Текст книги "Жена-девочка"

Глава LVI
ИНСТРУКЦИЯ

Революционный лидер, живший напротив виллы М’Тавиша, чья политика была столь неприемлема для верноподданного шотландца, был никем иным, как экс-диктатором Венгрии. Новый арендатор знал об этом, вступая в права владения. Не от прежнего владельца, а от человека, который поручил ему снять этот дом.

Близость убежища революционного лидера была одной из причин, побудивших М’Тавиша оставить свое жилище. И та же причина была единственной, по которой Свинтон так стремился снять этот дом.

Но сам Свинтон этого не знал. Подлинная причина интереса к дому не была еще раскрыта перед ним. Ему только были даны инструкции снять именно этот дом, сколько бы это ни стоило, и он совершил сделку, как уже было сказано, за двести фунтов. Его патрон выдал для этой цели чек на триста фунтов. Двести из них пошли в карман М’Тавиша; остальное досталось самому «лорду».

Свинтон разместился в своем новом месте обитания и с сигарой во рту – настоящей гаванской сигарой – размышлял об удобствах, которые окружали его теперь. Как разительно отличалась кушетка с ее парчовым покрытием и мягкими подушками от дивана из конского волоса, гладкого и жесткого! Как разительно отличались эти роскошные стулья от жестких, один из которых его жена должна была хорошо запомнить! Поздравляя себя с таким изменением в положении, он не забывал и о том, каким образом это произошло. Он также догадывался, с какой целью его так облагодетельствовали.

Но о том, что конкретно от него потребуется, он пока еще не был осведомлен, мог только догадываться, что это имело некоторое отношение к Кошуту. Он был почти уверен в этом.

Правда, Свинтона недолго держали в неведении. В утренней беседе в этот день патрон обещал передать ему подробные инструкции через джентльмена, который должен «подойти сегодня вечером».

Свинтон был достаточно проницателен, чтобы догадаться, кем будет этот джентльмен, и это обстоятельство вдохновило его на беседу с женой, своеобразную и конфиденциальную.

– Фан, – сказал он, вынув изо рта сигару и повернувшись к кушетке, на которой расположилось это прелестное создание.

– Ну, чего тебе? – отозвалась она, выдыхая табачный дым.

– Как тебе нравится наше новое жилище, любовь моя? Лучше, чем в Вестбурне?

– Но ты ведь не потому обратился ко мне, чтобы я ответила на этот вопрос, Дик?

– О нет, конечно, не поэтому. Можешь не отвечать. Но ты не должна огрызаться за это на меня.

– Я не огрызаюсь. Глупо с твоей стороны говорить так.

– Да, все, что я делаю и говорю, глупо. Я был весьма глуп в последние три дня. Я вселился в удобный дом – такой, как этот, с уплаченной за двенадцать месяцев вперед арендной платой – и имею еще сто фунтов на содержание кухни! Более чем достаточно, по-моему. Весьма глупо с моей стороны было добиться этого.

Фан не ответила. Если бы муж внимательно посмотрел в этот момент на выражение ее лица, то, возможно, заметил бы на нем улыбку, вызванную отнюдь не восхищением его умом. Она знала, кому он был обязан таким поворотом в своем положении.

– Да, этого более чем достаточно, – сказал он, продолжая развивать приятную тему о лучшем будущем. – В сущности, Фан, наше безбедное существование обеспечено, или будет обеспечено, если только ты сделаешь…

– Что ты хочешь сказать? – спросила она, видя его колебания. – Что ты хочешь, чтоб я сделала?

– Итак, во-первых, – начал он, всем видом выказывая неудовольствие ее тоном, – во-первых, ты должна сейчас встать и нарядиться. Я после поведаю тебе зачем.

– Нарядиться! У меня нет никаких шансов хорошо выглядеть с теми тряпками, которые у меня остались!

– Не думай о тряпках. Мы не можем исправить это сейчас, немедленно. Кроме того, ты, любовь моя, прекрасно выглядишь в любой одежде.

Фан гордо вскинула голову, как будто ей был приятен этот комплимент.

