Текст книги "Наследие Уилта"

Глава тринадцатая

У миссис Коллинсон вечер тоже не задался. Днем она отправилась к своему лондонскому стоматологу за новым протезом. Старый съезжал, лишь стоило улыбнуться, как уже не раз случалось на уроке латыни в шестом классе, из-за чего выпускницы окрестили ее «беззубой Энни». Новая же челюсть незыблемо держалась на отведенном ей месте, и директриса вернулась домой, обретя былую уверенность в себе, от которой, впрочем, к концу дня не осталось и следа. Четверня нанесла удар.

После обеда сестры прогулялись на речку, где углядели парня, купавшегося голышом. Но гораздо важнее, что они тотчас сперли его одежду.

Когда девицы обшарили карманы, Саманту осенила блестящая идея:

– Нынче мистер Коллинсон расслабляется. Когда приезжает из Хоршама, он ужинает в пабе, а потом бухает и обычно домой приходит на бровях...

– Ничуть его не осуждаю, – перебила Эммелина. – Что за радость вожжаться со старой клячей?

– Давайте подбросим эти подштанники в ее спальню, и муж решит, что она с кем-то развлекалась.

– Гляньте, чего я нашла! – взбудоражилась Пенелопа.

На конце длинной палки, с которой она рыскала в кустах, болтался использованный презерватив. Осмотрев латексное изделие, сестры переглянулись. Двумя пальчиками Джозефина подняла не первой свежести трусы незадачливого купальщика.

– Фу, гадость! – хором фыркнули сестры. – Хотя...

Теперь имелось все необходимое, чтобы к приходу мистера Коллинсона надлежаще оформить супружескую спальню.

– Решит, что женушка оторвалась по полной! – Саманта использовала выражение, подслушанное в телефонном разговоре Уилта. – Удачно, что директриса умотала в Лондон. В доме никого.

Жилище Коллинсонов стояло неподалеку от пансиона, однако изгородь из аккуратно подстриженных тисов служила неплохим прикрытием. Во двор четверня проникла через садовую калитку.

– Вдруг в доме кто-то есть? – задумалась Джозефина. – Какая-нибудь уборщица... Надо бы проверить.

– Ну так позвони в парадную дверь, вот и узнаешь, – предложили сестры.

– Да запросто! А вы – трусихи!

Минут через пять Джозефина вернулась с известием, что на звонок никто не отвечает, а дверь заперта.

– Значит, придется лезть по водосточной трубе или искать лестницу.

Однако Саманта изыскала иной путь к открытому окну второго этажа:

– Вон ползучая гортензия. Она крепкая, выдержит. Сейчас покажу.

Вскарабкавшись по толстому стеблю, девица перевалилась через подоконник и скрылась в доме. Сестры уже хотели последовать ее примеру, когда она показалась в окне:

– Кажется, это спальня. Тут огроменная кровать, шифоньер забит одеждой, а в ванной бритвы и на крючке мымрин халат.

Подтянувшись по стеблю, Эммелина подала ей украденные трусы:

– Гондон внутри.

Никем не замеченная, четверня покинула директорские угодья и, прыская от смеха, вернулась в пансион.

В восемь вечера миссис Коллинсон, радостно клацая новым протезом, приехала домой. Приняв ванну, заглянула в школу, затем поужинала и улеглась в постель. Директриса уже спала, когда муж ее вернулся из паба. Мистер Коллинсон натянул пижаму и тихонько примостился на краешек кровати, стараясь не потревожить супругу. Он хорошо знал, какой последует отклик, если нечаянно ее разбудить.

Когда нога его запуталась в чьих-то трусах, мистер Коллинсон призадумался. Текстура подштанников ничем не напоминала дамское белье, и, кроме того, сия интимная деталь явно не принадлежала миссис Коллинсон, предпочитавшей исподнее в кружевах и оборках (что несказанно удивило бы четверню). Подтянув к себе находку, мистер Коллинсон ощупал нечто, категорически не соответствовавшее дамскому гардеробу. В следующую секунду он отбросил одеяло, и тогда его изумленному взору предстали несвежие мужские трусы вкупе с еще большей мерзостью – использованным презервативом. Последний произвел настолько сильное впечатление, что пьяненький подкаблучник, мгновенно протрезвев, превратился в остервенелого самодура. Хотя и трусы свою роль сыграли.

