Текст книги "Код самоисцеления. Как голова может вылечить тело"

Вот вам еще один пример. При мотивации типа С наша система вознаграждения, как принято считать, кроме названных выше нейромедиаторов выбрасывает также эндогенные опиаты и эндоканнабиоиды. Эти эндогенные вещества – аналоги хорошо известных наркотиков, но они, в отличие от последних, не обладают фатальным побочным воздействием, потому что встроены в общую систему регуляции нашего организма. В нормальном состоянии они производятся или «распространяются» только в здоровых объемах. Будучи неотъемлемой частью системы мотивации и вознаграждения, они выполняют и другие функции, например снижение стресса на физиологическом уровне или подавление работы иммунной системы. (Здесь прослеживается еще одна параллель с употреблением наркотиков: с кажущимся облегчением от снижения стресса приходит и ослабление физиологического защитного механизма, что в экстремальных случаях может закончиться «фатально».) Для нас тут кроется следующее сообщение: действие нейромедиаторов можно проследить сегодня до самых глубочайших биологических уровней. Исследования все яснее показывают, что действие положительных мыслей и эмоций лежит не в области эзотерики, а относится к сфере материальных явлений, то есть является научно подтверждаемым фактом.

Есть еще один важный момент. Хотя мы имеем дело с двумя различными аспектами нашей жизни, с чувствами, мыслями, опытами, с собственным поведением, с телом и духом, то есть с объективными и субъективными факторами, все они так или иначе зависят друг от друга, влияют друг на друга и вызывают друг друга. Это две стороны одной медали, и до мельчайших структур, до самых глубочайших и измеримых на сегодня уровней они взаимозависимы и взаимосвязаны.

Какие это имеет для нас последствия? Для «Кода самоисцеления» это означает вот что: медицина, которая ограничивается лишь телесным, физиологическим, не принимая во внимания когнитивные и эмоциональные аспекты человеческого организма, неизбежно оказывается недальновидной. Мы не можем исследовать мозг изолированно, как нельзя изучать мотивацию, поведение и все остальные факторы, которые оказывают влияние на наше самочувствие и здоровье, в отрыве друг от друга. Мы всегда получаем полный набор.

Такое положение дел усложняет все, а также неимоверно затрудняет проведение исследований. Мне это хорошо известно после более чем 20-летнего опыта работы и научной деятельности в этой сфере. Но здесь есть и положительная сторона: нам открываются неисчерпаемые возможности для практического применения. Пусть исследования еще находятся в пеленках, но наши резервы уже сейчас доступны для использования, а точнее, имелись в наличии всегда. Поэтому некоторые из возможностей, которые я собираюсь представить, вероятно, уже знакомы вам.

Тем не менее в свете новейших знаний имеет смысл вспомнить известные и лежащие у нас под рукой методы и варианты (или снова вернуться к ним). В данном случае стоит испробовать те возможности, которые ранее, может быть, не казались вам осмысленными и благоприятными или по каким-либо причинам не устраивали вас. Ведь в ходе исследовательской работы, наряду с доказательством существования третьего, отдельно стоящего типа мотивации, был найден еще один важный элемент – аспект созревания. Жизнь – это изменение. То же самое можно сказать о нашем теле, о нашем мозге, но одновременно и о системах мотивации и вознаграждения. Все течет, все меняется, и единственно возможное состояние – это изменение.

Сказанное ни в коем случае не означает, что события и процессы протекают хаотично и их нельзя контролировать. Становится все очевидней, что три типа мотивации с их характерными шаблонами в мозгу и участвующими в процессе нейромедиаторами/вознаграждениями соответствуют различным периодам жизни. Это тоже всего лишь модель, но, по моему мнению, с ее помощью можно вставить еще один кусочек мозаики в общую картину. Давайте же просмотрим жизнь человека в режиме быстрой перемотки.

Глава 7
Что и когда побуждает нас к движению – аспект созревания

Все начинается еще до нашего рождения. Защищенные от внешнего мира, мы развиваемся в животе матери и не догадываемся, что существует какой-то внешний мир. У нас нет еще ни сознания, при помощи которого мы бы могли генерировать мысли по данному поводу, ни каких бы то ни было поводов для этого.

