Текст книги "Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. Том 1. Перманентная революция и футуризм. Eritis sicut deus! Том 2. Советское авторское право в 1917–1930-х годах. «Честный» плагиат. Прецеденты"

В погроме приняли главное участие бойцы 2-й бригады, отдельные бойцы 1-3-й бригад.

Натолкнувшись на такое положение в дивизии, нам стало ясным, что комиссия не сумеет непосредственно выяснить виновников убийства, не сумеет произвести ареста.

Комиссия уяснила себе, что необходимо коренное расформирование части, замена командного состава, привлечение к ответственности за бездействие и потворство хулиганству. Необходимо срочно и твёрдо очистить 6-ю кав-дивизию от командного состава и хулиганских элементов. По делу убийства Шепелёва необходимо привлечь к ответственности весь комсостав 31 – го и 32-го полков, за исключением Черкасова и Седельникова. Необходим немедленный арест сестры 33-го полка Чумаковой и фельдшера Нехаева. По делу деморализации частей, бездействия власти, непринятия мер к охране населения и, следовательно, попустительства погромам необходимо привлечь к ответственности начдива Апанасенко, комбригов 1-2-й, Книгу и Погребова, и весь командный состав 33-го; 3-й эскадрон 33-го полка подлежит поголовной ликвидации.

Только при таких мерах можно выловить хулиганский элемент и восстановить положение частей.

Одновременно с назначением нового командного состава необходимо просмотреть и заменить целый ряд военкомов, не стоящих на высоте своего положения, необходимо урегулировать их взаимоотношения – чтобы военкомы в глазах массы могли бы пользоваться большим авторитетом.

Председатель Чрезвычайной следственной комиссии: Мельничанский

Члены: Беляков» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 73. Л. 96–97 об. Подлинник).

Всего следственной комиссией было арестовано 387 человек, «почти исключительно из 6-й кавдивизии».

В результате работы Чрезвычайной выездной сессии Ревтрибунала РВС, открытые судебные заседания которой проходили 21–23 октября 1920 года в Елисаветграде (ныне город Крапивницкий Кировоградской области), погромщики – 141 человек, в том числе 19 командиров – были приговорены к расстрелу, другие подсудимые осуждены на разные сроки лишения свободы. 31 приговорённому высшая мера наказания была заменена тюремным заключением, в отношении остальных приговор приведён в исполнение. Всего обвинение было предъявлено не менее 300 бывшим будённовцам, причем «по первой группе судилось свыше 200 чел., из коих 110 приговорены к расстрелу, по второй – 57 расстрелянных, затем были группы менее значительные, в том числе и группа комсостава».

5 февраля 1923 года был опубликован первый юбилейный приказ Реввоенсовета № 279 «К пятилетию Красной Армии»: «От 5 300 000 Красная Армия и Красный Флот сокращены ныне до 600 000 душ. Миллионы бывших бойцов рассеяны в разных концах страны, в деревнях, на фабриках у станков и в разных учреждениях Советского государства. В день своего пятилетия армия мысленно включает их всех в свою семью, и прежде всего она с братскими чувствами прижимает к своей груди тех красных бойцов, которые на теле своём несут тяжкие следы боёв и побед, – наших красных инвалидов. Их сохранилось всего несколько десятков тысяч: враг по общему правилу не только истреблял пленных, но и добивал раненых» [3, 55].

В.И. Ленин в отчётном докладе XI съезду РКП (6) назвал демобилизацию основной причиной роста бандитизма в стране, по его мнению, именно она дала «повстанческий элемент в невероятном количестве». Например, «Зелёная армия» под командованием бывшего начальника Кирсановской милиции времён А. Керенского эсера Александра Антонова, действовавшая в Тамбовской губернии, насчитывала от 20 до 40 тысяч бойцов. Согласно разведсводке штаба Комвойск Тамбовской губернии от 5 ноября 1920 года № 96, в распоряжении А. Антонова было 17 кавалерийских полков, в том числе «Волчья дивизия» общей численностью 6000 сабель, с артиллерийской батареей и пулемётной ротой. В полках восставших, помимо командиров, были даже политкомиссары. Под лозунгом партии С-Р «В борьбе обретёшь ты право своё!» распространялись воззвания к крестьянам, дезертирам и…интеллигенции.

В ноябре 1920 года повстанцы влились в Объединённую партизанскую армию Тамбовского края во главе с поручиком императорской армии, георгиевским кавалером Петром Токмаковым, начальником штаба был назначен бывший штабс-капитан РИА Губарев. В её составе, помимо кавалерийских полков, было ещё 14 пехотных и отдельная пулемётно-артиллерийская бригада, укомплектованные демобилизованными красноармейцами. Восставшие создали свою политическую партию «Союз трудового крестьянства», в программе которой – «установление временной власти на местах и в центре на выборных началах с союзами и партиями, участвующими в борьбе с коммунистами», а затем – созыв Учредительного собрания.

Начиная с периода Февральской революции губерния находилась в зоне влияния эсеров, которые на выборах в Учредительное собрание получили здесь 76 % голосов. Знаменитое «Распоряжение № 3» Тамбовского эсеровского губернского земельного комитета передало помещичьи имения под контроль крестьянских земельных комитетов, что спасло имущество и его владельцев от погромов. Этот документ вышел на месяц раньше Декрета о земле, окончательно передавшего земли помещиков в руки крестьян. Однако после революции когда-то хлебная Тамбовская губерния испытала на себе всю тяжесть продразвёрстки, к октябрю 1918 года здесь действовали 50 пролетарских продотрядов из Петрограда, Москвы и других городов численностью около 5000 человек. После того как хлеб выгребали дочиста, он зачастую пропадал на месте: гнил на ближайших железнодорожных станциях, пропивался продотрядовцами, перегонялся на самогон.

