Текст книги "Рысь"

18

Закатные цвета раскрашивали небо, четче проступал месяц, над Лауэнентальской долиной задувал ледяной ветер. Было уже поздновато, чтобы пеленговать еще одну рысь, Юлиус Лен это понимал. Обе рыси, распределенные ему за завтраком, были уже найдены. Мену он локализовал в Турбахтальской долине: она, похоже, куда-то двигалась, сигналы поступали нечеткие, их хватило лишь для двухточечной пеленгации. Зато постоянными были сигналы Неро, обитавшего в Гштайге – тут Лену удалась добротная трехточечная пеленгация.

Так что работа была сделана. Но что-то по-прежнему тяготило Лена. Чувствуя беспокойство, он хотел оставаться на природе в полном одиночестве – во всяком случае, не хотел возвращаться к людям.

Лен включил третью передачу, ближайшие повороты он знал как свои пять пальцев. В Лауэнене он припарковался у «Тунгельхорна», вышел и достал антенну. За исключением шума Мюлибаха ничего слышно не было. Лен откорректировал частоту и уже хотел убирать антенну, когда услышал слабый сигнал. Где-то в этой долине обитала Рая.

Автобус линии «Гштад – Лауэнен» приехал на площадку со стороны Сельскохозяйственного товарищества. Лен бросил антенну за сиденья и, сев в машину, заметил, как шофер помахал ему рукой в благодарность за то, что он освобождает место. Лен тоже поднял руку в знак приветствия и тронулся к Лауэненскому озеру, наблюдая в зеркало заднего вида, как автобус занял при развороте весь пятачок.

Лену захотелось быстро определить местонахождение Раи, чтобы, если позволит местность, запеленговать ее до наступления темноты. Припарковавшись неподалеку от фермерского дома в Нижнем Луимосе, он приступил к пеленгации. Сигналы были нечеткими. За Лауэненским озером, отливавшим зеленым в лучах закатного солнца, он вообще ничего не улавливал. Лен уже подумывал прекратить поиски и выпить что-нибудь у Райнера Вакернагеля. Однако близкое присутствие Раи лишало его спокойствия. Он вернулся в центр деревни, свернул на развилке у автомастерской Ойгена Хехлера и его неисправных машин и стал подниматься на Хундсрюгг. С каждым поворотом сигнал становился все сильнее.

Он припарковался неподалеку от двора, на котором рядом с хлевом стояло три жижеразбрасывателя. И лишь там уловил сигнал, позволивший снизить чувствительность приемника. Тем самым ему удалось установить, что Рая находится в Шёнебодемедере, ответвлении Лауэнентальской долины, у подножия Ротхорна. Этой местности Лен не знал. Вскоре он доехал до калитки, в которую нельзя было протиснуться на машине. Солнце уже клонилось к вершине Виспилеграта, времени почти не оставалось. Лен решил идти дальше пешком, прихватив с собой только приемник, антенну и бинокль.

На окрестных лугах еще лежали снежные покровы, а вскоре снежная корка, трескающаяся под горными ботинками, покрыла и тропинку. Лен дошел до места, с которого открывался обзор на всю долину. Сигналы по-прежнему шли с перебоями.

Чуть позже он добрался до лесной опушки. Без фонарика и карты входить в этот лес как-то не хотелось. К тому же, скоро похолодает, а куртка осталась в машине. В нерешительности Лен остановился и прислушался к сигналам.

– Здравствуйте, – раздалось у него за спиной.

Лен вздрогнул и обернулся. К нему подходил сухопарый мужчина лет сорока пяти в бежево-коричневом клетчатом берете, сжимавший в руках длинную подзорную трубу и смотревший на него как на давнего знакомого. Он – фермер и интересуется рысями, представился подошедший, когда до Лена оставалось всего несколько шагов. Пристально взглянув Лену в глаза, он махнул рукой в сторону антенны. Увидев эту штуковину, он решил, что ему надо хоть раз в жизни поучаствовать в пеленгации рыси.

