Текст книги "Жена-девочка"

Глава XI
СТРАСТИ В ТАНЦЕВАЛЬНОМ ЗАЛЕ

Недалеко от стойки администратора, где постояльцы оплачивают счета, в холле «Океанхауза» был небольшой бар.

Это было аккуратное, темное помещение, частично находящееся под землей, куда вела лестница. О наличии этого питейного заведения знал только ограниченный круг поклонников Бахуса.

В этой подземной части гостиницы разговоры джентльменов, имеющих пристрастие к алкогольным напиткам, могли быть чрезвычайно грубыми, и поэтому не предназначались для нежных ушей прекрасных сильфид, которые проплывали по коридорам этажом выше.

Место, несомненно, должно было дополнять такое приличное, благородное заведение, как «Океанхауз», более приспособленный к аскетическому укладу жизни Новой Англии.

Пуритане предпочитали пить спиртные напитки «втихую».

В ночь бала этот бар пользовался особым успехом не только среди постояльцев «Океанхауза», но и среди жителей других гостиниц, а также окрестных «коттеджей».

Терпсихора – измученное жаждой существо – лучший клиент Бахуса, и, закончив очередной танец, она обычно посылает толпу поклонников к святому месту этого веселого бога.

В том зале «Океанхауза», где проходил бал, можно было заказать лишь легкие спиртные напитки: шампанское, некрепкие вина с желе и со льдом, – но только в подземелье разрешалось выпить чего-нибудь покрепче, выкурив при этом сигару.

Именно по этой причине многие джентльмены в перерывах между танцами устремлялись по лестнице, ведущей в подземный бар.

Среди них был и Майнард, поспешивший уединиться под покровительством питейного заведения.

– Стакан бренди! – потребовал он, остановившись у стойки бара.

– Подумать только, Дик Свинтон! – говорил он вполголоса, ожидая, пока принесут напиток. – Значит, это правда, что он был изгнан из своего полка. И он вполне заслужил это, как я и ожидал. Черт бы побрал этого проходимца! Интересно, каким ветром принесло его сюда? Некий вояж карточного шулера, я полагаю – набег хищника на это голубиное гнездо Америки! Возможно, он пользуется покровительством мадам Гирдвуд и, без сомнения, преследует ее дочь. Интересно, как ему удалось представиться Гирдвудам? Я готов держать пари, что они не подозревают, кто он на самом деле.

– Стакан бренди, мистер!

– Ну хорошо, – продолжал он, когда бренди со льдом и мятой немного снял его внутреннее напряжение. – Это не мое дело. После того, что произошло, я не собираюсь вмешиваться. Они еще увидят настоящее лицо этого человека. Мое предостережение будет лишним. Пусть случится небольшая неприятность, я просто должен молчать и не обвинять этого молодчика, хотя я выложил бы двадцать долларов за право лишний раз щелкнуть его по носу!

Капитан Майнард не был ни склочным, ни злопамятным. Мысли его были вызваны оскорблением, произошедшим совсем недавно, и связанным с этим душевным волнением.

– Это, должно быть, была воля матери, которая предпочла выбрать в женихи мистера Свинтона, а не меня. Ха! Ха! Ха! Если б она только знала его так, как знаю его я!

Последовал еще один большой глоток из стакана с бренди.

– Но девушка была согласна с мамой. Это совершенно ясно, иначе почему она так спешила дать мне ответ? Ради Дика Свинтона! О дьявол!

И еще треть стакана была выпита.

– Пусть меня повесят, если я сдамся сейчас! Они могли бы подумать, что я капитулировал перед ним, если бы я не вернулся в танцевальный зал. Но что я там буду делать? Я ни с кем из других дам в зале не знаком, я буду безуспешно искать какую-нибудь несчастную одиночку, а они будут смеяться надо мной. Неблагодарные создания! Пожалуй, я зря так несерьезно отнесся к маленькой блондинке. Я мог бы снова танцевать с ней. Но нет! Я не доставлю им удовольствия, не стану к ним приближаться. Я, пожалуй, доверюсь стюардам – они подыщут мне партнершу.

Он еще раз поднял стакан и поднес к губам, допивая остатки.

