Текст книги "Раскаты грома"

Глава 77

Год оказался насыщенным и для Дирка Кортни. После сокрушительного поражения Дирка в столкновении с Руфью между ними установился нейтралитет, но Дирк признал ее хозяйкой Лайон-Копа.

Бурю Кортни он не замечал, если только она не сидела на коленях у Шона или у него на плечах. Тогда Дирк исподтишка непрерывно следил за ними, пока не находил возможность прервать их игру, или уходил из Лайон-Копа. Его отлучки становились все более частыми; он ездил в Питермарицбург и по округе, чтобы поиграть в регби и поло; случались и загадочные ночные посещения Ледибурга. По утрам Дирк всегда уезжал, и Шон считал, что он едет в школу, пока не получил письмо от директора.

Показав журнал с отметками Дирка, директор откинулся в кресле и ждал, что скажет Шон.

– Неважные отметки, верно?

– Согласен, мистер Кортни. Неважные.

– Нельзя ли отправить его куда-нибудь в интернат, мистер Бизант?

– Конечно, вы можете это сделать, – с сомнением сказал Бизант, – только что ему это даст, кроме разве нового тренера по регби?

– Но как ему иначе поступить в университет?

На Шона произвело большое впечатление то, как высшее образование сказалось на Майкле. Университет казался ему лучшим средством от всех грехов юности.

– Мистер Кортни…

Директор тактично помолчал. Он слышал о характере Шона и совсем не хотел увидеть его проявление.

– Некоторые молодые люди не подходят для учебы в университете.

– Я хочу, чтобы Дирк там учился, – перебил Шон.

– Сомневаюсь, чтобы Стелленбош или Кейптаунский университет разделяли ваше желание.

Директор вспомнил, что он не абы кто, и заговорил с сухим сарказмом.

– Вы хотите сказать, что он глуп? – спросил Шон.

– Нет-нет, – торопливо успокоил его Бизант. – Просто, скажем так, у него нет склонности к академическому образованию.

Шон обдумал его слова. Разница показалась ему неопределенной, но он решил оставить это и спросил:

– Что же вы предлагаете?

Предложение Бизанта сводилось к тому, чтобы Дирк как можно быстрее убрался из школы, но он выразил это мягко.

– Хотя Дирку всего шестнадцать, для своего возраста он вполне зрелый юноша. Почему бы ему не начать работать в акациевой компании?..

– Значит, вы рекомендуете забрать его из школы? – задумчиво спросил Шон, и Бизант сдержал вздох облегчения.

Дирка Кортни определили в ученики к десятнику при фабричных бойлерах. Первым делом он сообщил десятнику, что со временем будет владеть этой фабрикой – «никогда не забывай об этом». Упомянутый джентльмен, предупрежденный о репутации Дирка, мрачно взглянул на него, выпустил длинную струю табачного сока в дюйме от сверкающей обуви Дирка и ответил довольно долгой речью. Потом показал на котелок на печи в мастерской и велел сварить ему кофе, а пока Дирк занимается этим, пусть вынет палец из задницы. Через неделю они стали приятелями, и этот человек по имени Арчибальд Фредерик Лонгворти начал обучать Дирка тому, что не имело отношения к фабричному производству. Арчи было тридцать шесть лет. Он приехал в Африку, отсидев пять лет в Ливенвортской тюрьме за «преступное посягательство на чужие права». Когда он объяснил Дирку смысл этого юридического термина, тот восхитился.

Арчи представил Дирка одной из своих подружек Хейзел, пухлой дружелюбной девушке, которая работала в баре «Ледибургского отеля» и одаривала своими милостями с той же готовностью, с какой наливала выпивку за стойкой. Однако Дирк очень скоро стал ее любимцем и научился у нее многим тонкостям.

Арчибальд Лонгворти тщательно обдумал ситуацию и решил, что из дружбы с наследником Шона Кортни можно извлечь немалую выгоду. К тому же мальчишка оказался очень забавным.

Он мог не хуже других переспать с уличной девкой и пить джин, но у него к тому же был неиссякаемый запас соверенов.

А Дирк в ответ восторгался Арчи – часть своего отношения к отцу он перенес на первого настоящего друга. Не обращая внимания на седые виски и нелюбовь Арчи к воде и мылу, на его поредевшие волосы, сквозь которые просвечивала розовая макушка, на гнилые зубы, Дирк наделял Арчи великолепием и смелостью пирата прежних времен.