Встреча эта была неприятной и неуместной, и больше всего Лену хотелось избавиться от навязчивого спутника.

– А что это у вас за подзорная труба такая? – поинтересовался Лен, в свою очередь рассмотрев собеседника.

Тот сдвинул берет повыше, откашлялся и промямлил:

– Я не только фермер, но еще и орнитолог.

После чего обеими руками протянул Лену трубу словно предлагая ее на продажу.

– Весьма интересная местность, жаль только, что у меня не хватает на нее времени.

– А какие в Лауэнене водятся птицы?

На самом деле, Лену было глубоко безразлично, что за птицы летали в окрестностях и как они выглядели в подзорную трубу. Ему вовсе не хотелось продолжать этот разговор.

– Альпийские галки и канюки. Ничего особенного. В общем, все то же, что и по всему региону. В основном же, галки и канюки.

Повисла пауза. Лен ждал от собеседника более подробных описаний.

– А бабочками орнитологи занимаются? – поинтересовался Лен, когда пауза слишком затянулась.

– Не все. Хотя я занимался. Но я… а почему вы спрашиваете?

– У нас живет одна в доме. Северная болория, кажется. Ее покалечило. Она больше не летает. Подумал, вдруг вы что-нибудь о них знаете. Говорят, она редкая.

– По бабочкам я, увы, не специалист.

– А чем вы занимаетесь?

– Миграцией галок, – послышалось в ответ. – Как они мигрируют, как ловят высотные ветра, насколько чувствительны к переменам погоды, чем кормятся.

В подошедшем мужчине было нечто странное, забавное. Лену нравилось, что тот говорил не на местном диалекте, а похоже, приехал откуда-то из Миттельланда[14]14
  Миттельланд – административный район Берн-Миттельланд, в центре кантона Берн. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Когда Лен снова взглянул на подзорную трубу, один конец которой был похож на ружейное дуло, ему вспомнилась охотничья дробь, найденная в трупе Зико, несмотря на то, что он умер естественной смертью. Вспомнилась отравленная Рена, отрубленные лапы и мысль о том, что, если все так продолжится, летом рысей можно будет по пальцам пересчитать. Недоверие стало первым долгом. При этом Лен не мог не признаться себе, что испытывает к этому человеку симпатию. Быть может, тот был всего-навсего жалким орнитологом-любителем, по баснословным ценам приобретавшим большие подзорные трубы, чтобы наблюдать за всякими малоинтересными тварями. Как бы там ни было, Лен понял, что собеседник не относится к числу оберландских дуболомов и что ему было бы даже любопытно пройтись с ним некоторое время. Пеленгование, так или иначе, скоро придется прекратить, к Рае он близко подходить не станет, поэтому, преодолев недоверие и первоначальную неприязнь, Лен смирился и согласился взять с собой человека в берете и с подзорной трубой, когда тот наконец попросил об этом.

Вдвоем пошли они по тропинке и исчезли в лесу. У Лена было лишь слабое представление о том, где находится Рая. Солнце еще просвечивало сквозь верхушки елей, но скоро должно было раствориться в окутавшем Лауэнентальскую долину тумане. Лен уже собирался поворачивать назад.

Его спутник вновь надвинул берет на лоб и шел рядом, не спуская глаз с Лена и косясь на приемник всякий раз, когда Лен доставал его. Лену это не мешало.

Спутнику хотелось знать, где обитает рысь, почему во время пеленгования Лен описывает антенной полукружия. Лен кратко объяснил, как работает ручная антенна.

Когда сигналы вдруг резко усилились, Лен поддался на уговоры и все-таки не стал возвращаться, а сошел с тропинки и, выйдя из леса, двинулся в обход, чтобы понять, насколько сильно будет отличаться угол падения, если пройти немного вдоль склона, а не подниматься по нему. Уловив в конце обходного пути сигнал под тем же углом, он и сам не знал, что думать. Если б рядом никого не было, он закончил бы пеленгацию. Но ему хотелось доказать спутнику, что он знает свое дело и не зря слоняется по горам. Поэтому они оба отправились дальше и вышли из леса. Показалась вершина Ротхорна.