После этого он поднялся по лестнице и, прогулявшись, вернулся в танцевальный зал.

Ему повезло со стюардами. Он сразу наткнулся на незнакомого ему джентльмена, с помощью которого нашел не одну девушку, которую мог бы пригласить.

В результате он участвовал в каждом из танцев – вальсе, кадрили, польке и чечетке – он танцевал с приятными во всех отношениях дамами, некоторые из которых считались одними из самых красивых в зале.

При таких обстоятельствах, как казалось, он должен был забыть о Джулии Гирдвуд.

И все же он не забыл о ней.

Странно, что она до сих пор привлекала его. Были другие дамы, возможно, не менее красивые, чем она, но в пестрой толпе танцующих глаза его постоянно искали ту, которая принесла ему одни огорчения. Он видел, как она танцует с человеком, которого он имел серьезные основания презирать, – она танцевала с ним долго, всю ночь, и все восхищенные взоры присутствующих были обращены к этой паре.

С болью в сердце смотрел Майнард на эту прекрасную леди, но еще горше ему было наблюдать, как она что-то шепчет на ухо Ричарду Свинтону и прислоняется щекой к его плечу, а после этого они кружатся по залу, не отрываясь друг от друга.

И снова он возвращался к своей прежней мысли: «Я готов выложить двадцать долларов, чтобы иметь право лишний раз щелкнуть его по носу!»

Он не знал, как это сделать, и тем более не знал, чего это будет ему стоить, но все же был близок к этому.

Возможно, он нашел бы способ сделать это, но тут как раз вовремя произошло событие, успокоившее экс-капитана.

Он стоял у входа, недалеко от того места, где формировались пары. Миссис Гирдвуд и ее подопечные покидали танцевальный зал, Джулия при этом опиралась на руку Свинтона. Когда она проходила мимо Майнарда, он заметил, что и взгляд ее направлен на его старого знакомого. Майнард хотел разгадать значение этого взгляда: он выражал презрение? Или нежность, влюбленность? Но экс-капитан не мог разобрать этого.

Джулия Гирдвуд обладала редкой для своего возраста способностью скрывать чувства.

Внезапно, как будто подчинившись какому-то решительному порыву, или, возможно, испытывая сильную потребность в раскаянии, она отпустила руку партнера и слегка отстала от него. Свинтон продолжил удаляться с ее матерью и кузиной. Немного отойдя в сторону, чтобы подойти поближе к Майнарду, она быстро, полушепотом сказала ему:

– Как нехорошо с вашей стороны было покинуть нас!

– В самом деле?

– Вы должны вернуться и объясниться, – добавила она с укоризной. – Я не могу помочь вам сделать это.

Прежде чем Майнард успел ответить, она ушла, но брошенный ею упрек неприятно отозвался в его ушах.

– Какая странная эта девушка! – пробормотал он удивленно. – Во всяком случае, чудачка! Пожалуй, не стоит обвинять ее в неблагодарности. Наверное, все произошло под влиянием матери.

Глава XII
ПОСЛЕ БАЛА

Бал уже почти закончился; утомленные, обессиленные танцующие спешно покидали танцевальный зал. Красавицы-леди уже покинули его, и среди них – Джулия Гирдвуд. Только заядлые танцовщики, все еще не уставшие, продолжали упорно вальсировать. Для них танцы до рассвета были истинным наслаждением.

Майнарду же не было никакого резона оставаться в зале после того, как мисс Гирдвуд ушла. По правде говоря, он и до этого находился там только из-за нее. Но в таком душевном состоянии, с такими противоречивыми чувствами было очень мало шансов уснуть, и он решил, прежде чем вернуться в свою спальню, еще раз отметиться в заведении Бахуса.

С этой целью Майнард снова спустился по лестнице, ведущей в подвальный бар.

Спустившись туда, он обнаружил, что его уже опередили некоторые джентльмены, также спустившиеся сюда из танцевального зала. Они стояли, собравшись в группы, – пили, курили и вели беседу.

Лишь мельком взглянув на них, Майнард подошел к стойке и заказал себе крепкий напиток – на сей раз он удовлетворился простым бренди с водой.