Мистер Коллинсон зажег свет и взбеленился пуще прежнего: мало того, что супруга прелюбодействовала, она отдалась мужчине в заношенном исподнем!.. Неописуемая ярость могла найти выход только в поступках. От мощного толчка миссис Коллинсон слетела с кровати и, грузно шлепнувшись на пол, выронила новый протез. Продрав глаза, она увидела нависшего над ней мужа.

– Шлюха вокзальная! – заорал он. – День-деньской я горбачусь на службе, а в это время какая-то гнусная тварь тебя дерет! Ну вот и каюк нашему браку! Завтра же найму лучшего адвоката, пусть немедленно займется разводом!

Директриса кое-как встала на четвереньки. Такое и в кошмаре не привидится: спятивший муж, от которого разит перегаром, скидывает жену с кровати, да еще обвиняет в неверности. Угроза развестись объяснялась лишь тем, что благоверный допился до белой горячки. Обычно властная, без зубов миссис Коллинсон чувствовала себя беспомощной и уязвимой. Вдобавок сильно болела ушибленная голова. Она с трудом встала перед мужем, потрясавшим трусами и презервативом.

– Вот они, улики! – ревел мистер Коллинсон. – Обнаружено в нашей постели! Небось решила, что я заночую в Хоршаме, и поленилась прибрать? Ноги моей здесь не будет! Разведусь как нечего делать!

Рухнув в кресло, директриса попыталась сосредоточиться.

– Скандал тебя погубит! – не унимался супруг. – Лишишься дома и работы! После публичного суда на пушечный выстрел к школе не подойдешь! – Он злобно усмехнулся: – Меня всегда мутило от вашей конторы, где одни снобы и потаскушки! Ну вот, сама напросилась!

Миссис Коллинсон изо всех сил размышляла. Она безвинна, но даже если вдруг некий мужчина оказался в ее постели, то зачем ему оставлять эту дрянь? И куда он сам подевался? Не сходится. Значит, кто-то ее подставил. Но кто?

Держа на отлете трусы и презерватив, мистер Коллинсон ринулся прочь из спальни. В коридоре звенел его крик: с рассветом он навсегда покинет этот дом.

Выбравшись из кресла, директриса отыскала и вставила зубы, что до некоторой степени вернуло ей достоинство. Потом натянула халат, собираясь поговорить с мужем, и тут взгляд ее упал на цветок гортензии, валявшийся под раскрытым окном. Взяв фонарик, хранившийся в прикроватной тумбочке, она проинспектировала увитую зеленью наружную стену. Оборванные побеги уведомили, что по мощному стеблю кто-то взбирался. Миссис Коллинсон поспешила в гостевую комнату.

– Какого черта надо? – окрысился муж. – Не надейся, что я передумаю. Развод и никаких...

– Выйдем в сад, я кое-что покажу.

– Сейчас? Ночью?

– Делай, что сказано. Полагаю, ты перестанешь выставлять себя идиотом.

– Хорошо, но все твои уловки бесполезны, – проворчал мистер Коллинсон.

Луч фонарика высветил оборванные побеги гортензии.

– По-твоему, отчего это произошло? И второй вопрос: как это попало в спальню? – Миссис Коллинсон показала цветок. В ней заговорила директриса, не зря занимавшая свой пост. – Ну, подумай.

– Кто его знает, – пожал плечами супруг. – Может, твой любовничек...

– Хочешь сказать – влез по стеблю? Хорошо. Предположим, ты – это он. Лезь. Ну же, не стой столбом!

Мистер Коллинсон подергал стебель – взрослого человека не выдержит, оборвется.

– Думаешь, кто-то из твоих девчонок? – взглянул он на жену. – Но где ж они взяли трусы, не говоря уже об использованном презервативе? И зачем все затеяли?

– Не знаю и знать не хочу. Но ты понял, что я перед тобой чиста? Только сумасшедший оставит подобные улики.

