Текст книги "Расовый смысл русской идеи. Выпуск 1"

Привычная среда обитания обеспечивает нормальное существование и воспроизводство, то есть, в конечном счете, способствует решению нормальных биологических задач. Разные условия формирования рас и этносов диктуют разные же требования к среде обитания человека как (хотим мы того или нет) животного. Это не значит, конечно, что представитель той или иной этнической группы не может выжить в районе с другими климатическими и энергетическими условиями, но он неминуемо должен будет пройти некий период адаптации – как к физико-географическим условиям окружающей среды, так и к энергетическому полю доминирующего этноса. Приспособление должно произойти и, скорее всего, произойдет, что неминуемо повлечет за собой изменения психологического статуса а, быть может, и более глубокие перемены, о которых мы можем пока лишь догадываться.

Уже только в силу сказанного выше национальные психологические типы у представителей различных расовых и этнических групп будут однозначно нетождественны и в некоторых случаях противоположны. Никакие экономические или политические интересы, уровень образованности и культуры, личные симпатии и антипатии не в силах затмить глубинные бессознательные противоречия, а потому игнорировать сей факт нелепо.

Возникновение традиционных наук – геомантических школ, ландшафтной астрологии и сакральной географии – тесно связано с идеей сакрализации пространства, уподобление структуры видимого мира (т. е. поверхности Земли) структуре Божественного Космоса. В основе практики искусств «прогнозов по Земле» лежат те самые расовые архетипы и этнопсихологические особенности, описанию модели возникновения которых в значительной степени посвящена наша работа. Понимание этнической психологии и расовых архетипов как ее фундаментальной психолого-биологической (можно смело добавить, и энергетической) основы невозможно без понимания роли и характера влияния на человека пространства как физической и географической реалии и как мифологической идеи.

Многие базовые понятия традиционных наук о Земле прослеживаются в повседневном разговорном языке: «высоко подняться», «низко пасть». Эти и другие идиоматические выражения (или даже, если угодно, языковые мифологемы), происхождение которых теряется глубоко в истории, а значение – в бессознательном, когда-то, быть может, имели вполне конкретный, прямой, отнюдь не метафорический смысл. Или это были не только символы, несмотря на то, что сейчас они представляются нам скорее иносказаниями? Откуда они могли появиться?

Причиной появления таких устойчивых выражений могло послужить, в частности, видимое устройство мира: Солнце – источник тепла, света, жизни – вверху, в небе; Земля – пристанище мертвых и в то же время мать-кормилица; а также строение человеческого тела: голова-«бог», «дух» – наверху, тело – как бы внизу, под ним. Поэтому древние люди, воспринимавшие себя и окружающий мир как единое неразрывное целое, строили описание одного «по образу и подобию» другого.

Формирование «энергетического климата» окружающей среды в местах обитания племени, этноса и т. п. происходит при активном участии элементов ландшафта. Воздействие ландшафтов на психологию этносов происходит также не только на энергетическом уровне, но на уровне восприятия: глубинные ассоциации, которые вызывает тот или тип ландшафта, влияют на национальные характеры.

Вот некоторые лежащие на поверхности аналогии.

Горы, особенно высокие, покрытые снегом и прячущиеся в дымке облаков, порой вызывают у непривычных к их виду людей ощущение собственной ничтожности перед величием близких к небу вершин. «Мир горний», то есть вышестоящий, божественный, приближенный к Небу, естественным образом располагался на недоступных человеку пиках или за обледеневшими перевалами. Там обитали боги, иногда спускавшиеся на землю к людям; в горы же уходили отшельники, взыскующие святости. Горы в некотором роде подобны языческим богам прошлого: безмерно древние, пугающе величественные, постоянные и одновременно порывистые, импульсивные и гордые. Импульсивность, резко выраженная неоднородность горного ландшафта прекрасно прослеживаются на примере психологически оппозиционного нам Кавказа, некоторые черты характера коренного населения которого давно вошли в поговорку.