В ожидании, пока принесут напиток, он обратил внимание на голос кого-то из трех человек, занявших, подобно Майнарду, столик перед стойкой бара и разместивших там свои бокалы.

Говоривший стоял спиной к экс-капитану, но ему достаточно было взглянуть на бакенбарды, чтобы узнать Дика Свинтона. Собеседников его Майнард также узнал – это были те самые пассажиры гребной лодки, чью собаку он ранил из своего пистолета.

Мистер Свинтон, очевидно, недавно с ними познакомился, возможно, этим вечером; и они, похоже, так любезно его приняли, будто либо знали его ранее, либо совсем недавно узнали, что он был лордом!

Он разговаривал с ними с тем замечательным акцентом, который, очевидно, должен был подчеркнуть в нем английского дворянина; но на самом деле – карикатуриста и богемного бумагомарателя, которому обращение «мой лорд» подходило так же, как английскому крестьянину.

Майнард находил это немного странным. Но он уже немало лет не имел дела с этим человеком и счел, что стиль речи мистера Свинтона, вероятно, изменился под влиянием времени.

Из того, что Свинтон и оба его слушателя общались довольно тепло и дружески, можно было сделать вывод: они уже провели некоторое время перед стойкой, при этом достаточно выпили, чтобы не замечать новых посетителей, и поэтому совершенно не обратили внимания на вошедшего Майнарда.

Он также не заметил бы их, если б не услышал слова, касающиеся, очевидно, его самого.

– Между прочим, сэр, – сказал один из незнакомцев, обращаясь к Свинтону, – если не секрет, что это за маленькая стычка, происшедшая с вами в танцевальном зале?

– Ай-ай, о какой стычке ты говоришь, мистер Лукас?

– Было что-то странное – как раз перед первым вальсом. Участвовали в этом темноволосая девушка с алмазной диадемой – та самая, с которой ты так много танцевал, мисс Гирдвуд ее зовут, как я полагаю, – и великолепный господин с усами. А также, кажется, старая леди. Мы с другом случайно оказались рядом и видели, что между вами произошла некая сцена. Так ли это?

– Ну что ты? Никакой сцены не было. Только и всего, что господин хотел кружиться в вальсе с этим божественным созданием, но леди предпочла ему вашего скромного слугу. Вот и все, что было, джентльмены, я вас уверяю.

– Мы думали, что у него с тобой произошло некое столкновение. Происшедшее было дьявольски похоже на это.

– Не со мной. Я полагаю, недоразумение произошло между ним и молодой леди. Действительно, она дала ему предыдущее обязательство, которое не было записано в ее карточке. С моей стороны – я не имел никаких претензий к молодому господину – абсолютно никаких – даже не заговорил с ним.

– И все же ты глядел на него со злобой, так же, как и он на тебя. Я подумал, что ты собираешься столкнуться с ним, так же, как и он с тобой.

– Ай-ай, он меня понял, – «так же, как и тот господин».

– Значит, ты знавал его и прежде?

– Чуть-чуть, совсем немного – много лет тому назад.

– В стране, откуда ты родом, наверное? Он, кажется, англичанин.

– Нет, ничего подобного. Он проклятый ирландец. Уши Майнарда загорелись.

– Что же было с ним много лет назад? – спросил более молодой знакомый Свинтона, которой не уступал в любопытстве своему старшему товарищу.

– Что было с ним? Ай-ай, дружище, ничего, абсолютно ничего.

– Никакого занятия или профессии?

– О да; когда я знавал этого господина, он был лейтенантом в пехотном полку. Один из самых бесполезных людей в корпусе, насколько я знаю. Мы бы такого в свой полк не приняли.

Пальцы Майнарда нервно задергались.

– Конечно нет, – продолжила «важная персона». – Я имею все основания, джентльмены, так полагать, потому что являюсь гвардейцем – драгуном ее величества.

– Значит, он служил у вас в одном из полков, сформированных до начала мексиканской войны. Вы знаете, почему он оставил службу?

– Господа, я не привык болтать об инцидентах, случившихся с моими сослуживцами. Я обычно осторожен в таких вопросах, очень осторожен.

