Текст книги "Жена-девочка"

Глава XLII
СИЛА ОБАЯНИЯ

Помещение, в которое прошел мистер Свинтон, было приемной большой квартиры, обставленной в роскошном стиле. На некоторое время он был предоставлен самому себе: лакей, исполнявший обязанности привратника, ушел передать визитную карточку.

Его окружала дорогая обстановка – предметы старины и роскоши, отражавшиеся в многочисленных зеркалах, расположенных по всем сторонам комнаты и простиравшихся от пола до потолка.

Но мистер Свинтон не обращал внимания ни на дорогие вещи, ни на зеркала, их отражавшие. Предоставленный на несколько мгновений самому себе, он скользнул к одному из окон и посмотрел на улицу.

– Это должно сработать, – пробормотал он, довольный собой. – Все на месте, и Фан – разве она не украшает картину? Ей-богу! Она прекрасно выглядит. Никогда в жизни не видел ее более прекрасной! Если его светлость бросит взгляд на нее, я получу это назначение! Милая Фан! Я заработал на тебе этим утром пять фунтов. Твой взгляд на вес золота или его денежного эквивалента. Не опускай свою прекрасную головку, мой цыпленок! Пусть увидят твой прекрасный лик через окно! Сделай так, чтобы тебя заметили, и, как мне известно, тебя оценит знаток! Ха! Ха! Ха!

Фан была слишком далеко, чтобы услышать это риторическое обращение.

Но вот смех Свинтона был прерван появлением лакея, чинно, с соблюдением всех нюансов этикета провозгласившего:

– Его светлость примет вас в библиотеке.

Посетителя его светлости словно окатили холодной водой. Улыбка мгновенно слетела с лица мистера Свинтона. Настроение еще больше ухудшилось, когда он обнаружил, что библиотека представляет собой довольно мрачное помещение, стены которого заставлены книгами, а окна выходят на задний двор. Это совсем не соответствовало его надеждам на беседу в приемной, окна которой выходили на улицу.

Подобное разочарование, вместе с тишиной мрачной комнаты, в которую он был препровожден, мало способствовало успеху его предприятия.

– Изложите ваше дело, сэр! – потребовал титулованный господин, к которому был допущен мистер Свинтон.

Требование было высказано без грубости или излишней строгости. Лорд отличался учтивостью, которую непосвященный мог принять за благосклонность. В ответ экс-гвардеец представил рекомендательное письмо. Это все, что он был в состоянии сделать, и теперь стоял молча, ожидая результата.

В то же время он невольно подумал, насколько интервью в приемной могло отличаться от проходящего здесь, на этом мрачном книжном складе.

– Я сожалею, мистер Свинтон, – сказал его светлость, закончив чтение рекомендательного письма сэра Роберта. – Жаль, в самом деле жаль, что я не смогу ничем вам помочь. Мне ничего не известно относительно вакантной должности, о которой здесь написано. Ко мне ежедневно приходит очень много соискателей, которые рассчитывают, что я смогу что-то сделать для них. Я был бы счастлив сделать что-либо полезное для друга сэра Роберта Коттрелла, если бы это было в моей власти. Но – уверяю вас, что в реальности я ничего сделать не могу.

Ричард Свинтон был смущен – более всего тем, что потратил тридцать шиллингов, наняв фаэтон с пони и соответствующим лакеем. Эти деньги были взяты из тех пяти фунтов, которые дал предусмотрительный баронет. Это была немалая сумма, выброшенная на ветер. Теперь его предприятие было на грани провала.

Свинтон стоял, не зная, что сказать. Беседа, казалось, подошла к концу – его светлость выражал осторожное желание завершить ее и отправить посетителя восвояси. В этот момент случайное происшествие пришло на помощь Свинтону.

Эскадрон Колдримского полка маршировал по Парк-Лейн. Сигнал трубы, призывавший удвоить скорость, послышался в апартаментах лорда. Его светлость, желая установить причину этого движения военных, встал с огромного кожаного стула, в котором принимал посетителя, и быстро прошел в приемную, оставив мистера Свинтона в библиотеке.

Через окно лорд увидел, как драгуны маршируют мимо его дома. Но взгляд его ненадолго задержался на них. Внизу, у тротуара, обнаружился объект гораздо более привлекательный, чем яркие униформы гвардейцев. Это была молодая и красивая леди, сидевшая в открытом фаэтоне и державшая в руках вожжи, – похоже, что она ожидала того, кто вошел в дом.

