Текст книги "Меня зовут Жанн Масс"

Выйдя на улицу, мы нос к носу сталкиваемся с двумя парнями в форме, и они очень удивляются, видя нас живьем. Бенжуй бросается на одного из них, оглушает резким ударом правой, потом завладевает его оружием, которое тут же наставляет на второго мента. Тот поднимает руки. Можно подумать, что Бенжамен занимался этим всю жизнь. Мы бежим к мотоциклу и покидаем это сомнительное место.

Все это время Бернар счастлив. Как ему аплодируют (он тренируется уже два года)! Ты лучший, Бернардо! Ты ведь сам знаешь. Скоро и Патрик сможет так же. (Это чувствуется в его взгляде.) Давай, Бернар! Давай, Бернар! Давай!..

– Бенжуй, нам нужно где-нибудь спрятаться. Ты не знаешь надежного места?

(Я слышу Casta Diva в исполнении Марии Каллас.[57]57
  Maria Callas – оперная певица греческого происхождения.


[Закрыть])

– Тогда надо ехать в Планкоет.

– Это где?

– Между Сен-Каст и Коснна-Луаре.

– А точнее?

– В Бретани.

– Ты думаешь, это тот случай?

– И пошутить нельзя?

– Как говорил Марсель Эме,[58]58
  Marcel Aymé – французский писатель и сценарист.


[Закрыть] жизнь всегда заканчивается плохо.

– Спасибо, Марсель.

– О, когда речь идет о культуре, ты…

– Я тебе пердну в рыло…

– Если уж нам отныне придется спать вместе, нужно поддерживать друг друга. Напоминаю тебе, что мы теперь опасные преступники: мы украли почтовые открытки и пили шампанское из горла.

– Но я же ничего не делал. Сумку украл ты.

– Да, а ты – сообщник.

– Я тебе только что спас жизнь. Надеюсь, ты не забыл.

– Конечно. Завтра у нас встреча, и нужно поспать, чтобы быть в форме.

– Слышишь?

– Что?

– Каллас.

– Ты опять!

– Я обожаю этот фрагмент. Ты его знаешь, это О mio bambino саго Пуччини. Какая красота, боже мой!

– Да, точно, я слышу. Красиво, но грустно.

– Да уж.

– А с кем у нас завтра встреча?

– С антилопой гну.

– Зачем?

– Завтра увидим.

– Я хочу есть.

– Куда же нам пойти?

– Пойдем к одному приятелю, он живет в трейлере в Венсене. Ночует прямо в лесу, что-то типа художника-импрессиониста. У него точно найдутся для нас пушки.

Мотоцикл «Гуцци» (модель 1000 SP) ныряет в паводок мостовой, где играют тысячи маленьких бежевых светлячков. Бенжуй объявляет мне, что через пятнадцать минут мы будем на месте, только нужно покрепче держаться, я смотрю на спидометр – он показывает сто тридцать километров в час. Я говорю, что не очень люблю скорость. Он не отвечает. Ни одна ментовская машина обнаружить нас здесь не может, а мой водитель, знающий все кратчайшие пути мира, пробирается по Парижу, как акробат из цирка Пиндер.

Мы мигом проносимся по бульвару Наций и оказываемся у Венсенских ворот, потом Бен-жамен выезжает на какую-то затерянную тропинку, и после нескольких крутых разворотов среди пышной растительности мы оказываемся у… скажем так, живописного жилища.

Глава следующая

Мерцает слабый свет. Он мерцает в ритме движения лопастей вентилятора. Не слышно ни звука, хотя здесь, безусловно, чувствуется присутствие человеческого существа белой расы.

Бенжамен хлопает меня по плечу и направляется к хибаре, но в тот момент, когда он собирается нажать на звонок, дверь открывается, да так резко, что Бенжамену приходится подниматься с земли.

В поле моего зрения появляется тип с всклокоченными волосами и густой бородой, и я отчетливо вижу в его руках карабин.

– Эй, ты! Сейчас ты будешь жрать свинец, если сделаешь хоть шаг вперед, мерзавец, – предупреждает меня он.

– Не дури, я пришел с Бенжаменом. Он сказал, что вы друзья.

– Бенжамен? Не знаю такого.

– Бенжамен! Бенжамен! Подними голову. Очень кстати.