Лес для древнего человека был не только кормильцем, но и сумрачным обиталищем странных, иногда страшных существ, духов. Он располагает к уединению – не к такому возвышенному и торжественному, как горы, а к уединению в глубине, внутри. В этом смысле таинственный лес родствен пещерам, которые архетипически соответствуют «потаенным глубинам человеческой души», нашему бессознательному. Наиболее глухие чащобы, в которых так легко заплутать, способны повергнуть нас в трепет. Одновременно лес – место, где можно укрыться в случае опасности («уйти в себя»). Он двойственен, волшебен; он хранит в себе завораживающие загадки.

Равнины – первый элемент естественного ландшафта, освоенный и окультуренный человеком. Пастбища, поля, почва-кормилица; Земля-Основа как она есть (ведь именно на равнине покоятся горы, вырастает лес, по ней текут реки). Равнина не располагает к спешке: сколько ни странствуй – все одно, «степь да степь кругом…» Равнина – нечто постоянное и почти не изменяющееся на протяжении поколений; она консервативна по самой своей сути.

Пещеры, ущелья, низины устойчиво ассоциируются с погружением в глубину, возвратом в лоно матери… Это нечто сугубо внутреннее, сокрытое от внешнего взора, от любопытствующих и непосвященных. Хранилище ценностей, но вовсе не обязательно ценностей материальных. В темноте и глубине, в застое скрываются чудовища – пугающие и опасные. Низины и в буквальном, и в аллегорическом смысле слова противоположны горам. Но… из каждой пещеры есть выход – лестница, ведущая в Небо.

Текучая вода, в противоположность стабильной равнине, изменчива и непостоянна, и в то же время… как жить без воды? Дом строить поближе к воде надо (раньше – не сейчас: любую проточную воду пить можно было без опаски). Вода – естественная дорога, вплавь или на санях зимой. Она располагает к движению, и сама становится выражением движения («Вода жизни», «Река времени»)… «Все течет, все меняется…» Вода – это та же энергия, и недаром она нередко символизирует магическую Силу.

Народ, живущий в условиях разных ландшафтов, постепенно перенимает качества, присущие этим ландшафтам или, по крайней мере, оказывается в какой-либо иной прямой и косвенной зависимости от них. Для сравнения достаточно проанализировать разные этнические типы, особенности психологии людей в разных районах Земли, национальные традиции, сопоставить с особенностями среды обитания. Участки земной поверхности с контрастным, неоднородным ландшафтом становятся очагами формирования этносов, они динамичны, оказывают разнообразное влияние на бессознательное и организм человека.

Собственно воздействие, как мы уже отмечали, оказывается на всех уровнях, но не в последнюю очередь – на уровне бессознательном. Здесь вступают в силу расовые архетипы и этнические особенности мировосприятия, поскольку первые выступают в качестве коллективного бессознательного, а вторые – в роли своеобразного «коллективного сознания» групп людей. Именно поэтому роль этнопсихологии видится нам столь фундаментальной.

Понятие «этнопсихология» появилось в конце XIX века, однако эта дисциплина почти не получила специального развития и по сей день. Только в последние годы стали появляться отдельные исследования, которые так или иначе затрагивают проблемы национальной бытовой и социальной психологии. Нередко приходится слышать и сомнения в целесообразности и правомерности самого существования подобной науки. Однако, как пишет известный исследователь А.Андреев, «…народная психология никогда не была, подобно академическим дисциплинам, ограничена какими-либо рамками. Народная психология – это знание правильных способов действия и поведения, исходя из правильного видения мира, то есть, мировоззрения», и уже поэтому подходить к этнической психологии на уровне официозных штампов никоим образом не следует.

