Текст книги "Жена-девочка"

Глава LIX
ИЗЫСКАННЫЙ ЗВАНЫЙ ОБЕД

Стояла холодная ноябрьская ночь, но этого холода не ощущалось в коттедже на Южном Берегу – в том самом коттедже, который был арендован мистером Ричардом Свинтоном.

В доме шел прием гостей. Свинтон давал обед на девять персон. Обед был уже съеден, и компания вернулась в гостиную.

Нечетное число присутствующих – девять – говорило о том, что все они составляли семейные пары. Дам было пять, в то время как джентльменов только четыре.

Четыре присутствовавшие дамы уже известны читателю. Это были миссис Свинтон, миссис Гирдвуд, ее дочь и племянница. Пятая дама не была знакома не только читателю, но и миссис Гирдвуд с ее девочками.

Из джентльменов присутствовали собственно хозяин, мистер Луи Лукас и его друг мистер Спайлер. Четвертый же, как и пятая леди, нам не знаком.

Однако он был знаком миссис Свинтон, которая в течение всего обеда смотрела на него нежным дружеским взглядом, называя его «дорогой Густав», а он, в свою очередь, сообщил компании, что она его жена.

Он говорил с французским акцентом, и Свинтон называл его «граф». Незнакомая леди, казалось, знала его – она также была с ним в дружеских отношениях. Это была достопочтенная мисс Кортни – Геральдина Кортни.

С таким благозвучным именем она не могла не принадлежать к аристократическим кругам.

Она была также весьма симпатична и хорошо образованна; с той характерной свободой речи и манер, которая отличает леди с хорошим вкусом от жены или дочери лавочника.

Правда, ханжа мог бы сказать, что у мисс Кортни свободы общения слишком много. Но миссис Гирдвуд не была ханжой – тем более здесь, в присутствии такой компании. Она восхищалась благородной Геральдиной; и не столько ее высоким положением, сколько любезной снисходительностью.

Миссис Гирдвуд была очарована также графом и его прекрасной графиней.

Его светлость сделал наконец правильный ход, представив ее такой компании. Хотя он все еще называл себя вымышленным именем Свинтон – даже среди собственных друзей, – приглашение на этот званый обед рассеяло ее подозрения. Сам обед довершил дело, и она более не стремилась проникнуть в тайну его инкогнито.

Кроме того, он повторил свою просьбу хранить эту тайну, тайну, которую она до настоящего времени не выдавала. Таким образом, старый уговор все еще действовал.

И даже Джулия предпочла сократить дистанцию между собой и Свинтоном. Дом, богато меблированный; стол, уставленный дорогими изысканными яствами; хорошо одетая прислуга – все это убедительно доказывало, что мистер Свинтон был важной персоной. А ведь это была всего лишь его временная городская резиденция, арендованная с определенной целью – еще один дипломатический ход Свинтона. При этом Джулия еще не видела его роскошного собственного дома в стране, куда, как он намекал, со временем их пригласит.

Гордая республиканка Джулия Гирдвуд все же была дочерью парвеню6767
  Парвеню (фр. parvenu – выскочка) – здесь: выходец из малоимущих, по случаю разбогатевший.


[Закрыть]. К тому же, было что-то особенное в его окружении, которое будило ее воображение. Она увидела этого человека, мистера Свинтона, к которому до сих пор относилась с пренебрежением, среди его друзей, и он стал казаться ей красивым и заслуживающим уважения. Конечно, у него такие друзья! Все титулованные персоны – образованные и с изысканными манерами – две из них красавицы, с которыми он не только на короткой ноге, но и они в свою очередь обходительны с ним!

Кроме того, никто не мог отрицать того, что Свинтон красив. Никогда еще он не выглядел столь привлекательным в ее глазах, как тем вечером. Таким образом, все это вызывало у нее не только любопытство, но и наталкивало на мысли о более близком знакомстве с ним.

Неудивительно, что такие мысли появились в голове Джулии Гирдвуд. Впервые она была представлена в компании титулованной аристократии. Было бы странным, если бы ее воображение не рисовало радужных картин. Высокомерие и гордость уступили место преклонению перед аристократией.

