Текст книги "Жена-девочка"

Глава LXXIII
ПОКУПКА ПАСПОРТА

Спустя двадцать четыре часа Кошут и его соратник – точнее, капитан Майнард и его слуга, – были готовы совершить это весьма рискованное путешествие.

Для этого потребовалось в обязательном порядке приобрести паспорт – либо через представителя французского консульства, либо через британское Министерство иностранных дел – и было ясно, что получить паспорт раньше следующего дня было невозможно.

Кошута не устраивала задержка, так же как и его нового «господина» – эта проклятая волокита при замене паспортов.

Они не думали, что, возможно, эта задержка – благо, поскольку она сумеет сохранить им жизнь!

Тем не менее, Майнард предпочел заказать паспорт через французское консульство. Он решил сделать это из-за меньших трудностей и надежды на более быстрое получение документа, чем через британское Министерство иностранных дел, чей бюрократизм по отношению к просителям был известен! Часто требуется несколько дней, прежде чем Джон Буль, отъезжающий за рубеж, сможет уговорить министра предоставить ему необходимые бумаги для защиты своего гражданства в чужой стране!

Ему потребуется сперва получить бумаги от банкира, священнослужителя и некоторых других респектабельных особ в своей стране. Государство, опекающее Джона, не поощряет бродяжничество.

Чиновник паспортного отдела французского консульства был более любезен. Мизерный заработок заставлял с почтением относиться к посетителям, могущим принести дополнительный доход. По этой причине чиновник весьма охотно взялся обслужить клиента.

Майнард, однако, не получил нужный документ из-за некоей проблемы. Возник вопрос относительно его слуги, который должен был отправиться в путешествие вместе с ним!

Лакей должен был прийти на прием и лично предоставить свои персональные данные! Чтобы эти сведения были также внесены в паспорт!

Так сказал французский чиновник холодным официальным тоном, не допускавшим, казалось, никаких возражений и уговоров!

Майнард знал, что хотя к этому времени благородный венгр уже расстался со своей роскошной бородой, его прекрасное лицо было слишком известно в Лондоне, чтобы избежать узнавания на улицах. Особенно велик риск быть узнанным во французском консульстве, на Кинг-Вильямстрит, или собственно чиновником паспортного отдела, или бессчетным количеством шпионов, всегда кишащих вокруг него.

Выражение лица Кошута невозможно скрыть под маской камердинера!

Но Майнард полагал, что сумеет преодолеть эту трудность. Потрепанное пальто и голодный взгляд французского чиновника подсказали ему, как действовать.

– Это будет крайне неудобно, – сказал Майнард. – Я живу в Вест-Энде, добрых пять миль отсюда. Мне придется проделать очень длинный путь только для того, чтобы привести сюда моего слугу. Я готов дать несколько соверенов, чтобы разрешить проблему.

– Я сожалею, – возразил чиновник, – внезапно чудесным образом изменяя свой официальный тон на весьма дружеский к человеку, который готов пожертвовать несколько соверенов. – Это предписание, месье должен учесть. Но… если месье…

Чиновник сделал паузу, чтобы подчеркнуть это многозначительное «но».

– Вы оказали бы мне большую услугу, избавив меня от необходимости…

– Может ли месье дать исчерпывающие данные о своем слуге?

– От головы до пят.

– Превосходно! Возможно, этого будет достаточно.

Без лишних разговоров описание экс-диктатора Венгрии легло на гербовую бумагу.

Это был его полный портрет, включая рост, возраст, оттенок волос, цвет кожи и обязанности, которые ему нужно выполнять. Как выходило из описания, служащий с такими данными должен быть похож по меньшей мере на «Джеймса Даукинса».7272
  Это подлинный факт. У меня до сих пор сохранился этот паспорт. (Прим. Элизабет Рид.)


[Закрыть]

– Я вам весьма обязан, месье, – сказал Майнард, получая документ от чиновника и запуская руку в карман, чтобы дать ему несколько блестящих соверенов. И, добавив: «Ваша вежливость спасла меня от очень большой неприятности», он поспешил покинуть департамент, оставив француза весьма довольным этим приятным сюрпризом, с выражением лица, которое может быть лишь у истинного сына Галлии.

* * *

До полудня того же дня господин и слуга уже были готовы отправиться в путь.

Чемоданы были упакованы, лошади запряжены, билеты на ночной пароход из Дувра в Кале приобретены.