Когда Дирк обнаружил у себя безболезненные, но отвратительно пахнущие выделения, Арчи сказал, что это всего лишь «бели», и вместе с ним отправился к врачу в Питермарицбург. Возвращаясь на поезде, они со смехом планировали месть, предвкушая удовольствие.

Хейзел удивилась, увидев их в середине воскресного дня. Она быстро села, когда они вошли в ее комнату, выходящую во двор отеля.

– Дирки, ты не должен приходить днем. Твой папа узнает.

В маленькой обшарпанной комнате было душно, запах сырости и невылитого ночного горшка смешивался с острым запахом женского пота. Тонкая ночная рубашка Хейзел липла к телу и очерчивала тяжелые груди и глубокую впадину у пупка.

Под глазами у нее были темные круги, к щеке, где остался рубец от подушки, прилипли влажные волосы.

Вдвоем они стояли на пороге и улыбались ей, и по богатому опыту Хейзел распознала волчью свирепость, скрытую за этими улыбками.

– Что вам нужно?

Неожиданно она испугалась и невольно прикрыла ладонью глубокую ложбинку между грудями.

– Дирки хочет поболтать с тобой.

Арчи старательно закрыл дверь и повернул ключ, потом подошел к кровати. От физического труда мышцы на его руках стали жесткими и узловатыми, непропорционально большие кисти покрывал жесткий светлый волос.

– Держись подальше от меня, Арчи Лонгворти. – Хейзел спустила ноги с кровати; ночная рубашка задралась, обнажив полные белые ляжки. – Я не хочу неприятностей, просто оставьте меня в покое.

– Ты заразила Дирки триппером. А Дирки мой друг, и ему не понравился твой подарок.

– Я не… Это не я, говорю вам. Я чистая. – Она стояла, по-прежнему прижимая рубашку к груди, и пятилась от них. – Держитесь от меня подальше.

И тут Арчи прыгнул к ней.

– Нет, не стану!

Она открыла рот, собираясь закричать, но рука Арчи закрыла ей рот, как большой волосатый паук. Хейзел отчаянно сопротивлялась, пытаясь оторвать от лица его ладонь.

– Давай, Дирки.

Арчи без усилий держал ее одной рукой за талию. Дирк неуверенно стоял у двери, он больше не улыбался.

– Давай, парень. Я ее держу. – Неожиданным рывком Арчи бросил девушку на кровать лицом вниз и зажал ей рот подушкой. – Давай, Дирки, держи-ка.

Свободной рукой он расстегнул свой широкий пояс. Кожа была усеяна тупыми металлическими заклепками.

– Сложи вдвое.

– Дьявольщина, Арчи… ты считаешь, надо?

Дирк по-прежнему колебался, пояс висел у него в руке.

– Ты что, боишься?

Рот Дирка застыл при этой насмешке. Он шагнул вперед, взмахнул поясом и ударил по дергающемуся телу. Хейзел на мгновение застыла, потом ахнула в подушку.

– Вот так… подожди минутку. – Арчи засунул большой палец под рубашку и разорвал ее от плеч до подола, обнажив белые, полные ягодицы. – А теперь покажи ей!

Дирк снова поднял тяжелый, сложенный вдвое пояс; он стоял так, испытывая головокружительное ощущение власти, делавшее его равным богам; потом вложил всю свою силу в следующий удар.

Глава 78

– Он не встречает сопротивления, – сказал Ронни Пай, и Гаррик Кортни рядом с ним тревожно заерзал.

– Ты слышал его речь? – не унимался Ронни.

– Нет.

– Он хочет объединить Наталь с этой бандой голландцев из Трансвааля и Оранжевой республики.

– Да, знаю.

– Ты с ним согласен?

Гарри молчал; казалось, он целиком занят проказами жеребят, которые неуклюже бегали перед ними в загоне на своих кажущихся слишком длинными ногах.

– Я посылаю двадцать годовалых жеребят на торги в Питермарицбург. Получу по четыреста – пятьсот фунтов за голову – они все первоклассные животные. И смогу выплатить тебе часть долга.

– Об этом сейчас не волнуйся, Гарри. Я пришел не за деньгами. – Ронни предложил коробку с сигарами. Гарри отказался. Ронни выбрал сигару для себя и начал тщательно ее подготавливать. – Ты согласен с идеей союза?