Она была не единственная, кто поддался этому сиюминутному впечатлению и был соблазнен очарованием хозяина. Мистер Лукас под воздействием неоднократных возлияний хереса и шампанского забыл о давних антипатиях и готов был обнять хозяина. Тень Лукаса, Спайлер, был готов сделать то же самое.

Пожалуй, единственной из компании миссис Гирдвуд, оставшейся равнодушной к чарам хозяина, была дочь владельца магазина в Покипси. Сохраняя спокойствие и скромное молчание, Корнелия продемонстрировала чувство собственного достоинства, в отличие от своих друзей и тех титулованных персон, которым они были представлены.

Но даже она не могла заподозрить обман, подстроенный хитрым аферистом. Так же как ее тетя миссис Гирдвуд, она была уверена, что мистер Свинтон – это мистер Свинтон, а то, что графиня на самом деле была его женой, что граф был самозванцем – так же, как и сам Свинтон, и что благородная Геральдина была на самом деле знакомой миссис Свинтон, известной в кругах Сент Джонс Вуд под не очень аристократической кличкой «Кейт-торговка», – все это не приходило Корнелии в голову. Что же касается Геральдины, то она заработала это прозвище в обществе «симпатичных наездниц» благодаря своему отменному таланту избавляться от «жеребцов», попадавших в ее сети.

В совершенном неведении об игре, которую вели с ней мошенники, миссис Гирдвуд провела вечер в состоянии такого восхищения перед мистером Свинтоном, какого она еще никогда не испытывала к нему, а тот, в свою очередь, старался отдать ей давний долг гостеприимства и преуспел в этом.

Если у нее, возможно, и оставалось какое-то подозрение в его непорядочности, то оно развеялось благодаря эпизоду, происшедшему в течение вечера.

Поскольку этот эпизод прервал на время вечеринку, нам будет позволено описать его.

Когда гости сидели в гостиной за чаем и кофе, которые подавали им слуги – персонал, нанятый специально в престижной кондитерской, – раздался звонок от входной двери.

– Я могу сказать, кто это звонит, – сказал Свинтон достаточно громко, чтобы гости слышали его. – Держу пари, что это лорд А.

– Лорд А.!

Прозвучало имя известного аристократа – проявившего себя также выдающимся государственным деятелем. Заявление Свинтона вызвало в компании трепет – хотя некоторые не сразу поверили его словам. Но у них не осталось времени расспросить Свинтона, ибо слуга, войдя в комнату, сообщил хозяину что-то шепотом.

– Вы говорите, это его светлость? – сказал хозяин негромко, но так, чтобы эти слова достигли ушей миссис Гирдвуд. – Проводите его в кабинет. Скажите, что я спущусь через секунду. Леди и джентльмены! – продолжил он, обращаясь к гостям. – Можно мне будет попросить у вас прощения и покинуть вас на один момент – только на один момент? У меня посетитель, которому я не могу отказать в приеме.

Они, конечно, простили его, и Свинтон на какое-то время покинул гостиную.

Конечно, гости были достаточно любопытны – у них возникло сильное желание узнать, что это за посетитель, которому «нельзя отказать в приеме».

По возвращении они расспросили Свинтона; особенно «графиня», которая со всей серьезностью потребовала от него ответа.

– Хорошо, леди и джентльмены, – сказал гостеприимный хозяин, – если вы настаиваете и хотите знать, кто потревожил меня, я полагаю, что я должен удовлетворить ваше любопытство. Я встречался со своим патроном. Это был лорд А. Его светлость просто дал мне некоторое дипломатическое поручение.

– О! Это был лорд А.! – воскликнула благородная Геральдина. – Почему же вы не пригласили его сюда? Это весьма приятный человек, как мне известно, и я уверена, что он бы зашел сюда к нам. Мистер Свинтон! Я очень рассержена на вас!

– Дорогая графиня! Мне очень жаль; я не подумал об этом, я был бы счастлив пригласить его к нам.

– Он ушел, я полагаю?

– О да. Он ушел, как только узнал, что у меня гости.

И это была правда – чистая правда. Пэр действительно зашел в кабинет и покинул его, как только узнал, что происходит наверху, в гостиной.