Допустив все же существование этнопсихологии как науки феноменологической, мы можем определить её следующим образом:

Этнопсихология есть наука, изучающая традиционные особенности восприятия и описания реальности, присущие тем или иным этническим образованиям, которые формируются в процессе этногенеза под влиянием специфических условий окружающей среды в местах зарождения и обитания этносов. С этнической психологией, проявляющейся как продукт и свойство единого организма – этноса, тесно связаны господствующие религиозные, философские и научные представления, которые, таким образом, проявляются в условиях каждого этноса специфически, в рамках национальных особенностей мировоззрения и миропонимания, в том числе и расово обусловленных.

Этнопсихология – наука, интенсивно развивающаяся; она настоятельно требует разработки методологического аппарата, который, как представляется, должен основываться на традиционных методах этнографии, антропологии, истории, фольклористики и психологии, а также на изучении процессов этногенеза с учетом энергоинформационных особенностей территорий формирования и обитания этносов.

Этнопсихология, как мы уже показали, тесно связана с расовым и национальным коллективным бессознательным; она выступает в качестве своеобразного посредника ним и его актуализацией в рамках конкретного этнического образования и отдельных людей.

Нелепо было бы представлять работу, посвященную этнопсихологии, построив ее на одних лишь теоретических рассуждениях, сколь бы логичными они нам ни казались, не прибегая к конкретным примерам. И наиболее естественным будет сделать это на национальном фактическом материале.

А.Андреев пишет: «…разговор о русской народной или бытовой психологии … [следует начинать] только с мифологии, потому что она есть то, что одновременно фиксирует и определяет мировоззрение народа, создавая ценностные ориентиры… мы не можем ни восстановить, ни понять мировоззрение народа, служившее ему десятки тысяч лет, не зная его богов…»

Национальные особенности мировосприятия наиболее ярко проявляются в культурных и языковых традициях. Семантика и этимология выражают, иногда прямо, иногда косвенно, структуру представлений о Реальности. Так, образные выражения, пословицы и поговорки, позволяют вскрыть не только бытовую мудрость, но и следы сакральных эзотерических знаний, которыми обладал тот или иной этнос.

Любопытно провести некоторые аналогии между словами, обозначающими образы физических категорий, частей тела, других значимых языковых понятий и философско-мировоззренческими понятиями, которые лежат в основе фундаментальных положений о мире и месте человека в нем. Именно такие понятия прямо или косвенно определяют важные черты национальной психологии. Так, например, «время» понимается как своего рода течение, ток жизни. Андреев пишет: «Жизнь течет из Света во тьму и обратно. Смена направления тока жизни означает смену Времен, и имеет несколько ритмов: очень коротких – мигов, средних – «Были вечи Трояни, минула лета Ярославля», и до самых больших в жизни народа, только исходя из которых можно было сказать: «Той России уж нет!» Времена обладают способностью «инвертироваться», «выворачиваться наизнанку». Если народ, этнос попадает в «наничье», он может погибнуть, вывернутой оказываются и вся традиционная культура, и система ценностей. Но пространство, в том числе жизненное, то есть все та же среда обитания, в значительной степени определяется временем, потребным для его преодоления.

Судя по всему, эти представления, так же как и слова, их обозначающие, ведут свое происхождение из глубокой древности, из тех пластов Знания, которые формировались еще тогда, когда индоевропейская расовая и этническая общность не была разрушена.

Бытовавшее еще в начале XX веке и сохранившееся кое-где сакральное отношение к пище отразилось в том числе и в символическом отождествлении печи с материнской утробой – все, что рождается таким образом, требует особенного подхода. Слово «Мир» в прошлом имело два написания и, соответственно, значения, что оказалось почти полностью утраченным в результате реформы русского алфавита – «мир» и «мiр». Последняя форма написания, как известно, относилась к понятию «община» («социум»). Это слово имеет общее происхождение с богом Митрой, поклонение которому зародилось в среде потомков ирано-язычных ариев. Культ Митры долгое время соперничал в Малой Азии (и не только там) с христианством, однако последнее в конце концов победило и даже заимствовало значительную часть символики, агиографии и мифологии. Таким образом, понятие мир («мiр») на Руси обозначало ни что иное, как «Белый Свет» (иначе говоря, Белобог – известный персонаж славянской мифологии), который проявляется на Земле через человеческое сообщество, т. е. общину. Можно также упомянуть о том, что имя Митры, как признается большинством исследователей, восходит к древней основе со значением «соглашение», «договор»; сам же Митра, соответственно, почитался и как божество, хранящее нерушимость соглашений.