Чем выше они поднимались, тем выше, казалось, забиралась и рысь. Пока Лен с недоверием поднимал антенну, спутник смотрел на него все с большей надеждой. Лен отвел взгляд от приемника и пошел в том направлении, которое подсказывала антенна.

Над ними были только скалы, снег, лед, меркнущее серебристо-голубое небо и, может быть, Рая.

Склон становился круче. Гряды скал выступали из-под снега, следы лавин делили склон на части. Лен пытался вспомнить, что Скафиди говорил утром о вероятности схода лавин. Лену хотелось повернуть назад. Он замерз и проголодался. Если Рая обитала на скалистых склонах под Ротхорном, то искать ее было бесполезно, а забраться многим выше того, где они находились сейчас, без альпинистского каната было, по его мнению, невозможно. Лен остановился.

– У вас тоже нет фонарика? – спросил он.

Ответив отрицательно, спутник сказал, что из-за снега будет достаточно светло. На то, что Лен остановился, он, похоже, особенного внимания не обратил. Когда он ушел на несколько шагов вперед, Лен двинулся следом. В недостатке интереса к рысям орнитолога нельзя было упрекнуть. Лена это успокаивало.

Когда после длинного скалистого кряжа, вздымавшегося четырехметровой стеной, перед ними открылся вид на голые скалы Ротхорна, Лен различил стадо серн. Его спутник долго смотрел в подзорную трубу, потом опустил ее и принялся считать животных невооруженным глазом. Лен проверил сигналы Раи.

– Двадцать девять, – сообщил спутник.

Лен не сводил глаз со скал и не обратил на эти слова никакого внимания. Наиболее четкие сигналы поступали со стороны серн.

Несмотря на холод, голод и боязнь высоты, Лену теперь тоже не хотелось возвращаться. Ему хотелось подойти к стаду ближе, чтобы понять, что там происходит. Единственный проходимый путь лежал через лавинный кулуар, перейти который Лен бы не решился, если б его спутник храбро не шагнул вперед и, пройдя несколько метров, не встал бы с другой стороны, недоуменно глядя на Лена и вопрошая о причине заминки.

Серны, стоявшие на скальном отроге и слегка скрытые последним деревцем, которому удалось-таки пустить корни на такой высоте, были видны как на ладони. Порядка сотни метров отделяло Лена и его спутника от животных, рассредоточившихся по вытянутому каменному уступу и рывших снег в поисках пропитания.

Замерзшими руками Лен направил антенну на стадо серн, снова включил приемник и поймал сильнейший сигнал. Рая наверняка была рядом.

– Ее должно быть видно в бинокль или подзорную трубу, – сказал Лен.

Вооружившись тем и другим, оба принялись рыскать глазами по окрестностям, но так никого и не нашли. Никого, кроме мирно пасшихся парнокопытных. Одна из серн постоянно оглядывалась по сторонам, но оглядывалась она спокойно, едва ли не задумчиво.

Вдруг орнитолог, положивший трубу на скальный выступ заговорил о трех серых, гладких камнях, расположенных чуть ниже стада. Лен посмотрел в бинокль и по описанию орнитолога нашел то место. Действительно – неприметно, неброско и недвижно, как окатыши рядом с ней, в снегу лежала Рая. От третьего, едва торчавшего из-под снега камня, ее отличали лишь кисточки на ушах.

Лен затаил дыхание и понял, что сегодня ему предстоит увидеть то, чего многие зоологи дожидались годами – настоящую охоту. И чем дольше он переводил взгляд с рыси на серн и обратно, тем меньше понимал, как стадо может не замечать близости Раи.

Солнце закатилось за Виспилеграт в Заненланд, скалы перестали блистать отраженным светом. Ноги Лена превратились в заиндевевшие чурбаки, а в остальном все было по-прежнему. Рая не торопилась. Глядя на ее уши, Лену хотелось увидеть ее спереди, узнать, насколько напряжены мышцы задних лап и насколько внимательно следят за потенциальной жертвой глаза.

