Текст книги "Код самоисцеления. Как голова может вылечить тело"

Позже мы будем иметь дело с понятиями самоуправления и контроля уже в сфере психологии. Здесь идея саморегуляции, впрочем, используется по-разному в различных направлениях или школах. Иногда относящиеся к физиологии аспекты могут частично выноситься за скобки или вообще полностью игнорироваться. В контексте кода самоисцеления подразумевается и то и другое, поэтому саморегуляция никогда не рассматривается без участия тела. Так что лучше будем придерживаться определения, принятого в нейробиологии.

Таким образом, для самоисцеления необходимы оба аспекта, чтобы описать и понять этот процесс в полной мере. Функционирующие процессы саморегуляции представляют собой основную биологическую предпосылку для обеспечения нашего здоровья и могут в определенной степени считаться основой самоисцеления. Однако человек – не только тело или совокупность функций организма. В отличие от новорожденных или животных, у которых физиологические процессы, включая эмоции, перевешивают все остальные, мы в течение жизни развиваем когнитивные возможности (в том числе контроль) и все более доминирующее сознание. От других обладателей мозга, проживающих на этой планете, нас отличают размеры коры и то, какую функцию она выполняет в нашей жизни. Мы превращаемся в единое существо, состоящее из тела и духа, и остаемся одновременно и тем и другим.

Мы приходим в этот мир со встроенными способностями к саморегуляции.

Так что мы приходим в этот мир с глубоко встроенной в нас способностью к саморегуляции, однако – и это случается все чаще – утрачиваем ее со временем. Так происходит, например, когда мы перестаем воспринимать сигналы, которые нам подает наше тело, и не можем использовать их на благо собственного здоровья. Такое случается и когда мы игнорируем предупредительные сигналы или неверно их истолковываем и придерживаемся нездоровых привычек. Это проявляется в том, как мы реагируем на стресс в работе, откладываем ли попытку покончить с курением, хотя при подъеме по лестнице все быстрее ощущаем одышку, а может быть, встречаем приближающиеся боли в спине переходом на щадящий режим или движением.

Это может случиться уже потому, что развивающееся умение распознавать контроль и применять его на практике не падает с небес к нам в руки. Потенциально полезные возможности нашего сознания могут завести в ловушку. Ведь способность к саморегуляции – и наше знание о самоисцелении – также подвержены внешним воздействиям, особенно со стороны окружающей среды, которая становится все беспокойней и громче. Сегодня ее следует изучать и активно переосмысливать. Это означает, впрочем, что окружающий мир можно познать и активно участвовать в его формировании (в любое время), чтобы снова сделать его своей неотъемлемой частью.

Понятие саморегуляции включает также способность к обучению, умение осознанно использовать процессы ауторегуляции нашего тела (например, реакции стресса и расслабления) для достижения здоровья и получения большего удовольствия от жизни. Ничто не определяет цели самопомощи и ухода за собой лучше, чем эта максима. Без самоисцеления подобное возможно лишь с трудом.

Способность к обучению – то, что скрытый в нас нейробиолог понимает (в данном контексте) под нейропластичностью, – толкает нас на прямой путь к собственному мозгу, в особенности к «когнитивному» мозгу, к тем областям, на которые мы можем осознанно и произвольно влиять. Именно здесь открывается новая тема: контроль и личная ответственность. Ведь человеческий мозг не только наделяет нас определенными правами и возможностями, но и возлагает на нас некоторые обязанности.

Часть III
Открой свой разум: активное связывание тела и духа

Давайте вернемся к высказыванию «разум превыше всего». Вы, должно быть, заметили, что тут не сказано «мозг превыше всего»; кроме того, эта глава называется не «Открой свой мозг», а «Открой свой разум». Понятие, обозначаемое в английском языке словом «разум» (mind), о котором пойдет речь далее, подразумевает нечто большее, чем деятельность мозга в чистом виде. Впрочем, предпочтительно переводить его как «дух/ум/психика» или заменять выражением «духовная/умственная/психическая деятельность», поэтому простоты ради мы будем пользоваться такими терминами. Однако здесь теряется один важный аспект, который ни в коем случае не стоит упускать из виду.