– О, конечно, довольно об этом, – откликнулся задавший вопрос. – Я потому только спросил, что мне кажется немного странным: офицер нашей армии вынужден оставить службу.

– Если бы мне было известно хоть что-нибудь похвальное об этом господине, – продолжил гвардеец, – я был бы счастлив сообщить вам об этом. К сожалению, ничего хорошего я вам сказать не могу. К большому сожалению, ничего.

Мускулы Майнарда, особенно на правой руке, сильно напряглись. Совсем немного требовалось для того, чтобы он вмешался в беседу. Еще одной подобной реплики было вполне достаточно, и, к сожалению для себя, мистер Свинтон ее произнес.

– Все это правда, джентльмены, – сказал он; обилие выпитого, очевидно, лишило его возможности соблюсти свойственную ему предосторожность. – Правда в том, что господин лейтенант Майнард, или капитан Майнард, как я полагаю, не сам ушел в отставку – его изгнали из британской армии. Что конкретно произошло, я не знаю, но знаю, что это правда.

– Это ложь! – закричал подошедший Майнард, резким движением снял перчатку со своей руки и полоснул ею по щеке клеветника. – Это наглая ложь, Дик Свинтон! И если вы не опровергнете это, как надлежит вам сделать, вы будете способствовать распространению ложных слухов. Никогда не было того, о чем вы говорите, и вы это знаете, негодяй!

Щека Свинтона стала белой, как перчатка, которой его ударили; но это было скорее проявлением трусости, чем гнева.

– Ай, действительно! Так вы были здесь и все слышали, Майнард! Хорошо, хорошо… я же и сказал, что это неправда. А вы назвали меня негодяем! И ударили меня своей перчаткой!

– Я повторю эти слова и снова ударю вас. Я плюну вам в лицо, если вы не возьмете свои слова обратно!

– Взять свои слова обратно!

– Да! И довольно разговоров! Я даю вам время, чтобы вы взяли свои слова обратно. Моя комната номер 209, на четвертом этаже. Я надеюсь, что вы найдете друга, которому не составит труда подняться ко мне. Вот моя визитка, сэр!

Свинтон взял визитную карточку дрожащими пальцами. В то же время соперник, презрительно взглянув на него и его дружков, подошел к противоположной стойке бара, хладнокровно допил свой стакан и без единого слова пошел к лестнице, ведущей наверх.

– Ты встретишься с ним, не так ли? – спросил старший из компаньонов Свинтона.

Это был не очень корректный вопрос, но, судя по всему, человек, его задавший, вообще не беспокоился о деликатности.

– Конечно, конечно, – ответил ему гвардеец ее величества конной гвардии, не обращая внимания на бестактность. – Проклятый осел, свалился на мою голову, тоже мне! – продолжил он, размышляя. – Я здесь чужой, нет у меня друзей…

– О, об этом, – прервал его Лукас, хозяин собаки-ньюфаундленда, – не беспокойся. Я буду счастлив быть твоим секундантом.

Человек, с такой готовностью предложивший свои услуги, был самым что ни на есть отъявленным трусом, которого только можно было найти в этой фешенебельной гостинице, – разве что Свинтон мог с ним сравниться. Лукас и сам был заинтересован в дуэли с капитаном Майнардом, но рассудил, что безопаснее оставаться на вторых ролях.

Не в первый раз брал он на себя подобную роль. Уже дважды в прошлом поступал он таким образом, блефуя и создавая много шума вокруг себя, – такое поведение окружающие по ошибке принимали за храбрость. В действительности он был трусом; и хотя неприятные воспоминания о столкновении с Майнардом мучили его, он позволил себе оставить эту обиду без ответа. Ссора его соперника со Свинтоном подоспела вовремя и была ему на руку.

– Я или мой друг всегда к твоим услугам!

– С удовольствием, – согласился его напарник.

– Благодарю вас, господа, благодарю обоих! Это очень любезно с вашей стороны! Но, – продолжил Свинтон, колеблясь, – я должен, к сожалению, отказаться от помощи вас обоих в моем неприятном деле. У меня есть некоторые старые друзья в Канаде, служившие со мной в полку. Я телеграфирую им. И этот господин должен будет подождать. А теперь к черту все это! Давайте забудем все и пропустим еще по стаканчику.