И вот я вижу, как Бенжамен бросается на волосатого мужика и залепляет ему что есть сил. Но мужик ни на миллиметр не сдает своих позиций и отвечает тем же.

Они обмениваются серией ударов, все это длится минут десять, а я тем временем устраиваюсь на плетеном стуле.

Я думаю о том, что неплохо бы выкурить трубку, и когда последние клубы дыма рассеиваются над моей головой, я вижу обоих монстров лежащими на земле.

После короткой паузы первым поднимается старик и вприпрыжку бежит к своей хибаре. Тем временем встает на ноги Бенж, весь в сухих листьях и веточках. Старик тут же выходит с бутылкой и тремя стаканами, потом мы рассаживаемся за массивным дубовым столом.

– Попробуйте-ка это, молодежь!

– Я не хочу пить.

– Что за бабу ты привел?! – кричит старик.

– Жанн, давай, давай. Хотя бы попробуй.

– Не хочу. Что это вообще такое? Я хочу знать, что пью.

– Это спирт «Пшит».[59]59
  «Пшит» – торговая марка 60-80-х годов.


[Закрыть]

– Я не хочу!

– Давай! До дна!

– Кстати, как тебя зовут?

– Джонни, я… Джонни.

– Твое здоровье, Джонни!

– А тебя как?

– Жанн Масс… как певицу.

– Певицу регги?

– Ну что, индеец, можешь приютить нас на ночь?

– Да, но я и знать не хочу, что вы там замышляете. У меня своя тихая жизнь. Особо не блещет, но мне нравится. Поэтому не навлекайте на меня лишние неприятности.

– All right, папаша!

– Думаю, у тебя найдется что-нибудь из оружия? Для нас, взаймы. Мы как раз ищем пушки.

– Есть парочка винтовок в нормальном состоянии, но я требую оплаты наличными. Со мной фокусы не проходят, дети мои.

После этого мы приговариваем бутылку его «Пшита», смотрим боевик, раз пятнадцать слушаем «Бамбино» Далиды и засыпаем прямо перед ящиком.

Ночью мне снится выставка современного искусства. Приходишь в галерею, а там везде колбаса с чесноком: один конец колбасной палки служит основой, а другой заточен, как деревянный карандаш. Произведение называется «Точилка для колбас», автора зовут Шиш Кебаб.

Рано утром я просыпаюсь с неприятным ощущением и обнаруживаю, что Бенжамен ночью описался. Два-три раза потягиваюсь и выхожу полюбоваться пейзажем. Старик уже на ногах и делает упражнения.

– Как ты с утра? Не сильный сушняк?

– О чем ты? Я все время пью. Что мне от этого сделается?

– Я вижу, ты по утрам делаешь зарядку.

– Если хочешь жить долго, нужно заниматься спортом, малыш. Посмотри на меня. Угадай, сколько мне.

– Не знаю… Шестьдесят или около того.

– Мне восемьдесят лет, дуралей, а я еще могу возбудить женщину. И обрати внимание, никакого курева! Ни в коем случае! Это ад! Я слежу за здоровьем, ем сбалансированную пищу, занимаюсь спортом и пью водку, чтобы моих червячков усмирить. И все.

– Да уж, это не мой стиль.

– Кстати, твой приятель еще спит? Разве вам не надо было рано вставать?

– А сколько сейчас?

– 11:10, почти 11:11.

– Я пойду тряхну его. Нам надо приготовиться. День будет суетливый.

– Понимаю, что меня это не касается, но все-таки: что вы собираетесь делать с пушками?

– У нас встреча.

– Я могу подогнать вам бутылку водки, если хотите. Мне будет приятно…

– Спасибо, и так все нормально.

– Съешьте хотя бы по куску мяса. Вам потребуются силы.

– Что это за мясо? Крыса?

– Нет, кошка.

– Ну тогда как-то не очень.

– Ты, я вижу, не горишь желанием.

– Желание-то есть, просто я люблю это животное, и поэтому не буду его есть.

– А коровы чем не милые существа?

Этот тип начинает меня раздражать, и я говорю себе, что неплохо бы сходить в Baron,[60]60
  Baron – парижское кафе.


[Закрыть] а то я уже давно там не был.

Подходя к хижине, я, к своему удивлению, обнаруживаю великолепный участок, засеянный множеством цветов. Я действительно удивлен тем, что подобная личность может создать столь изысканный сад. «Ты узко мыслишь, – говорю я себе. – А еще ты любишь не все книги Гюстава Флобера».