– Нет.

– Почему?

Ронни не отрывал взгляда от сигары, не желая раньше времени показывать свою заинтересованность.

– Я воевал с ними: с Леруа, Нимандом, Ботой, Сматсом. Я воевал с ними, и мы победили. А теперь они сидят в Претории и спокойно собираются опять захватить страну – и не только Трансвааль и Оранжевую республику, но и Наталь и Кап. Любой англичанин, который им помогает, предает короля и свою страну. Его следует поставить к стенке.

– Очень многие с тобой согласны – очень многие. Но Шон Кортни не встречает сопротивления, он просто вознамерился войти в собрание.

Гарри повернулся и, хромая, пошел вдоль ограды загона; Ронни шел за ним.

– Мне и другим кажется, что против него нужно выдвинуть достойного человека – кого-то значительного. Уважаемого. С хорошим военным прошлым. Человека, написавшего книгу и понимающего, что происходит. Владеющего словом. Если мы найдем такого человека, то с удовольствием вложим в него деньги. – Он зажег спичку, подождал, пока прогорит сера, закурил и продолжал в облаке дыма: – До выборов всего три месяца. Нужно организовать все немедленно. Через неделю Шон проводит митинг в школе…

Политическая кампания Шона, которая проходила ровно и не вызывала большого интереса, неожиданно приобрела новое драматическое качество.

На первом его политическом митинге в Ледибурге присутствовало почти все местное население. Все до того изголодались по развлечениям, что готовы были выслушать речь Шона, которую уже дословно напечатали во всех натальских газетах. С отважным оптимизмом они надеялись, что время, отведенное для вопросов, окажется более интересным – и многие подготовили вопросы по таким злободневным темам, как стоимость охотничьих лицензий, система общественных библиотек и контроль за болезнями скота. На худой конец, это была возможность повидаться с друзьями со всей округи.

Но кроме рабочих Шона, его друзей и соседей, появились и другие, занявшие первые два ряда. Все это были молодые люди, которых Шон никогда раньше не видел, и он неодобрительно смотрел, как они громко смеются и шутят во время подготовительных мероприятий.

– Откуда эта банда? – спросил он председателя собрания.

– Приехали на поезде в полдень, все вместе.

– Похоже, они напрашиваются на неприятности. – Шон чувствовал в незнакомцах сдержанное возбуждение людей, предвкушающих насилие. – Почти все уже немало выпили.

– Шон. – Руфь положила ему руку на колено. – Обещай, что не будешь связываться. Не настраивай их против себя.

Шон открыл рот, собираясь ответить, да так и застыл – он увидел, как вошел Гарри Кортни и сел в заднем ряду рядом с Ронни Паем.

– Закрой рот, дорогой, – прошептала Руфь, и Шон послушался, а потом улыбнулся и приветливо помахал брату рукой. Гарри кивнул в ответ и сразу принялся что-то обсуждать с Ронни Паем.

Среди кашля и шарканья председатель встал, чтобы представить Шона тем, кто учился с ним в школе, пил его бренди и вместе с ним охотился. Он рассказал, как Шон буквально в одиночку выиграл англо-бурскую войну, а теперь со своей фабрикой и акацией принес процветание в округу. Закончил он несколькими фразами, от которых Шон заерзал и попытался ослабить воротничок.

– Итак, леди и джентльмены нашего прекрасного округа, представляю вам человека, проницательного и способного к предвидению, человека с сердцем большим, как его кулак, вашего и моего кандидата – полковника Шона Кортни!

Шон с улыбкой встал и чуть не отпрянул от взрыва насмешливых возгласов и выкриков из первых рядов. Улыбка его погасла, а кулаки, лежавшие на столе, сжались и превратились в два молота. Он смотрел на молодых людей, начиная потеть от гнева. Его легонько потянули за фалду, и это привело его в чувство, он немного разжал кулаки. И заговорил под крики «Садись!», «Пусть говорит!», «Дайте ему шанс!», «Встаньте!» и под грохот стучащих об пол башмаков.

Трижды в этом реве он сбивался, и ему приходилось, багровея от гнева, обращаться к Руфи за помощью, а вокруг бушевали волны насмешливого хохота. Последнюю часть речи он прочел по записи в блокноте, что, в общем, ничего не меняло, потому что и в трех шагах от него вряд ли можно было разобрать хоть одно его слово.