– Надень тряпки, как ты их называешь, подбери наряд как можно лучше. Завтра у тебя их будет достаточно. Мы посетим лучших модисток и ателье манто. А теперь иди, девочка, и сделай то, что я тебе говорю!

Получив такое напутствие, она встала с кушетки и направилась к лестнице, которая вела в спальню.

Она поднималась по лестнице, когда муж сказал ей вослед:

– Надень свои лучшие наряды, Фан! Я ожидаю джентльмена, который с тобой не знаком, и я не хотел бы, чтобы он подумал, что я женат на неряхе. Поторопись и спустись обратно. Он может прийти с минуты на минуту.

На эти грубоватые слова не последовало никакого ответа. Только смех послышался с лестницы.

Свинтон продолжил курить сигару в ожидании. Он мог лишь гадать, что услышит быстрее: звонок от входной двери или шелест шелка на лестнице. Свинтон желал, чтобы случилось второе, поскольку еще не завершил инструкций, которые обещал ей дать. Сказать осталось немного, и нескольких мгновений было бы достаточно.

Свинтон не был разочарован: Фан вернулась раньше. Она стремительно спустилась вниз в белоснежном шелковом платье, румяная от испанской пудры. Она и без этого была красива, а теперь – просто великолепна.

Длительное использование косметики сделало ее обязательной для кожи Фан, но зато красавица неплохо научилась пользоваться преимуществами краски. Только знаток, наверное, заметил бы, что румянец у нее на щеках искусственный.

– Теперь ты готова, – сказал Свинтон, посмотрев на нее одобрительным взглядом.

– К чему, скажи ради бога? – последовал вопрос.

Вопрос был излишним. Она отлично понимала, что к чему, и догадывалась, для чего ее попросили приукраситься.

– Садись, я скажу тебе. Она села.

Он начал не сразу. Казалось, он был в некотором затруднении. Даже он – эта грубая скотина – был смущен. И неудивительно, ибо ему предстояло выразить мерзкие мысли, он хотел позорно использовать свою жену.

Не к полному и окончательному позору, но лишь к видимости такого, сказал он себе в оправдание, набрался смелости и заговорил.

Сказал он следующее:

– Послушай, Фан. Джентльмен, которого я ожидаю, это тот, кто поселил нас в этой небольшой уютной комнате. Это лорд А. Я уже говорил тебе, что это за человек и какой властью он наделен. Он может сделать для меня все, что угодно, и он сделает это, если я смогу манипулировать им. Но он непостоянен и полон тщеславия, как и все люди такого рода. Требуется умение, чтобы угодить ему, и ты должна помочь мне.

– Я должна помочь тебе? Каким образом?

– Я только хочу, чтобы ты проявила к нему благосклонность. Ты понимаешь меня?

Фан не ответила, но притворное негодование в ее взгляде говорило о полном понимании.

Звонок от входной двери прервал инструктаж.

Глава LVII
ПАТРОН И ПРОТЕЖЕ

Обычно звонок в дверь пугал мистера Свинтона. Он и здесь боялся бы гостей, если бы жил в новой резиденции подольше. Его фальшивые векселя все еще гуляли по Лондону, как и обманутые им кредиторы, поэтому мистеру Свинтону было чего опасаться.

Но он лишь недавно переехал на виллу М’Тавиша, к тому же ожидал посетителя, и поэтому был спокоен, только не знал, кто звонит – его патрон или всего лишь посыльный от лорда с обещанными инструкциями.

Нанятая совсем недавно служанка пошла открывать. Если пришел пожилой джентльмен, высокий и полный, она должна провести его в дом без лишних разговоров.

За дверью оказалась несколько необычная фигура. Это был джентльмен. Он был закутан в широкий плащ, шляпа надета низко, на самые уши. Но это не помешало служанке увидеть, что он высокий и полный; а свет лампы из холла осветил его лицо, покрытое густыми усами и бакенбардами, – эта примета также была указана, чтобы служанка смогла узнать посетителя.