В древне– или среднеиндийском языке пали, который похож на санскрит и имеет большое значение в буддистском учении как литературный и священный язык, есть слово chitta. Наряду с духом и мыслями оно включает в себя понятия «эмоции» и «сердце». Сердце и мозг, таким образом, в языковом плане неотделимы друг от друга, поэтому нельзя говорить об одном, исключив другое. Именно это соответствует смыслу, заключенному в слове «разум», в том значении, которое мы придаем ему в книге «Код самоисцеления». Поэтому мы должны рассматривать термины «дух/психика/разум» не только как слова, обозначающие когнитивные функции, куда включаются обучение, запоминание или понимание планов, но и как понятия, включающие сердце и душу. Точно так же раньше подобное имелось в виду при употреблении понятий «ментальный» или «менталитет».

В процессе созревания происходит именно такое согласованное взаимодействие двух упомянутых сфер. Хотя наш мозг постепенно созревает, а с ним развивается и наше сознание, это не делает нас рациональными людьми. Мы также остаемся – несмотря на все имеющиеся у нас когнитивные способности – эмоциональными существами. Мы подвержены игре страстей, душевным волнениям, быстрым аффектам и долговременным настроениям. Любовь, грусть, гнев, сострадание, отвращение, страх, боязнь – все эти эмоции или чувства, как положительные, так и отрицательные, в основе своей связаны с функциями различных органов, чьей работой управляет вегетативная нервная система. Они, эти чувства, также возникают в результате совместного действия с нейромедиаторами, и с некоторыми из них мы частично уже познакомились.

Здесь среди неврологов и психологов снова наблюдается расхождение в определениях: что считать эмоцией, а что чувством. В философии понятие эмоции, понимаемое как душевное волнение, с древних времен сталкивается с проблемой души и тела. Состоим ли мы из материи и/или духа и как так получилось? Мы не станем углубляться в обсуждение философских понятий и, конечно же, не в состоянии прояснить их окончательно, поэтому будем употреблять понятия «эмоции» и «чувства» в общеупотребительном смысле – как синонимы.

Это не означает, что мы закроем глаза на эмоции и/или чувства. Совсем наоборот.

Глава 8
Эмоции, «память чувств» и «власть подсознания»

Эмоции не могут похвастать такой же долгой историей, как стресс. Хотя у одноклеточных есть аналогичные стрессу механизмы, эмоциями они не обладают. В любом случае эти организмы гораздо старше человека. Тот, кто хоть раз видел суетливых белок, занятых поисками еды, наслаждался мурлыканьем кошки у себя на коленях или наблюдал за смятением собаки после обманного маневра хозяина при игре с палкой, понимает, о чем речь. Приведенные выше примеры в чисто академическом смысле – всего лишь описания, и они не могут служить доказательством наличия эмоций. Однако нельзя ограничиваться примерами животных, чтобы изучить данный аспект.

Адреналиновый шок, охватывающий наше тело, когда мы избегаем аварии на оживленной улице, чудом увернувшись от проехавшего в полуметре от нас автомобиля, воспарение влюбленного на седьмое небо, когда он чувствует запах обожаемого партнера или слышит его голос, что в прямом смысле слова сводит его с ума, или вид плесени, в мгновение ока вызывающий омерзение и отвращение… Все эти эмоциональные реакции происходят в вегетативном отделе нашей центральной нервной системы. Наш мозг, а особенно лимбическая система, развился под управлением чувств, и в данном случае речь снова идет о процессах саморегуляции на различных уровнях нашего организма. Эмоции всегда связаны с реакциями нашего тела, и они были бы просто невозможны без мозга. За этим стоит тот же биологический принцип, о котором мы узнали, рассматривая стрессовую реакцию. Здесь мы также говорим о скорости: осознанное управление этими реакциями протекало бы медленно и мы бы попали в катастрофу еще до того, как заметили грозящую нам опасность; прошли мимо нашего будущего партнера, не почувствовав ничего; съели бы испорченную еду, не распознав вредных для здоровья спор. Без быстрой эмоционально-телесной реакции – мы раскрываем глаза, сердце начинает стучать в груди, горло сдавливает – мы бы осознавали суть значимых для нас ситуаций слишком поздно.