Осталось лишь дождаться времени отъезда из Лондона.

В преддверии этого состоялось чрезвычайное тайное заседание – его участники собрались в одной их комнат в доме Кошута в Сент Джонс Вуд.

В собрании участвовало восемь человек, у всех у них был титул, полученный по наследству или за заслуги.

Все были известными людьми, большинство из них – выдающимися. Двое были из Венгрии, голубых кровей, еще один был бароном в этой стране, в то время как трое были генералами, каждый из которых командовал армейским корпусом.

Седьмой, самый низкий по рангу, был простым капитаном – это был сам Майнард.

А восьмой – кто был восьмым?

Этот человек был одет в костюм камердинера и держал в руках шляпу с кокардой, словно готовился покинуть обжитое место.

Было любопытно наблюдать, как другие сидели или стояли вокруг этого человека-лакея, включая баронов, графов и генералов, все, как и он, со шляпами в руках, однако не потому, что они готовились к отъезду. Шляпы были сняты в знак уважения!

Они разговаривали с ним, если и не в подобострастном тоне, но так, как разговаривают с лидером, а его ответы выслушивали с таким вниманием, каковое говорило о подлинном уважении к этому человеку!

Если и было когда-либо свидетельство величия человека, то оно заключалось в том, что соратники почитают его как в момент процветания, так и в час беды.

Именно так было с экс-диктатором Венгрии, ибо излишне говорить о том, что переодетым в камердинера был Кошут.

И даже в часы изгнания, когда его дело казалось безнадежным, а равнодушный мир с презрением хмурил брови, его можно было застать не в кругу нуждавшихся в нем подхалимов, а среди людей самых благородных кровей из Венгрии, людей, которые из уважения держали в руках свои шляпы и почитали его именно в тот час, когда судьба их любимой страны, как и их собственная, зависела от его воли!

Автор данного повествования стал свидетелем этой сцены и считает это триумфом разума перед обстоятельствами, победой правды над шарлатанством, величайшим триумфом, который когда-либо он видел.

Господа, собравшиеся вокруг него, были посвящены в тайну Кошута. Они слышали о восстании в Милане. Это как раз и было предметом их беседы, и большинство из них, так же как и Кошут, собиралось принять участие в этом выступлении.

Многие из них, как и Кошут, полагали, что это неблагоразумный шаг со стороны Мадзини – они также были знакомы с телеграммой, где говорилось об этом. Некоторые из них называли это безумием!

Ночь была темная и благоприятная для отъезда. Они нуждались в темноте, поскольку было известно о шпионах, следящих за ними.

Но Майнард все-таки принял меры предосторожности, чтобы обмануть бдительность этих ищеек деспотизма.

Он задумал хитрость, которая не могла не привести к успеху. Были приготовлены два набора чемоданов – один пустой, который покинет дом Кошута в кэбе, увозящем также капитана и его слугу. Кэб должен будет остановиться у северного въезда в Берлингтонскую Аркаду и дожидаться их там, пока пассажиры не возвратятся с прогулки, словно посетившие магазины этого фешенебельного района.

На Пикадилли будет находиться другой кэб, в котором будет настоящий багаж путешественников, отвезенный предыдущей ночью на квартиру капитана – автора этой идеи.

Шпионы должны быть опытными детективами, чтобы не попасться в эту ловушку.

Но как ни остроумна была эта хитрость, она так и осталась неосуществленной.

Как стало известно позже, Кошут и капитан Майнард вполне могли бы снова возблагодарить Господа за это.

Если бы они преуспели и сумели обмануть английских шпионов, это грозило бы гибелью всем планам. Менее чем через двадцать часов они оба оказались бы во французской тюрьме – Кошут для того, чтобы быть переданным в еще более опасную темницу в Австрии, а его мнимый хозяин, возможно, – в ту самую камеру, откуда он был ранее спасен благодаря флагу своей страны.

Но они даже не начали реализовывать свой план, даже не успели сесть в кэб, ожидавший их у ворот дома Кошута. Прежде чем они сделали это, человек, вбежавший в дом, предотвратил их отъезд.

Глава LXXIV
ВОССТАНИЕ – ОБМАН!

Человеком, который изменил их планы, был граф Розенвельд. Эта история требует разъяснения.

Незадолго до этого граф, прогуливаясь вокруг дома Кошута, отошел на некоторое расстояние – по заданию Кошута он должен был разведать обстановку.