У меня перед глазами все плывет, я пытаюсь выставить фокус, но, поскольку ничего не получается, перехожу на автофокусировку.

Жаль, что я выбросил мобильник, потому что мне хочется позвонить Лизе. Надеюсь, она не изменила мне с каким-нибудь клоуном-гермафродитом.

В принципе я ей доверяю, но доверять красивым женщинам так тяжело. Хотя, если вы им не доверяете, ситуация только усложняется. Так что выбора у вас нет. Им нужно доверять. Впрочем, женщинам вообще нужно доверять. Даже некрасивым. Я трясу Бенжамена, но он даже не шевелится. Тогда я набираю ведро воды и выливаю ему на голову. Он с огромным трудом открывает глаза и бросает на меня взгляд инвалида на все части тела.

– Который час?

– Пора вставать. И еще… Ты обоссался.

– Классная новость.

– Это не круто.

– А мне нравится.

– Попробуй встать на задние лапы, и валим отсюда. Посмотри, не найдется ли у старика тряпья поновее – для тебя.

Бенжуй получает шорты в горошек и красный шерстяной свитер.

Старик решает показать нам оружие, и мы отправляемся на свалку, чтобы опробовать его, стреляя по бутылкам из-под Jenlain. После этого мы покидаем наше жилище в облаке серой пыли.

Глава следующая

Я беру пульт и переключаю канал. На «Первом» мы – высокие и широкоплечие, вооруженные до зубов (пушки Джонни плюс одноразовая вилка и одноразовый нож). Мопед рулит к 13-му округу, прямо к Chinatown. И вдруг мы наезжаем на металлический предмет и чуть не расшибаемся. Бенж съезжает набок, а я бросаюсь на землю, вытаскивая на всякий случай вилку. Оказывается, мы наскочили на потерянный кем-то разводной ключ. Я поднимаюсь, терзаемый сомнениями, потом подбираю предмет и сжимаю его в руке:

– Может, пригодится – кто знает.

– Да, он будет нашим талисманом.

– Я хочу есть.

– Ты все время хочешь есть.

– Может, я беременный.

– Ты – беременный, целка?

– Да, может быть.

– Слушай, давай остановимся на заправке, зальем бак.

– Знаешь, о чем я подумал, старина? Может, имеет смысл переодеться?

– Да, хорошая идея.

– А то!

– Это будет суперприкольно.

– Давай, поворачивай – справа знак заправки.

Мы паркуемся перед бензоколонкой, специально предусмотренной для двухколесных агрегатов.

Я подаю своему другу магический знак, давая понять, что иду на поиски пропитания в виде упаковки круассанов и дюжины стаканчиков кофе. В магазине жуткая жара, а кассир напоминает бельгийскую кассиршу. Я направляюсь к замороженным продуктам, но не нахожу ни Gala, ни Paris Match и обращаюсь прямо к продавцу.

– Можно вас?

– Да.

– Я могу сходить в туалет?

– Да, пожалуйста.

– А где, извините, поздравления с Пасхой?

– Вы должны мне 60 000 песет, будьте любезны.

– Какой ужас!

– Нет-нет, это не вам!

– Отвратительно!

В общем, открываю я дверь «уборных» (я люблю слово «уборная» только во множественном числе), смотрю на себя в зеркало и отмечаю, что потерял порядка трех-четырех килограмм, затем рассматриваю свои волосы и выбегаю. Спрашиваю у продавца-продавщицы, нет ли у него-нее ножниц. Она тут же протягивает мне изящную вещицу, я делаю знак Бен-жую – мол, все под контролем, салага, – и опять иду в «уборные»… Уже во второй раз, я знаю…

Я беру пучок волос и обрезаю его: больно, но что делать?… Пользуясь скотчем (марку я вспомнить не смогу), делаю из волос фальшивую бороду.

Теперь у меня борода и короткие волосы. Наполнив корзину продуктами и всякими сладостями, я плачу и… Нет, это нереально! Кассир не замечает ничего странного, поэтому я выхожу из магазина жутко счастливый.

На улице, сидя на корточках, меня поджидает хмурый Бенжуй. Он неприязненно смотрит на разводной ключ.

– Ты уверен, что эту хреновину нужно взять с собой?

– Нет, а что такое?