Все это было сказано довольно хладнокровно, так, что даже все выпитое уже не могло оправдать отговорку. Да, это действительно была всего лишь отговорка, чтобы выиграть время и избежать дуэли с Майнардом.

Был некоторый шанс избежать дуэли, если бы не было свидетелей, но если слух об этом дойдет до чьих-либо ушей, то не останется ничего другого, кроме как принять вызов.

Такие мысли мелькали в голове мистера Свинтона, пока готовили и подавали новые горячительные напитки для всей компании.

Новый стакан коснулся его пересохших и побелевших губ, между ним и его знакомыми продолжилась пустая беседа, и мистер Свинтон на время забыл о своих ужасных мыслях.

Это забвение продолжалось какое-то время, поскольку он выпил больше, чем предполагал, и выпитое успокоило его. Однако часом позже, когда он поднялся наверх, даже алкогольный туман в голове не мог стереть четкое и ясное воспоминание о его столкновении с «проклятым ирландцем»!

Когда он вернулся в свою комнату, весь его аристократизм внезапно улетучился. Так же, как и связная речь. Его разговоры напоминали теперь бред простого пьяницы. Они были адресованы камердинеру, все еще способному выслушивать их.

Малый вестибюль на одной из сторон его квартиры был, как предполагалось, спальней этого пользующегося доверием слуги. Судя по диалогу, который последовал, слуга действительно пользовался доверием настолько, что незнакомый человек был бы весьма удивлен, услышав все это.

– Очень славную ночь ты провел! – сказал камердинер тоном скорее хозяина, чем слуги.

– Точно… точ… ик!.. Ты говоришь правду, Франк! Н-нет, совсем не славная ночь. Совсем наоборот – п… п… п… поганая ночь!

– Что ты имеешь в виду – что ты напился?

– Им… имею в виду! Я имею в виду эти д… дурацкие игры. Черт побери! Отличный шанс! Никогда не делайте этого. Миллион долларов! Все пропало – этот дьявольский господин!

– Какой господин?

– Будь он проклят – я его видел… встретил на балу… бал… бар… ниже. Давайте еще выпьем! Крепкие напитки повсюду… вокруг… кто принесет этот дурацкий напиток?

– Попробуй выразиться яснее! Что ты хочешь этим сказать?

– Что я хочу сказать? Что сказать? О н… ик… о нем.

– О нем! О ком?

– Кто… кто… кто… кото… Майнард. Ты, конечно, знаешь Майнарда? Он из тридцатого… тридцатого… неважно, из какого… полка. Это неважно… Он здесь… пр… пр… проклятая злая собака.

– Майнард здесь! – воскликнул камердинер довольно странным для слуги голосом.

– Это точно он! Живой и здоровый, черт бы его побрал! Явился в полном здравии, чтобы испортить все – он всегда все портит.

– Ты уверен, что это он?

– Уверен, уверен! Я так думаю. Он дал мне серьезный повод не сомневаться в этом – проклятие на его голову!

– Ты говорил с ним?

– Да, да.

– Что он сказал тебе?

– Сказал он немного… немного… что он явился… что он сделал.

– Что?

– Дьявол! много… да, да. Не стоит сейчас думать об этом. Давай ляжем спать, Франк. Я расскажу тебе обо всем утром. Это игра. Это Юп… Юпитер.

Не в состоянии более продолжать беседу, и тем более не в состоянии раздеться, мистер Свинтон повалился на кровать поперек и, свесившись вниз, вскоре захрапел.

Могло показаться странным, что слуга лег на кровать рядом с ним, однако он именно так и сделал.

Уважаемый читатель еще больше удивится, если узнает, что маленьким камердинером была его жена, а вместе с тем это именно так!

Да, это была его любезная «Фан», она и разделила таким образом кушетку со своим пьяным мужем.