Это было ему поручено потому, что он как старожил неплохо ориентировался в Лондоне.

Цель была в том, чтобы обнаружить, где и сколько расположено шпионов.

Темная ночь благоприятствовала ему; зная, что и сами шпионы любят темноту, он, прогуливаясь, приблизился к некоему укромному месту, где, по его предположению, могли находиться шпионы.

Он подошел уже совсем близко, когда услышал голоса, ведущие беседу, которые предупредили его о том, что шпионы где-то рядом. Он сумел увидеть двоих из них.

Они приближались к месту, где он стоял.

Ворота сада, обрамленные парой массивных столбов, образовали нишу, темную, как в подземелье Плутона.

Сюда и отошел граф, стараясь занять как можно меньше места, насколько позволяло его тело.

Туман, почти осязаемый на ощупь, помог ему остаться незамеченным. Эти двое подошли и, к счастью для Розенвельда, остановились почти перед самими воротами.

Они продолжали беседу, разговаривая достаточно громко, так что граф мог слышать каждое слово.

Он не знал, кем они были, но их беседа вскоре открыла ему все тайны. Это были шпионы, которые занимали дом напротив дома Кошута, – те самые люди, в поисках которых он и отправился на разведку.

Ночная темнота не позволяла ему разглядеть их лица. Он мог лишь различить две фигуры, нечетко проступающие сквозь пелену тумана.

Но это не имело значения. Он никогда не видел этих шпионов раньше, и потому их лица ничего бы ему не сказали. Достаточно было того, что он слышал их.

И он услышал достаточно для того, чтобы посчитать свою цель достигнутой, – достаточно для того, чтобы вести себя тихо, пока они не ушли; а затем, потрясенный услышанным, поскорее вернуться в круг друзей, которых он некоторое время назад оставил.

Он ворвался в комнату со словами, которые вызвали удивление – почти испуг!

– Вы не должны никуда уезжать, мой губернатор! – были первые слова, которые сорвались с его губ.

– Почему? – спросил Кошут в удивлении, которое разделяли все.

– Мой бог! – ответил австриец. – Я услышал странную историю, после того как я покинул вас.

– Какую историю?

– Историю этого восстания в Милане. Найдется ли на земле хоть один человек, чтобы поверить в эту историю, настолько подлую и отвратительную?

– Объясните, что вы хотите этим сказать, граф! Это была реакция всех присутствующих.

– Терпение, джентльмены! Вы и сами будете поражены, услышав, что я расскажу.

– Продолжайте!

– Я обнаружил шпионов, как и ожидалось. Двое из них были на улице и разговаривали между собой. Я спрятался за воротами; негодяи вскоре подошли вплотную к ним. Они не видели меня, но я их видел и, самое главное, слышал. И, что вы думаете, я услышал? Будь я проклят! Ни один из вас не поверит мне!

– Расскажите нам, посмотрим!

– Итак, восстание в Милане – обман, приманка, чтобы завлечь благородного губернатора и всех нас в австрийские сети. У него, у восстания, нет никакой другой цели – так сказал один из шпионов другому, ссылаясь на того, кто сказал ему об этом.

– И кто это сказал ему?

– Тот, кто его нанял, лорд А.

Кошут вскочил. Сведения, какими бы необычными они ни были, не могли показаться невероятными.

– Да! – продолжал Розенвельд. – То, что я вам говорю, не вызывает никакого сомнения. Шпион, который рассказал об этом товарищу, сообщил факты и даты, которые он, должно быть, получил из некоторого конкретного источника, и, поскольку многое я уже подозревал, кое-что подтвердило мои выводы. Я знаю силу этих богемских полков. Кроме того, имеются тирольские снайперы – настоящие телохранители тирана. Поэтому у нас нет никаких шансов, хотя Джузеппе Мадзини и думает иначе. Это восстание, безусловно, западня, и мы не должны попасть в нее. Так вы не поедете, мой губернатор?

Кошут посмотрел на своих друзей вокруг и остановил взгляд на Майнарде.

– Не спрашивайте меня, – сказал в ответ солдат-писатель. – Я все еще готов сопровождать вас.

– И вы вполне уверены, что все услышанное вами – правда? – спросил экс-диктатор, еще раз обращаясь к Розенвельду.

– Несомненно, ваше превосходительство. Я слышал это так, как будто говорили непосредственно со мной. Эти слова все еще звенят в моих ушах, которые горят от них!