Супруги вернулись в дом, где мистер Коллинсон, смиренно попросив прощения, угостился виски с содовой. Более практичная миссис Коллинсон из обувного шкафа достала кеды.

– Сгоняю в пансион – гляну, не хихикает ли кто-нибудь, – на пороге сказала она. – Есть кое-какие подозрения. Если подтвердятся, клянусь, эти мерзавки пикнуть не успеют.

* * *

Парня, который до потемок искал свою одежду, а потом, мучительно морщась, голым покатил на велосипеде с незажженной фарой, патрульная машина остановила в пяти милях от школы Святого Варнавы. По мобильным телефонам несколько водителей, среди которых были три зрелые дамы, известили полицейских об эксгибиционисте, колесившем в окрестностях. К несчастью, две звонившие дамы миновали его, когда он облегчался в кустах.

Вписавшись в крутой поворот, парень едва не въехал в патрульную машину, заблокировавшую дорогу. Уже через двадцать минут его, предусмотрительно укрытого одеялом, допрашивал мрачный инспектор. Накануне хулиганье выбило стекла в его машине, и теперь всю нынешнюю молодежь он считал сволочью. Ее представители, которые в десять вечера голяком разъезжают на велосипедах с погашенной фарой и с полным пофигизмом отливают в придорожных кустах, являли собой еще худшую категорию.

– Значит, затрахался с какой-то шлюхой и не помнишь, где оставил шмотки, так? – угрожающе вопрошал инспектор.

– Нет. Говорю же, я купался в реке...

– Голым. Так?

– Да, голым. Одежду оставил на берегу. Купаться нагишом не запрещено, вокруг никого не было.

– Стало быть, шмотье само по себе исчезло?

– Нет, конечно, – вздохнул парень. – Кто-то украл.

– Этот кто-то – девка, которую ты дрючил.

– Говорю, я был один.

– Ну да, разумеется.

Впечатление от допроса у обоих осталось весьма тягостное. Когда в полицейской машине парня доставили домой, там его ждал еще один допрос с пристрастием, учиненный отцом, местным викарием, который перед тем обыскал комнату отпрыска и в ящике стола обнаружил упаковку презервативов.

Явная угроза репутации сподвигла пастыря на чрезмерное наказание: сын был отправлен в постель голым, побитым и голодным. После нынешнего опыта юноша пришел к выводу, что секс – вовсе не свет в оконце, и всерьез задумался о том, чтобы назло отцу стать католическим священником.

Глава четырнадцатая

В Ипфорде леди Кларисса провела чрезвычайно хлопотный день, уговаривая дядюшку остаться в «Последней вехе». Тот наотрез отказался:

– «Последняя веха» – слабо сказано, скорее уж «Распоследнее место на земле». Лучше провести остаток дней в тюрьме. По крайней мере, там будешь уверен, что кто-нибудь прекратит ночной гвалт, а тебя не обрядят в нелепый тренировочный саван. Хозяйка зверствует: не дает ночной горшок и норовит воткнуть в меня катетер. Если не найдешь приличный пансион, у тебя будут крупные неприятности с мужем, я это устрою.

«Интересно, как?» – подумала Кларисса.

– Попробую, но никаких гарантий... – начала она.

– Уж постарайся, – перебил полковник. – Мне известно, чем ты занимаешься, прикрываясь визитами ко мне. Гэдсли знает, что ты спишь со своим шофером?

– Господи, о чем вы?

– Об измене. Или блуде, как тебе больше нравится. Видишь ли, управляющий твоего отеля тоже отставник. Конечно, служили мы в разное время, но довольно близко сошлись. Время от времени он проведывает свою матушку, эту мегеру-хозяйку, и весьма мне поспешествовал. К твоему сведению, старые вояки друг за друга горой. Ты всегда снимаешь один и тот же номер, и, по моей просьбе, управляющий нашпиговал его миниатюрными камерами. Картинки чрезвычайно занимательные.

– Но...

– Никаких «но». Действуй.