Он сел, и в зале наступила тишина. Она была полна таким ожиданием, что Шон догадался: все это спланировано заранее. Главное развлечение еще впереди.

– Мистер Кортни. – В конце зала встал Гарри, и все выжидательно повернули к нему головы. – Могу я задать вам несколько вопросов?

Шон медленно кивнул. Вот оно что! Такой прием устроил ему Гарри.

– В таком случае вопрос первый. Можете ли вы сказать, как называется человек, который продает эту страну врагам своего короля?

– Предатель! – заорали в первых рядах.

– Бур!

Теперь молодые люди встали и ревели хором. Этот ад продолжался пять минут.

– Я уведу тебя отсюда, – прошептал Шон Руфи и взял ее за руку, но она быстро отняла ее.

– Нет, я останусь.

– Пошли, не упрямься. Тут будет жарко.

– Тебе придется меня вынести, – гневно выпалила его великолепная жена.

Шон уже готов был принять вызов, но рев неожиданно стих. И снова все повернули головы к Гаррику Кортни, готовому задать второй вопрос. В наступившей тишине Гарри злобно улыбнулся.

– Еще одно. Не скажете ли вы нам, каковы национальность и вера вашей жены?

Голова Шона дернулась, словно от пощечины. Но Руфь уже была на ногах. Она положила руку ему на плечо, чтобы он не вставал.

– Думаю, я сама отвечу на этот вопрос, Гарри. – Она говорила отчетливо, лишь с легкой хрипотой в голосе. – Я еврейка.

Все молчали. Она стояла, положив руку на плечо Шона, стояла прямо и гордо и смотрела Гарри в глаза. И он не выдержал первый. Сильно покраснев, он потупился и заерзал на больной ноге. Даже в первых рядах ее слова вызвали такую же виноватую реакцию. Молодые люди переглядывались и отводили взгляды. Один встал и направился к выходу. На полпути он остановился и повернулся.

– Простите, миссис. Я не знал, что здесь будет такое.

И пошел дальше к выходу. Проходя мимо Ронни Пая, он бросил ему на колени соверен. Еще один встал, неловко улыбнулся Руфи и пошел к двери. За ним по двое и по трое последовали и остальные. Последние вышли толпой, и Шон злорадно заметил, что не все вернули Ронни его монеты.

Гарри стоял в конце зала, не зная, уйти или остаться и попробовать выбраться из ситуации, которую он серьезно недооценил.

Шон медленно встал и, обнимая Руфь за талию, откашлялся – горло у него заложило от гордости за нее.

– Мало того, – сказал он. – Она к тому же одна из лучших поварих в округе.

Под смех и приветственные крики Гарри, спотыкаясь, вышел из зала.

Глава 79

На следующий день Гаррик Кортни объявил о намерении выставить свою кандидатуру от Ледибурга в качестве независимого кандидата, но даже лоялистские газеты за шесть недель до голосования не давали ему никаких шансов на успех.

* * *

Вечером, когда давно уже стемнело, Дирк привязал Солнечную Танцовщицу к коновязи у отеля. Ослабив подпругу и вынув изо рта лошади удила, он оставил ее пить из корыта, а сам пересек тротуар. Идя к бару, он посмотрел на большое окно с рекламой над ним золотыми и красными буквами: «Мучает жажда? Пей пиво Голдберга!»

Он быстро осмотрел посетителей бара в поисках доносчиков.

Никого из десятников отца – эти всегда опасны. Господ Петерсена, Пая или Эразмуса сегодня нет. Он узнал двух механиков с фабрики, несколько железнодорожных рабочих, бухгалтера из Кооперативного общества, увидел с полдюжины незнакомых людей – и решил, что сегодня здесь безопасно.

Никто из этих людей не занимает в ледибургском обществе столь высокое положение, чтобы рассказать Шону Кортни о пристрастии сына к выпивке.

Дирк прошел до конца квартала, постоял несколько секунд и небрежно двинулся обратно. Но взгляд его непрерывно обшаривал все островки тени в поисках затаившихся соглядатаев. Сегодня главная улица была пуста. Оказавшись у входа в бар, Дирк повернул к нему, вошел и оказался в залитом желтым светом ламп салуне. Ему нравилась здешняя атмосфера – запах опилок, спиртного, табачного дыма и мужчин. Это место для мужчин. Для громких голосов и смеха, грубоватых шуток и дружбы.