– Что скажете, джентльмены? – спросил Кошут, тщательно изучая выражения лиц собравшихся. – Должны ли мы верить в такой позор?

Прежде чем кто-либо успел дать ответ, раздался звонок на воротах, прервавший их обсуждение.

Дверь открылась, пропустив человека, который зашел прямо в комнату, где собрались революционеры.

Все узнали полковника Ихаша, друга и адъютанта Кошута.

Не говоря ни слова, он передал лист бумаги в руки экс-диктатора.

Все присутствующие могли видеть, что это шифрованное телеграфное сообщение.

Это был один из шифров, к которому у Кошута был ключ.

Печальным тоном и дрожащим голосом Кошут расшифровал послание собравшимся, и его печаль передалась всем:

«Восстание оказалось фальшивым. За ним стоит предательство. Венгерские полки этим утром были разоружены. Десятки этих бедняг были расстреляны. Сам Мадзини и другие, вероятно, разделят их судьбу, если только не произойдет нечто невероятное, что может их спасти. Мы окружены со всех сторон, и спасения не видно. Свое спасение я вверяю в руки бога Свободы.

Тюрр.»

Потрясенный Кошут медленно опустился на стул. Казалось, что он сейчас свалится на пол!

– Я также призываю бога Свободы! – вскричал он, немного придя в себя и снова вскакивая. – Разве он может позволить таким людям, как они, стать жертвами деспотизма? – Мадзини и тем более – Тюрр-рыцарь – самые храбрые, лучшие, прекрасные из моих офицеров!

Никто из тех, кто хоть раз видел генерала Тюрра, не стал бы подвергать сомнению те высокие слова, которыми Кошут отозвался о нем. И его дела, совершенные после этого, только подтверждали этот хвалебный отзыв.

Таким образом, сведения, сообщенные Розенвельдом, были подтверждены этой ужасной телеграммой.

Граф сообщил их вовремя. Если бы он задержался, и Кошут с капитаном Майнардом были уже на пути к Дувру, предупреждение пришло бы слишком поздно – слишком поздно, чтобы спасти их от попадания уже следующей ночью в лапы к Луи Наполеону, в одну из его тюрем.

Глава LXXV
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
ГОСУДАРСТВЕННОГО ДЕЯТЕЛЯ

Завернутый в богато вышитый халат, в колпаке с кисточкой, небрежно надетом на голову, – ноги его были в полосатых шелковых чулках и марокканских шлепанцах – благородный патрон Свинтона сидел в своей библиотеке.

Он был один, разделив свое одиночество лишь с сигарой – одного из лучших сортов, от vuelta-de-abajo7373
  Район в провинции Пинар-дель-Рио (Куба), где выращивается табак для сигар. Табак, выращиваемый в Вуэльта Абахо, по мнению многих любителей, является лучшим из табачных изделий в мире.


[Закрыть].

Некоторая тень на его лице говорила о том, что он был чем-то огорчен. Но это была лишь легкая тень, которая не говорила о серьезной неприятности. Это было не более чем сожаление о том, что Лайошу Кошуту удалось спастись от сети, которая была специально для него расставлена, согласно собственной идее его светлости.

Его светлость, вместе с другими служащими короне заговорщиками, ожидал многого от бунта в Милане. Используя изощренные и хитрые приемы, они организовали это восстание-обман, в надежде, что удастся схватить и бросить в тюрьмы великих лидеров национальных движений.

Но проект провалился благодаря излишней перестраховке с их стороны. Проект был словно ребенок, у которого благодаря хорошему уходу слишком быстро выросли зубы, и прежде чем он достиг зрелости, его «родители» вынуждены были отказаться от него.

Венгерские полки были слишком быстро разоружены, и тем самым арест видных руководителей революций был поставлен под угрозу. Были расстрелы и казни на виселицах – массовые убийства участников восстания. Но жертвами стали отнюдь не крупные фигуры революционеров, настоящие лидеры спаслись.

«Неуловимый» Мадзини сумел удивительным, почти мистическим образом спастись, так же как и рыцарь Тюрр. Благодаря неким электрическим сигналам, против которых бессильны даже короли, Кошут был спасен от тюрьмы. Таковы были мысли огорченного патрона Свинтона, пытающегося понять, почему его дьявольский план провалился.