При этом предупреждающие сигналы и их быстрая обработка нашими органами чувств (например, запах огня там, где его не должно быть), как и мгновенное переключение в мозгу для быстрой и эффективной реакции, – все это еще не эмоции. Как правило, подобные процессы протекают неосознанно, но обычно они сопровождаются сильными эмоциями, которые нужны, чтобы настроить нас самих и других людей на опасность.

Получается, эмоции играют решающую роль для нашего выживания. Это, по крайней мере, эволюционно обусловлено. Однако необузданные эмоции могут и мешать нам, прежде всего в новых для нас ситуациях, отличных от тех, к которым наше тело успело приспособиться. Так что было бы иногда гораздо резоннее – с точки зрения выживания, – если бы мы не реагировали на событие сразу же и не выражали свои чувства слишком бурно, а могли бы взвешенно обдумать все обстоятельства.

При так называемых аффектах, то есть проявлении очень сильных «взрывных» чувств, связанных с основными потребностями организма, нам удается сдерживаться (также результат эволюции). Но во всех остальных случаях эмоциональный контроль биологически возможен, и ему даже можно научиться. Так что нельзя сказать, что мы теряем управление собой.

Эмоции играют решающую роль для нашего выживания.

Вы наверняка заметили, что здесь в фокус нашего внимания снова попадает мозг. Поскольку многие сильные эмоциональные волнения, как приятные, так и негативные, напрямую связаны с частотой сердцебиения, люди долгое время полагали, что центр эмоций находится в сердце – рядом с ним или немного ниже. Изменения в сокращениях сердечной мышцы являются частью физиологической реакции, однако управляет ею в данном случае наш мозг. Он всегда в центре событий, когда тело, дух и эмоции играют вместе, и остается активным и активируемым связующим звеном между ними.

Мозг развивается посредством опыта, который приобретается через тело (см. процесс созревания). Поэтому в начале жизни мы особенно сильно подвержены влиянию эмоций или целиком зависим от них. Мозг принимает информацию от тела, перерабатывает ее и сохраняет в себе. Эта «память» работает лучше всего, когда мы приобретаем опыт в первый раз. Так как опыт, вынесенный из младенческого и раннего детского возраста, часто сопровождается сильными эмоциями и/или связан с телесными ощущениями, он максимально сильно запечатлевается в памяти. В ней откладывается и ощущение безграничного счастья и умиротворения, когда мы находимся в абсолютной безопасности, и панический страх остаться в одиночестве, и наивная радость от овладения новыми способностями – например, умением ползать или говорить, – и реакция окружающих на наши действия.

Выражение «память чувств» заключено в кавычки, потому что речь идет не о когнитивном процессе – в отличие от заучивания наизусть стихотворения, решения задачи или восстановления нужной информации. Для выполнения всех этих вещей наше сознание в первые годы жизни еще недостаточно сформировано. По этой же причине мы не можем вспомнить многие ранние события своей жизни и не знаем, откуда берут начало наши эмоциональные реакции. Остается лишь чувство, которое нельзя объяснить рационально, но оно настолько сильно, что его невозможно игнорировать. Оно постоянно демонстрирует свою власть над нами.

Австрийский врач Зигмунд Фрейд (1856–1939), основатель психоанализа и невролог, говорил о «силе бессознательного». Не желая подробно останавливаться на дискуссиях вокруг этого термина, скажу лишь, что данная формулировка идеально подходит к эмоциям, которые очень рано отпечатываются в нашем мозгу и часто блокируют осознанный эмоциональный контроль. Ведь в детстве мы тоже принимаем много решений не рационально, а повинуясь интуиции; точнее, руководствуемся подсказками «эмоционального» мозга, как его можно было бы называть, – именно там укоренены наши эмоции.