Леди Кларисса умела проигрывать. Вечером в гостиничном баре полковник отметил победу изрядным количеством солодового виски. Племянницу он одурачил – в номере камер не было, но управляющий любезно подтвердил все его подозрения насчет блудливой сучки. «Гулять так гулять!» – решил полковник и, ознакомившись с меню, заказал омара.

* * *

Почти всю неделю Уилт провел у себя в «университетском» кабинете, штудируя жизнь кайзера Вильгельма II. Он сильно сомневался, что юный олух Гэдсли хоть что-нибудь ведает о причинах Первой мировой войны, хоть уже трижды пытался сдать историю. Учитывая данный факт, Уилт решил выкроить из материала самую суть, упростив его до нескольких предложений, которые подопечный выучит наизусть и сможет изрыгнуть в любое время дня и ночи. Если в голове у болвана есть хоть сколько-то мозгов, план сработает.

Уилту беспрестанно мешали: одни так называемые студенты задавали дурацкие вопросы о расписании на осенний семестр, а другие так называемые студенты глубокомысленно интересовались дурацкими темами семинаров. В начале года Уилт и Брейнтри изобрели и вставили в учебный план нелепейшую тему, на какую только хватило фантазии: «Цивилизация тучных: изучение и оценка вклада страдающих ожирением в западную культуру со времен падения Римской империи». В результате на семинар записалось столько народу, что возникла очередь из идиотов, нетерпеливо ожидавших вакансии.

В четверг позвонила леди Кларисса: на выходные она останется дома, а посему Уилту придется ехать поездом, на станции его будет ждать такси.

– Чудесно. По мне, чем меньше уединения с этой дамой, тем лучше, – прокомментировал Уилт, возвращаясь к истории Германии двадцатого века.

Через полчаса телефон вновь зазвонил. Подошла Ева.

– Опять леди Кларисса. Хочет, чтобы ты выехал завтра поездом в десять двадцать.

– Что за спешка?

– Говорит, Эдвард раздражает ее супруга.

– Значит, лучше пусть раздражает меня? Она сказала, сколько заплатит за полнедели?

– Я не спросила. Она вроде как маленько не в себе. Подозреваю, напилась. Что-то гундела про старую корову повариху и жирного ублюдка дядю... или наоборот... Я не хотела перебивать.

– Черт! Во что ты меня впутала? Ладно, пойду упакуюсь.

– Я уже все собрала.

В спальне Уилт проверил чемодан – не положила ли Ева костюм в розовую полоску. Положила. Генри вернул наряд в шкаф, спрятав под куртку. «Вот же зараза! – прошелся он в Евин адрес. – Устроила мне каникулы!.. Смокинг не возьму... Пусть Гэдсли как угодно обряжаются к столу, у меня будет свободный стиль...»

Утром Ева отвезла его на вокзал, а уже в полдень на такси он катил в «Песчаный дол».

* * *

К усадьбе девятнадцатого века вела очень длинная подъездная аллея, неожиданно упиравшаяся в крепостной ров. Архитектор соорудил его по воле заказчика генерала Гэдсли, желавшего, чтобы поместье ни в чем не уступало норфолкскому Ханстэн-Холлу[7]7
  Поместье Ханстэн-Холл, построенное из знаменитого красного известняка, стало прообразом имений в произведениях английских писателей-юмористов Пэлема Грэнвилла Вудхауса (1881 – 1975) и Лесли Хартли (1895 – 1972).


[Закрыть]. Жилой дом являл собой невероятное смешение противоречивых архитектурных стилей, заставлявшее предположить, что частая смена генеральских прихотей (во время постройки Гэдсли находился в Индии) окончательно изгнала здравый смысл из первоначального проекта. Более умеренные критики объясняли вздорность хозяйских пожеланий тем, что кошмарные впечатления от восстания сипаев[8]8
  Восстание сипаев (также Индийское народное восстание 1857 – 1859 гг.) – мятеж индийских солдат против жестокой колонизаторской политики англичан.


[Закрыть] превратили генерала в курильщика опия. Как бы то ни было, доподлинно известно, что архитектор, осатаневший от безумных приказов, в конце концов спился. Генерал так и не увидел неописуемое чудище, порожденное многообразием его фантазий, – укушенный комаром, переносчиком лихорадки денге, он умер на чужбине.