Эта прекрасная картина открылась лорду перед фасадом его собственного дома, и, значит, человек, который покинул фаэтон, должен был быть внутри – очевидно, им был Свинтон, тот самый прекрасно выглядевший посетитель, который ходатайствовал перед лордом о своем назначении.

В тот же миг претендент, которому уже почти отказали, был вызван к его светлости – на сей раз в приемную.

– Впрочем, мистер Свинтон, – сказал лорд, – вы можете оставить мне свой адрес. Я очень обязан моему другу, сэру Роберту; и хотя сейчас я не хотел бы давать никаких обещаний, кто знает… Да! Эта леди в фаэтоне. Она имеет к вам какое-то отношение?

– Это моя жена, ваша светлость.

– Как жаль, что вы заставили ее дожидаться на улице! Вы должны были привести ее сюда с собой.

– Мой лорд! Я не решился на такую бестактность – привести ее сюда без приглашения.

– О, пустяки! Мой дорогой сэр! Приход леди никогда не может быть бестактным. Хорошо, оставьте ваш адрес, и если что-нибудь подходящее появится, будьте уверены, я вспомню о вас. Я буду очень рад услужить сэру Коттреллу.

Свинтон оставил адрес и попрощался с титулованной особой. Возвращаясь обратно и проезжая по мостовой Пикадилли, он с удовольствием заключил для себя, что экипаж и пони были наняты совсем не напрасно.

Теперь он знал слабости человека, к которому обратился с ходатайством.

Глава XLIII
В ДЕРЕВНЮ

Есть только одна страна в мире, где деревенская жизнь имеет смысл и где она действительно приятна. Это Англия!

Правда, эти радости доступны немногим: только английским джентльменам. Английский фермер ничего не знает о деревенских удовольствиях, а чернорабочий – тем более. Но джентльмену весьма приятно ненадолго уехать из города и пожить в деревне!

Утром он будет наслаждаться охотой, с гоном или стрельбой, в зависимости от характера этой увлекательной игры. Вечером его ждет обед, лукуллово пиршество в компании самых образованных и благовоспитанных мужчин и женщин. Летом – экскурсии, пикники, приемы на открытом воздухе; а в последние годы – знаменитый крокет и игры в теннис – все это завершается тем же обедом, иногда танцами в гостиной под любительскую игру на фортепьяно; реже – игрой военного оркестра, набранного из окрестных воинских частей или организованного штабом волонтеров, добровольцев или милиции.5757
  Милиция (от лат. militia – военная служба, войско) – нерегулярные отряды вооруженных граждан, гражданское ополчение.


[Закрыть]

Во всех этих мероприятиях нет ни излишнего шума, ни беспорядка, все они – совершенно тихие и проходят в рамках этикета. Иначе и быть не может в обществе, составляющем цвет английской аристократии, и особенно благородного дворянства – людей, которые всю свою жизнь проводят в изысканных развлечениях.

И потому не было ничего удивительного в том, что капитан Майнард – человек, имевший не так много истинных друзей и к тому же потерявший часть из них в огне революции, – ликовал в душе, будучи приглашенным на один из таких обедов.

В примечании к приглашению сообщалось, что ему предлагается остановиться на несколько дней в доме хозяина и принять участие в охоте на куропаток, сезон которой только начался. Приглашение было тем более привлекательным, что исходило от Джорджа Вернона из Вернон Холл, в окрестностях Севеноукс Кент.

Майнард не видел английского баронета с того дня, как тот накинул ему на плечи британский флаг, сохранивший жизнь капитану. Условием его освобождения было требование покинуть Париж и немедленно вернуться в Англию, страну, где он с тех пор и находился.

Но Майнард не собирался проводить время в праздности. Так как революции были подавлены, он отложил в сторону меч и взялся за перо. За лето он написал роман и передал его в распоряжение издателя. Он ожидал, что роман скоро выйдет в свет.

Недавно он написал сэру Джорджу – по слухам, последний вернулся в свою страну, – и выразил искреннюю благодарность за спасение жизни.

Но Майнард хотел бы также лично поблагодарить баронета. Ситуация теперь изменилась. Его собственная услуга была полностью оплачена, и он колебался, имеет ли право воспользоваться старым приглашением, чтобы не оказаться непрошеным гостем. При таких обстоятельствах новое приглашение значило для него несколько больше, чем просто «Добро пожаловать!»