Глава XIII
ВЫЗОВ С ПОСЫЛЬНЫМ

«Откровенно говоря, я совершил большую глупость, – рассуждал молодой ирландец, когда вернулся в свою спальню и опустился на стул. – Не было никакой необходимости так поступать. Такая болтовня, тем более что Дик Свинтон здесь чужой, никак не могла бы мне повредить. Конечно, здесь его никто не знает; и это, кажется, играет ему на руку; без сомнения, он готов обобрать половину таких богатых голубков, как те, что были с ним недавно.

Вполне вероятно, что он наврал кое-что подобное про меня и матери этой девушки – впрочем, и про себя также. Наверное, поэтому со мной обращались так невежливо! Тогда хорошо, что я поймал его за руку, и я заставлю его раскаяться в своем вранье. Был изгнан из британских войск! Проклятая злая собака, прогавкавшая эту сплетню про меня! Противно даже думать о таком. То, что я слышал, – факт из его собственной биографии! Воспоминания о собственном поведении, наверное, и натолкнули его на мысль сказать подобное. Думаю, он уже не служит в гвардии: иначе что он здесь делает? Гвардейцы не покидают Лондон без серьезной и обычно малоприятной причины. Я сделаю все, чтобы его опозорить. Он уже был на грани позора, как я слышал.

Он, конечно, будет драться на дуэли. Он не был бы Диком Свинтоном, если бы сам затеял поединок – я достаточно хорошо знаю этого пройдоху. Но я не оставил ему никакого шанса выкрутиться. Удар перчаткой по лицу, не говоря уж об угрозе плюнуть ему в лицо – при свидетельстве двух странных джентльменов! Если он не законченный трус, он не осмелится оставить все это без ответа.

Конечно, он вызовет меня, и что я буду после этого делать? Трое или четверо товарищей, с которыми я успел наладить хорошие отношения – все они не друзья мне, ни один из них. Кроме того, разве кто-нибудь обязан заботиться обо мне после такого недолгого знакомства?

Что же мне делать? Телеграфировать графу? – продолжил он размышлять после паузы. – Он сейчас в Нью-Йорке, я знаю, и я уверен, что он без промедления пришел бы мне на помощь. Это только бы восхитило его, старого рубаку, – теперь, когда мексиканская кампания завершилась, он рад был бы снова обнажить свой справедливый меч. Входите! Кто это бесцеремонно стучит в дверь честного джентльмена в столь поздний час?»

Еще не было и пяти часов утра. За окнами гостиницы можно было услышать стук колес экипажей, которые развозили по домам последних возвращающихся с бала гуляк.

– Навряд ли Свинтон послал своего эмиссара в такой час. Входите! За открывшейся дверью показался ночной портье, работник гостиницы.

– Ну, что вам угодно, мой дорогой?

– Один джентльмен желает видеть вас, сэр.

– Приведите его!

– Он просил меня, сэр, передать вам свои извинения за то, что потревожил в столь ранний час. Потревожил только потому, что у него к вам очень важное дело.

– Что за вздор! С чего это он говорит в таком духе? Друг Дика Свинтона более деликатный джентльмен, чем он сам?

Последняя реплика была сказана тихо и не предназначалась служащему гостиницы.

– Он сказал, сэр, – продолжил портье, – что прибыл пароходом…

– Пароходом?

– Да, сэр, пароходом из Нью-Йорка. Он прибыл только что.

– Да-да, я слышал гудок парохода. Ну, дальше?

– Тот, кто прибыл пароходом, – он думал… он думал…

– Черт побери! Любезный, не надо утруждать себя, передавая мне чужие мысли. Где он? Проведите его ко мне, и пускай он выскажется сам.

– Из Нью-Йорка? – продолжил Майнард после того, как швейцар удалился. – Кто же мог пожаловать ко мне оттуда? И что за важное дело, ради которого будят человека в половине пятого утра? – ведь он, наверное, полагал, что я сплю. На его счастье, я не в постели. Или столица Британской империи горит, и Фернандо Вуд, подобно Нерону, веселится на его руинах? Ба! Розенвельд!

– Майнард!