Он ушел с чувством глубокого разочарования, огорченный, хотя визит его на виллу был связан отнюдь не с дипломатическими делами.

Тем не менее, безуспешный для лорда, этот визит сослужил добрую службу мистеру Свинтону.

– Тот, кто принимает в полуночный час лорда, выдающегося государственного деятеля, должен быть и сам лордом, или даже кем-то еще поважнее!

Это было сказано вдовой владельца лавки, когда той ночью она улеглась на одну из роскошных кроватей в «Кларендоне».

Ее дочь думала примерно о том же.

Глава LX
ПОДАРОК НА ПРОЩАНИЕ

При расставании не было никакой скандальной «сцены» между сэром Джорджем Верноном и его, по-видимому, неблагодарным гостем. Их столкновение, когда они стояли лицом к лицу под гималайским кедром, также не было бурным. Дочь сэра Джорджа сразу покинула это место с болью в своем юном сердце, в то время как Майнард чувствовал себя униженным и не предпринимал никаких попыток оправдаться.

Под деревом было светло, и сэр Джордж мог видеть перед собой лицо человека с выражением смиренной покорности судьбе.

В течение нескольких мгновений стояла глубокая, тягостная тишина. Наконец баронет прервал молчание.

– После того, что случилось, сэр, я полагаю, мне нет необходимости указывать место, куда вы должны удалиться! Это место может быть только одно – за пределами этого дома.

– Я знаю это, сэр Джордж.

– При этом нет надобности говорить, что я хотел бы избежать скандала?

Майнард не ответил, только едва заметно кивнул в знак согласия. – Вы можете быть свободны, сэр, но через десять минут мой экипаж будет готов доставить вас и ваши вещи на станцию.

Это было сказано решительным тоном, но, хотя сэр Джордж намекнул, что желает избежать скандала, Майнард собирался отвергнуть любезное предложение.

Однако он оказался перед дилеммой. До железнодорожной станции было добрых четыре мили. Можно было проявить гордость, но ведь надо будет как-то добраться до поезда. Это невозможно сделать без помощи хозяина. На Майнарде был костюм, не приспособленный для преодоления больших расстояний пешком. Кроме того, у него есть багаж, который также надо доставить к станции. Не было выбора, и пришлось принять эту услугу.

Так он и сделал, сказав в заключение:

– Через десять минут, сэр Джордж, я буду готов. Мне не за что извиняться. Я только надеюсь, что придет время, когда вы будете менее строго судить меня за мое поведение.

– Вряд ли, – сухо ответил баронет, и с этими словами они расстались: сэр Джордж возвратился к своим гостям, а Майнард прошел в комнату, где находились его вещи.

Упаковка чемодана заняла менее половины из отпущенных десяти минут. Не было необходимости переодеваться и снимать с себя костюм для танцев. Сюртука было вполне достаточно, чтобы прикрыть этот костюм.

Звонком был вызван слуга-мужчина, который, взяв багаж, снес его вниз – даже он был удивлен: почему это джентльмен покидает праздник в такой час? В гостиной так весело, на столы подают роскошный ужин!

Когда Майнард, в последний раз осмотрев комнату, удостоверился, что ничего не забыл, и был уже готов последовать за носильщиком, другой слуга преградил ему дорогу.

Это тоже была прислуга, но другого сорта, пола и цвета.

Это была Сабина.

– Тихо, мистер Майнард, – сказала она, прикладывая палец к губам – характерный жест, требующий тишины. – Говорите шепотом, и я скажу вам что-то такое, что вам будет приятно услышать.

– Что же? – спросил Майнард чисто механически.

– То, что мисс Бланш вас нежно любит – любит всем своим юным сердцем. Так она говорила своей Сабби – вчера и сегодня – многомного раз, снова и снова. Поэтому вы не должны огорчаться.

– Это все, что вы хотели мне сказать? – спросил он, и в его голосе не было ни малейших признаков резкого тона.

Было бы странно, если бы эта беседа не доставила ему удовольствие, несмотря на краткость переданного сообщения.

– Сабби уже все сказала, но Сабби еще не все сделала.

– Что вы должны сделать? – спросил Майнард, заинтересованный этим.