Когда он вошел, несколько человек у стойки оглянулись.

– Эй, Дирк!

– Мы без тебя скучали, где ты пропадал всю неделю?

Дирк ответил на приветствие Арчи и занял место рядом с ним. Шел он к этому месту выпрямившись, чуть вразвалку, – его ждали среди мужчин.

– Добрый вечер, Дирк. Что выпьешь?

К нему торопливо подошел бармен.

– Привет, Генри, сегодня все спокойно? – шепотом спросил Дирк.

– Должно быть… никаких шпионов не ожидаем, – заверил его Генри. – Но задняя дверь за тобой открыта.

Дирк сидел в тщательно выбранном углу. Отсюда он видел всех входящих в бар, а его самого заслоняли сидящие у стойки. Дверь позади него вела через помещения для мытья посуды на задний двор – необходимая предосторожность, когда тебе семнадцать и закон и отец запрещают тебе выпивать.

– Хорошо, тогда мне – как обычно, – кивнул Дирк.

– Ты сегодня поздно, – заметил Генри, наливая джин в стакан и разбавляя пивом. – Снова охотился?

Генри – низкорослый человек сорока с небольшим, с бледным незагорелым лицом и маленькими голубыми глазами; задавая вопрос, он подмигнул Арчи Лонгворти.

– Что сегодня опять? – начал привычные расспросы Арчи.

Дирк приложил палец к носу.

– А ты как думаешь?

Он улыбнулся, и все радостно рассмеялись.

– Кто на этот раз? Мадам? – выспрашивал Арчи, играя на публику, которая со смехом подалась вперед.

– А, эта!

Дирк презрительно пожал плечами. Мадам – прозвище жены одного из паровозных машинистов. Каждые вторые сутки в ночь ее муж вел поезд в Питермарицбург. Она не считалась большим завоеванием.

– Тогда кто? – мягко расспрашивал Генри.

– Дам тебе знать, когда сам перестану бывать в этом гнезде, – пообещал Дирк.

– Красивая? Молодая? – настаивали слушатели.

– Ничего себе. Недурна.

Дирк отхлебнул джин.

– Парень, у тебя их столько, что ты перестал их ценить, – подсмеивался Арчи, улыбаясь слушателям, и Дирк от удовольствия заважничал.

– Давай, Дирк, расскажи нам, парень. Она горячая?

Вместо ответа Дирк вытянул вперед палец, осторожно коснулся своего стакана, зашипел, словно дотронулся до раскаленного железа, и с возгласом боли отдернул руку. Все восхищенно загоготали. Дирк смеялся вместе со всеми, раскрасневшийся, довольный.

– Рассказывай, – настаивал Генри. – Имя можешь не называть, только расскажи подробно. Где ты ее нашел?

– Ну…

Дирк колебался.

– Давай, Дирк, расскажи.

Конечно, он уступил. Рассказал – да в таких подробностях, что снисходительный тон их смеха изменился, все тесно окружили его и жадно слушали.

– Боже, неужто так и сказала?

– А ты что? – подбадривали слушатели.

И Дирк говорил. Он был прирожденным рассказчиком и нагнетал напряжение постепенно, пока его не окружила внимательная тишина. Но в остальной части бара голоса и хохот зазвучали громче, чем когда он вошел. Одна компания уже была особенно сильно под мухой.

– И вот я взял ее за руку, – продолжал Дирк, – и сказал: «У меня для тебя есть маленький сюрприз». «Какой?» – спросила она. Как будто не знала. «Закрой глаза, покажу», – говорю я.

В баре кто-то громко говорил:

– Возьмите этого сволочного подлюгу Кортни. Чем он занят? Знай раскатывает в своем железном тарантасе и произносит речи, да и только.

Дирк осекся на середине фразы и поднял голову. Его лицо неожиданно побледнело. Говоривший сидел в дальнем конце бара. Он был одет в поношенный синий комбинезон.

Немолод, вокруг глаз и рта морщины от нелегкой жизни.

– А знаете, на чьи денежки? Я вам скажу – на наши! Без наших денег он и месяца не протянул бы! – Человек вытянул руки, мозолистые, с обломанными ногтями, с темными полумесяцами грязи под ними. – Вот где он берет деньги. Полковник Кортни, так его разэтак.