Они обменялись приветствием, по которому можно было понять, что они долго не виделись. Друзья обнялись – их пылкая давняя дружба не ограничилась простым рукопожатием. Оба – активные участники недавней мексиканской кампании, воевали бок о бок, немало пережили под градом пуль в нелегких сражениях. Их дружбу скрепил крайне тяжелый штурм Чапультепека3232
  Чапультепек – высокий холм на окраине центрального Мехико. В сентябре 1847 года здесь произошло крупная битва между американскими и мексиканскими войсками, вошедшая в историю под названием Сражение при Чапультепеке.


[Закрыть], когда смертельный столб огня, выпущенный из пушки, повалил их, стоявших вместе на вершине контрэскарпа3333
  Контрэска`рп (воен.) – искусственно созданный ров или берег реки, используемый для обороны.


[Закрыть], и их кровь смешалась, стекая в канаву.

С тех пор они и не видели друг друга. Поэтому неудивительно, что их встреча пробудила много воспоминаний и была очень трогательной.

Несколько минут ни один из них не был в состоянии сказать что-либо связное. Они обменивались лишь восклицаниями. Майнард первым сумел прийти в себя.

– Да благословит тебя Господь, дорогой мой граф! – сказал он. – Мой великий учитель военной науки. Как же я рад тебя видеть!

– Не меньше, чем я тебя, дорогой друг!

– Но скажи, какое дело привело тебя сюда? Я не ждал тебя, но вот странное совпадение: я как раз в этот момент думал о тебе!

– Я здесь, чтобы встретиться с тобой – и мне нужен именно ты!

– Ах! Для чего же, мой дорогой Розенвельд?

– Ты сказал, что я твой учитель военной науки. Пусть будет так. Но ученик теперь превзошел многих, включая и своего учителя, – он стал знаменит и известен повсюду. Именно поэтому я здесь.

– Выкладывай, что случилось, граф!

– Лучше прочитай вот это, чтобы избавить меня от долгих объяснений. Как видишь, письмо адресовано лично тебе.

Майнард взял запечатанный конверт, который вручил ему друг. На конверте было написано:

КАПИТАНУ МАЙНАРДУ

Вскрыв конверт, он прочитал:

«Комитет немецких беженцев в Нью-Йорке, ввиду последних известий из Европы, надеется, что светлые идеи свободы еще не подавлены на их древней родине. Они приняли решение снова вернуться туда и принять участие в борьбе, начатой в Бадене и Палатине. Впечатленные храбростью, показанной Вами в последней Мексиканской войне, и Вашим теплым отношением к нашим соотечественникам, воевавшим с Вами, а также зная Вашу приверженность идеям свободы, они единодушно решили предложить Вам возглавить это предприятие. Представляя себе опасность, которой Вы подвергнетесь, а также учитывая Вашу храбрость, они могут Вам обещать, что никакая другая награда не заменит Вам всеобщей любви и благодарности немецкого народа. Мы не можем Вам предложить ничего, кроме доверия и всеобщей преданности. Ответьте нам, готовы ли вы принять это предложение».

Примерно полдюжины человек подписались под этим письмом, и Майнард бегло пробежал список. Он знал этих людей и слышал об их движении.

– Я принимаю предложение, – сказал он, подумав лишь несколько секунд. – Ты можешь вернуться и передать мой положительный ответ комитету.

– Вернуться и передать ответ! Мой дорогой Майнард, я приехал, чтобы вернуться с тобой!

– Я лично должен приехать?

– Сегодня же. Восстание в Бадене началось, и ты отлично знаешь, что революция не будет ждать. Важен каждый час. Они ждут твоего прибытия следующим пароходом. Я надеюсь, что ничто не сможет помешать тебе немедленно уехать? Или есть какая-то помеха?

– Да, это так, есть кое-что – я не могу уехать немедленно.

– Это случайно не женщина? Нет-нет! Ты выше этого.

– Нет, не женщина.

Майнард сказал это, но на его лице появилось странное выражение, как будто он что-то скрывал.

– Нет-нет! – продолжал он с натянутой улыбкой. – Не женщина. Это всего лишь один человек и всего лишь одно дело к нему.

– Объясни, капитан! Кто или что это?

– Хорошо, это просто ссора. Около часа назад я ударил одного человека по лицу.

– Ха!

– Сегодня вечером здесь, в гостинице, был бал.