– Я должна передать это, – ответила мулатка и ловко и незаметно, как умеют женщины ее расы, положила какой-то белый предмет в карман его сюртука.

Послышался характерный хруст гравия, экипаж подъехал и остановился у входной двери.

Майнард не мог более оставаться рядом со служанкой без того, чтобы его не заметили, и, сунув полсоверена6868
  Соверен – золотая монета в один фунт стерлингов.


[Закрыть]в руку Сабби, он молча спустился по ступенькам и так же молча занял место в экипаже.

Слуга, несший чемодан, так и не сумел удовлетворить свое любопытство относительно причины неожиданного отъезда гостя. Дверь экипажа закрылась.

– Во всяком случае, это неплохой джентльмен, – думал слуга, возвращаясь в освещенный зал, чтобы посмотреть на полсоверена, зажатый в ладони.

В то время как он любовался своими деньгами, упомянутый джентльмен был занят более интересным исследованием. Прежде чем экипаж покинул Вернон Парк – он все еще огибал его по окружной дороге – пассажир сунул руку в карман сюртука и достал записку, которая была ему тайно и с такими предосторожностями передана.

Это был маленький листок бумаги – половинка листа, вырванного из записной книжки. Письмо было написано карандашом, всего лишь несколько слов, нацарапанных второпях, дрожащей рукой.

При свете восковых свечей, горящих внутри серебряных ламп, он без труда прочитал записку, и сердце его наполнилось радостью.

«Папа очень сердит, и я знаю, что он никогда не согласится на то, чтобы я снова увидела Вас. Мне грустно оттого, что мы, возможно, никогда больше не встретимся, и Вы забудете меня. Но я никогда Вас не забуду, никогда!»

– И я вас, Бланш Вернон, – проговорил Майнард, сворачивая листок бумаги и опуская его назад, в карман сюртука.

Он снова вынул записку и снова перечитал ее, подъезжая к железнодорожной станции; и еще раз перечитал при свете висящей лампы, когда сидел один в вагоне вечернего почтового поезда, везущего его в столицу.

Затем, тщательно свернув записку, он поместил ее в футляр, который положил в карман, расположенный ближе к сердцу; это был если не первый, то самый сладкий залог любви, который он когда-либо получал в своей жизни!

Глава LXI
ИНФОРМАТОР

Исчезновение гостя, участвовавшего в танцах вместе с другими, – событие, на которое вряд ли могут обратить внимание. И даже если бы это было замечено, никаких объяснений не требовалось – известна традиция «уходить по-английски».

В английском аристократическом обществе уход возможен даже с тихого званого обеда – и даже из загородного дома, где приезд и отъезд гостей – явление более редкое, чем в крупном городе.

Настоящий этикет давно уже отказался от невыносимой процедуры прощания, с ее обязательными поклонами и еще более обязательными рукопожатиями. Достаточно попрощаться с хозяином – и особенно с хозяйкой – и отвесить поклон любой из оливковых ветвей, которые вам встретятся на пути из гостиной.

Это правило считалось вполне приемлемым в доме сэра Джорджа Вернона, и внезапный отъезд капитана Майнарда не удостоился бы никаких комментариев, если бы не пара специфических обстоятельств.

Он был незнакомцем в компании гостей сэра Джорджа, с романтическим, если не мистическим, прошлым, а литературный успех привлек к нему внимание даже в этих высоких кругах.

Но что особенно удивило, – так это способ, которым Майнард уехал. Его заметили танцующим с дочерью сэра Джорджа, а позже – выходившим с ней из дома погулять – через оранжерею в парк. Обратно он не вернулся.

Некоторые из танцующих, оказавшиеся вблизи входной лестницы, сразу после этого видели его собранный чемодан, а скрип колес отъезжающего экипажа сказал им о том, что Майнард уехал, покинув гостей.

Не было ничего особенного в этом. Он, вероятно, попрощался с хозяином на улице, как положено по этикету.

Однако никто не заметил, чтобы он сделал это; и, поскольку он еще некоторое время оставался в доме, отъезд казался бесцеремонным. По крайней мере, это выглядело странным.