После длительного ожидания ближайшая к рыси серна сделала два шага вниз, в сторону Раи, и повернулась к ней задом.

Это послужило сигналом.

Рая осторожно выпростала передние лапы и, не поднимая головы, подключила задние к этому первому шагу – неторопливому, как на замедленном повторе. Наконец, подняла в воздух вторую лапу и так продуманно опустила ее на снег, словно боялась оставить следы. Черный хвостик держался горизонтально. Лен уже не мог больше ждать, когда же она прыгнет.

Рая подкрадывалась к жертве все ближе и ближе, неспешно переставляя лапы по снегу, перекладывая вес тела с одного плеча на другое и красиво изгибаясь.

Лен отказывался верить, что парнокопытные не замечают ее. Быть может, серны действительно утратили чутье за те сто лет, пока не было рысей.

Скоро Рая изготовится и прыгнет. Наконец-то, он увидит одну из серн, заполнявших ежегодные статистические выкладки Штальдера о жертвах рысей, наконец-то увидит, как кусает рысь и сколько времени проходит, прежде чем жертва падает бездыханной, увидит, как реагирует на это остальное стадо.

– Это, наверное, поинтересней, чем наблюдать за галками? – поинтересовался Лен.

– За галками? – переспросил спутник. И сразу: – Да, гораздо интересней.

Рая исчезла в углублении, которого Лен прежде не замечал, и тут все произошло – неподражаемый свист разорвал тишину. То был не предсмертный вопль, а сигнал тревоги из середины стада. Намеченная Раей серна пулей взлетела наверх, к общей группе, все члены которой теперь не спускали своих вылупленных глаз с застывшей от свиста рыси.

Похоже, Рая была озадачена. Как и двое мужчин. Лену казалось странным, что стоявшая так близко Рая не пытается настичь серн тремя-четырьмя прыжками. Но Рая лишь смотрела на них, а серны, хотя и кучковались, по-прежнему продолжали блуждать вверх и вниз на довольно большом расстоянии друг от друга. Вскоре Рая отвернулась, ушла обратно по своим следам и исчезла за вытянутым скалистым выступом.

Серны пришли в беспокойство. У них началась паника. Некоторые животные забегали туда-сюда, не сводя глаз со скального гребня, за которым пропала Рая.

Орнитолог спросил Лена, предпримет ли рысь еще одну попытку. Лен пожал плечами.

Рая взбиралась вверх, пока не достигла высоты, на которой собралось множество серн. Ненадолго улеглась в маленькую скальную седловинку, потом пробежала по выступу. Еще до того как она достигла другой стороны скалы, одна из серн засвистела. Рая снова остановилась.

Дважды повторив такие попытки приблизиться незаметно, Рая вернулась в лес.

Люди подождали, пока неудачливая охотница уйдет подальше, и по собственным следам начали спускаться в долину. Они были поражены, когда вскоре после лавинного кулуара – там, где их следы шли вдоль четырехметровой скальной стены, – наткнулись на новый след. Глубокие отпечатки смешались с их собственными следами и двинулись дальше к ближайшей лесной опушке: Рая перелетела через эту стену, высотой с двухэтажный дом, приземлилась на снег четырьмя лапами и длинными прыжками удалилась в лес.

В конце долины Шёнебодемедера, у машины Лена, мужчины кратко попрощались. Совершенно окоченевший Лен поспешил залезть в гортексную куртку.

19

Позже на той же неделе Геллерт пригласил в Вайсенбах сотрудницу «Про Натуры» Надю Орелли. И вопреки надеждам Геллерта на то, что Штальдер отправится на ночное пеленгование, Скафиди уедет в Базель, а Лен – в Берн, все трое соседей остались вечером на станции.