Его антипатия к венгерскому лидеру была двоякой. Он ненавидел его как политического соперника, того, чья доктрина была опасна для королей – «помазанников Божиих». Но он таил в себе и другую ненависть против Кошута, ненависть, которая имела личную природу. За оскорбление и шпионаж Кошут потребовал у его светлости извинений. Это требование было передано в персональном послании, которое составил человек, слишком влиятельный, чтобы его послание можно было оставить без внимания. Пришлось извиниться.

Немногие знали об этом инциденте между экс-диктатором Венгрии и высокопоставленной особой. Но об этом знает и помнит автор романа, а также сам его светлость, который с горечью вспоминал об этом вплоть до своей смерти. Нынешним утром ему было обиднее, чем когда-либо, поскольку он потерпел неудачу в своем плане мести, и Кошут был все еще жив.

Были обычные статьи, выданные газетами, со стандартными обвинениями в адрес прославленного изгнанника. Он был представлен как преступник, который не осмелился показаться на арене восстания, но поддержал его из своего безопасного убежища в Англии. Его называли «революционером-убийцей».

На какое-то время этот ярлык прилепился к нему, но ненадолго. В очередной раз на его защиту встал Майнард со своим острым пером. Он знал правду и не стал молчать.

И он действительно сказал правду, в ответ на язвительное замечание анонимного клеветника, назвав последнего «убийцей за столом».

В итоге репутация Кошута не только не пострадала, но и в глазах настоящих джентльменов стала более чистой, чем когда-либо.

Это было тем самым огорчением, которое разогревало ненависть его светлости, когда он курил свой «императорский» табак. Влияние никотина постепенно успокоило лорда, и тень ушла с его лица.

Тем более что у него все же был повод чувствовать себя триумфатором – не в войне или дипломатии, но зато в той области, где правит Купидон. Он думал о многих мимолетных победах, которых достиг, а когда вспоминал о том, что теперь стар и беспомощен, утешал себя мыслями об известности, деньгах и власти.

Но более всего его мысль останавливалась на самой последней и самой свежей интрижке, романе с женой его протеже, Свинтона. Он имел все основания считать это успехом, и, приписывая победу своему личному обаянию – в которое странным образом верил, – он продолжал курить свою сигару в состоянии блаженства и удовлетворенности.

Это его состояние было грубо нарушено вторжением лакея, бесшумно проскользнувшего в комнату и передавшего в руку его светлости визитную карточку, на которой было написано «Свинтон».

– Где он? – последовал вопрос слуге.

– В приемной, ваша светлость.

– Вы не должны были впускать его туда, пока не убедились, что я расположен принять его.

– Прошу прощения, ваша светлость. Он вошел туда сразу и не спросясь, – сказал, что ему нужно срочно переговорить с вашей светлостью.

– Тогда пригласите его сюда! Лакей поклонился и вышел.

– Что нужно этому Свинтону именно теперь? У меня сегодня нет с ним никаких дел, и я хотел бы по случаю избавиться от него. Вошел сразу и не спросясь! И желал срочно переговорить непременно со мной! Впрочем, какое мне дело!

Однако его светлость не был ко всему этому равнодушен. Совсем наоборот, внезапная бледность проступила на его щеках, а губы побелели, как у человека, находящегося под влиянием дурного предчувствия.

– Интересно, подозревает ли этот малый о чем-либо…

Эта мысль его светлости была прервана появлением «малого» собственной персоной.

Глава LXXVI
СКРОМНОЕ ТРЕБОВАНИЕ

Появление в комнате протеже отнюдь не принесло успокоения шестидесятилетнему донжуану. Наоборот, щеки и губы его еще более побледнели. Что-то в глазах экс-гвардейца выдавало, что этот человек затаил обиду.

Более того, чувствовалась его решимость требовать компенсации за оскорбление. При этом его светлость не мог ошибаться: все эти чувства были направлены против него самого. Смелое, внушающее страх состояние посетителя, столь отличное от того, каким оно было до настоящего времени, показывало, что, какими бы ни были его претензии, он намерен идти до конца.

– Что с вами, дорогой мой Свинтон? – спросил его испуганный патрон тоном притворного примирения. – Я могу быть вам чем-то полезен сегодня? У вас есть ко мне дело?

– Да, у меня есть дело, и довольно неприятное.

В таком ответе его светлость не мог не заметить довольно неучтивое опускание его титула.

– В самом деле! – воскликнул он, стараясь не замечать этого. – Неприятное дело? К кому?

– Лично к вам, мой лорд.

