, большей частью выходцы из Германии; промышленные, торговые, они тяготились притязаниями этих рыцарей-монахов. Во время последней войны с Польшей, кончившейся Торпским миром, часть горожан явно помогала Польше. Потом было уже земское дворянство, из перешедших в Пруссию дворянских фамилий немецких, которые стали враждебно против ордена. Еще во второй половине XV столетия гроссмейстеры беспрестанно взывают к Германии, требуя помощи, но им ответа не было, крестового и похода не было; охоты к новому крестовому походу не было; да и причин не было удержать существование ордена, которому грозила католическая христианская держава. Орден должен был держаться своими силами и нанимать наемников вести войну с Польшей. В таких обстоятельствах застала Реформация Немецкий орден.

В 1523 г. католический епископ в городе Кенигсберге перешел к протестантизму. В 1525 г. гроссмейстер ордена перешел к протестантству, провозгласил владения ордена светскими, а себя герцогом. Орден был уничтожен, большая часть рыцарей охотно согласилась на это дело. Другие переселились в Германию. Там уцелели несколько братий Немецкого ордена, которого гроссмейстер жил в Мергентгейме. Но со стороны императора было сделано несколько возражений против Альбрехта Бранденбургского. Карл произнес над ним даже опалу государственную, но прусский герцог все-таки остался пленником Польши и дома Гогенцоллернского. Примеру его последовал Плеттенберг,[186]186
  Вальтер фон Плеттенберг с 1494 по 1535 г. – магистр Ливонского ордена.


[Закрыть] в Курляндии и т. п., так что, несмотря на все препятствия, Реформация распространялась быстро и получила политическое значение. Дело шло уже не о монахе Лютере, а о могущественных княжествах. И надо сказать, что в тех землях, где утверждалась Реформация, власть князей сильно усиливалась. Во-первых, князь становился уже главою областного духовенства, доселе оно зависело от папы, хотя часто ему противилось. Во-вторых, князья отобрали значительную часть имения у духовенства католического или капитулов. Конечно, Лютер и другие проповедники смотрели на это иначе; желая отобрать имения монахов, они хотели употребить их на заведение школ и т. п. Князья же главным образом употребляли их на свои дела. Места прежних епископов замещаемы были суперинтендантами, которым поручаем был надзор за обязанностями, нравами и образованием пасторов; они назначались прямо князьями, а не папой. Одним словом, выгоды светской власти от Реформации были очевидны и можно смело сказать, что эти выгоды, а не внутренние убеждения, обратили князей к Реформации. Неприязненные отношения императора к Реформации, беспрестанно понуждаемого папою Адрианом VI к исполнению Вормского приговора против Лютера, заставляли протестантских князей думать о мерах к защите. Они составили Торгауский союз (май 1526 г.), к нему приступили некоторые немецкие города; но общего сейма еще не было.

Хотя в 1526 г. был сейм в Шпейере, однако Лютер отозвался, что на нем, по немецкому обычаю, много пили, но ничего не делали. Зато события внешней политики принимали такой оборот, который не мог не обнаружить влияния на внутренний быт.

Мы видели, что до 1520 г. на главных престолах сидели три юноши. Самое положение их владений, наследственные притязания на области итальянские и часть французских владений поставили Франца во враждебные отношения к Карлу, но когда Карл сделался императором, земли Франца противника облегали его земли, кроме моря. Война между ними была неизбежна, и тот и другой готовились, стараясь привлечь на свою сторону Генриха VIII.

В 20-е годы Генрих приехал во Францию для свидания с Францем, оба государя высказали один перед другим богатство свое и великолепие, упражнялись в рыцарских играх, но существенного ничего не было сделано, они разъехались после взаимных уверений в дружбе. Посещение Карла в Англию было, кажется, успешнее; если не на Генриха, то на кардинала Вольсея произвело оно большое впечатление. Кардинал Вольсей был сын мясника, образованием обративший внимание короля в 1520 г., был кардиналом, получал пенсион от всех европейских государей, был канцлером. Карл склонил его в свою пользу денежными подарками и обещаниями.

Война обнаружилась в 1521 г. Виновником разрыва был сам Франц, воспоминание Мариньянской победы давало ему некоторую самоуверенность. В 1521 году войска французов потерпели значительное поражение. Франц показал неспособность вести хорошо продолжавшуюся войну. Полководцы его жили без денег. Он давал им самые сбивчивые и неудачные предписания. Союз его с папой рушился смертью Льва X; на место его был избран из партии, враждебной французам, Адриан VI, бывший учитель Карла и наместник его в Испании. Личность этого папы осталась не без влияния на судьбы Реформации. Адриан VI мог противопоставить обвинениям противников-протестантов безукоризненную личность и строгое соблюдение обязанностей. Его нельзя было упрекнуть в блестящих качествах, которые становились недостатками в лице папы и приводили соблазн в Льве X. Он был папа строгий, вполне убежденный в необходимости реформации в католицизме и негодовавший на Лютера только за смелое отпадение от церкви. Когда он приехал в Рим, он произвел неблагоприятное впечатление на итальянское духовенство. Нравы духовенства при Льве X получили характер, резко отпечатлевавший век и правление. Папы лично присутствовали при театральных представлениях. При папе давали Мандрагору Макиавелли, пьесу, не совсем благопристойную, он был покровителем искусств, кардиналы ему подражали, о церкви они мало заботились. Один кардинал писал, что он не читает посланий Павла, чтобы не испортить языка, привыкши к классической древности. Адриан VI лишен был понимания искусства, господствовавшего в Италии. Когда ему в Риме начали показывать сокровища искусства, он не показал должного уважения к ним. Относительно многих памятников он выразился грубо, он нашел здесь остатки грешного язычества, сказав, что их не должно показывать народу. Художники и поэты стали тотчас врагами папы, а между тем действительно нельзя было не положить границ тому, что делалось в Риме. Несколько юношей, по языческому обычаю, вывели увенчанного вола и заклали в жертву Зевсу. Здесь все было исполнено языческих обрядов, таким образом, папа должен был бороться, с одной стороны, в самом Риме с друзьями язычества, с другой – с Реформацией. Папа умер после трехлетнего правления с сокрушением сердца, навлекши неприязнь и католической итальянской партии, и лютеранской.