Впрочем, на вопрос, где наш мозг сохраняет эмоции, еще нет однозначного ответа. Во-первых, нейробиологи пока находятся в самом начале исследования этого феномена, а во‑вторых, благодаря данным по визуализации мозга известно, что различные чувства связаны с различными областями мозга. Нет единого центра управления всех эмоций, да и вряд ли возможно представить его существование, учитывая широкий спектр чувств: от облегчения до зависти, от благодарности до жалости и боли, от радости и удивления до надежды. Однако мы можем сказать наверняка, что лимбическая система со своими разными отделами и функционально различными уровнями не только принимает участие в переработке эмоций и управлении ими, но и теоретически может их контролировать. Она оценивает чувство или ситуацию в ее эмоциональном контексте, решая, что нужно сохранить в памяти. В связи с этим снова встает риторический вопрос: кто определяет, что является когнитивно-рациональным, что телесно-физиологическим, а что – психоэмоциональным или же даже эмоциональным? Поверьте, что мозгу неизвестна такая дихотомия. Он различает, а точнее, организуется в зависимости от функций и желаемых (с точки зрения биологии) результатов.

Есть много отделов мозга, которые регулярно контактируют с эмоциями. Важную функцию при управлении «памятью чувств» играет, например, наша старая знакомая – амигдала. Мы уже говорили о ней при рассмотрении мотивации типа В – избегания. Она служит нашим центром страха и, будучи частью лимбической системы, тесно связана с телом. Когда амигдала распознает какой-либо раздражитель, интерпретируемый как угроза, то тут же следует физиологическая реакция: наше сердце начинает биться быстрее, мы потеем, и нас охватывает тревога.

Особенно интересна с точки зрения нейробиологии островковая доля мозга (она же просто островок). Этот отдел связан как с чувством отвращения (но также и с согласием, соглашательством и умиротворением), так и с эмоциональной оценкой боли. Он представляет собой еще и важный перевалочный пункт, где собирается информация о состоянии тела, поступающая из ствола мозга, из лимбической системы с одной стороны, и из коры больших полушарий – с другой. В нем сведения о нашем физическом самочувствии и эмоциональном состоянии превращаются в конкретные действия. Это делает островок важным посредником между филогенетически старыми и новыми отделами, между вегетативной и соматической нервной системой – и вероятно, через него можно получить доступ к «силе бессознательного». В островке хранится также «образ» нашего внутреннего тела – информация о внутренних органах и их состоянии в данный момент. Этот отдел мозга прекрасно подошел бы для расположения чувства, называемого во многих языках способностью «чуять нутром» (мы говорим о нем, когда имеем в виду интуицию или предчувствие чего-либо, регистрируемое органами чувств, или когда что-то вдруг портит нам настроение – как удар под дых).

В любом случае это точно подтвержденный факт: существует тесная связь между амигдалой и гиппокампом – центральным отделом мозга, служащим для запоминания информации. Он принимает участие в переводе информации из кратковременной памяти в долговременную. Чем сильнее активируется амигдала, тем лучше сохраняются воспоминания о той или иной ситуации.

Эмоции имеют решающее значение, так как при их участии события лучше закрепляются в памяти.

С другой стороны, это означает вот что: наличие сильных эмоций – важный показатель того, будет ли событие надолго закреплено в нашем мозгу. Позже они послужат «мнемоническим приемом», или «знаком», позволяя при необходимости быстро найти и вытащить из памяти ситуацию (контекст) и активировать нужную программу действий. В то время как хронический стресс и хронические тревожные состояния могут нанести вред нашей памяти, в нормальных условиях эмоции и память работают рука об руку для обеспечения нашего выживания.

Ученые могут подтвердить участие в этих процессах нейромедиаторов. При эмоционально окрашенных событиях адреналин, помимо всего прочего, отвечает за то, чтобы активированные нервные пути «усиливались», а между нервными клетками образовывались новые связи. То же самое относится и к дофамину, так как он напрямую связан с предвкушением радости и положительными ожиданиями от обучения. Однако нужно избегать повышения дозы и продолжительного действия обоих гормонов. Мы уже упоминали фразу Парацельса: «Только доза определяет, будет вещество ядом или лекарством». При этом нужен переключатель, нейромедиатор, отмечающий окончание цикла обучения. Он функционально и эмоционально завершает образовательный опыт и одаривает нас чем-либо (в данном случае – удовольствием), что снова наводит на мысль об ацетилхолине или об эндогенных опиатах. Все вышеперечисленное точно описывает процесс, протекающий при формировании образов памяти. Этот образ кажется таким цельным, выразительным и убедительным.