– Мистер Свинтон здесь живет? – спросил посетитель прежде, чем служанка успела пригласить его войти.

– Да, здесь. Пожалуйста, проходите.

Закутанный в плащ человек в сопровождении прислуги прошел сквозь заросли сирени и лавра, вступил на веранду, где мистер М’Тавиш часто курил свою трубку, и наконец вошел в комнату, где его ожидал Свинтон.

Тот был один – жена удалилась, согласно его указанию.

При появлении посетителя мистер Свинтон встал со своего места и приблизился, чтобы принять гостя.

– Мой лорд! – сказал он, притворно удивляясь. – Возможно ли такое, что вы лично почтили меня своим посещением?

– Дело не в чести, сэр, я лишь выполнил свое обещание.

– Из того, что сказала ваша светлость, я ожидал, что вы пошлете…

– Я пришел сам, мистер Свинтон. Инструкции, которые я должен вам передать, исключительно важны. Я подумал, что будет лучше, если вы получите их от меня лично. Поэтому, как видите, я явился сам, чтобы поговорить с вами один на один.

«Это ложь!» – подумал Свинтон, но, само собой разумеется, он не высказал это вслух. Он ответил:

– Ваша светлость, вы совершенно правы. Ночью и днем вы всегда на службе – трудитесь на благо страны. Ваша светлость простит мне, что я высказался столь откровенно?

– Не стоит об этом спрашивать, сэр. Наши дела требуют, чтобы мы говорили откровенно.

– Простите, я до сих пор не предложил вам сесть.

– Я присяду, – снисходительно ответил лорд, – и возьму сигару, если у вас найдется лишняя.

– По счастью, найдется, – сказал пришедший от этого в восторг Свинтон. – Я купил здесь несколько гаванских сигар, мой лорд. Но я не уверен в их качестве.

– Попробуйте одну из моих!

Патрон вытащил портсигар из кармана своего пиджака. Плащ и кепку он оставил в холле. Протеже принял сигару с большой благодарностью. Оба сели и закурили.

Свинтон решил, что сказал уже достаточно, и теперь молчал, ожидая, что скажет этот сильный мира сего в продолжение беседы.

Тот заговорил.

– Я вижу, что у вас получилось снять этот дом, – последовало ничего не значащее замечание.

– Я уже живу в нем, мой лорд, – ответил Свинтон и добавил: – Я должен сообщить вашей светлости, что дом стоил значительных денег.

– Сколько?

– Я обязался арендовать этот дом на год – за арендную плату в двести фунтов.

– Это неважно. Это было необходимо для нашего дела. В таких случаях мы не должны скупиться. А теперь, мой дорогой сэр, позвольте объяснить вам причину, по которой был снят этот дом, и цель, с которой вас поселили здесь.

Свинтон приготовился слушать с подобострастным вниманием. Его патрон продолжил.

– Прямо напротив живет человек, имя которого вам известно.

Хотя имя не было названо, слушатель кивнул в знак согласия. Он знал, что речь шла о Кошуте.

– Как вы могли заметить, у этого человека бывает много посетителей.

– Я на это уже обратил внимание, мой лорд. Весь день они входили и выходили.

– Именно так. И среди визитеров – известные люди; многие из них играли важную роль в европейской политике. Итак, сэр, теперь требуется, согласно особому заданию, знать все о передвижениях этих людей; для этого надо организовать слежку за ними. Согласно рекомендации сэра Роберта Коттрелла, мы решили возложить на вас эту деликатную обязанность. Если я не ошибся в вас, сэр, вы сможете выполнить это.

– Мой лорд, я обещаю приложить все необходимые усилия. – Это в целом о деле. А теперь остановимся на деталях. Свинтон вновь превратился во внимательного слушателя.

– Вам необходимо будет установить личности всех, кто входит в дом напротив; попытаться узнать, кто они, и сообщать об их приходах и уходах, в том числе время этих визитов. Для этой цели потребуются два помощника, которых вы должны нанять. Один из них будет действовать под видом слуги, другой, соответственно одетый, должен будет посещать вас как близкий знакомый. Если бы вы смогли нанять такого, кто имеет доступ в лагерь врага, это было бы очень хорошо. Некоторые из его посетителей, вполне возможно, не являются его друзьями. Вы понимаете меня?