Конечно, в это время мы можем подвергнуться предродовой травме вследствие предрасположенности к какому-либо генетическому заболеванию, из-за недостатка питательных веществ, в результате несчастного случая или при употреблении матерью наркотиков. Однако ради нашего мысленного эксперимента мы будем исходить из того, что процесс внутриутробного развития протекает благополучно и мы развиваемся нормально. Согласно нашей мотивационной модели, в данный момент мы однозначно находимся во власти мотивации типа С в чистом виде. Выражение «чувство связанности» описывало бы наше состояние слишком слабо, так как у нас еще нет своего «я», нет самосознания. Мы не делаем различий между собой и матерью, не говоря уже о внешнем мире, с которым мы бы могли чувствовать или не чувствовать связь. Можно сказать, что мы буквально купаемся в единении. Мы живем в поистине райском месте и пребываем в счастливейшем расположении духа. Мы получаем лучшее питание и заботу, мы не хотим ни от чего бежать и никуда не стремимся, мы просто пребываем здесь и сейчас.

Так могло бы продолжаться вечно, если бы это от нас зависело, хотя ничего не может зависеть «от нас». Ведь мы пока не имеем понятия о том, что такое жизнь и что она могла бы с нами сотворить. Однако и рай, похоже, остается всего лишь одной из промежуточных станций нашего бытия. Мы еще не появились на свет, но уже подвержены перманентным изменениям, а то, что происходит вслед за этим, становится настоящим шоком.

Райская жизнь вдруг прекращается в одно мгновение, и с ее завершением приходит конец и абсолютному нехотению. С появлением на свет мы оказываемся вырванными из той общности и целостности со своей матерью, обнаруживая себя отъединенными от своего мира. Вместо рая откуда ни возьмись возникает стресс. Если до этого нам все время было уютно и тепло и всегда имелось питание, то теперь мы должны кричать, когда испытываем голод, если нам больно или требуется помощь. К тому же без дополнительной защиты или одежды нам холодно. Практически для всего на свете нам нужна подмога: хотя в материнском чреве мы совершили довольно сильный скачок в развитии и уже много чему научились, мы еще не готовы к жизни во внешнем мире. В отличие от остальных млекопитающих – несмотря на относительно долгий период беременности, – мы приходим в этот мир совершенно не подготовленными к жизни в нем. И это тоже очень даже неплохо.

Для того чтобы раскрыть свой потенциал, нам нужна помощь извне. И стресс.

Хотя при появлении на свет мы представляем собой довольно беспомощных и беззащитных существ, именно эта неподготовленность становится нашим самым большим преимуществом. На данном временном отрезке мы обладаем невероятными способностями к приспособлению. Чтобы применять их и вместе с этим развивать заложенный в нас потенциал, чтобы стать уникальным человеком, который прячется в нас, нам требуется помощь извне. И нам нужен стресс. И то и другое было заложено в нас природой с благими намерениями, совершенно осмысленно, а поэтому мы не можем обойтись ни без первого, ни без второго. Только совместно они удовлетворяют наши насущные потребности, необходимые для дальнейшего развития, и тем самым служат нашему здоровью.

Находясь в одиночестве, предоставленные самим себе, мы точно так же начинаем испытывать беспокойство, если не встречаем на пути никаких преград, трудностей и вызовов. В этом случае нам нечему учиться, нет никаких стимулов к росту, а у мозга нет предпосылок для использования своих возможностей. Без стресса и внимания все эти процессы не протекали бы, а в результате само наше существование оказалось бы под вопросом. К счастью, при нормальных обстоятельствах такого не происходит.

Что касается помощи извне, то тут изначально все вращается вокруг матери. Даже после разрыва пуповины она продолжает обеспечивать нас питанием, вниманием и защитой. С точки зрения нейробиологии, при этом в первую очередь работает окситоцин, функционирующий как спасательный канат из гормонов, оставшийся с нами с тех самых счастливых времен. Хоть нас и вышвырнули из прежнего места обитания, где мы жили на условиях «все включено», при кормлении грудью не только наше тело получает питание, но и удовлетворяется наша потребность в близости, связи и тепле. Это происходит благодаря благоприятно воздействующему на наше состояние нейромедиатору окситоцину, который выделяется при контакте с кожей, прикосновении, поглаживании и лежании рядом с матерью. То есть при телесной близости происходит выброс гормонов счастья. Впрочем, так же обстоит дело и у матери: любые отношения требуют участия другого лица.