– Такое уродище. Еще и воняет.

– Ну выбрось, мне по барабану!

– С другой стороны, он может пригодиться.

– Ну так оставь.

Потягивая кофе, я обращаю внимание на суету, внезапно возникшую в бакалейном магазине, персонал которого искоса поглядывает на нас.

Мы решаем убраться отсюда и поиграть в боулинг. По пути я съедаю банку зеленой фасоли, даю несколько фасолин Бенжамену – ведь он за рулем, и потом, он мой друг. Затем съедаю йогурт с активными бифидодобавками, облегчающими пищеварение, но покормить йогуртом Бенжамена уже сложнее, поэтому я даже не предлагаю ему, затем я тихонько вытаскиваю у него мобильник и опять набираю номер Лизы, она, естественно, не отвечает, – вот дура! – и я попадаю на ее автоответчик.

– Дорогая, я так не люблю… Ты где? Опять уехала? Перезвони мне, будь умницей.

– Не дергайся, Жанн, я уверен, что с ней все в порядке, – убеждает меня Бенж.

– А ты откуда знаешь?

– Я знаю ее.

– Как это?

– Я жил с ней три года. У нас родилось двое детей: Блез и Паскаль.[61]61
  Blaise Pascal – французский математик, физик и теолог, живший в XVII веке.


[Закрыть]

Мы располагаемся в боулинг-баре и заказываем две содовых, у меня начинают болеть зубы. Официантка приносит нам напитки, а затем исчезает на кухне. Бенж отмечает, что у нее большая грудь, и это его очень удивляет, так как девушка азиатка. Я объясняю ему, что у некоторых азиаток большая грудь, такое бывает, потом добрую четверть часа мы вообще ни о чем не говорим, и я на какое-то мгновение погружаюсь в дрему.

Неожиданно я встаю, потом опять сажусь, а затем еще раз встаю. Поскольку Бенж угощает меня напитками, я предлагаю ему оплатить боулинг, и он с радостью принимает предложение. Мы заказываем два пива, потом меняем обувь перед началом первой партии. Я предоставляю Бенжамену честь бросить первый шар, а сам пристраиваюсь на металлической банкетке.

Он несколько раз репетирует движение, кидая на меня тревожные взгляды, потом резко подается вперед, выбрасывает руку с шаром и сбивает десять кеглей.

Я под впечатлением и поздравляю его с таким достижением, поднимая большой палец правой руки. Теперь моя очередь, и я не очень уверен в себе. Выбираю подходящий шар – желтый, с удобными дырочками, в которые приятно ложатся мои пальцы, – и становлюсь напротив коридора. Я понимаю, что сейчас на карту поставлена моя честь; я люблю свою страну, свою родину, свой народ, и они все сейчас смотрят на меня. Я решаю во что бы то ни стало попытать счастья и вот бросаю первый шар, он стартует со скоростью тридцать четыре километра в час и проносится мимо кеглей. Позор.

Двенадцать лет тренировки, чтобы прийти к такому результату. Что скажут мои родители? Что подумает Брюно? Что имеет в виду Колет, утверждая, что изображение крота поступает в мозг кошки? Кто такой старьевщик? Чем старьевщик отличается от антиквара? Тетя Серафима не признавала электрических утюгов и отказывалась готовить на газовых плитах (Эскарпит). Красный свет стрелочника исчез, дьеппский поезд дал свисток и тронулся в путь (Золя). Хинин – это старое проверенное средство от лихорадки… На выходе из вокзала можно взять напрокат машину без водителя… День начался с урока арифметики. Мне повезло: меня спросили, но меня мучило то, что я дал неправильный ответ (Дюамель).

Я готовлюсь ко второй попытке. Моя рука делает бросок раньше, чем я даю ей команду, и вот все кегли до одной уложены.

Бенжамен залпом поглощает свое пиво и безмятежно смотрит на меня. Он поднимает новый шар и лениво его покачивает. Не остается ни одной стоящей кегли, и я решаю заказать горячий бутерброд с сыром и ветчиной.

Когда я собираюсь обратиться к официанту, тот с застывшим взглядом смотрит на выход. Поворачиваясь вокруг своей оси, я вижу сначала одного, потом двоих, троих, десятерых – всего шестнадцать отморозков бандитского вида, хоть и прилично одетых. Бенжамен тут же подходит ко мне, и мы быстро оказываемся в окружении.