Дирк, глядя на говорящего, сжал кулаки.

Неожиданно комната затихла, и поэтому следующие слова синего комбинезона прозвучали еще громче:

– Вы знаете, сколько он платит? Тридцать два фунта в месяц самому квалифицированному рабочему. Тридцать два фунта в месяц!

– Минимальное жалованье двадцать пять, – сухо заметил один из его товарищей. – Можешь поискать работу получше – если найдешь, конечно. А я останусь.

– Да дело не в этом. Этот большой ленивый ублюдок делает на нас состояние. Небось может платить и побольше. Думаю…

– Думаешь, ты столько стоишь? – вскакивая, крикнул Дирк в сторону говорившего. Все зашевелились и с интересом повернули к нему головы.

– Оставь его, Дирк, он пьян. Не начинай, – прошептал Генри и добавил громче, повернувшись к рабочему:

– С тебя довольно, Норман. Пора домой. Старуха ждет тебя с ужином.

– Добрый Боже! – человек смотрел в сторону Дирка, пытаясь сосредоточить на нем взгляд. – Добрый Боже! Да это щенок Кортни.

Лицо Дирка застыло. Он медленно пошел по комнате к этому человеку.

– Оставь его.

Арчи схватил юношу за руку и попытался удержать. Но Дирк вырвался.

– Ты оскорбил моего отца. Ты назвал его ублюдком!

– Верно, – согласился Норман. – Твой папочка и есть ублюдок. Твой папочка большой везучий ублюдок, который за всю жизнь и дня не проработал, – большой, везучий, кровожадный ублюдок. И вырастил такого же бесполезного щенка, который убивает время здесь.

Дирк ударил его в рот, и Норман, взмахнув руками, упал со стула. Он ударился о пол плечами, повернулся, встал на колени и выплюнул кровь и сломанный зуб.

– Ах ты, паршивец… – закричал он, продолжая плевать кровью.

Дирк занес левую ногу и наподдал, вложив в удар всю свою силу. Носок сапога попал человеку в грудь и опрокинул его на спину.

– Господа, да остановите его! – закричал Генри из-за стойки. Но все сидели словно парализованные и смотрели, как Дирк поднял стул, занес над головой и опустил, словно рубил топором бревно. Тяжелый деревянный стул ударил Нормана в лоб, и тот головой стукнулся о пол. Череп раскололся, две струйки крови из ноздрей потекли на посыпанный опилками пол.

– Ты его убил! – нарушил наступившее молчание одинокий голос.

– Да, – согласился Дирк.

«Я его убил. Я убил человека», – свирепо пело у него в груди. Эта свирепость так заполнила его грудь, что он с трудом дышал. Он стоял над трупом, наслаждаясь новым ощущением, не желая терять его ни на секунду. Он чувствовал, что его ноги дрожат, что кожа на щеках от возбуждения натянулась, грозя вот-вот лопнуть.

– Да, я его убил.

Он задыхался от охватившего его невероятного наслаждения. Поле его зрения сузилось, в нем оставалось только мертвое лицо. Лоб пробит, глаза выкачены из орбит.

Вокруг звучал хор испуганных комментариев:

– Надо послать за его отцом!

– Я сваливаю!

– Нет, оставайтесь на местах. Никто не должен уходить.

– Мой Бог, вызовите доктора Фрейзера!

– Док здесь не нужен, нужна полиция.

– Ну и быстрый… чистый леопард, черт его дери…

– Боже, я ухожу.

Два человека склонились над телом.

– Оставьте его! – рявкнул Дирк. – Не трогайте.

Молодой лев над добычей. Его послушались. Выпрямились и отошли. Все отступили, оставив Дирка одного.

– Приведите его отца, – повторил Генри. – Кто-нибудь скачите за Шоном Кортни!

Час спустя в бар вошел Шон. На нем был тулуп поверх пижамы, сапоги он торопливо натянул на босые ноги. Он остановился на пороге и осмотрел комнату, волосы его спросонья были встрепаны, но когда он вошел, атмосфера в комнате изменилась. Напряжение немного ослабло, все повернулись к нему.

– Мистер Кортни, слава Богу, вы пришли, – выпалил молодой констебль, стоявший рядом с доктором Фрейзером.

– Как он, док? – спросил Шон.

– Он мертв, Шон.