Однако сделать общий вывод не дает индивидуальный фактор, который также вносит вклад в переживание эмоций. Структура нашего мозга, как мы уже видели, формируется на основе опыта, приобретаемого нами в течение всей жизни. Какие события станут раздражителем для нашей «памяти чувств», будет зависеть от персональной биографии каждого индивида. Эмоционально окрашенные события, конечно, не ограничиваются периодом раннего детства. Первая любовь, окончание школы, расставание с любимым, день свадьбы, дни рождения, моменты профессионального взлета или катастрофы планетарного масштаба, такие как авария на АЭС Фукусима или теракт 11 сентября 2001 года, – все это связано с эмоциями и глубоко отпечатывается в нашем мозгу. Такие события могут в любой момент нашей жизни придать ей совершенно другое направление, повысить или притормозить ее темп, открыть новые пути или заставить ехать по старым рельсам.

Наши чувства помогают нам ориентироваться в собственной жизни и сортировать информацию, которая безостановочно поступает в мозг через все органы чувств, по степени значимости и важности. Из-за физиологических особенностей своего организма мы неспособны до мелочей воссоздать картину произошедшего в прошлом и вызвать у себя точный эмоциональный слепок того состояния, которое мы когда-то пережили (и это хорошо – так как данное свойство позволяет нам учиться и обновлять информацию). Поэтому каждое новое воспоминание переписывает и замещает (по крайней мере, отчасти) изначально отложившиеся в памяти данные.

То же самое относится к будущему. Мы неспособны предсказать собственные эмоции наперед. Наши предположения о том, как мы будем чувствовать себя через день, неделю, месяц, в определенных ситуациях всегда основаны на текущем состоянии и будут по крайней мере неточными, а порой даже ложными, если мы попробуем принять их за чистую монету (с позиции будущего – на текущий момент они, конечно, истинны!).

Однако наши эмоции оказывают влияние на то, что нам предстоит в будущем. Любые переживания – «бабочки в животе», разбитое сердце или же восхищение при прослушивании любимой музыки – не проходят без последствий для наших поступков, стиля жизни и здоровья.

Глава 9
Наше поведение между эмоциями и ожиданиями – растущая власть мыслей

Мы, конечно же, не остаемся навечно зацикленными на телесных ощущениях, и нами не движут одни эмоции, как в тот момент, когда мы появились на свет. Иначе вы не могли бы сейчас держать эту книгу в руках, составлять буквы и слова в осмысленные фразы, интерпретировать их и обрабатывать в уме.

В ходе социализации мы не только приобретаем все то, что потом становится нашими знаниями, умениями и навыками, но и формируем у себя убеждения, привычки и взгляды. У нас вырабатывается характер и жизненная позиция. Тем самым мы расширяем набор своих врожденных, или, точнее говоря, заложенных в нас природой элементов личности (вы же помните об «установке железа» и «основном биологическом оснащении»), добавляя к ним выученное и пережитое. Однако речь не о примитивных потребностях, какие наблюдаются у зверей, растений или более простых организмов, так как человеческая жизнь становится тем сложнее, чем большему влиянию подвергается кора нашего мозга. К жизненно важным и экзистенциальным потребностям принадлежат, например, потребность в привязанности и отношениях, а также потребность в росте, как телесном, так и духовном (умственно-психическое развитие).

Ранее я уже писал, что приобретаемый опыт с первых же секунд изменяет и формирует наш мозг. Точнее, опыт определяет наше восприятие, так как в нашу голову попадают только те раздражители и сигналы, которые воспроизводит наше тело и наш контакт с окружающим миром. В соответствующих отделах мозга эти сигналы перерабатываются и интерпретируются, и только потом, при известных условиях, дело доходит до приспособительной реакции. Например, после выброса окситоцина и возникшего благодаря ему хорошего самочувствия или после выброса дофамина, который вызывает порыв двигаться, у нас возникает желание быть креативными или добиться чего-нибудь. Так что можно сказать, что в конечном итоге именно наше восприятие и опыт влияют на процесс нейропластичности.