Севеноукс расположен не очень далеко от Лондона. При этом его окружают декорации, которые напоминают о былом, и деревенские ландшафты, характерные для старинных английских графств, – очаровательные декорации Кента.

Только свисток паровоза с проходящей рядом железной дороги напоминает о современности и несколько нарушает идиллию старины, окружающей Севеноукс.

С сердцем, наполненным счастьем и бьющимся в ожидании удовольствия предстоящей встречи, отправился в путь бывший революционный лидер. Ехал он не на лошадях, а в пролетке, зафрахтованной на железнодорожной станции, чтобы доставить его в семейную обитель Вернон, расположенную примерно в четырех милях от города.

Карета была открытой, стояла превосходная ясная погода, – время лучшего сельского пейзажа: зеленела брюква, желтело жнивье, леса и рощи приобрели цвет охры в преддверии осени. Пшеница была уже убрана. Куропатки целыми выводками, все еще словно ручные, прогуливались возле пней, в то время как фазаны, уже поредевшие после охоты, были более осторожны и старались спрятаться. Глядя на это, он мог бы представить себе, какое удовольствие от охоты ждало его!

Но Майнард не думал об этом. Мысли о предстоящей охоте его не занимали. Он думал только об образе этой красивой девочки, которую впервые увидел на палубе атлантического парохода, а затем на балконе напротив сада Тюильри. С тех пор он не видел Бланш Вернон. Но он часто думал о ней. Часто – не то слово! Каждый день, каждый час!

И теперь его душа была поглощена таким же любованием, но только любовался он не природой, а сценами, в которых принимал участие этот прекрасный образ – первое появление девочки, сопровождавшееся странным предчувствием; ее лицо, отраженное в зеркале салона; эпизод в устье Мерси, подаривший ему ее ответный взгляд, когда они расстались на пристани в Ливерпуле; и, наконец, последний, тот краткий взгляд с балкона, который он успел заметить, ведомый жестокой силой своих тюремщиков.

От этого воспоминания у него были самые сладкие и приятные чувства. Не от того, что он ее увидел, но от мысли, что благодаря ее вмешательству был спасен от позорной смерти. Это была судьба! Он знал также, что был обязан своим спасением ее отцу.

И теперь ехал, чтобы встретиться с этим прелестным молодым созданием – в семейном кругу и с разрешения отца – и поближе с ней познакомиться. Он втайне страстно хотел этого!

Неудивительно, что в ожидании такой перспективы он не обращал внимания на куропаток, прогуливавшихся по жнивью, или на фазанов, прячущихся от посторонних взоров!

Прошло уже почти два года с тех пор, как он впервые ее увидел. Теперь ей было пятнадцать или что-то вроде этого. В ту мимолетную встречу в Париже он успел заметить, что она выросла и повзрослела. Тем лучше, думал он, ведь теперь еще ближе то время, когда он сможет проверить истинность своего предчувствия.

Хотя радость и переполняла его, он не был уверен. Кто он такой? Без имени и титула, почти бездомный авантюрист, огромная пропасть разделяет его и дочь английского баронета, отмеченного титулом, не говоря уж о богатстве. Какие надежды мог он питать на то, что этот разрыв будет преодолен?

Никаких, кроме надежды на удачу, на судьбу. Возможно, верил он только потому, что ему хотелось верить. Мысли о судьбе могли быть лишь иллюзией. Если даже не принимать во внимание огромную разницу в социальном положении, могли быть и другие претенденты на ее руку и сердце.

Бланш Вернон была единственным ребенком, слишком дорогой дочерью, чтобы не позаботиться о выборе будущего мужа, и слишком красивой, чтобы на ее сердце не было претендентов. Возможно, ей уже сделали предложение, и оно было принято. Вполне возможно, отец уже подготовил ей подходящую партию.

При этих мыслях тень опускалась на лицо Майнарда, но это не очень его печалило, поскольку сильнее была его вера в судьбу.

Мрачные мысли покинули его окончательно, когда карета подъехала к въезду в Вернон Парк, и ворота открылись, чтобы впустить его.

Спокойно стало у него на душе, когда хозяин этого парка встретил его в вестибюле своего особняка и предложил теплый, добрый прием и гостеприимство.