К счастью, имение огораживал высокий забор, щадивший взыскательный взгляд случайного прохожего. Дополнительной защитой служили чрезвычайно длинная и извилистая подъездная дорога, а также широкая полоса буков, посаженных наиболее чувствительными генеральскими потомками, дабы скрыть «фамильный позор».

Таксист петлял в неприветливом лесу, где намеренно крутые повороты и обуженные проезды грозили столкновением с деревом или нависшей веткой. Подпрыгивая на заднем сиденье, Уилт решил, что Еву с девочками должен встретить и доставить на место кто-нибудь более знакомый с дорожной западней. Когда машина выбралась из чащи, покрытый синяками Генри поклялся себе, что в первый и последний раз ехал этой дорогой. Впереди замаячило поместье.

– Только слепой наречет имение песчаным, – буркнул Уилт, удивленный скромными размерами усадьбы. – Скорее уж вспомнишь гальку.

– И не говорите! – откликнулся шофер.

– Тут есть песок-то вообще?

– Гляньте налево. Вон там, участок с девятой лункой. Для гольфа нужен песок. Конечно, могли навозить с побережья. Но вряд ли, слишком дорого. Хотя у них денег куры не клюют. Чего уж, коли есть собственное кладбище с часовней.

Машина остановилась перед подъемным мостом, за которым виднелся массивный парадный вход, украшенный резьбой. В сочетании с небольшой усадьбой крепостной ров и огромная дверь казались напыщенной нелепостью. Уилт полез за бумажником, но таксист помотал головой:

– Хозяевам открыт кредит.

Подтащив чемодан ко входу, он дернул шнурок звонка. Дверь отворила тучная седовласая женщина во всем черном:

– Мистер Уилт? Прошу вас. Я покажу вашу комнату. К сожалению, обещанный коттедж не вполне готов, но к приезду вашей семьи его обустроят. Леди Кларисса приносит извинения – ее срочно вызвали. Я миссис Бейл, секретарь сэра Джорджа. В отсутствие хозяев исполняю обязанности экономки.

– Знаете, я еще не бывал в доме с подъемным мостом перед входом, – сказал Уилт, оглядывая обстановку, столь же странную, как и жилище. Вся мебель явно была из Индии. Даже с портретов на обшитой панелями лестничной стене глядели военные в индийской форме (очевидно, предки из эпохи расцвета Империи).

– Ваша комната. – Миссис Бейл открыла дверь, выходившую на площадку. – Вон там ванная. Дайте знать, если что-нибудь понадобится. Звонок на столе.

Но Уилт ее не слышал, сраженный видом исполинской кровати, на которой уместились бы шесть толстяков.

– В доме все кровати подобного размера, – сказала миссис Бейл, угадав его мысли. – Их трудно застилать. Бегаешь со стороны на сторону. Но спать очень удобно. – Она шагнула к выходу. – Если проголодаетесь, кухня внизу – правым коридором к черному ходу. Я сама там обедаю и чаевничаю.

«Судя по габаритам, чаю пьется изрядно», – про себя усмехнулся Уилт, но, воздержавшись от комментариев, вслух лишь поблагодарил.

В несчетный раз он подумал, во что же ввязался и куда, черт возьми, его занесло. Распаковавшись, Уилт решил ознакомиться со своим новым пристанищем. Внешний облик усадьбы не обманул – здесь все было своеобразно. Сквозь окна, выходившие на подъемный мост, виднелось озерцо с часовней на дальнем берегу, правее – огород и соседствовавший с ним коттедж. Видимо, он-то и предполагался для репетитора и его семьи. Уилт вышел во двор и, обойдя дом, увидел крепкие железные ворота и присыпанную щебнем площадку перед вместительным гаражом.

– Въезд для своих, – раздался голос за его спиной. – Справа кнопка, которую трижды нажимаешь, и ворота открываются.

Уилт оглянулся – на высоком заднем крыльце стояла миссис Бейл.

– Идемте пить чай, – пригласила она.