Окситоцин – один из самых важных связующих гормонов, который играет огромную роль при появлении ребенка на свет благодаря своему ослабляющему страх и понижающему стресс воздействию. Его название, которое переводится как «легкое, или быстрое, рождение», говорит само за себя. При переходе от полностью физической зависимости во внешний мир окситоцин обеспечивает установление психосоциальных отношений между матерью и ребенком, следит за развитием необходимого доверия или недоверия. Одновременно он способствует возникновению сильной эмоциональной связи, облегчающей наше выживание и вообще делающей его возможным.

Очень удобно то, что этот гормон, который также выделяется или распространяется по магистрали «гипоталамус – гипофиз» (это более сложный процесс, однако для дела данный факт никакого значения не имеет), не только оказывает вышеупомянутое эмоциональное воздействие. Именно он заставляет матку сокращаться при родах. Окситоцин также содержится в так называемом «родовозбудителе» – лекарстве, используемом врачами для искусственной стимуляции схваток и облегчения процесса разрешения от бремени. Вдобавок к этому при кормлении грудью окситоцин отвечает за опустошение молочных желез посредством стимуляции миоэпителиальных клеток (первое появление грудного молока может начаться у матери при звуке плача ребенка). Наконец, он же вызывает и выпрямление маленьких кожных волосков, когда мы переживаем момент сильного эмоционального волнения и у нас появляется так называемая «гусиная кожа».

Короче говоря, окситоцин имеет большое значение и связан с осуществлением ряда функций, как психологических, так и физиологических, которые каким-то образом связаны с прототипом отношений «мать – ребенок». Впрочем, у мужчин тоже бывают «окситоциновые» моменты. Удивительно еще вот что. Когда нам становится «тепло на сердце», в этом играет роль не только выброс моноксида азота (как было продемонстрировано выше), но и открытая несколько лет назад «собственная» окситоциновая система в человеческом сердце. Я нахожу это открытие интересным, но понимаю, что это только начало, так как требуются дополнительные исследования в этой области.

Окситоцин улучшает способность детского организма к приспособлению, особенно в том, что касается функционирования центральной нервной системы. К ней предъявляются особые требования в новой, гораздо более стрессовой среде, куда малыш попадает после рождения. Однако окситоцин важен не только перед появлением на свет и в младенческий период; он навсегда остается важным элементом, необходимым для построения и поддержки социальных отношений, активирует нашу систему вознаграждения, а также часто делает нашу жизнь осмысленной и сто́ящей проживания.

Настолько же необходим (в первые несколько недель жизни, но и в дальнейшем) еще один пептидный гормон – пролактин. Он не только отвечает за увеличение груди во время беременности, но и стимулирует иммунную систему, а также действует как лекарство против страха. Секс также может быть полезен для здоровья, так как после акта любви и оргазма уровень пролактина сильно подскакивает. То же самое относится и к окситоцину: после секса он делает нашего партнера еще более привлекательным, подходящим нам идеально, как будто созданным для нас и связанным с нами внутренне. Общее самочувствие улучшается, нас охватывает эйфория.

Одновременно пролактин выполняет еще одну важную функцию при регуляции стресса: он является индикатором стресса. С рождением мотивация типа А и В, воля и избегание, торжественно вступают в нашу жизнь, а вместе с ними в кровь начинают выделяться соответствующие нейромедиаторы. Они работают, как мы уже видели, совместно друг с другом, рука об руку. Дофамин, ведущий нейромедиатор воли, также следит за повышением концентрации пролактина. Это может благоприятно сказываться на здоровье (см. секс) или сопровождаться стрессом, что делает пролактин потенциально опасным, когда стресс становится хроническим (да, теоретически и при сексе).