Один из отморозков отделяется от толпы.

– Привет, я Пьер! Все путем?

– Хочешь попробовать мой бутерброд?

– Нет, спасибо, но я не откажусь от «Пепси-макс».

– Видишь ли, мы пришли сюда всей толпой не для того, чтобы играть в боулинг. Нет… Скорее потому, что мы не любим таких людей, как вы.

– Мы ничего плохого не сделали.

– Правда?

– Может, вам поиграть в мини-гольф?

– Слышал, Джонатан? А ты, Брюно? Ты это слышал? По-моему, ответ неправильный. Надо было сказать не это!

– Вам не нравится мини-гольф?

– Нет. Мы предпочитаем… fight!!![62]62
  Fight (англ.) – драка.


[Закрыть]

Я делаю шаг в сторону отморозка, вытаскиваю из кармана стальной разводной ключ и бросаю его в волосатые руки противника. Пока он соображает, что произошло, я засаживаю ему ногой в брюхо, и мой удар отбрасывает его прямо на двух его дружков.

Мы быстро натягиваем свои ботинки и принимаем оборонительную позицию. У этих быков вид и в самом деле грозный. Я пытаюсь разрядить обстановку удачной шуткой.

– Знаешь, твоя мать такая толстая, что Мак Живер[63]63
  Mac Giver – герой серии боевиков.


[Закрыть] мог бы сделать воздушный шар из ее трусов.

Никто не смеется – можно подумать, я ничего не сказал. Я намекаю Бенжу, что пора бы применить огнестрельное оружие, и он извиняется, что забыл о его существовании.

После короткой рекламной паузы он наконец вытаскивает свою пушку, направляет ее на старшего, но один из типов озабоченно спрашивает, что это за пятно у него на куртке, и Бенж ведется на эту старую военную хитрость, известную еще древним славянам.

Теперь мы безоружны и стоим вдвоем против целой своры спущенных с цепи волкодавов. Под шлягер Кели я делаю этакую moon-walk,[64]64
  Moonwalk (англ.) – прогулка по Луне.


[Закрыть] затем скользящий шаг и несколько штопоров. Потом перехожу к головокружительным flip-flap,[65]65
  Flip-flap (англ.) – прыжки.


[Закрыть] а Бенж подбадривает меня свистом.

Отморозки, остолбенев, наблюдают эту сцену, и нам удается переступить порог целыми и невредимыми. На улице, правда, идет снег, и в неположенном месте пересекают дорогу на лыжах японские мафиози.[66]66
  Намек на фильм «Такси-3».


[Закрыть]

Мы едва успеваем, так как парни бросаются за нами в погоню. Бенж бежит прямо за мной и предлагает попить кофе, но я отвечаю, что мы, блин, не располагаем временем, и мы бежим и бежим, а они все ближе и ближе, я не знаю, куда нам податься, поэтому выбираю улицу наугад – а вдруг повезет, – и мы, естественно, попадаем в тупик.

Глядя в глаза своему френду, я чувствую, что он так же растерян, как и я. Тогда, собрав все свое мужество, мы решаем выступить против обидчиков раз и навсегда. Я набрасываюсь на первого нападающего и наношу ему ощутимый апперкот. После этого события развиваются уже быстрее, я чувствую себя супергероем, и все мои удары попадают прямо в десятку. За пятнадцать минут отморозки отправлены в нокаут, и от этого реально сносит крышу.

Я присаживаюсь на корточки, чтобы поговорить с их командиром, у которого одна нога заброшена за ухо.

– Ну что? Не очень-то теперь ей поразмахиваешь.

– Ты сломал мне зуб.

– Теперь, раз уж ты оказался под рукой, ты сможешь мне помочь.

– Никогда, вы слышите? Никогда!

– Бенж, дай мне одноразовую вилку.

– Нет, не делайте этого!

– На кого ты работаешь?

– На Демиса Руссоса.[67]67
  Демис Руссос – греческий певец.


[Закрыть]

– Я так и знал.

– Что вы со мной сделаете?

– Мы тебя оттрахаем.

– Нет, отведем его в Resto U.[68]68
  Resto U – университетская столовая.


[Закрыть]

– Спасибо, Бенж, только у меня есть идея получше. Мы сделаем экспериментальное видео.

– Прикольно! Но у нас нет камеры.