– Да, я понимаю, ваша светлость.

– Я вижу, мистер Свинтон, вы именно тот человек, который нам нужен. И в заключение. Так же, как вы будете следить за гостями Кошута, вы должны следить и за ним самим. Если он выйдет из дома, вы или ваш друг должны проследить за ним и узнать, куда он идет. Возьмите кэб в случае необходимости и в любом случае сообщите нам непосредственно и без промедления. Сообщите моему секретарю, которого вы всегда сможете найти в резиденции в Парк-Лейне. Пока этого будет достаточно. Если вам потребуются деньги, сообщите секретарю. Он уполномочен помогать вам. Дальнейшие инструкции я буду давать по мере надобности. Мне, вероятно, придется бывать здесь часто, так что вы должны проинструктировать служанку, чтобы она меня принимала.

– Мой лорд, как насчет того, чтобы иметь при себе ключи от дома? Извините за мой вопрос. Это бы избавило вашу светлость от неприятной необходимости ожидать за воротами и, возможно, от опасности быть узнанным теми, кто живет напротив.

Патрон Свинтона был весьма рад предложению, однако внешне никак не продемонстрировал это. Ключ был бы весьма кстати, но вовсе не для того, чтобы просто избежать опасности быть узнанным «теми, кто живет напротив». Он выразил согласие взять ключ.

– Я вижу, что вы умный человек, мистер Свинтон, – сказал он со странной, почти сардонической улыбкой. – Вы правы, ключ будет весьма кстати. А теперь я хочу убедиться, что вы сможете выполнять свою работу, оставаясь незамеченным. Я вижу, на окнах есть жалюзи. Это хорошо, как раз то, что нужно. Я очень рад, что вы устроились в таком уютном и удобном доме, рад за вас и за вашу милую леди – ах! между прочим, мы обошлись с ней весьма невежливо. Я должен принести ей извинения за то, что оторвал вас от нее на столь долгое время. Я надеюсь, вы сделаете это за меня, мистер Свинтон. Скажите ей, что я задержал вас по очень важному делу.

– Мой лорд, она не поверит мне, пока я не скажу ей, кто именно оказал мне такую честь. Я могу открыть маленькую тайну и рассказать ей о вас?

– О! Конечно, конечно. Если бы не было так поздно, я бы попросил, чтобы вы представили меня ей. Но уже, пожалуй, слишком поздно, чтобы беспокоить леди.

– Не может быть слишком поздно, чтобы представить вашу светлость, для этого подходит любое время. Я знаю, что бедная девочка была бы счастлива быть представленной вам.

– Хорошо, мистер Свинтон, если это не противоречит вашему домашнему укладу, я также был бы счастлив. Я давно мечтал об этом.

– Моя жена наверху. Могу я попросить ее спуститься?

– Нет, мистер Свинтон; могу я попросить, чтобы вы привели ее? – Мой великодушный лорд! Какое удовольствие повиноваться вам! Сказав это, Свинтон вышел из комнаты и пошел к лестнице. Ему не пришлось долго подниматься. Фан была на первой же лестничной площадке, готовая к тому, что ее позовут.

В результате он довольно быстро вернулся к своему шестидесятилетнему гостю, который в это время, стоя перед каминным зеркалом, пытался причесать крашеные волосы, чтобы скрыть свои лысину.

Когда Фан была представлена гостю мистера Свинтона, тот забыл о позднем часе и вернулся на свое место. Беседу продолжили втроем, особенно ею были увлечены двое; затем благородному гостю было предложено остаться на ужин. Эта любезность была с благодарностью принята.

Абигаль послали в ближайшую кондитерскую, и она вернулась с рулетом колбасы, бутербродами и пирогом; все эти яства были выложены на стол, был выставлен графин хереса; и его светлость угощалась всем этим так вольно, словно это был не почтенный лорд, а веселый гвардеец!