Таким образом, русское слово «мiр» означает некую совокупность людей, принявших единое для всех них мироописание, и договорившихся о вполне конкретном поведении в тех или иных ситуациях, т. е. принявших некую единую «психологию восприятия реальности». Именно здесь, как нам представляется, кроются глубинные корни особенного, отличного от многих народов, понимания роли и значимости социума – общины, которое имеет место среди русских.

Славяне, которые начинают складываться как особая группа народностей на рубеже тысячелетий, проявляют черты этнической дифференциации только к середине I тысячелетия н. э., однако сами термины «Русь», «русские» или «росские», судя по всему, гораздо более древние. По происхождению это не просто самоназвания племени или межплеменного объединения. От значения слова, возникшего в глубокой дали веков, невольно следует ожидать некоего особого смысла, отражения определенной идеи.

Действительно, архаический индоевропейский корень «рс» («рос», «рас») означает, по мнению ряда исследователей, «красный» – цвет, имеющий в национальной традиции прежде всего культовое значение. «Красный» же, в свою очередь, как известно, синоним слова «красивый».

Христианство не перечеркнуло идущие из невероятной древности идеи. Эти идеи сохранились по сей день в области бессознательного и в языке. Андреев пишет: «…начала Христовой веры не только не отражались долгое время в народной нравственности, но даже и понимаемы-то были дурно и слабо. Во весь допетровский период в нашей духовной литературе не прерываются обличения против суеверий, сохраненных народом от времен язычества».

Христианство постепенно впитывало традиционные народные верования и представления, распространяя свое влияние на духовную жизнь народа. К сожалению, этническая эволюция серьезно искажалась в угоду политике или личным амбициям – сочиняются исторических сюжеты, переделываются летописи – как это, в частности, происходит с «Повестью временных лет», перенесшей две или три редакции.

Этническая психология тесно связана с проблемами этногенеза и, напротив, нельзя рассматривать этногенез как явление в отрыве от этнопсихологии.

Такая взаимосвязь, как предполагается, имеет несколько аспектов:

1. В зависимости от такого, в какой именно фазе развития находится этнос, проявляются те или иные черты его психологии, актуализируются различные свойства и социальные установки.

2. Конкретная форма таких проявлений обусловлена всей совокупностью взаимоотношений, существующих в системе «этнос – окружающая среда».

3. Окружающая среда находит свое выражение и отражение в особенностях «национального характера», в том числе и в формах и способах решения проблем, встающих перед этносом. С этим, в том числе, связаны и господствующие геополитические установки, оптимальная модель концепции национальной безопасности, направление государственного развития и т. д.

Попробуем обозначить некоторые особенности этнопсихологии великороссов, в том числе особенности современного национального мировоззрения и представить, каково может быть их значение в развитии этноса.

Географические особенности ландшафта России – преимущественно равнинные, плоские поверхности и большие расстояния между значимыми населенными пунктами – способствуют развитию неторопливости. Русскому этносу чужда стремительность даже тогда, когда обстоятельства вынуждают действовать оперативно («Поспешай медленно!»). Наличие большого количества свободных территорий и богатые полезными ископаемыми недра избавили русских от необходимости экспансии и насильственного захвата земли.

Мозаичность великоросского этноса в сопряжении с контрастными ландшафтами и большим ареалом обитания, даже рассеивания этноса, не может не порождать, с одной стороны, местнические, центробежные тенденции, с другой же стороны, продолжает присутствовать бессознательное чувство расового и этнического единства великороссов, ориентация на центр и понимание того, что выжить и сохранить свою национально-этническую самобытность можно только совместно.