Было и другое обстоятельство: после того как Майнард уехал, дочь баронета не появилась больше на танцах. Она больше не появилась после того вальса, во время которого ее и ее партнера так пристально рассматривали!

Она была всего лишь юной девочкой. Возможно, длительные вращения в танце привели к головокружению, и она удалилась, чтобы немного отдохнуть. Так рассуждали случайные свидетели. Но таких было немного. Чаровницы в широких юбках больше думали о себе; вдовы нашли себе занятие, тихо играя в вист в гостиной, и отсутствие Бланш Вернон никак не сказалось на их настроении.

Однако ее отсутствие сильно отразилось на настроении ее отца. В течение оставшейся части вечера странность в поведении сэра Джорджа была замечена многими из его гостей; он был погружен в собственные мысли, и это было видно. Хорошие манеры не помогли ему скрыть последствия удара, который на него обрушился. Несмотря на все его усилия, близкие знакомые могли обратить внимание, что с ним творится чтото неладное.

Его состояние действовало на гостей, веселящихся в ночи, угнетающе; и, возможно, поэтому кучера, ежившиеся от холода и с нетерпением ожидавшие пассажиров, к своему удовольствию, раньше обычного начали развозить гостей. Еще раньше них отправились спать по своим комнатам гости, ночующие в доме хозяина.

Сэр Джордж не пошел сразу спать, а направился в библиотеку. Он был не один. Франк Скадамор сопровождал его. Он делал это по требованию дяди, после того как они пожелали всем остальным доброй ночи. Тема беседы между сэром Джорджем и его племянником будет ясна из диалога, состоявшегося между ними.

– Франк, – начал баронет, – я желаю, чтобы ты был откровенен со мной.

Сэр Джордж сказал это не для красного словца. Он был не в том настроении, чтобы играть словами.

– О чем вы, дядя? – спросил Скадамор немного удивленно.

– Обо всем, что ты заметил между Бланш и этим… господином. Слово «господином» было произнесено с неприязнью – он почти прошипел это слово.

– Обо всем, что я заметил?

– Обо всем, что ты видел и что ты слышал.

– Обо всем, что я видел и слышал, я уже рассказал вам. Разве вот еще то, что было около часа назад.

– Час назад! Ты имеешь в виду то, что произошло под деревом?

– Нет, дядя, я имею в виду не это. Я видел еще кое-что уже после этого.

– После этого! Капитан Майнард сразу же уехал, уехал далеко отсюда!

– Да, он уехал. Но не с пустыми руками, кое-что он взял с собой.

– Кое-что он взял с собой?! Что ты имеешь в виду, племянник?

– То, что ваш уважаемый гость забрал листок бумаги, на котором кое-что было написано.

– Написано кем?

– Моей кузиной Бланш.

– Когда и где?

– Так, я полагаю, в то время, когда он готовился к отъезду, а что касается места – скорее всего, Бланш написала эту записку в своей спальне. Она ушла туда после… ну, вы сами видели.

Сэр Джордж слушал эти слова спокойно – настолько, насколько позволяла его выдержка. Однако нервное подергивание мышц на лице, а также бледность его щек племянник просто не мог не заметить.

– Продолжай, Франк! – сказал он нерешительно. – Продолжай и расскажи мне все. Как тебе стало известно об этом?

– Совершенно случайно, – ответил добровольный осведомитель. – Я вышел из гостиной в перерыве между танцами. Это было как раз в тот момент, когда Майнард уезжал. С того места, где я стоял, я мог видеть лестницу главного входа. Он там разговаривал с Сабиной, и, как мне показалось, у них был конфиденциальный разговор. Я видел, что он сунул что-то ей в руку – деньги, как я полагаю, – лишь после того, как она положила что-то белое в карман его пальто. Я полагаю, что это была бумага, по форме она выглядела как записка.

– Ты уверен, что это была записка?

– Вполне уверен, дядя. Я в этом нисколько не сомневался, и я сказал себе: «Это записка, написанная моей кузиной, которая послала Сабину передать послание Майнарду». Я мог бы остановить его и потребовать дать мне эту записку, но я не хотел поднимать шума. Вы знаете, что я никогда бы так не поступил.

Сэр Джордж не слышал этого хвастовства. Он уже вообще не слушал племянника. Его душа была полна мучительной болью – он размышлял над странным поведением дочери.