Однако пролактин обладает еще одним свойством, которое делает его интересным и важным с точки зрения нейробиологии. Он усиливает миелинизацию нейронов, то есть укрепляет оболочку активированных нейронных путей миелином, образующим изолирующий слой. Таким образом, пролактин повышает проводящую способность активных нейронов, в то время как используемые пути все лучше изолируются от своего непосредственного окружения. Из-за этого усиливается определенный паттерн возбуждения в нашей центральной нервной системе, а пролактин благодаря этому механизму обеспечивает, так сказать, нейропластичность мозга. Он помогает нам также при запоминании сложных понятий.

Данный факт означает, что начиная с самой первой секунды наша жизнь не проходит бесследно для нас и нашего мозга – он сразу же с возрастающей скоростью запоминает и формирует опыт, получаемый при столкновении с внешним миром.

В начале жизни окситоцин и пролактин поддерживают и удовлетворяют обе врожденные базовые потребности: в близости с объектом привязанности и защищенности – с одной стороны, и потребность в новизне, дальнейшем движении и развитии – с другой. Обе, как и система связи и система удовольствия, являются врожденными и остаются на протяжении всей жизни нашими верными путевыми указателями, между которыми мы все время разрываемся. Мы постоянно ищем того и другого или стремимся найти правильную для нас комбинацию свободы и безопасности. Эта комбинация не остается нерушимой и постоянной. Ее развитие так же мало обусловлено чисто генетическими особенностями, как и процесс созревания нашего мозга или характер течения болезней в будущем.

Мы ищем свою собственную комбинацию свободы и безопасности.

Такая комбинация изменяется чрезвычайно индивидуально, в чем мы можем убедиться, если посмотрим, что творится в мире. Среди людей есть безумцы, задиры, бунтари. Одни стремятся к приключениям, к свободе, к независимости и росту, которые они ставят превыше всего, и бросаются с любопытством, радостью и задором навстречу неизвестному. Другие же лучше всего чувствуют себя рядом со своими родными и порой даже становятся предводителями группы. Третьи придерживаются максимы «один в поле воин» и добиваются своего большого счастья кулаками. Четвертым нужна гармония и защищенность больше, чем вся новизна, которую может предложить им внешний мир. Поэтому они гораздо сильнее раскрываются в межличностных отношениях, построенных на доверии, охотно общаются и любят различные общественные ритуалы. Их скорее можно встретить в собственных домашних чертогах, чем в полных опасностях экспедициях по дальним странам. Безопасность, связанность с другими и защита, как и социальная матрица, – для них главные приоритеты. И есть еще около 7 миллиардов других разновидностей между упомянутыми выше типами: тенденция развивается.

Палитра возможностей обширна (теоретически она бесконечна). Насколько она будет пестра и насыщенна у конкретного индивида, определяется тем, как человек приобретает опыт, вырабатывает или усваивает различные модели поведения, учится у своих родителей, перенимает привычки братьев/сестер, друзей, учителей (а в отношении здоровья не в последнюю очередь – нас, врачей). Даже однояйцевые близнецы могут выбрать различные пути развития. А потом вступает в дело еще более сложный компонент – время, то есть индивидуальный процесс созревания, длящийся на протяжении всей жизни. Все меняется, всему приходит свой черед.

Несмотря на многообразие индивидуальных факторов, существуют принципиально общие моменты для всех людей, иначе можно было бы закончить книгу прямо сейчас. В пренатальном периоде, или на этапе раннего развития, преимущественно активны лимбическая система (особенно гипоталамус) и ствол мозга. Это те области центрального отдела ЦНС, которые почти полностью и в очень узком смысле отвечают за формирование тела человека и первичные функции организма. Неудивительно, что для нас внешнего мира как бы не существует. Через физический контакт с собственной матерью мы проходим многогранную «штамповку» личности. Например, благодаря ее привычкам в еде мы знакомимся с самыми разными ощущениями и позже распознаем характерные ароматы, оттенки, привкусы в материнском молоке. Мы также различаем ее запах, голос, а иногда даже знаем ее музыкальные предпочтения, если мама во время беременности слушала какие-то мелодии или напевала песни. Позже, при распознавании и запоминании этих и многих других сложных восприятий, снова вступают в игру пролактин и окситоцин. И даже испытанный матерью до нашего рождения стресс влияет на нас, пока мы находимся в утробе. Через плаценту кортизол может проникать из организма родительницы в плод и оказывать воздействие на формирование иммунной системы. Впоследствии это способно привести к повышенному риску возникновения астмы или аллергических реакций.