При таком подходе не только жизнь становится сложнее, но и расширяется спектр возможностей отражения действительности, ширина окна восприятия, открытого в мир. Благодаря этому умножается поток впечатлений и информации, который мы впускаем в наш мозг, – то, что мы в состоянии постичь, что мы должны понять и осознать. Этот процесс очень индивидуален. Мы все чаще и интенсивнее прикладываем усилия для выработки такой манеры поведения, которая считается нормальной или приемлемой в обществе, где мы живем. Зеркальные нейроны в разных структурах нашего мозга позволяют нам копировать поведение близких людей или поступки других индивидов и с самого начала оказывают нам необычайную помощь в обучении. В любом деле – от высовывания языка до спортивных тренировок – нас поддерживает система зеркальных нейронов, открытая еще 25 лет назад у макак и до сих пор не изученная в полной мере. Более того, она помогает нам интерпретировать эмоции других людей – сопереживать ближнему. Поэтому мы умеем строить отношения с другими на чисто эмоциональном уровне в реальном времени. Эта же способность может сохранить нам жизнь, когда мы в какой-то момент интуитивно понимаем, кто настроен к нам дружелюбно, а кого лучше избегать.

В нашем мозге структуры, ответственные за восприятие, связываются с отделами, ответственными за моторику, так что зеркальные нейроны выполняют роль связующего кабеля между восприятием и действием. Они следят за тем, чтобы между людьми мог возникнуть эмоциональный резонанс. Когда два человека находятся в буквальном смысле на одной волне, когда их мозги работают сходным образом, тогда можно наглядно представить себе работу активированных зеркальных нейронов. (Не в последнюю очередь поэтому в начале этой книги имеется раздел «Настройка».)

Только когда другой человек что-то значит для нас, становится ясно, что имитация действительно работает. Зеркальные нейроны играют определенную роль и при возникновении примеров. С другой стороны, мы обладаем диаметрально противоположной способностью распознавать состояние нашего ближнего рациональным и когнитивно-аналитическим путем. Даже если человек не разделяет точку зрения своего собеседника, а «понимает» ее умом, он может подстроиться под собеседника, не находясь при этом на одной волне с ним. Мы называем эту концепцию «моделью психического состояния человека», и тут в работе уже принимают участие другие отделы и структуры мозга, а не зеркальные нейроны. Когда я смотрю на тебя, я вижу в тебе такое состояние или чувство, которое мне знакомо по собственному опыту. Поэтому я знаю, каково тебе, но сам не испытываю этого чувства в данный момент и не копирую тебя.

Не только сама жизнь становится сложнее, но и наше восприятие жизни усложняется

Зеркальные нейроны, похоже, делают возможными эмоциональные отношения, которые удовлетворяют основную потребность человека – в наличии объекта привязанности. Они же позволяют нам поплакать в кино вместе с героиней, даже когда мы умом осознаем, что смотрим игру актеров и что бедная крестьянская девушка в финале заполучит прекрасного принца себе в мужья (тут мы сдерживаем слезы, выступающие от умиления).

Абсурдным образом именно эта потребность быть в связи с кем-либо, стремление принадлежать к чему-то представляет собой механизм, который стимулирует трудный процесс социализации. В период становления собственного Я он приводит нас к тому, что наши отношения все меньше отдаются на откуп чистым эмоциям и все больше подчиняются сознательному контролю. Мы сталкиваемся со все более запутанным клубком из ожиданий, оценок, суждений, убеждений, привычек, ритуалов, традиций и представлений о благоразумии, этике и морали (вплоть до вопросов веры и духовности) и должны лавировать между ними, подстраиваться, искать свое место в мире. Это может происходить и само собой, естественным образом (потому что мы живем в сообществе или в семье, где традиции, или «культурные стандарты», передаются от старших поколений к младшим), или приводить к настоящей войне.

Иногда это должно (и обязано) происходить через борьбу и бунтарские прорывы, особенно когда традиции переосмысливаются, расширяются или когда возникает необходимость приспособить их к изменившейся ситуации ради всеобщего блага. В любом случае в течение своей жизни мы все сильнее испытываем влияние извне: семья, друзья, соседи, общество, школа, работа, клубы, партии и т. д. – все социальные системы, в которых мы вращаемся (или должны вращаться), накладывают на нас свой отпечаток. Как уже говорилось, жизнь или ее восприятие нами усложняется в возрастающей прогрессии.