Высокий гость стал более любезен и разговаривал со Свинтоном как со своим старым закадычным другом. Уже стоя в дверном проеме, пожимая руку жены Свинтона и многократно желая ей доброй ночи, он мимикой словно стремился вызвать ревность своего протеже. И хотя свет лампы был достаточно ярким и Свинтон видел все, он лишь слегка обозначил некое подобие ревности. Лишь слегка обозначил, но на самом деле ревности не было и в помине.

– Она просто восхитительна, нет слов! – произнес этот старый плут, когда вышел из дома на Парк Роад, где под сенью деревьев его поджидал экипаж. – И очень темпераментная женщина к тому же! Я чувствую это по ее нежным и тонким пальчикам.

«Да, это козырная карта, это настоящее сокровище!» – почти одновременно с ним подумал Свинтон о той же самой женщине – о собственной жене.

Эта мысль посетила его, когда он закрыл за гостем дверь; и затем, сидя за столом, выпив еще один стакан хереса и выкурив еще одну сигару, он резюмировал:

– Да, Фан – верная карта. Каким же я был глупцом, что не подумал об этом раньше! Черт возьми! Еще не поздно. Эта карта все еще у меня на руках, и если я не ошибаюсь, игра, начатая этой ночью, даст мне все, чего я хочу в этом мире, – даст мне Джулию Гирдвуд.

Серьезный тон, которым были произнесены последние слова, говорил о том, что он все еще не оставил своего намерения относительно американской наследницы.

Глава LVIII
НАДЕЖДЫ НА ЛУЧШЕЕ БУДУЩЕЕ

Для тех, кто не обращает внимания на социальные различия, планы Свинтона относительно Джулии Гирдвуд казались невероятными. Не столько из-за его злодеяний, сколько из-за его шансов на успех, весьма ничтожных.

Если бы он хотел завоевать эту девушку ради любви, это бы существенно меняло положение дел. Любовь преодолевает все преграды, и голосу любви не могло бы противостоять ничто – даже чувство некоторой опасности.

Она не любила его, но он не знал об этом и вообще не мог себе представить такого. Гвардеец, и к тому же красивый, он привык к легким завоеваниям. Он полагал, что еще не пришло время, когда такие успехи будут даваться с трудом.

Он уже не служил в гвардии, но был все еще молод, и знал, что все еще красив – английские дамы считали его красивым. Поэтому было бы странным, если бы девушка-янки имела другое мнение!

Это было решающим доводом с его стороны, и, полагаясь на собственную привлекательность, он был весьма уверен в том, что в состоянии завоевать американку, – невзирая на то, что она станет жертвой незаконного брака.

И если он преуспеет в своем двоеженстве, что дальше? Для чего ему будет нужна новая жена, если ее мать не сдержит свое обещание, подслушанное им: обеспечить ее жизненные интересы половиной состояния покойного владельца магазина?

Потому жениться на Джулии Гирдвуд против желания ее матери было бы простой нелепостью. Он не страшился возмездия, которое могло бы ему грозить за совершение преступления. Он не думал об этом. Но стать зятем женщины, дочь которой оставалась бы бедной вплоть до смерти матери, было жалкой мыслью. Женщины, которая говорила, что проживет и всю вторую половину столетия!

Эта шутка была не без умысла, как полагал Свинтон.

Он был уверен в том, что сможет обмануть дочь и жениться на ней, но чтобы заполучить эти полмиллиона от матери, он должен будет стоять перед алтарем как лорд!

Это было исходным условием миссис Гирдвуд. Он знал, что она не отступит от этого. Если условие будет выполнено, она согласится на брак, но не иначе.

Чтобы продолжать эту игру, притворное инкогнито должно быть сохранено – эта хитрость необходима. Но как это сделать?

Этот момент озадачил его.

Играть роль самозванца стало очень непросто. В Ньюпорте и Нью-Йорке это было нетрудно, в Париже – также все еще несложно, но теперь он находился в Лондоне, где подобный обман мог быть сразу обнаружен.