И все же наш мозг на этом этапе своего развития сконцентрирован преимущественно на внутренних процессах: этого более чем достаточно, если вспомнить, что все началось с оплодотворенной яйцеклетки. С таким комплектом первичного «технического оснащения», предназначенного для восприятия действительности, мы приходим в мир.

По правде говоря, с нами случается много вещей, прежде чем мы появляемся на свет и наша жизнь официально начинается для статистики и регистрационно-паспортной службы. Что же происходит после рождения? С точки зрения нейробиологии, в работу все больше включается кора головного мозга (и она становится базой для всех событий). Это происходит прежде всего через наш опыт отношений с матерью, отцом и другими знакомыми, круг которых постоянно расширяется, и со всем остальным миром – нашим миром. Более или менее быстро, но неуклонно проявляется главное свойство человека: мы – социальные существа, а наш мозг – социальный орган. Все события и процессы связаны с внешним миром, все происходит в каком-либо окружении, имеет некий контекст, и больше ничто не протекает в пустом, замкнутом, безвоздушном пространстве. Даже наши легкие не исключение.

При самовосприятии мы все отчетливей отделяем себя от других людей и остального мира. Мы постепенно начинаем формировать собственное Я. Этот процесс оказывает влияние прежде всего на тело, но все сильнее сказывается и на построении сознания. В один прекрасный момент это приводит к образованию самосознания в истинном смысле слова.

Однако с точки зрения биологии это лишь еще один способ. Сначала Ванюша должен быть выброшен в мир (мотивация типа А) и стать Иваном, то есть приспособиться. Молодой человек, который покидает привычные границы родительского или домашнего круга, думает, что подчиняет своей воле окружающую действительность, но с точки зрения биологии все наоборот. Путем повторяющихся фаз предвкушения радости, роста и внутреннего вознаграждения (мотивация типа А) или в результате воздействия стресса (мотивация типа В) он подчиняется миру посредством гибких процессов приспособления (благодаря дофамину) и все более точно вписывается в свое будущее окружение.

То, что описано здесь в нескольких строчках, в действительности представляет собой очень долгий и трудный путь, который никогда не протекает единообразно. Так называемая социализация, становление своего Я, требует от нас большой отдачи (если хотите – отдачи тела и души), отнимает много времени и энергии, так как к нам постоянно предъявляются новые требования и возникают противоречия, которые требуют разрешения. Мы ищем свое место в этом мире, иногда рвемся вперед с бурей и натиском[13]13
  «Буря и натиск» – название направления в немецкой литературе (1767–1785). Его представители (И. Гёте, Ф. Шиллер) стремились к изображению ярких, сильных страстей.


[Закрыть], иногда вступаем в борьбу или спасаемся бегством. Мы пытаемся при помощи своих достижений и опыта отделить себя от других или примкнуть к ним, формируем свою личность через усвоение или отторжение традиций, ритуалов, создание круга постоянных знакомых или вступление в группы в WhatsApp. Наше сознание ищет все доступные способы самовыражения, и в первую очередь это язык, облегчающий общение и обмен информацией – например, позволяющий вам читать эту книгу. Однако он же может приводить к недоразумениям и конфликтам, ведь язык – невероятно мощное средство, действующее в любом направлении.

Итак, нас ждут взлеты и падения, восхождения и спуски, иногда крутые, иногда пологие; иногда нам что-то дается легко, иногда мы падаем, а иногда на голову обрушивается слишком много всего. Это не только период полового созревания, а в первую очередь тот этап жизни, который принято называть средним возрастом. По субъективным ощущениям он тянется очень долго, а фактически – с двадцатилетия до шестого десятка. Это время полно стрессов: построить дом, вырастить детей, сделать карьеру – от нас требуют очень многого, и этот прессинг мы ощущаем непрерывно. Мы уже немало вложили в свою жизнь, нам есть что терять. Мы должны защищать достигнутое, бороться за него, охранять его. Вероятность нанести вред своему здоровью из-за постоянного стресса к концу этого периода особенно высока. Мотивация типа В правит бал: мы выживаем на работе днем и лежим неподвижно на диване вечером, по выходным нас ждут мероприятия в стиле «досуг» и ЗОЖ, а раз в год – короткий отпуск.