Глава XLIV
НА ОХОТЕ

Нет ничего более величественного, чем охота в английских угодьях – с шотландскими борзыми или на лис. Захватывает главным образом великолепие всего сражения, с сомкнутыми рядами и беспрерывно лающей сворой, а также не менее впечатляющий вид зеленых с алым курток охотников. Гончие нетерпеливо вертятся вокруг псарей, лошади то и дело вздымаются на дыбы, словно пытаются сбросить своих седоков; периодически слышны звуки веселого горна и резкое щелканье хлыста, удерживающего собак под контролем.

Картина не будет полной, если не упомянуть о веренице колясок и фаэтонов, запряженных пони, с прекрасными дамами внутри; о шикарном запряженном четверкой экипаже с герцогом и герцогиней; о фермере на своей двуколке рядом с ними; и, кроме всего прочего, о пеших участниках – Хобах, Диках и Хиках с дубинами и трещотками – их скромное, тусклое одеяние резко контрастирует с алым цветом, но каждый из них – если, конечно, он прирожденный охотник – питает надежды на победу, чтобы его смогли щедро вознаградить за успех.

Именно в такой охоте принимал участие капитан Майнард, верхом на коне, любезно предоставленном сэром Джорджем Верноном. Рядом с ним был сам баронет, а недалеко от него – дочь, сидевшая в открытой четырехместной коляске; ее сопровождала служанка Сабина.

Эта темнокожая служанка в тюрбане, которая органично смотрелась бы на восточной охоте на тигра, добавляла еще один живописный мазок всей пестрой картине. Люди этой этнической группы хорошо известны в тех частях Англии, где осели набобы, вернувшиеся из Вест-Индии, чтобы спокойно дожить остаток своих дней. Там можно встретить даже индийского принца.

Погода была более чем подходящей для охоты. Ясное небо, воздух чистый, передающий все запахи, и достаточно прохладный, чтобы можно было быстро ехать на лошади. Кроме того, собаки были свежими и отдохнувшими.

Джентльмены были веселы, леди расцветали в улыбках, флегматичные люди в рабочих одеждах рассматривали улыбающихся дам. Все выглядели счастливыми и ждали только сигнала – рожка охотника, чтобы приступить к действу.

Был только один человек во всей компании, который не разделял всеобщую радость. Человек этот сидел верхом на гнедой лошади, рядом с четырехместной коляской, в которой находилась Бланш Вернон. Этим человеком был Майнард.

Почему же ему было так невесело?

Причина, возможно, заключалась в человеке, который называл Бланш Вернон своей кузиной. Он также сидел верхом на лошади и находился по другую сторону четырехместной коляски.

Как и Майнард, он остановился в Вернон Парке – но, как родственник, он был ближе к семье Вернон, чем капитан.

Звали его Скадамор – Франк Скадамор – он выглядел еще юным и безбородым. Тем не менее мужчина более зрелого возраста видел в нем достойного соперника. Юноша был красив собой; его светлые волосы имели золотистый оттенок, это был некий саксонский Эндимион или Адонис.

Она, будучи с ним в родственных отношениях и имея такой же характер, – да к тому же примерно одного с ним возраста – разве она могла не восхищаться им? А уж в том, что он восхищался ею, можно было не сомневаться. Майнард обнаружил это сразу, в тот день, когда все трое впервые увиделись.

Он часто наблюдал это и после; но теперь – особенно ревностно, ибо молодой человек, наклонившись в седле, пытался привлечь внимание своей кузины.

Он, казалось, преуспел в этом. Она не глядела ни на кого больше и не слушала кого-либо еще. Она не прислушивалась к лаю собак, не думала об охоте на лис, а только слушала приятные речи молодого Скадамора.

Все эти наблюдения сильно огорчали Майнарда. Правда, его огорчение было довольно умеренным, он подумал, что вряд ли мог ожидать чего-то другого. Да, он оказал Бланш Вернон услугу. Услуга была оплачена, когда, возможно, именно ее вмешательство спасло его от казни зуавов. Но этот ответный благородный шаг мог быть отнюдь не признаком взаимности, – это была просто благодарность чувствительного ребенка!

Его терпение лопнуло, когда она стала что-то нашептывать на ухо молодому Скадамору – очевидно, слова, выражавшие теплые чувства к нему. Экс-капитану стало не по себе, и он раздраженно подумал: «Очевидно, у меня слишком много волос на лице. Она предпочитает безбородых юнцов». Ревность, должно быть, ударила ему в пятки, и он, резко вонзив шпоры в бока лошади, поскакал прочь от четырехместной коляски!