– Бедный ребенок! – пробормотал он с грустью. – Бедный невинный ребенок! Не помогли мои заботы, опека, какой я окружал ее, как никакой другой отец! О боже, разве я мог подумать, что пригрел дома змею, которая повернется и ужалит меня!

Чувства баронета не дали продолжить беседу, и Скадамор был отправлен в свою кровать.

Глава LXII
МОЛЧАЛИВЫЕ ПОПУТЧИКИ

Поезд, на котором ехал Майнард, сделал остановку на станции Сиденхэм, чтобы принять пассажиров, совершивших прогулку в Кристалл Палас.

Остановка не способна была вывести его из состояния некоей прострации, в которое он попал, переживая снова и снова все то, что произошло. И только голоса, раздававшиеся снаружи, пробудили его к реальности, – поскольку некоторые из них показались ему знакомыми.

Выглянув наружу, он увидел на перроне леди и джентльменов.

Можно было бы задаться вопросом, что они – экскурсанты в Кристалл Палас – делают здесь в такой поздний часть, но их разговорчивость и веселье дали основание полагать, что люди эти также успели пообедать в отеле «Сиденхэм».

Они шли по перрону, разыскивая вагон первого класса до Лондона. Поскольку их было шестеро, им нужен был пустой вагон, а Лондонская и Брайтонская линии были узкоколейными.6969
  Из этого можно заключить, что в те времена по узкоколейкам ходили вагоны первого класса, вмещавшие только шесть пассажиров. Возможно, к тому времени появились также железные дороги стандартной ширины, и вагоны, ходившие по ним, вмещали больше пассажиров.


[Закрыть]

Такой вагон найти было невозможно, и потому у них не было шанса собраться вместе, в одном вагоне. Компания, обедавшая в «Сиденхэме», должна была разделиться.

– Какая досада! – воскликнул джентльмен, который, казалось, был лидером в компании, – мне очень жаль. Но я полагаю, выхода нет. Ах – тут есть только один такой вагон!

Говоривший подошел и остановился напротив того места, где сидел Майнард – один, в углу вагона.

– Есть места для пятерых из нас, – продолжил он. – Нам придется занять эти места, дамы. Один из нас должен будет пойти в другой вагон.

Дамы согласились, он открыл дверь и стоял, держа ее за ручку.

Дамы – их было три – вошли в вагон первыми. Возник вопрос, кто из джентльменов покинет своих друзей.

– Я пойду, – вызвался тот, кто был самым молодым и самым скромным из трех.

Предложение было с радостью принято двумя другими – особенно тем, кто держал ручку двери.

Любезно предоставив другим войти, он был последним, кто собрался занять свое место. Однако, войдя в вагон, он словно спохватился – некая мысль заставила его изменить свое решение.

– Ах, леди! – сказал он. – Я надеюсь, что вы извините меня, если я покину вас и выкурю сигару. Я умираю без сигары.

Возможно, дамы сказали бы: «Курите здесь, рядом с нами», – но был ведь еще незнакомец, с которым надо было бы обговорить это, и потому они ответили:

– О, безусловно, сэр.

Но если бы кто-то из них внимательно понаблюдал за ним, прежде чем он ушел! Джентльмен стремительно выскочил на перрон, как будто у него была иная причина уйти, а совсем не курение.

Дамы подумали, что это несколько странно и даже невежливо.

– Мистер Свинтон – неисправимый курильщик, – сказала самая старшая из дам, словно извиняясь за него.

С этим замечанием она обратилась к единственному джентльмену, который остался в компании дам.

– Да, я вижу, что это так, – ответил тот тоном, в котором чувствовалась ирония.

Он уже обратил внимание на одинокого пассажира, в сюртуке и кепке, тихо сидевшего в углу вагона.

Несмотря на тусклый свет, он узнал этого человека и был более чем уверен, что и Свинтон узнал его. Взгляд попутчика остановился на дамах, и все они вскоре также узнали его.

Причем узнавание не сопровождалось словами или хотя бы кивком в знак приветствия. Только удивление и некоторое замешательство: как поступить? К счастью, тусклая масляная лампа не позволяла разглядеть выражение их лиц.