Скафиди и Лен живо обсуждали, с каких точек местности лучше пеленговать. Штальдер сидел в своей комнате – вероятно, погрузившись в научную литературу, что приходилось предполагать всякий раз, когда он закрывал дверь. Надя Орелли постояла перед картами, рассматривая булавки: красные – самок, уже родивших или медленно, но верно подыскивавших место для родов, синие – самцов – и черные, обозначавшие браконьерство, саботаж и гибель рысей. Геллерт, стоявший на другом конце комнаты и готовивший фондю из сыра Скафиди, подробно рассказывал Наде историю каждой булавки. Ей было жаль, что после отрубленных лап и отравления Рены они теперь потеряли и Зико. Геллерт описал ей невероятные странствия Балу, назвал координаты тех мест, где рыси встречались в период спаривания, рассказал, как Лену посчастливилось долго наблюдать за охотой Раи, что еще не удавалось ни ему, ни Штальдеру, и что Рая первой из самок окотилась – в Хольцерсфлуэ, у Лауэненского озера.

Когда же Геллерт рассказал ей о бабочке, которой Надя до этого не замечала и которая, как и прежде, тихо обитала на подоконнике, гостья радостно засмеялась и оценила заботу Геллерта больше, чем его редкую находку, провозглашенную на станции домашним животным.

Потом все сели за стол. Геллерт со всей подобающей повару гордостью подал фондю. И пока Скафиди относил все комплименты угощению на счет собственного сыра, Геллерт не забывал подливать белое вино, а Штальдер – перчить свой хлеб, Лен беспрестанно изучал суть и сущность Нади Орелли, хотя с самого начала был уверен, что перед ними будущая жена Геллерта.

Надя сидела с задумчивым видом, макнула в сыр кусочек хлеба и, покрутив вилку, вернула его на тарелку, явно собираясь что-то сказать.

– После неудачи с Зико вам нужно что-нибудь ободряющее, – сказала она, окинув взглядом собравшихся вокруг нее мужчин. – Я привезла вам статистику нашего сайта.

Она поднялась и достала какую-то бумагу из папки, обклеенной множеством стикеров «Про Натуры».

– Здесь черным по белому написано: семь тысяч семьсот шестьдесят пять посетителей за последний месяц. Интерес к Тито растет не по дням, а по часам.

– Семь тысяч семьсот шестьдесят пять, – задумчиво произнес Геллерт без всякого недоверия. – То есть в день это…

– Почти триста, – перебил Штальдер, не отрывая взгляда от вилки.

– Отнюдь не мало, – заверила Надя. – И это не все посетители домашней странички, а лишь те люди, которые проходят по ссылке на Тито.

– Наверно, это глупый вопрос, – начал Геллерт. – Но можно ли узнать, кто посещает страницу? Как я могу проверить, смотрит ли кто-нибудь регулярно информацию о Тито?

Пока Геллерт задавал свои вопросы, Лен не сводил с него глаз, а потом с любопытством взглянул на Надю.

– Технически это возможно, – ответила та. – Но, если я не ошибаюсь, это запрещено законом о защите персональных данных.

Надя вопросительно посмотрела на Геллерта.

– Хочешь проверить, кто из знакомых еще не заходил в гости к Тито?

– Просто была одна идея, – спокойно ответил Геллерт.

Возникла небольшая пауза, во время которой Лен макнул в сыр очередной кусок хлеба, Штальдер – еще основательнее поперчил свой, Геллерт опять наполнил бокалы, Надя аккуратно наколола на вилку новый кусочек, а Скафиди с удовольствием жевал.

– Поскольку страничка с Тито вызывает такой ажиотаж, я поговорила с коллегами. Летом мы хотели бы начать выкладывать информацию еще об одной рыси.

Геллерт заинтересовался, а Штальдер, похоже, насторожился.

Положив на тарелку вилку с новым кусочком хлеба, Надя принялась жестикулировать руками.

– Мы не собираемся отказываться от Тито, но нам захотелось показать самку, которая летом произведет на свет детенышей.

– Мне это не нравится, – отрезал Штальдер. – Самка и детеныши – это очень щепетильная тема. Даже при обычном пеленговании надо быть очень внимательным…

– Ты сначала послушай, – перебил Геллерт. – Ты ведь даже не знаешь, как они себе это представляют.