Этот этап труден не только с точки зрения биологии. Если оценить всю жизнь от начала до конца, то этот отрезок вполне заслуживает названия «юдоль слез». Но хорошая новость состоит в том, что потом дорога опять ведет в гору, и степень наслаждения и удовлетворения жизнью, по статистике, начинает повышаться в 65–75 лет.

Если мы успешно преодолели насыщенный стрессовыми моментами период становления своего Я, то с возрастом снова вступает в силу мотивация типа С. Мы вправе (наконец-то, наконец!) уделить время себе, мы больше не должны становиться чем-то и кем-то, а можем просто быть, достигая еще более совершенного самосознания. Мы начинаем пожинать то, что посеяли раньше. Наше Я снова отступает на задний план, теряет значение, как покореженные доспехи и заржавевшее оружие – весь арсенал, который служил нам для защиты собственной личности – у кого-то больше, у кого-то меньше. Вместо этого мы испытываем все больше доброжелательности окружающих, можем расслабиться и достичь удовлетворения в текущем моменте, даже если физическое здоровье доставляет нам больше неприятностей. Так часто и происходит объективно, хоть субъективно не должно быть.

Даже если все описанное – лишь модель, она наглядно объясняет, как с нехотением, с чувством связанности с возрастом замыкается цикл, который начался после рождения. У индейского племени навахо в Северной Америке самая старая женщина считается своеобразным социальным цементом, скрепляющим семью, род и всю нацию воедино. Стариков не отодвигают на запасной путь из-за того, что с возрастом они теряют физическую силу и демонстрируют низкие показатели в труде. Они остаются в центре сообщества, потому что хранят традиции для младших и обеспечивают сплоченность, в то время как поколение среднего возраста проходит через стрессовую фазу жизни, выплачивая в рассрочку текущие расходы. Пожилые – носители культуры, хранители мудрости, в них живет дух семьи, деревни или социальной группы. Кого в вашей семье можно сравнить со старейшиной деревни? Может быть, именно поэтому отношения между дедами и внуками так важны и часто бывают особенно своеобразными.

В нашем мозге, где с самого начала протекают одновременно все важные процессы, явление нейропластичности может быть объяснено в полной мере при помощи приведенного выше примера. Ведь с достижением пенсионного возраста наши обязанности не исчезают за один день. Созревание воспринимается как некая долговременная форма приспособления. До рождения мы отгорожены от мира, все процессы протекают внутри, из-за чего лимбическая система и ствол мозга так сильно связаны с телом. С течением времени наша индивидуальность формируется все быстрее и отчетливей из-за влияния внешних факторов на кору головного мозга. Наш уникальный характер также проявляется в сигналах, которые поступают в самые разные области мозга и отправляются оттуда.

Какое же особенно захватывающее явление происходит в мозге? То, что мы все время имеем дело с одним и тем же человеком, даже если он в течение своей жизни изменился. Это отражается и на результатах процесса нейропластичности. В структуре мозга накапливается жизненный опыт, а на его основе строится паттерн возбуждения. Если в детстве и юности страсть к открытиям и радость от риска играют решающую роль, то позже берет верх желание избегать стресса и ошибок. В зрелом возрасте все важнее потребность в удовольствии и спокойствии. И как бы ни протекал процесс созревания, он всегда отражается на органе, который расположен у нас в голове.

Процесс созревания отражается на формировании мозга.

Конечно, представленные примеры – идеальные описания некой «удачной жизни», а в каждом отдельном случае все может выглядеть совершенно по-другому. Прошу не понимать меня превратно. Здесь речь идет не об оторванном от реальности или романтизированном представлении о жизни и не о циничном допущении, будто бы все у всех должно происходить именно так. Очень многие люди с самого рождения (и даже до него) лишены идеальных стартовых условий! Но как ученому, который долгое время занимался обработкой большого объема данных, и как исследователю, занимающемуся фундаментальной наукой в области нейрологии, мне нельзя обойти вниманием наличие определенных структур и отправных величин или статистических вероятностей и шаблонов.