Некоторую неловкость испытывали Джулия Гирдвуд и ее мать. Корнелия же менее всего заботилась о том, чтобы скрыть свои чувства. Ей нечего было скрывать.

Но Луи Лукас предпочитал темноту – это он оставался единственным джентльменом в компании с дамами. Сначала он занял место напротив попутчика, напротив того самого джентльмена, который когда-то стрелял в его ньюфаундленда. Но это было малоприятное место, и он пересел, заняв место мистера Свинтона.

Он сделал это, отговорившись тем, что хотел бы сидеть поближе к миссис Гирдвуд.

Таким образом, Майнарда оставили без визави.

То, что произошло, казалось ему весьма странным. Да и как иначе? Около него, почти касаясь его плеча, сидела девушка, которую он когда-то любил, или, во всяком случае, восхищался ею.

Это была мимолетная страсть. Она прошла, и теперь сердце его было равнодушным и холодным. Было время, когда прикосновение этой изящной руки будило кровь и заставляло ее горячо пульсировать в венах. Теперь же ее прикосновение, поскольку они сидели рядом на одном диване, произвело на него не большее впечатление, чем прикосновение статуи, высеченной искусным скульптором.

Испытывала ли она такие же чувства?

Ему было трудно судить об этом, да и его это мало интересовало. Если у него и были чувства к ней, то лишь благодарность. Он вспомнил, как ему казалось, что именно она послала к нему на помощь посла со звездным флагом, и это подтвердила Бланш Вернон в той памятной беседе во время охоты на фазанов.

И потому он задавался вопросом: «Должен ли я заговорить с нею?»

Мысли вернули его в прошлое, он вспомнил все, что произошло между ними – ее холодное прощание на утесе, где он спас ее от наводнения; ее почти презрительный отказ на балу в Ньюпорте. Но он помнил также ее последние слова, посланные ему при выходе из танцевального зала и ее прощальный взгляд с балкона, когда он уезжал из Ньюпорта.

Эти слова и взгляд, снова всплывшие в давних воспоминаниях, заставили его повторить вопрос к самому себе: «Должен ли я заговорить с нею?» Десять раз он уже был готов начать беседу, и каждый раз не решался на это.

Времени было более чем достаточно, чтобы поговорить вволю. Хотя почтовый поезд, делая сорок миль в час, и должен был добраться до Лондона за пятнадцать минут, казалось, он никогда не доедет до станции. Время тянулось так медленно, потому что даже единым словом не обменялся в пути с капитаном Майнардом ни один из его бывших знакомых.

Все они почувствовали себя свободнее только тогда, когда показался перрон, давший им возможность избавиться от вынужденного соседства с ним!

Джулия, возможно, была исключением. Она последняя из компании покинула вагон, в то время как Майнард все еще находился там.

Казалось, она специально задержалась, в надежде на то, что разговор все же состоится.

Слова «Это бессердечно, жестоко!» – уже готовы были сорваться с ее уст, но чувство гордости остановило ее, и она быстро выскочила из вагона, чтобы избежать унижения.

Майнард также был близок к тому, чтобы заговорить. И он также подавил свое желание – гордостью, но не бессердечностью.

* * *

Он наблюдал за ними, шедшими по перрону. Он видел, как к ним присоединились двое джентльменов – один из них сделал это украдкой, как будто не желал, чтобы его заметили.

Он знал, что скрывающимся господином был Свинтон, и знал, почему он не желает попадаться Майнарду на глаза.

Майнарда более не волновали ни действия этого господина, ни – тем более – его компания. Единственной реакцией Майнарда были слова:

– Странно, что в каждом неприятном эпизоде в моей судьбе я встречаю эту компанию – в Ньюпорте, в Париже – и вот теперь в Лондоне, когда мое несчастье велико как никогда!

Майнард продолжал размышлять над этим совпадением, пока железнодорожный носильщик не усадил его в кэб, погрузив также его чемодан.

Служащий, не понимая причины витания в облаках этого странного пассажира, был недоволен.

Захлопнутая с силой дверца напомнила Майнарду о его рассеянности: он забыл дать носильщику чаевые!