– Я знаю об этом. Я встретил нескольких людей, покидавших бал. Ну и что же?

– Там была молодая леди…

– Я так и думал. Кто-нибудь когда-нибудь слышал о дуэли, в которой не была бы замешана леди, молодая или старая? Извини, что я тебя прервал.

– В конце концов, – сказал Майнард, очевидно, изменяя тактику, – я не должен был говорить тебе о ней. Она почти или совершенно непричастна к этому. Это произошло в баре уже после того, как бал закончился, и она в то время уже спала, как я полагаю.

– Тогда оставьте ее в покое, пусть себе спит.

– Я зашел в бар, чтобы взять стаканчик чего-нибудь покрепче и выпить на ночь. Я стоял у стойки, когда услышал, что кто-то произнес в разговоре мое имя. Трое людей находились вблизи от меня и вели довольно торопливую беседу; вскоре я выяснил, что разговор был обо мне. Они много выпили и не замечали меня. Одного из них я знавал в Англии, когда мы оба служили в британских войсках. Двух других – я предполагаю, что они американцы – я впервые увидел приблизительно два дня назад. Я стал участником небольшой стычки с ними, о которой не буду распространяться, чтоб не отвлекать тебя; хотя я более чем наполовину был уверен, что они пришлют мне вызов на дуэль. Этого, однако, не произошло, и ты можешь себе представить, что это за типы. Мой знакомый по британской армии позволил себе вольности насчет моего характера, когда отвечал на вопросы своих собутыльников.

– Что же он им сказал?

– Сплошную ложь; и самым наглым оскорблением было то, что меня якобы выгнали из британской армии! В то время как это случилось именно с ним! После этого…

– После этого ты выгнал его из бара. Я полагаю, что ты потренировался на нем в ударах ногами!

– Нет, я не был столь груб. Я всего лишь ударил его по щеке перчаткой, а затем вручил ему визитную карточку. По правде говоря, когда мне сказали о твоем появлении, я подумал, что это его друг, а не мой; хотя, зная этого человека, я удивился, что он направил ко мне посыльного так скоро. Я рад, что пришел ты, граф. Я был в серьезном затруднении: я не знаком здесь ни с одним человеком, который смог бы стать моим секундантом. Я полагаю, что могу рассчитывать на тебя?

– О да, конечно, – ответил граф так беззаботно, как будто его просили угостить сигарой. – Но, – добавил он, – нет ли какого-нибудь способа избежать этой дуэли?

Этот вопрос ни в коей мере не был проявлением малодушия. Даже беглого взгляда на графа Розенвельда было достаточно, чтобы исключить подобное.

Сорока лет или более, с усами и бакенбардами, в которых только-только начала появляться седина, с настоящей военной выправкой – он с первого взгляда производил впечатление человека, имевшего в своей жизни богатую практику участия в самых жестоких дуэлях. И в то же время он не производил впечатления хулигана или задиры. Напротив, в его характере можно было обнаружить мягкость и доброту – но, когда было необходимо, он изменял им, проявляя твердость и бескомпромиссность.

Именно такая перемена произошла с ним сейчас, когда Майнард решительно ответил:

– Нет.

– Проклятье! – прошипел он по-французски. – Я возмущен! Подумать только, такое важное дело, как свобода всей Европы, должно пострадать от этой глупости! Правильно говорят, что женщина – проклятие человечества!

– Есть ли у тебя какие-либо соображения, – продолжил он после этой невежливой тирады, – когда этот господин пришлет своих секундантов?

– Это невозможно предсказать. В течение этого дня, я полагаю. Не должно быть никакой причины для отсрочки, насколько я понимаю. Небесам было угодно, чтобы мы с ним, хорошо знакомые друг с другом, оказались рядом в одной гостинице.

– Вызов пришлют через некоторое время, в течение дня. Стреляться или драться как-то по-другому вы будете, возможно, завтра утром. Отсюда нет железной дороги, а пароход отходит только раз в день, в семь часов вечера. Таким образом, мы потеряем целых двадцать четыре часа! Про-кля-тье-е-е!

Граф Розенвельд произвел эти подсчеты вслух, теребя свои огромные усы и уставясь в одну точку под ногами.