– Ах! Вы меня удивляете – я не понимаю вас, мистер Свинтон.

– Ваша светлость поймет, когда я упомяну один случай, который произошел в прошлую пятницу днем. Это было на улице в южной части Лейстер Сквер.

Этого было вполне достаточно для его светлости, и он едва не упал со стула. Хотя даже если бы он и остался сидеть неподвижно, весь вид его при упоминании этого названия говорил о том, что ему очень хорошо известно об этом «одном случае»!

– Сэр – мистер Свинтон! Я не понимаю вас!

– Вы отлично меня понимаете! – ответил Свинтон, снова неучтиво опуская титул патрона. – Вы должны знать об этом, – продолжал он, – так как вы были на той самой улице именно в указанное время.

– Я там не был.

– Бесполезно отрицать это. Я был там, и я лично видел вас. И хотя ваша светлость скрывала свое лицо, нет никакой проблемы – ни для меня, ни для джентльмена, который оказался рядом со мной и который знает вашу светлость так же как и меня, – поклясться, что он видел именно вас.

Хотя теперь и был наконец упомянут титул, но с большой долей сарказма.

– И вы утверждаете, что я был на этой улице в это время? – спросил обвиняемый с вызовом.

– Да, но дело не только в этом. Ваша светлость может свободно находиться на любой улице, как и любой другой человек. Но когда ваша светлость, как было замечено, выходит из некоторого дома, имеющего определенную репутацию, в сопровождении леди, которую я имею честь достаточно хорошо знать, – то у меня уже есть серьезное основание удивляться. Так же как и у моего друга, который был рядом со мной.

– Разве я не могу помочь леди после того, как вышел из здания? Это просто случайное совпадение.

– Но совсем не случаен ее вход вместе с вами – тем более, что ваша светлость оказал ей любезность и помог выйти из кэба, после того как вы проехали с ней вместе по улице! Так что, мой лорд, нет смысла отрицать все это. Отговорки вам не помогут. Я был свидетелем собственного позора, были и другие свидетели. Я требую компенсации.

Если бы все троны Европы развалились перед его глазами, то этот прожженный конспиратор не был бы так неприятно ошеломлен. Как и Людовик XIV, он полагал, что после него хоть потоп, но потоп угрожал теперь именно ему – серьезное, убийственное наводнение, которое могло поглотить не только большую часть его состояния, но большую часть его славы!

Он был испуган тем более потому, что перед этим двое уже пострадали от подобного удара. Лорд знал, что виновен и что это может быть доказано, понимал, насколько жалкой будет попытка оправдаться. И теперь у него не было другого выхода, кроме как подчиниться требованиям Свинтона. Он надеялся, что эти требования не будут слишком тяжелы, и их можно будет выполнить без особых проблем.

Возникшая пауза успокоила его. Это напоминало картину, когда стервятник, насытившись печенью, утолил свой голод и успокоился, – и когда Свинтон заговорил снова, тон его разговора предвещал компромисс.

– Мой лорд, – сказал он, – я чувствую себя опозоренным. Но я бедный человек, и я не могу позволить себе обратиться в суд против вашей светлости.

– Зачем вам обращаться в суд? – спросил лорд, поспешно ухватившись за соломинку, брошенную ему. – Я уверяю вас, что все это – ошибка. Вы были введены в заблуждение. У меня были причины иметь частную беседу с леди, которую вы подозреваете; и я в тот момент не подумал, что моя встреча с ней может быть истолкована превратно.

Это была жалкая отговорка, и Свинтон выслушал ее с насмешкой. Его светлость и не рассчитывал на иную реакцию. Он сказал это только для того, чтобы дать своему опозоренному протеже шанс на то, чтобы как-то замять это дело.

– Вы такой человек, – продолжал он, – которому я совсем не желал бы доставлять неприятности. Я готов сделать что-либо, чтобы избежать этого, я готов исполнить любую вашу просьбу, только скажите. Вы хотели попросить меня о чем-то. Что я смогу для вас сделать?

– Да, у меня есть просьба, мой лорд.

– Что бы вы хотели, чтоб я для вас сделал?

– Титул. Ваша светлость может даровать мне его?

На сей раз лорд вскочил со стула и стоял, смотря на него широко раскрытыми глазами и с выражением ошеломленного таким требованием человека.

– Вы сошли с ума, мистер Свинтон!

– Я не сошел с ума, мой лорд! Я имею в виду именно то, о чем я говорю.