Основная полемика вокруг тенденций развития великоросского суперэтноса сводится к установлению, в какой именно фазе развития он ныне находится (этим диктуется дальнейший ход его этнической истории); каким должно быть государственное устройство России и какая идеология должна доминировать. Эти вопросы крайне актуальны, но ни один из них не может быть решен без учета описанных нами аспектов.

По распространенному среди ученых мнению, великоросский суперэтнос в настоящее время находится в фазе надлома. Напомним, что надлом есть переход от акматической к инерционной фазе и характеризуется медленным спадом пассионарности, на фоне которого возникают периодические вспышки энергии, перемежающиеся периодами снижения активности. Но является ли реально настоящий этап развития великоросского суперэтноса надломом? От нахождения ответа на поставленный вопрос зависит уяснение современных тенденций в этногенезе великороссов.

При переходе суперэтноса в фазе надлома в нем попеременно лидируют различные этносы, уступая место друг другу. Это лидерство есть функция пассионарного напряжения этносов, образующих суперэтнос. Этносы могут весьма различаться между собой по этнопсихологическим доминантам, что находит свое отражение в различиях стереотипов поведения, особенно в религиозном плане. Однако если следовать логике построения великоросского суперэтноса из менее значительных, «локальных» суперэтносов, картина будет, как представляется, несколько иной. Мозаичность надсуперэтнического образования необходимо предполагает возможность неравномерного развития элементов его структуры. Поэтому, как представляется, правильнее рассматривать тенденции развития нашего суперэтноса в рамках тенденций, присущих отдельным регионам, населенным таковыми локальными этносами.

Если сравнить политическую карту России с физической, несложно заметить, что подавляющее большинство республик, на территории которых проживает тот или иной этнос, занимает определенный физико-географический регион. Это явление не случайно, в историческом плане оно является результатом антропогенного освоения этносом определенной среды обитания. Адаптация этноса к среде также происходит путем выработки определенных стереотипов поведения, что, в конечном итоге, является одним из его главных признаков.

Славянская экспансия на восток, точнее, на северо-восток, которая началась в середине I тысячелетия н. э., фактически заканчивается только в настоящее время освоением Сибири[13]13
  «Великое переселение» славян в Сибирь происходит мягко и постепенно. Об ассимиляции коренных этносов пришельцами-русскими пока говорить не приходится, но сравнительно мирное сосуществование имеет место с самых первых лет их проникновения на сибирские просторы. Те столкновения с местными правителями, которые действительно происходили во время «покорения Сибири», имели локальный характер, местное же население в массе приветствовало русских, придавая их приходу некий мистический смысл (русские воспринимались как «посланцы Великой Тары»).


[Закрыть]. Однако полностью этот процесс не завершен, а только близится к завершению.

Этнос же, продолжающий миграцию и экспансию, не может находиться в фазе надлома. То же самое относится и к суперэтносам. Не сформировавшийся окончательно этнопсихологический тип свидетельствует в пользу предложенной версии о незавершенном процессе этногенеза.

При исследовании процессов этногенеза применительно к феномену великоросского суперэтноса следует учитывать его инаковость, отличие от иных образований. Миграционные процессы более характерны для иной фазы этногенеза – фазы подъема. Однако говорить о том, что это характерно для всего этноса в целом, не совсем верно. Скорее, можно заключить, что фаза подъема для этноса в целом еще не началась. Она может и не начаться, если к этому не будут приложены некоторые усилия. Но, как бы то ни было, усилия эти могут привести к каким-то результатам исключительно при условии учета свойств и особенностей доминирующих расовых архетипов и этнопсихологических типов, существующих в рамках конкретных качеств окружающей среды.

Как знать, не ожидает ли нас, в случае успешного выхода из экологического, экономического, социального и гносеологического кризиса, новый всплеск пассионарности, зарождение нового этноса?