Возможно, эта ревность возбудила в нем страсть к охоте, поскольку, пришпоривая коня, он держался в первых рядах преследователей и был первым, кто успешно стрелял.

В тот день конь его вернулся в конюшню сэра Джорджа Вернона, задыхаясь от быстрой езды, с кровоточащими от шпор боками. Гость уселся за обеденный стол – этот новичок, оказавшийся в кругу охотников, заслужил их уважение тем, что охотился, не отставая от своры.

Глава XLV
ОХОТА НА ФАЗАНОВ

На следующий день после охоты на лис гости отправились стрелять фазанов.

С утра стояла прекрасная погода, одна из самых лучших, какая возможна в Англии: ясное синее небо и теплое октябрьское солнце.

– Леди будут сопровождать нас в зарослях, – сказал сэр Джордж, к удовольствию гостей-охотников. – Итак, джентльмены, – добавил он, – будьте осторожны при стрельбе.

Идти предстояло недалеко. Фазаны водились в Вернон Парке рядом с домом, между садом и фермой. Место представляло собой рощу, где тут и там большие деревья возвышались над низким орешником, остролистами, белыми березами, можжевельником, кизилом и колючим кустарником. Оно занимало площадь размером около квадратной мили холмистой земли, изрезанной глубокими лощинами и тихими прохладными полянами, где царил полумрак и через которые, извиваясь, протекал кристально чистый ручей.

Здесь также водились вальдшнепы; но сезон охоты на них еще не начался, и потому охотники удовлетворились стрельбой по фазанам.

Охота началась сразу же после завтрака. Многие дамы остались дома – жены, сестры и дочери господ, приглашенных сэром Джорджем. Однако специально на это азартное мероприятие пришло много других приглашенных – цвет окрестных жителей.

Все участники вышли на охоту одновременно, под руководством главного егеря, сопровождаемые спаниелями и охотничьими ищейками.

После некоторой подготовки охота началась, и вскоре треск двустволок обозначил место, где происходило центральное сражение, постепенно перемещаясь к границе парка.

Спонтанно начавшись в середине зарослей, где были слышны залпы многих охотников, стрельба постепенно рассредоточилась. Небольшие группы, состоящие каждая из двух-трех леди и такого же числа джентльменов, разбрелись по зарослям, надеясь на случай или на егерей, которые сопровождали их.

К одной из таких групп присоединился и Майнард, хотя и не к той, к какой хотел бы. Он был здесь гостем – у него не было особого выбора, поэтому экс-капитан попал в первую попавшуюся группу – там было несколько местных сквайров, которые больше интересовались фазанами, чем прекрасными дамами, пришедшими понаблюдать за охотой.

Среди трех стрелков, к которым присоединился Майнард, не было ни одной леди. Одна или две дамы были здесь с самого начала. Но сквайры, будучи заядлыми охотниками, вскоре оставили своих компаньонов в длинных юбках далеко позади, и Майнард был вынужден не отставать от них и их собак, чтобы не отказаться от дальнейшего участия в охоте.

Продолжив путь вместе с другими охотниками, он также вскоре потерял из виду дам, которые остались далеко позади. Ни одна из них не была молодой или особенно привлекательной, к тому же они, к счастью, имели в сопровождении слуг. И он без сожаления попрощался с ними, уповая на притворное рвение к охоте на фазанов, что вряд ли бы случилось, будь среди дам дочь сэра Джорджа Вернона.

Когда Майнард шел по парку, его настроение было далеким от хорошего. Его мучило неприятное воспоминание о виденной сцене. Он обратил внимание, что дочь баронета отправилась на охоту в компании с молодым Скадамором. Она сделала это добровольно, значит, предпочитала эту компанию любой другой.

Бывший офицер не был опытным охотником, что сказалось на его стрельбе. Несколько раз он вообще не заметил добычу; один или два раза птица, с шумом хлопая крыльями, взлетала перед ним, и он даже не делал попытки нажать на курок или хотя бы поднять ружье.

Сквайры, которые днем ранее отдали ему должное за искусство верховой езды, теперь недоумевали, почему он так плохо стреляет. В глубине души они были рады его неудачам. Однако они видели лишь внешнюю сторону, но не догадывались, в чем причина.