– Кто бы мог одолжить нам камеру? Я звякну Арно! Подгони свой мобильник, Бенжамен.

– Алло, Арно? Как дела, старина? Я тебя не отвлекаю? Ну и хорошо… Мне нужна камера, и я хотел узнать, может, у тебя есть, и ты нас выручишь? Это по работе. Суперсрочно. Можешь? Офигеть! Договорились! Мы зайдем к тебе в офис и снимем у тебя. Без проблем, о'кей. Пока.

– Он может одолжить нам камеру, но нужно подскочить к нему на работу в Бастилию. Будем снимать там, друзья. О'кей?

Мы с любителями кино отправляемся в путь. Все чувствуют себя перевозбужденными, и один из этих ребят робко обращается ко мне:

– Это просто супер.

– В смысле?

– Я всегда хотел сниматься в кино, как де Ниро, и вот теперь я впервые окажусь перед камерой. Я счастлив. Вот и все…

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?

– Ничего… Я счастлив.

– Ну, ты счастлив.

Трое других вроде бы поладили с Бенжаменом, и я говорю себе, что жизнь иногда бывает классной штукой. Тут мне вдруг захотелось узнать поближе Пьера, их командира.

– Какая твоя любимая группа?

– Мне нравится вся электромузыка, но современные вещи – не очень.

– Типа?

– Видишь ли, я не в восторге от всей этой волны electro-clash. Знаешь, мне сорок пять, и я скорее отношусь к первой волне синтезаторной музыки, например, electro-indus. В первой половине 80-х это, конечно, Cabaret Voltaire, Human League (пока они не взяли двух хористов и не стали делать хиты для диско), Gang of Four, Mekons, Throbbing, Gristle (одно название и не более того), Psychic TV, Coil, Chrome, Einsturzende Neubauten, Front Line Assembly, Laibach, D. A. E., Front 242, ну а потом еще поп-музыка и мелодичные вещи. Я торчу от Wall of Voodoo (одним словом, Dйpкche Mode с яйцами), Pairs (воинствующие лесбиянки, и этим все сказано), Fall, Le premier Suicide, Pиre Ubu, Clock DVA, Delta 5. Потом, если копнуть еще глубже, до 1977, я предпочитаю немцев (от них у меня иногда просто срывало крышу) или американцев, последователей Райха и де Рили, как, например, Ash Ra Tempel, Popol Vuh, Faust, Neu! United States of America, Amon Duul, Klaus Schulze, Fifty Foot Hose, Tangerine Dream, Silver Apples. Если без синтезатора, то это, конечно, весь Zappa, Henri Cow, Captain Beefheart, Soft Machine. И еще кучу я позабывал.

– Да уж, ты рулишь в этом деле.

– А тебе кто нравится?

– Мне? Я предпочитаю Жана Ферра.[69]69
  Jean Ferrat – французский певец, член Компартии Франции в 60-х годах.


[Закрыть] У него красивый голос.

Наконец мы приходим к Бастилии, и когда пересекаем зебру, справа от меня выскакивает раввин Яков, который испуганно обращается ко мне:

– Аге you Jewish?

– No, thank you,[70]70
  – Вы еврей? – Нет, спасибо (англ.).


[Закрыть] – слышу я себя.

Мы торопливо направляемся к бульвару Мальзерб, и меня терзают сомнения. А вдруг я еврей? В конце концов, меня зачали на севере Франции. Я уверен, что я немного еврей, ну как минимум ашкенази. Да, я уверен, что я немного ашкеназский еврей. Мы проходим мимо полицейской машины, и водитель-даун провожает нас взглядом, потом что-то говорит своему соседу: явно гонит в наш адрес.

Мы идем по улице Пармезан, потом по Конте и Гуда, после чего выходим на улицу Реблошон. Арно замечает нас из окна и спускается, чтобы открыть дверь и проводить нас в свой офис, где он как раз потеет над очередным клипом David amp; Jonathan.

Он показывает нам недавно отснятый материал, а затем ведет к кофеварке.

– Когда у Канди операция?

– Не знаю… Скоро… Я здесь немного busy,[71]71
  Busy (англ.) – занят.


[Закрыть] до июля.

– Это груз, потому что мы об этом говорим-говорим, а сами все время топчемся на месте.

– Ну а ты чем сейчас занят?