Генри последовал за ней и оказался в кухне, о чем свидетельствовали плита и полки с утварью. Кухня поражала своими размерами – по сравнению с другими помещениями она была просто огромной.

– Присаживайтесь, – сказала миссис Бейл. – Беседовать удобнее в углах – иначе приходится кричать. Уверена, ничего более странного вы еще не видели, – я говорю о доме вообще.

Не видел, согласился Уилт.

– Пожалуй, надо вас предуведомить, что сэр Джордж тоже весьма чудной старикан, – продолжила секретарь, подавая ему чашку. – Прежде он звался Смит или как-то столь же незатейливо. По словам моего покойного мужа, он не настоящий Гэдсли и вовсе не сэр. Род Гэдсли прервался, когда старый сэр Гэдсли – тот, истинный – подцепил свинку. Сестра его вышла за мистера Смита, и их старший сын унаследовал поместье. Говорят, нашему старику никто титул не жаловал, но об этом я умолчу. Однако, если честно, ходят слухи, что сэр Обри, последний настоящий Гэдсли, умер вовсе не от свинки. – Рассказчица перевела дух. – Не люблю сплетничать, но поговаривают, что он был слегка... того... додик.

– Простите? – Уилт не мог взять в толк, о чем тетка балаболит.

– Ну из этих... нетрадиционной ориентации... Не люблю досужих разговоров, однако выходит, что леди Кларисса никакая не леди. Понимаете?

– Мне она показалась вполне респектабельной, – поспешно сказал Уилт – на случай, если кто-нибудь из четы Гэдсли слышит эти удивительные разоблачения.

– Я имею в виду не манеры, а титул. Даже если б сэр Джордж был баронетом, ее бы звали не леди Кларисса, а леди Гэдсли. Никакая она не леди, только мнит себя ею, хотя это все равно что купить титул через Интернет. Говорят, можно. Я-то, конечно, не приценивалась, но вот однажды мой покойный супруг в подарок на день рождения получил делянку на Луне. А что проку?

«Я будто оказался на Марсе, – подумал Уилт, – что уж там Луна... Сюр какой-то... Похоже, тут все окончательно сбрендили».

– Вы говорили о сэре Джордже... – попытался он вернуть разговор в прежнее русло.

– Ну да. Уже много лет он мировой судья, но порою так себя ведет... С ним лучше не спорить, а то начнет топать и орать не пойми чего.

Уилт взял это на заметку.

– Спасибо за совет. А что леди Кларисса?

– Пьет. По правде, в этом они оба хороши. И еще... Да вы сами скоро все поймете. Насколько я знаю, Эдварда надо подготовить к экзамену? Я вам не завидую. Странный парень, чего скрывать. Туда-сюда бродит, кидается камнями и прочее... Ей-богу, в прежние времена его б поместили в заведение для умственно отсталых. Ум сяжком под небеса уходит, знаете ли... Как с утра сгинул, никто его не видел.

Прервав мрачную повесть, миссис Бейл подошла к огромной плите и подлила кипятку в заварной чайник размером с титан.

– Еще чашечку? – спросила она.

Уилт кивнул. Умственно отсталый? Значит, малый и впрямь идиот...

– Как по-вашему, мальчик... сметливый?

– Не скажу, не знаю. Сэр Джордж его определенно терпеть не может. Парень-то ему неродной, пасынок, оттого, может, и не сладятся.

– Да, веселая семейка, – вздохнул Генри. – Удивляюсь, что вы здесь служите.

– Приходится. Муж мой погиб в автокатастрофе... совсем как первый супруг леди Клариссы... только на другом переезде... Сэру Джорджу требовался секретарь, вот я и нанялась. Работа нужна, платят хорошо, ну я и держусь, мое дело сторона. Говорю же, не люблю сплетничать.

– Конечно-конечно, – с готовностью поддакнул Уилт. – Спору нет, ваши сведения чрезвычайно полезны. Я вам весьма признателен. Большое спасибо.