– Па… – начал Дирк.

– Замолчи! – мрачно приказал Шон. – Кто он? – обратился он к констеблю.

– Норман Ван Эйк, сэр, механик с вашей фабрики.

– Сколько свидетелей?

– Пятнадцать, сэр. Они все видели.

– Хорошо, – распорядился Шон, – отнесите тело в участок. Показания можете снять утром.

– А как обвиняемый… я хочу сказать, ваш сын, сэр? – поправился констебль.

– За него отвечаю я.

– Я не уверен, что могу… – Он увидел выражение лица Шона. – Ну хорошо. Полагаю, все в порядке, – неохотно согласился он.

– Па… – снова начал Дирк.

– Я тебе велел молчать – для одного вечера ты натворил достаточно, – ответил Шон, не глядя на него, потом повернулся к бармену.

– Принесите одеяло.

Констеблю он сказал:

– Пусть они вам помогут.

Он указал на окно, в котором виднелись любопытные лица.

– Хорошо, мистер Кортни.

После того как тело, завернутое в одеяло, унесли, Шон многозначительно взглянул на доктора Фрейзера.

– Пожалуй, пойду закончу осмотр.

– Идите, – согласился Шон. Врач взял свою сумку и вышел.

Шон закрыл за ним дверь, задвинул ставни на окнах и повернулся к людям, тревожно стоявшим у прилавка.

– Что случилось?

Они переминались с ноги на ногу, никто на него не смотрел.

– Ты, Джордж? – выбрал Шон одного из механиков.

– Ну, мистер Кортни, ваш Дирк подошел к Норману и сбросил его со стула. Потом, когда Норман хотел встать, он пнул его, потом взял стул и ударил.

Механик говорил запинаясь.

– Этот человек спровоцировал его? – спросил Шон.

– Ну, он назвал вас… прошу прощения, мистер Кортни… назвал большим ленивым кровожадным ублюдком.

Шон нахмурился.

– Правда? А что еще он сказал?

– Сказал, что вы работорговец, что ваши люди умирают с голоду. Сказал, что он когда-нибудь до вас доберется.

Это вмешался в объяснения Арчи Лонгворти. Говорил он с легкой вопросительной интонацией, посматривая на собравшихся. Через несколько секунд они виновато закивали и утвердительно загомонили. Это подбодрило Арчи.

– Он вроде как намекнул, что однажды вечером подстережет вас и сведет счеты.

– Он сказал это именно в таких словах?

Шон так явно главенствовал в помещении, говорил так властно, что когда Арчи оглянулся в поисках поддержки, то нашел ее на лицах свидетелей.

– Он сказал: «Однажды вечером я подстерегу этого большого ублюдка и тогда покажу ему», – сказал Арчи. Никто не возразил.

– Что случилось потом?

– Ну, он начал подкалывать молодого Дирка. «А, вот и щенок Кортни, – сказал он. – Наверно, такой же трус, как его старик».

– И что Дирк?

– Ну, сэр, он просто рассмеялся, как джентльмен, спокойно и дружелюбно. «Угомонись, – сказал он, – ты слишком много выпил».

Тут в голову Шону пришла неожиданная мысль.

– А что вообще здесь делал Дирк?

– Ну, дело вот в чем, мистер Кортни… Пару недель назад он дал мне взаймы несколько фунтов. Я попросил его зайти за ними… вот он и зашел.

– Значит, он здесь не пил? – подозрительно спросил Шон.

– Боже, конечно, нет!

Арчи так явно изумил этот вопрос, что Шон кивнул:

– Хорошо. И что потом?

– Ну, Норман продолжал над ним смеяться. Обзывал его трусом и всяко… точно не помню. Но наконец молодой Дирк потерял терпение. Подошел и сшиб его со стула. Думаю, Норман это заслужил. А, парни?

Арчи снова всех осмотрел.

– Это верно… У меня кровь кипела, когда я слышал, как он глумился над Дирком, – поддержал Арчи механик, и остальные одобрительно зашумели.

– Ну так вот, – продолжил свой рассказ Арчи. – Норман, лежа на полу, вытащил нож.

Вдоль прилавка пробежал шумок изумления. Кто-то раскрыл рот и протестующе поднял руку, но неожиданно смешался и просто почесал щеку.

– Этот нож – где он сейчас? – спросил Шон.