– Слушай, что меня сюда привело. Это никак не связано с моей работой…

– Объясни.

– Ладно, видишь вон там человека? Я думаю, что у него замечательный голос.

– Скукота…

– Голос немного в стиле J. Lo,[72]72
  J. Lo – Jennifer Lopez, американская певица и актриса.


[Закрыть] понимаешь?

– …Понимаю.

– Нужно, чтобы ты мне помог… Ты ведь делаешь клипы. Я подумал: неплохо бы сняться у профи.

– Ты молодец, что вспомнил обо мне.

– Но бюджета нет – бабок нет.

– Не парься. Жди меня здесь, я схожу за оборудованием. Я ненадолго.

Бенж скручивает себе сигаретку.

– Кстати, тебе нравится мой свитер?

– Я сомневаюсь. Боюсь, что у меня не получится, я чувствую себя усталым. Наверное, надо отправиться на Сейшелы месяцев на шесть, а то и на год.

– У тебя все получится, я уверен. Ты немного устал, вот и все. Это нормально. Мы уже несколько дней бегаем то туда, то сюда – тебе просто надо отдохнуть.

– Ничего у меня не получится. Я уже никакой. Мне нужно к парикмахеру. Чувствую себя паршиво. Я стар. Я выгляжу больным, у меня точно рак.

Возвращается Арно. Он одет в комбинезон для подводного погружения.

– Идите за мной. Можно начинать.

Мы оказываемся в студии, где синий фон и повсюду натыканы прожекторы. Арно устанавливает DV-камеру и подводит нашего основного актера по имени Борис под споты. Можно приступать к интервью.

– Имя?

– Борис.

– Русский?

– Нет, китаец.

– Борис не китайское имя.

– Китайское, я родился в Пекине.

– Ты поддерживаешь отношения с Демисом Руссосом?

– Да, время от времени.

– Ты любишь уходить в загул?

– Да, я люблю уходить в загул.

– Не наглей, Борис. Можешь ли ты рассказать нам о Греции и ее обычаях?

– Ну ладно. Демис съел задницу козы в пятьдесят третьем в Ошане, а затем, после того как позировал для «Плейбоя», он обратил внимание на то, что квадратный корень дамской сумки меньше диагонали макаронины. В итоге он решил открыть магазин подарков для слепых.

– Продолжай.

– Демис контролирует трафик табуле[73]73
  Ливанское блюдо из зерен злаков и овощей.


[Закрыть] по всему Парижу и участвует в сделках с оружием. Между прочим, он любит красное вино.

– Продолжай.

– Можно мне стакан воды?

– У вас пустые и ничтожные заботы, Борис.

Я прошу Бенжамена обмазать ему физиономию йогуртом.

– Замолчи, Борис!

– Да я ничего не сказал.

– Хочешь, чтобы ты вообще не мог говорить?

– Не понимаю.

– Доверься мне.

Я прошу Бенжамена выложить на лице Бориса ряд из сосисок Morteau, затем кричу:

– Можно сделать звук потише?! Пожалуйста! Здесь ничего не слышно!

– Вы потеете, Жанн…

– Повежливее, не то мы натолкаем тебе в пасть бисквитов.

– Отпустите меня. С меня хватит.

– Да ты издеваешься над нами?

– Дожил я на тебя, мужик, и на твою бабу тоже, и на всех остальных. Мне на вас насрать!

Обстановка не из лучших. Я убежден, что Борис меня недолюбливает, и Пьер меня недолюбливает, и Франсуа Фельдман тоже, – меня никто не любит. Арно объясняет, что теперь нужно убрать в студии и перекрасить стены. Он передает мне кассету с записью, и мы обнимаемся. Четыре раза.

На выходе я надеваю солнцезащитные очки, потому что вдруг появляется солнце, и что явно не по сезону. Я решаю украсть желтый мопед 103 SP[74]74
  Эта старая модель мопеда олицетворяет безмятежное состояние свободы и легкости молодежи 70-х.


[Закрыть] – ключи забыты, как будто специально для нас. Газую и мчу во весь опор, а Бенж хватается за меня.

Я опять заимствую у него мобильник и пытаюсь связаться со своей матерью, но она не отвечает, она в кабаке.

– Жанн, что с тобой происходит?

– Я страшно несчастный человек.

– Тебе не надоело грузить себя?

– Мать не отвечает.