– Не за что. Столько наивных душ угодили в сию крысоловку... да нет, сумасшедший дом, пожалуй, – более точное определение... так что лучше уведомить, куда вы попали. Пара-то необычная: она вышла за него ради денег, а что до ее сынка... Если сумеете хоть что-нибудь ему втемяшить...

Миссис Бейл осеклась; видимо, разговор об Эдварде ей был неприятен, и Уилт деликатно сменил тему:

– Скажите, я могу позвонить жене, чтобы известить о своем благополучном прибытии? Нужно уведомить, чтобы лесной дорогой не ехала, там чертовски опасно. Окольный подъезд выглядит гораздо надежнее.

– Старая дорога предназначена отпугивать незваных гостей. Конечно, вы вправе позвонить супруге. Я покажу, где телефон.

В коридоре миссис Бейл остановилась перед неприметной дверью, предварительно удостоверившись в отсутствии нежданных соглядатаев.

– Личная уборная сэра Джорджа, – ухмыльнулась она. – Там установлен телефон. Ссылаясь на запор, хозяин подолгу сидит в уборной, но я уверена, что он использует ее для чего-то незаконного. Дверь отъезжает по сигналу инфракрасного пульта...

– А что внутри-то?

– Все, чему полагается быть в туалете, плюс телефон, факс и компьютер. Кстати, помещение звуконепроницаемое.

– Ну и дом! В жизни не видел ничего подобного! – Уилт покачал головой и недоверчиво покосился на спутницу: – Откуда вы знаете, что там внутри?

– Как-то раз хозяин уехал в Лондон, а пульт не спрятал, – ухмыльнулась миссис Бейл. – Ну я и... хм...

– А как вы узнали, что дверь открывается пультом?

– Однажды на четвереньках ползала по площадке, расправляя ковер. Сэр Джордж меня не заметил.

– Лихо! Вам пальца в рот не клади, – сказал Уилт, втайне сомневаясь, что дама этаких габаритов способна встать на четвереньки.

– А как иначе, если живешь в психушке? – приосанилась миссис Бейл.

– Понимаю. Откуда можно позвонить?

– Аппарат в коридоре перед кабинетом хозяина. Он любит подслушивать чужие разговоры.

– Благодарю. Я только скажу супруге, чтоб не вздумала ехать машиной, а на станции взяла такси.

– Скажите ей, что кроме главного выхода там есть еще один, с черной дверью, – кивнула миссис Бейл. – Через него попадаешь на дорогу, которая приводит к задам усадьбы.

Дозвонившись на мобильник, Уилт уведомил Еву:

– Езжайте поездом, а я договорюсь, чтобы такси вас встретило.

Как обычно, жена воспротивилась:

– Еще подумают, что я плохо вожу машину!

Уилт вздохнул: Ева ввек не прислушается к совету. Кстати, водила она так себе.

– Никто не говорит, что ты плохо водишь. Но все же неразумно везти девочек дорогой, по которой второй раз не поедешь, хоть убей.

Неожиданно Ева согласилась и сменила тему:

– Ты уже видел Эдварда?

– Нет, он где-то гуляет. Говорят, мальчик весьма странный. Чуть ли не идиот. Я уже сомневаюсь, что сумею ему чем-то помочь.

– Надо суметь. – О пятитысячной премии за благоприятный результат Ева опять умолчала, давно решив приберечь этот козырь на случай, если Уилт заартачится. – Наверняка твое мнение о нем изменится, когда вы увидитесь.

– Трудно сказать, когда это произойдет, потому что целыми днями он где-то слоняется. Похоже, сэр Джордж и впрямь его терпеть не может. Кстати, этот сэр, может, вовсе и не сэр, но история долгая, а надо заканчивать, поскольку звоню задарма.

Уилт дал отбой и, повернувшись, оказался лицом к лицу с непомерно толстым человеком лет шестидесяти с лишним. Толстяк был явно удивлен тем, что кто-то разговаривает по его телефону.

– Никак вы репетитор моего пасынка?

Тон его напомнил об инциденте с патрульным, оштрафовавшим Уилта за превышение скорости.

– Да, – промямлил Генри. – Известил жену о благополучном прибытии. Миссис Бейл разрешила. Полагаю, вы сэр Джордж?