Стоявший за ним Дирк заулыбался. Улыбка делала его лицо прекрасным.

– Вот.

Бармен Генри сунул руку под прилавок и достал нож с большой костяной рукоятью. Все в комнате посмотрели на него.

– Как он туда попал? – спросил Шон и впервые увидел на всех лицах виноватое отвращение. Он со всей определенностью понял: врут.

– Я потом забрал его у Нормана. Мы подумали, что вам лучше первому узнать правду… вы его отец и все такое.

Арчи смущенно пожал плечами и улыбнулся свидетелям.

Шон медленно повернулся к ближайшему из них. Это оказался банковский клерк.

– Этим ножом Норман Ван Эйк угрожал моему сыну?

– Этим самым, мистер Кортни.

Говоря это, клерк неестественно взвизгнул.

Шон посмотрел на следующего и слово в слово повторил вопрос.

– Да, нож тот самый, сэр.

– Тот, тот.

– Да.

– Несомненно, это он.

Шон по очереди спросил всех, и все ответили одинаково.

– Дирк, – наконец обратился он к сыну. И спросил медленно и тяжело, глядя в невинные глаза Дирка: – Перед лицом Бога, Норман Ван Эйк угрожал тебе этим ножом?

«Сын мой, скажи нет. Скажи громко, чтобы все услышали. Если тебе дорога моя любовь, скажи правду. Пожалуйста, Дирк, прошу тебя». Все это он пытался передать без слов, одним взглядом.

– Господь свидетель, па, – ответил Дирк и снова замолчал.

– Ты не ответил на мой вопрос, – настаивал Шон. «Пожалуйста, сын мой».

– Он вытащил нож из кармана комбинезона – лезвие было закрыто. Он раскрыл его ногтем большого пальца левой руки, па, – спокойно объяснил Дирк. – Я хотел ногой выбить нож, а попал в грудь. Он повалился на спину, и я видел, что он поднимает нож, чтобы метнуть. Я ударил его стулом. Только так я мог его остановить.

Лицо Шона утратило всякое выражение. Оно стало жестким, каменным.

– Хорошо, – сказал он. – Сейчас нам лучше пойти домой. – Он обратился к собравшимся: – Спасибо, джентльмены.

И вышел за дверь, к своему «роллсу». Дирк покорно пошел следом.

На следующий день Дирк Кортни под залог в пятьдесят фунтов был передан на поруки отцу с условием, что спустя две недели предстанет перед судом по обвинению в убийстве.

Его дело рассматривалось первым. В старинном здании суда собралась вся округа, снаружи люди прильнули ко всем окнам. После семиминутного обсуждения судья вынес вердикт, Дирк сошел со скамьи подсудимых, и его тут же – со смехом и поздравлениями – подхватила толпа и вынесла на солнце.

В почти опустевшем здании суда Шон не встал со своего места в переднем ряду. Петер Аронсон, защитник, которого Шон выписал из Питермарицбурга, сложил бумаги в портфель, пошутил с регистратором и подошел к Шону.

– На все про все семь минут – это рекорд.

Улыбаясь, он походил на медведя коалу.

– Закуривайте, мистер Кортни.

Шон помотал головой. Петер закурил непропорционально длинную сигару.

– Однако сознаюсь, эта история с ножом меня беспокоила. Я ожидал неприятностей. Мне этот нож совсем не понравился.

– Не больше, чем мне, – негромко ответил Шон, и Петер наклонил голову набок, глядя Шону в лицо яркими птичьими глазами.

– Зато свидетели хороши – настоящие ученые тюлени. Только командуй: оп, оп! Словно по волшебству. Кто-то очень хорошо их выдрессировал.

– Я вас не понимаю, – мрачно сказал Шон, и Петер пожал плечами.

– Я пришлю вам счет. Предупреждаю: счет будет большой. Скажем, пятьсот гиней?

Шон откинулся на спинку стула и посмотрел на маленького адвоката.

– Скажем, пятьсот гиней, – согласился он.

– Когда вам в следующий раз понадобится защитник, рекомендую способного молодого человека по фамилии Ролл. Хамфри Ролл, – продолжал Петер.

– Вы думаете, мне опять понадобится защитник?

– С вашим парнем – понадобится, – уверенно сказал Петер.

– А вы не хотите поработать? – спросил Шон с внезапно пробудившимся интересом. – Пятьсот гиней мало?