– Она наверняка в Штатах. Перестань трястись за нее. Подумай о себе, о нас.

– Тебе нравится Жулавский?[75]75
  Польский режиссер, снявший «Шаманку», «Верность» и др. фильмы.


[Закрыть]

– Знаешь что? Мы тоже слиняем.

– Куда?

– Куда-нибудь. Нам обоим пора в отпуск. Здесь мы в сильном напряге. Поехали навстречу террасам, красивым девчонкам и полному безделью.

– Ты прав, дружище, дергаем отсюда!

Мы выезжаем на А8 в северо-западном направлении, решив обо всем забыть и нормально провести время. На указателе: до Нанта 380 км. Автострада такая мокрая, что кажется, будто мы мчим на санках.

Она поднимается, вся такая прозрачная, пронизанная светом, ее аппетитная попка еще натружена. Я смотрю на ее прелести при свете раннего утра, смотрю на ее красиво очерченные губы. Я лакал их всю ночь. Мне нравится их вкус ее кошечки.

Над нами льет как из ведра. Тучи раздулись, как мыльная пена. Мы едем уже полчаса и вдруг ломаемся посреди пшеничного поля. Бенж заезжает ногой по мопеду, и мы смотрим друг на друга в полной растерянности. У меня появляется огромное желание привести в порядок волосы, но эта мысль быстро проходит: я как будто играю в кино, причем исполняю главную женскую роль. Я изображаю на лице легкую светскую улыбку и запрокидываю ногу на ногу.

У Бенжа уже выросла трехдневная бородка, и сильно пахнет изо рта, но я по-прежнему любезен и говорю себе, что чайки – счастливые существа, а Бенжамен идет вдоль дороги с поднятым вверх большим пальцем. Теперь мы две бледноватые фигуры, рассекающие пространство на фоне разваленных декораций.

(Солнца нет. Шутка о шоколадных конфетах с ватой, часть 2.)

Бенж молчит – обстановка ему не по душе. Но все равно у нас есть надежда, мы оба верим. Верим где-то на уровне брюха и идем в никуда – главное, что мы живы.

Отступление

Боб встал в 10:05 и принял душ. Потом съел несколько пирожных. Кровать не застелена, но он все равно одевается и уходит.

Боб покупает Vogue и Liberation недалеко от Бобура.[76]76
  Baubourg – квартал в Париже.


[Закрыть] Моросит дождь. Он платит десять евро за оба журнала, потом едет в противоположном направлении. У входа в Центр Помпиду жуткая очередь. По пути он останавливается в бакалейном магазинчике рядом с Pick-Clops и покупает новые мочалки. Сегодня пасмурно. Машины – как юные девственницы.

Боб готовит себе кофе и быстро просматривает журналы. Он задерживается на статье, посвященной Джону Балдессари.[77]77
  John Baldessari – американский художник и фотограф, теоретик современного искусства.


[Закрыть] Выпивает большой кофе с сахаром, потом ставит в CD-плеер первый альбом Goldfrapp.

Боб моет посуду, потом пылесосит квартиру. Готовит мешок с грязным бельем для прачечной. (Кровать по-прежнему не застелена.) Затем он проверяет электронную почту. Ветер в листве на берегах Сены напоминает шум далекого водопада.

Боб отказывается от мысли о еде. Однако он говорит себе, что ему потребуются силы, – потом. У него есть купленный вчера белый виноград «Италия».

Боб включает телевизор, несколько раз щелкает пультом и выбирает передачу «Стоп-кадр» на канале France 5. Наконец, он делает себе жареную картошку, съедая при этом несколько виноградин. В холодильнике есть еще вареная ветчина и тертый сыр. После передачи идет сюжет о Никарагуа.

Боб ест, перелистывая последний Vogue. Ему не нравится запах ветчины, и он выбрасывает ее в мусор.

Боб заканчивает трапезу ванильным Danette[78]78
  Йогурт.


[Закрыть] – под статью, посвященную Режису Жофрэ.

Боб решает помыть посуду. Телевизор он оставляет включенным.

Боб делает несколько глотков Volvic[79]79
  Минеральная вода.


[Закрыть] прямо из бутылки, затем выключает на кухне свет. Сегодня пасмурно, а постель до сих пор не убрана.

Боб опять ложится на час или два, а потом делает себе чай.

(Шутка о шоколадных конфетах с ватой, часть 3.)