– Да, но поймите, сэр, что если обеспечить вам титул, это создаст такой скандал, который может стоить мне репутации. Даже не думайте об этом. Такие почести можно заслужить только в качестве награды!

– А также для тех, кто оказывает такие услуги, как я. Именно это, мой лорд, является отличной службой государству. Я полагаю, что вы и сами собирались это сказать. Такие услуги может оказать только человек не очень щепетильный, но для меня это неважно. Если бы заслуги учитывали средства их достижения, мы никогда бы не слышали о таких патентах благородства, как у лорда Б., графа С. и сэра Х. Н., и еще около шестидесяти прочих лиц я мог бы назвать. На каком основании, мой лорд, при полном отсутствии заслуг этих джентльменов, им были даны такие же права, как и Бурке? А если взять этого самого Бурке, ставшего «сэром Бернардом» только для того, чтобы увековечить свою геральдику? Прелестное, прелестное служение государству, что и говорить! Я уверен, что у меня есть не меньше прав на титул, чем у него.

– Я не отрицаю этого, мистер Свинтон. Но вы же знаете, что это вопрос не права, а целесообразности.

– Пусть будет так, мой лорд. У меня именно такой случай. – Я говорю вам, что я не осмеливаюсь сделать это.

– А я говорю вам, что осмелитесь! Ваша светлость может сделать почти все. Британская общественность полагает, что у вас есть и власть, и право, и вы можете принимать законы страны. Вы научили их думать так, и им неведомо что-то иное. Кроме того, в данный момент вы очень популярны. Они думают, что вы – совершенство!

– И все-таки, несмотря на это, – ответил его светлость, не замечая насмешки, – я не осмелюсь сделать то, о чем вы просите. Как! Дать вам титул! Я с таким же успехом мог бы говорить о смещении королевы и назначении вас королем в ее королевстве.

– Ха-ха! Я не рассчитываю на такую высокую честь. Мне этого не надо, ваша светлость. Короны, говорят, делают головы уязвимыми. Я – человек весьма умеренных устремлений. Я вполне удовлетворюсь титулом.

– Это безумие, мистер Свинтон!

– Хорошо, если вы не можете сделать меня лордом, как и вы, я согласен на титул баронета. Я даже буду вполне удовлетворен титулом простого рыцаря. Конечно, ваша светлость сумеет сделать это для меня?

– Это невозможно! – воскликнул патрон с досадой. – Может, у вас есть какое-то иное желание? Получить должность чиновника?

– Я не гожусь для этого. И я не хочу служить. Мне нужно только титул, мой лорд.

– Значит, вы хотите только титул? – спросил лорд после некоторой паузы, как будто ему внезапно пришла в голову некая идея, способная разрешить проблему. – Все равно какой? Титул графа вас бы устроил?

– Как ваша светлость могла бы дать мне его? В Англии нет графов!

– Но они есть во Франции.

– Я знаю это, и знаю многих из них, большинство из них не имеют достаточно средств, чтобы соответствовать этому титулу.

– Не думайте о средствах. Титул обеспечит их человеку таких талантов, как вы. Вы можете быть одним из них. Французский граф все же граф. Я полагаю, этот титул удовлетворит вас?

Свинтон, казалось, размышлял.

– Возможно. И как вы думаете получить этот титул для меня?

– Я уверен, что это возможно. Тот, кто имеет власть даровать такие почести, – мой близкий друг, с которым я лично знаком. Мне не надо говорить вам, что это – правитель Франции.

– Я знаю это, мой лорд.

– Хорошо, мистер Свинтон, будем считать, что титул французского графа удовлетворит вас, и вы получите его в течение недели. Или еще раньше, если поедете в Париж сами.

– Мой лорд, я буду рад поехать туда.

– Тогда договорились. Приходите ко мне завтра. Мне тем временем подготовят письмо, с которым вы отправитесь к императору Франции и сможете войти в высший свет этой страны. Приходите ровно в десять.

Не стоит говорить, что Свинтон оказался пунктуален и прибыл в назначенное время. Полный радости, он совершил поездку из Парк-Лейн в Париж.

Не менее рад был и его патрон – тем, что сумел откупиться так дешево, в то время как в ином случае это могло не только дорого стоить, но и повлечь за собой губительный скандал.

Менее чем через неделю с момента этого разговора Свинтон пересек границу Южного Берега с патентом на графский титул в кармане.