Кроме того, в последней беседе с леди он почувствовал некоторое изменение в отношении к нему – по сравнению с прежним. Это ощущалось, прежде всего, со стороны миссис Гирдвуд. Ее теплое, дружеское отношение к нему после их неожиданного знакомства в Ньюпорте, продолженного в Нью-Йорке и впоследствии возобновленного в Париже, казалось, внезапно превратилось в прохладное.

Что могло быть причиной этому? Услышала ли она что-либо, что его дискредитировало? Может, она обнаружила обман? Или всего лишь подозревала его в этом?

Лишь последний из вопросов волновал его. Он был уверен, что обман не был раскрыт. Он играл свою роль мастерски, не дав никаких шансов разоблачить себя. У него были серьезные причины тщательно скрываться.

Но Свинтон признавал, что и у нее были причины для подозрений. Она оказала ему радушный прием в Америке. А он в свою очередь не пригласил ее на прием к себе домой в Европе, по известным причинам.

Правда, он встретился с американскими знакомыми только в Париже, но даже там английский лорд должен был бы продемонстрировать свое великодушие, и ее, возможно, задела его скупость. По аналогичным причинам он еще не пригласил их в Лондон. Напротив, после его возвращения он старался держать их на расстоянии.

В Англии он был дома, в своей стране. Так почему же он должен жить под вымышленным именем? Если он лорд, то почему так стеснен в средствах? Для миссис Гирдвуд эти обстоятельства не могли не казаться подозрительными.

Последнее еще как-то можно было объяснить: он из бедных лордов, каких немного, но есть. Есть немногие, у кого нет средств хорошо одеваться и давать роскошные обеды, а также содержать красивый дом с дорогой обстановкой.

После возвращения из Штатов Свинтон не мог себе позволить ничего из этого. И тогда может возникнуть сомнение: уж не выдавал ли он себя за лорда, пусть даже одного из бедных?

Он уже почти отчаялся в своей способности продолжать игру, когда патронаж лорда, реального и влиятельного, вселил в него новую надежду. Теперь ситуация изменилась, и перспективы стали более радужными. Его кошелек наполнился деньгами, и покровительство влиятельного лица обещало деньги еще большие. Также внушало надежду и то, что он теперь мог утверждать, – и это было истиной – что состоит на дипломатической службе. Правда, его использовали всего лишь как шпиона, но ведь это серьезная миссия, часть дипломатической работы!

Его близость к известному дипломату-лорду; регулярные посещения роскошного особняка на Парк-Лейн, – было бы странным, если бы при всем при этом он не сумел пустить пыль в глаза дамам Гирдвуд!

Конечно, его положение было совсем не безнадежным. После нового назначения ему раскрылась широкая заманчивая перспектива, и теперь он изыскивал способ еще более улучшить свое состояние.

Фан была вызвана для консультаций, поскольку жена была готова помочь в осуществлении его планов. Менее чем когда-либо ее волновали муж или его дела. Она также прельстилась открывшимися яркими перспективами, надеясь рано или поздно вновь посетить Роттен Роу.

Фан презирала своего мужа, но тем не менее ценила его талант интригана. Она получила доказательства этого таланта, поскольку их положение резко улучшилось. И хотя она знала, что явилось источником их неожиданного процветания, все же отдавала себе отчет о том преимуществе, которое давал женщине ее склада статус жены. «Если мы будем действовать сообща, то мы преуспеем, а если поодиночке, то потерпим неудачу», – возможно, полагала она. Это ли соображение, либо что-то иное, двигало ею, но она все еще была готова помочь своему мужу в осуществлении его планов на второй брак!

Что же касается свидетельства о первом, надежно спрятанном в секретном ящике ее дорожного несессера, то она совершенно не опасалась за свою судьбу.

Она не боялась, что браку угрожает опасность, пока на горизонте маячила перспектива превосходной добычи, часть из которой перепадет и ей. Дик обещал быть ей «верным до гроба», и она отвечала взаимностью на это обещание.

За коробкой сигар и графином хереса они в деталях обсудили план дальнейших действий.