Модель созревания подтверждается также результатами упомянутого выше исследования стресса от 2016 года, проведенного фирмой «ТК». Оно выявило, что каждое поколение страдает от своего основного стресс-фактора. Если в группе 18–29-летних у подавляющего большинства этот стресс связан с овладением профессией или получением образования, у 30–39-летних он главным образом обусловлен высокими притязаниями, особенно связанными с воспитанием детей. 40–49-летние называют главным источником стресса личные конфликты, у 50–59-летних он возникает чаще всего из-за тяжелых заболеваний близких людей, а у 60–69-летних это обслуживание нуждающихся в заботе родственников. Пиковый показатель относится к группе людей старше 70 лет, так как около 40 % из них не испытывают вообще никакого стресса – во всяком случае, такого, который бы они характеризовали как сильный или невыносимый. Вдобавок к указанным выше цифрам можно привести данные других исследований и опытов, проведенных в международном масштабе и с применением комплексных научных методов. Однако я ограничусь предоставленной информацией – ведь вы не хотите читать сухую научную книгу.

Если мы будем придерживаться описанной выше модели, подразумевающей способность к адаптивности, и если внешние факторы оказывают на нас воздействие на протяжении всей жизни (когда это можно доказать), то из такой концепции вытекает заключительный вопрос. Как и при нейропластичности, с возрастом вопросы становятся менее значимыми, но они не исчезают совсем. Как бы то ни было, возникает необходимость управления всеми этими сложными процессами и контроля над ними. Возможен ли он? В каких пределах? И что мы можем здесь сделать, чтобы извлечь пользу для нашего здоровья?

Саморегуляция и контроль: краткое объяснение понятий

Чтобы не утратить общей картины и не потерять контроль, мы должны осветить пару понятий, которые в ряде научных дисциплин порой используются в разных значениях. Это приводит к путанице, и не только в среде дилетантов.

В рамках изучения феномена самоисцеления следует разграничить понятия саморегуляции, авторегуляции и самоконтроля. Центральная тема этой книги – стресс, а стрессовая реакция – один из многочисленных примеров саморегуляции. В нашем теле постоянно протекают саморегуляционные процессы на самых различных уровнях – как в кукле-матрешке, – и ученым предоставляется возможность снова и снова наблюдать один и тот же биологический принцип. От заживления ран посредством регуляции кровотока в отдельном органе до секреции нейромедиаторов в нашем мозге – везде действуют различные системы регуляции, в основе которых лежит принцип самоуправления. В них используются электрические импульсы, нейромедиаторы, химические и физиологические реакции, вплоть до наших генов – как мы уже видели на примере выбросов моноксида азота. Какими бы сложными они ни были, это постоянно протекающие приспособительные реакции, меняющиеся в зависимости от условий окружающей среды. Совсем упрощенно: все системы приводят себя в состояние равновесия.

Если вспомнить о модели аллостаза, то процессы саморегуляции становятся значительной частью биологической реакции. Во время самоисцеления постоянно используются механизмы саморегуляции, известные каждому из нас, например, по опыту заживления ран (при мелких травмах они исчезают бесследно, а при тяжелых увечьях могут остаться шрамы) или по борьбе организма с инфекциями. Саморегуляция – это необходимый компонент биологического оснащения всех живых существ.

Саморегуляция на этом не заканчивается – это обобщающее понятие. Стоит отметить, что речь идет о мыслительном процессе, и, если снова прибегнуть к грубому упрощению, обо всех процессах, которые и в теле, и в духовно-психической сфере стремятся прийти в равновесие друг с другом. Наряду с физиологической стрессовой реакцией саморегуляция охватывает также аспекты активной борьбы со стрессом, включающие как сознательные, так и бессознательные элементы.

Саморегуляция – это все те процессы, которые стремятся привести самих себя в равновесие как в соматической, так и в психической сфере.

Но саморегуляция описывает лишь то, чем мы можем управлять осознанно и произвольно. Это очень важная часть вопроса о возможности контроля, но для нашей задачи она слишком поверхностна. Одна лишь свободная воля – какую бы пользу она ни приносила – не сделает нас здоровыми и довольными.