– Так и есть. Как вас зовут?

– Уилт. Генри Уилт.

– Ну ладно. Мне сказали, вы приедете в конце недели. Жена моя так сумасбродна, что часто не помнит, какой нынче день.

Пригласив Уилта в кабинет, сэр Джордж указал ему на кресло, а сам выставил графин и бокалы на серебряный поднос.

– После утренних дел в суде я всегда опрокидываю стаканчик бренди, – сказал он. – Не желаете присоединиться?

– Пожалуй, что-нибудь полегче. Скажем, пиво.

– Как вам угодно. Думаю, после встречи с моим пасынком ваши вкусы изменятся.

– Трудный ребенок? – спросил Уилт, наблюдая за действиями хозяина, который налил бренди до середины шаровидного фужера, нагрузил поднос бутылкой пива, высоким стаканом и открывалкой, после чего тяжело опустился в большое кожаное кресло.

– Каких свет не видел. Неудивительно, что первый муж Клариссы предпочел покончить с собой. Знай я о существовании мерзавца Эдди, ни за что бы на ней не женился. Что еще хуже, эта баба слишком уж шпыняет меня за мои предпочтения.

Уилт промолчал. Видно, обитатели под стать диковинному дому.

– Если Эддебил поступит в Кембридж, вы – кудесник, – продолжил сэр Джордж. – Его в школу-то взяли неохотно и не выгнали только благодаря подношениям, которые иначе как взяткой не назовешь.

– Ваша жена упоминала Портерхаус. Вы там учились?

– Нет, она окончательно спятила! – скривился сэр Джордж. – Я окончил Питерхаус и вовсе не желаю, чтоб безмозглый обормот своим присутствием его испакостил. Но вряд ли недоумок хоть куда-нибудь поступит. Самое место ему в Пентонвилле.

– В тюрьме? – Уилт пожалел, что отказался от бренди.

– Рано или поздно он там окажется, чем весьма обезопасит общество.

– Говорят, он любит что-нибудь метнуть...

– Метнуть? Да он просто маньяк! Сколько раз я вытаскивал его из каталажки, он же чуть не угробил несколько бедолаг!.. Нет, вы с ним хлебнете, старина!

Филиппика в адрес ненавистного пасынка продолжилась и за вторым бокалом бренди, однако Уилта, который поначалу сочувственно отнесся к невзгодам собеседника, столь неуемная ярость обескуражила. О трудных юнцах он знал не понаслышке. Даже захотелось поделиться собственным опытом общения с подмастерьями на гуманитарном отделении ныне почившего Техноколледжа.

В первые годы работы, ежедневно видя сонные взгляды тех, кто не понимал, на кой ляд читать «Кандида» или «Повелителя мух», Уилт пытался им внушить, что литература о прошлом культурных окраин способна обеспечить жизненными навыками. Нынешних «студентов факультета коммуникаций» никто не призывал к размышлению или дискуссии, и они просто пялились в компьютеры, отрабатывая навыки сверхскоростного манипулирования клавиатурой. Многие забавлялись убойными виртуальными играми или загружали на страницы Фейсбука мерзкие и нелепые фото друг друга. На реплику четверни, дескать, общаться в социальных сетях «круто», Уилт отвечал, что предпочитает время, когда общение означало глаза собеседника, а не дурацкий монитор.

Произошедшие перемены порождали глубокую горечь, и все же Уилт тешил себя надеждой, что к четверне, досаждавшей скверным поведением, он относится не столь злобно, как сэр Джордж к своему пасынку. Что бы там ни было, отчим сочился неприкрытой ненавистью к парню.

В иных обстоятельствах Уилт расспросил бы подробнее, но сейчас он был в доме высокомерного старика, где предстояло заработать четверне на треклятый пансион. Иначе Ева превратит его жизнь в ад.

И все же на душе остался осадок.

Прикончив третью порцию бренди, сэр Джордж объявил, что обедает не дома, а Уилта покормят в кухне. Подтекст Генри уловил, но не обиделся. Кухня так кухня. Оно и лучше, подальше от хозяйских глаз.