Через некоторое время он отстал от них; те думали только о фазанах, а он – об одной лишь прекрасной птице, намного более яркой, чем фазаны, сверкающие в листве, и вызывающей восхищение у всех вокруг.

Возможно, она уединилась в тихой лощине с молодым Скадамором – пользуясь тем, что они родственники – и тот, наверное, нашептывает ей на ушко нежные слова любви.

Эта мысль очень опечалила Майнарда.

Он мог бы ревновать и негодовать, но у него не было для этого никаких оснований. Между ним и дочерью сэра Джорджа Вернона еще не было ровным счетом ничего, кроме нескольких любезных разговоров в присутствии других людей – ее друзей и близких. Ему до сих пор ни разу не представилась возможность поговорить с нею наедине о тех необычных обстоятельствах, которые сопровождали их знакомство, чтобы как-то прояснить отношения.

Он очень хотел и в то же время боялся разговора. То давнее предчувствие теперь начало казаться ему обманчивым. Совсем иные мысли теперь владели им, и, когда он оказался один в тихой лесной чаще, с его губ непроизвольно слетели слова:

– Она никогда не сможет стать моей!

– Ты согласна, Бланш? Ты согласна? – таковы были другие слова, не произнесенные, но услышанные экс-капитаном, когда он остановился в роще падубов, прикрывавших его своей вечнозеленой листвой.

Это говорил молодой Скадамор ласковым и нежным тоном.

Ответа не последовало, и тот же вопрос были задан вновь, другими словами:

– Ты можешь обещать мне это, Бланш? Ты можешь?

С замиранием сердца, не дыша, Майнард ожидал ответа. По тону говорившего ему нетрудно было догадаться, что это диалог, и что кузен и кузина наедине. Вскоре он увидел их. Проходя рядом по лесной дорожке, кузены оказались прямо напротив поляны, где притаился Майнард.

Они остановились. Он не мог их видеть. Лица их были скрыты от него колючими пучками падуба, которые нависали достаточно низко. Но колючки не мешали ему слышать каждое слово разговора.

Сладкой музыкой в его ушах прозвучал ответ девочки.

– Я не смогу, Франк! Я не смогу!

Хотя он не знал ни смысла, ни значения обещания, которое она отказалась дать.

Но разъяснение вскоре последовало, и оно дало Майнарду еще большее вознаграждение за перенесенные муки.

– Все ясно, – сказал Скадамор с укором, – я знаю, почему ты не сможешь обещать мне это. Да, я знаю.

– Что ты знаешь, Франк?

– Только то, что видят все: то, что ты питаешь симпатию к капитану Майнарду, который настолько старше тебя, что годится тебе в отцы или дедушки! Ах! И если твой отец узнает об этом, ты знаешь, что будет…

– Даже если б это было так, – решительно парировала дочь баронета, – кто может обвинить меня? Ты забыл, что этот джентльмен спас мне жизнь! Я уверена, что утонула бы, если б не его благородный поступок. Храбрый поступок! Тебе стоило видеть, как тогда огромные волны готовы были поглотить меня. И не было никого, кто рискнул бы подать мне руку! Он в самом деле спас мне жизнь! И что удивительного в том, что я благодарна ему за это?

– Ты испытываешь нечто большее, чем простую благодарность! Ты влюблена в него!

– Влюблена в него! Ха! Ха! Ха! Что ты имеешь в виду, кузен?

– О! Тебе не стоит притворяться. Ты достаточно хорошо знаешь, что я имею в виду!

– Я знаю то, что ты очень несносен, Франк; ты такой с самого утра. – Я несносен? Я больше не буду таким, по крайней мере с тобой. Поскольку ты, кажется, мной недовольна, я думаю, ты не будешь возражать, если я откланяюсь. Я полагаю, ты сможешь найти дорогу домой без меня? Если ты будешь идти по этой лесной дорожке, то не заблудишься. Она приведет к воротам парка.

– Не стоит заботиться обо мне, – надменно ответила дочь сэра Джорджа. – Я уверена, что сумею найти дорогу домой без помощи моего галантного кузена Скадамора.

Последняя реплика завершила диалог. Раздраженный ироничными словами, молодой охотник повернулся спиной к своей симпатичной партнерше и, свистнув своему спаниелю, быстро зашагал прочь и вскоре исчез за деревьями.