Не каждое решение, которое мы принимаем, не каждая наша поведенческая модель возникают полностью рационально, исключительно с точки зрения сохранения и поддержания здоровья. Во-первых, для начала нам нужно узнать об этих точках зрения, во‑вторых, мы находимся в описанном выше поле напряжения, полном антагонизмов и противоречий. Нас воспитывают, уговаривают, оценивают, подавляют, соблазняют, однако ответственность за принятие решений все больше ложится на наши плечи.

С другой стороны, вместе с количеством прожитых лет растет и спектр возможностей использования нашего сознания, что также идет на благо нашему здоровью. Мы уже можем проводить различия между мыслями, решениями и моделями поведения, которые благоприятны и правильны для нас на данный момент, и теми, что полезны (применительно к вопросам здоровья) только в долго– и среднесрочной перспективе. Выделяются процессы и явления, которые приносят пользу мне одному, моей группе, семье, сообществу – или всем людям «в общем и целом». Все это эффективно с точки зрения нейробиологии и приносит человеку удовольствие. Отличить плохое от хорошего помогают внимание, внутренняя собранность и личный багаж жизненного опыта, приобретаемого в ходе взросления и созревания. Наши мысли не всегда свободны, но обладают огромным влиянием на нас. К сожалению, в том числе и негативным.

В среднем в нашем сознании возникает около 50 тысяч мыслей в день. 98 % из них представляют собой повторение тех, что уже были неоднократно обдуманы в прошлом. При этом 80 % – негативные мысли о событиях, которые мы уже никак не можем изменить – давно упущенные возможности, злые слова, глупые поступки, – или которые еще не произошли и, возможно, никогда не произойдут: страхи и заботы, связанные с будущим. Мы вспоминаем о препятствиях и неприятностях на нашем пути гораздо чаще, чем о благоприятных моментах. Зеленая волна, попутный ветер и прочие радости жизни – все это мы воспринимаем как само собой разумеющееся.

Стоит отметить еще одно обстоятельство: так происходит, только когда мы думаем о себе самих. Положительные и счастливые аспекты чужой жизни мы замечаем быстро и во всех подробностях. В науке в этой связи принято говорить о негативных предрассудках (негативизм), и это свидетельствует о том, что нейтральные или положительные события нашего поведения и наших мыслей гораздо меньше влияют на нас, чем мрачные моменты. Поэтому в социальных отношениях на каждое плохое переживание нам требуется около пяти хороших событий, чтобы восстановить баланс, создать положительный эффект и снова вернуть себе утерянное психологическое равновесие.

Эта простая пропорция (1:5), конечно, сильное упрощение, и в реальности едва ли можно проверить ее точность. Между тем вы заметили, что я часто использую такие процентные показатели и пропорции как образы – скорее для наглядности – и с некой долей условности. Приведенные значения относительны, и уж тем более их нельзя рассматривать в качестве отправных точек для математического расчета. Настолько далеко в науке мы еще не продвинулись, даже если эти соотношения выводятся на основе научных исследований – например, эпидемиологических (нельзя же спутать курицу и яйцо). Так что негативные предрассудки обязаны своим существованием принципу выживания, который важен для жизни в среде, изобилующей множеством стресс-факторов, в потенциально опасном мире. В неких стерильных условиях, наоборот, теоретически возможно возникновение положительных предрассудков (позитивизм).

Целесообразно и полезно то, что первый опыт, как правило, откладывается и запоминается более отчетливо, чем последующие сходные и сопоставимые с ним происшествия. Временной компонент или очередность событий играют важную роль и оказывают решающее воздействие на наши ожидания. Другими словами, не каждое событие будет влиять или оцениваться нами одинаково: человек склонен к поиску подтверждений прошлого опыта или собственных, однажды установленных мнений и взглядов. И то и другое может принести как негативный, так и положительный эффект (или нейтральный – но в таком случае событие или опыт едва ли отложатся в памяти и не будут иметь большого значения). Подобное явление принято называть предрассудком подтверждения, избирательным восприятием или даже «самоисполняющимся пророчеством»: мы видим то, что хотим видеть (потому что это соответствует нашим ожиданиям, основанным на прошлом опыте). Если он положителен, то в контексте медицины можно, например, говорить об эффекте плацебо или привести его в качестве примера, подтверждающего правдивость приведенных выше фактов (позже мы поговорим об этом более подробно).