Штальдер не стал возражать Геллерту и, вперив взгляд в густую сырную массу, запустил туда очередной кусок хлеба.

Геллерт жестом попросил Надю продолжать.

– Просто мы хотели бы проинформировать посетителей о рождении, вскармливании, плодовитости самок и смертности рысят. А Тито для этого не очень подходит.

– Да, бедняга все еще слишком мал для этого, – сострил Геллерт.

– Не знаю, Надя, – сказал Штальдер. – Если вы ждете миловидных фотографий с детенышами, с самкой, которая заботливо их кормит, то нам придется разочаровать вас. Таких снимков мы не сможем вам предоставить. На это лучите в зоопарке смотреть.

– Мы и не ждем ежедневных фотоотчетов о том, как детеныши играются с матерью, – уверила Надя. – Но наверняка найдется возможность проиллюстрировать соответствующими картинками информацию о самке и ее рысятах.

– Наверняка, – подтвердил Геллерт.

– Пьер Пусьё – талантливый художник, – вспомнилось Штальдеру. – Необязательно же всегда все фотографировать.

– Кому в Интернете нужны рисунки? – спросил Геллерт. – К тому же, картинки Пусьё часто оставляют желать лучшего. Для информационных листовок о проекте они, может, и подходят, но от сайта ждут других зрительных образов.

– Прежде чем фотографировать, надо сначала узнать о появлении детенышей, а потом найти их. Маркировка рысят – это вам не воскресная прогулка.

– А когда происходят такие маркировки? – поинтересовалась не сдававшаяся под напором Штальдера Надя.

– В идеале, когда детенышам четыре-пять недель, – ответил Геллерт.

– То есть?

– То есть в конце июня – начале июля, – сказал Штальдер.

Казалось, Надя что-то подсчитывает.

– Разве нельзя во время такой маркировки сделать несколько снимков, которые мы смогли бы разместить на сайте?

– Обычно мы рады, если нам удается хотя бы найти рысят, – пояснил Геллерт.

– Не свалившись по пути в пропасть, – добавил Штальдер. – Я уж точно не буду делать фотографии для других. Пойми, нам приходится отгонять самку, чтобы маркировать детенышей, и все это должно происходить очень быстро, потому что самка в любой момент может решить, что у нее отняли рысят, и уйти от них насовсем. Поэтому мы проводим лишь элементарное медицинское обследование детенышей, маркируем им ушки и делаем ноги.

– А если я с вами пойду и сама буду фотографировать?

– Тут и так чересчур много людей будет.

– Мы обещаем нашим альтернативникам, что им хоть раз удастся увидеть рысенка, – попытался объяснить Геллерт. – Но думаю, мы как-нибудь сможем взять тебя с собой. Актуальны Рая, Саба и Юля. У Милы и Коры через несколько месяцев сядут батарейки. Сколько времени вы отводите на проект?

– До конца декабря рысь будет животным года, до конца декабря вы еще будете на этой станции. До тех пор страничка точно будет активна. А если количество посетителей будет расти такими же темпами, то мы еще подумаем, как быть с сайтом. Обидно, если проект с Тито закончится ничем.

Штальдер больше не произнес ни слова и ушел в свою комнату после заключительной вилки фондю. Лен и Скафиди занялись мытьем посуды, а Геллерт показал Наде необходимые для поимки рыси технические устройства. Так они дошли до духовой трубки.

Геллерт рассказал, что читает книжки об анестезии и в ближайшие недели собирается улучшить свои навыки стрелка. Надя тут же заставила его потренироваться. Спрятавшись за диваном с подушкой в руке, она испытывала его искусство в стрельбе из трубки.

– Моя цель, – хвастливо заявил Геллерт, воодушевленный заигравшейся Надей, – научиться стрелять так точно, чтобы можно было бабочку обезболить.

Надя весело рассмеялась и снова спряталась за диван.

Лен даже расстроился, что она не осталась с Геллертом на ночь.