Член Революционного военного трибунала В.В. Ульрих секретным донесением информировал председателя РВС Л.Д. Троцкого о положении дел в губернии: «Неумелые действия Ч. К. и воинских частей имели своим результатом лишь то, что банда не только не была ликвидирована, а рассеявшись по всей губернии и распространяя преувеличенные и ложные сведения о жестоких методах расправы Советской власти с крестьянами, стала сплачивать вокруг отдельных своих более активных членов всё новые и новые силы, черпая их главным образом из кулацких элементов. Продолжавшаяся выкачка хлеба при наличии большого недорода как следствие недосева и засухи лишь усиливала движение…» На Тамбовщине в срочном порядке было введено военное положение, в некоторых документах оно названо осадным. Крестьянское восстание подавлено ценой неимоверных усилий и «большой крови». Удивление московских начальников вызвала позиция секретаря губкома тов. Немцова, который не только стремился к компромиссу с восставшими, но и не скрывал своего восхищения их впечатляющей пропагандистской активностью и достигнутыми результатами. После получения сведений о контактах «антоновцев» с Нестором Махно в бой были брошены лучшие силы: 55 тысяч бойцов РККА, отряды мобилизованных коммунистов, курсанты Московских и Орловских пехотных и Борисоглебских кавалерийских командирских курсов, отдельные чекистские части; для поддержки были выделены четыре бронепоезда, два авиаотряда и т. д.

 
И в ответ партийной команде,
За налог на крестьянский труд,
По стране свищет банда на банде,
Волю власти считая за кнут.
И кого упрекнуть нам можно?
Кто сумеет закрыть окно,
Чтоб не видеть, как свора острожная
И крестьянство так любят Махно?
 

(Есенин С. А. Страна негодяев).

По решению Политбюро была создана специальная комиссия ВЦИК во главе с В.А. Антоновым-Овсеенко, армейские части подчинены М.Н. Тухачевскому и И.П. Уборевичу, кавалерийские – Г.И. Котовскому, от ВЧК были откомандированы ЕЕ Ягода, и В.В. Ульрих. Впервые против мятежников были использованы химические снаряды, широкое распространение получила практика взятия заложников. Потери восставших составили И тысяч погибших, командиры регулярных частей РККА недосчитались 2000 человек. На деле вчерашние красноармейцы, не говоря уже о «красных инвалидах», оказываются новыми обездоленными, жертвами материальной нужды, семейных неурядиц, алкоголизма и наркомании. Как писали идеологи футуризма А. Кручёных, И. Клюн и К. Малевич в брошюре с интригующим современного читателя названием «Тайные пороки академиков»: «Смертельному отчаянию мешают то ад, то гармошка».

Отчаянным героям минувших сражений быстро не сойти с ума помогали, помимо гармошки, морфий, эфир, кокаин, в силу сложившейся «рыночной конъюктуры» ставшие для них вполне доступными. Кокаин стоил дешевле водки. Прежде всего потому, что после закрытия частных аптек их владельцы сбывали перекупщикам остатки складских запасов, плюс значительные количества наркотика немецкого производства поступали через Прибалтику. До 1924 года Уголовный кодекс РСФСР не определял каких-либо конкретных санкций в отношении распространителей и потребителей наркотиков. «Нюхара», «кинер», «кокс» или более поэтично – «белая фея» – открыто продавались на рынках мальчишками-лоточниками вместе с папиросами, они назывались «чумовыми кулёчками». Одним из таких мест был популярный мини-рынок, расположившийся напротив здания ВЧК на Лубянской площади.

У многих демобилизованных защитников трудового народа из накопленного за годы новой власти имущества имелись только старая шинель, шашка да наградной револьвер с надписью «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». Во время скандалов, вспыхивающих в очередях и пивных, фраза: «За что боролись?» становится классической. Здесь трудно не согласиться с писателем Д.Л. Быковым, который утверждает, что «вся уцелевшая литература второй половины двадцатых годов – о массовом, грозном, страстном разочаровании героев Гражданской: “Вор” Леонова, “Гадюка” и “Голубые города” Толстого, “У” и “Кремль”Иванова» [1,41].

В 1928 году в журнале «Красная новь» вышла в свет повесть А.Н. Толстого «Гадюка. Повесть об одной девушке» – трагический рассказ о боевой подруге геройски погибшего во время рейда по врангелевским тылам красного командира Емельянова Ольге Зотовой. В драматической истории юная девушка, чудом выжившая после расстрела белыми, неоднократно раненная и награждённая за личное мужество именным револьвером, совершает из него же бытовое убийство соперницы на почве ревности.

«Через две недели в народном суде слушалось дело Ольги Вячеславовны Зотовой… Суд… Нет, пусть лучше сами читатели судят и вынесут приговор…» — так завершает своё повествование автор [1, с. 238].

Главная героиня пьесы «Огненный мост», написанной Борисом Ромашовым в 1929 году, Ирина Дубравина – «интеллигентка, приемлющая революцию как личный подвиг и оказывающаяся в тупике на фронте мирного строительства. Её герой – профессиональный большевик, умеющий переключить энергию в план борьбы, в пафос строительства».

Об этом же поразивший А.М. Горького, а позднее А.И. Солженицына роман Л.М. Леонова «Вор» – рассказ о бывшем красном командире Мите Векшине. В пору своего комиссарства тот отличался «жестокой придурью»: когда, однажды во время боя белый офицер убил под ним коня, обозлившийся комиссар, уже после схватки, лично отрубил «виновнику», попавшему в плен, руку За этот проступок наказан не был, вскоре был даже награждён за личную храбрость. Уже в мирной жизни лихой кавалерист, обладавший такими исключительными качествами, найти себя не смог, поэтому выбрал альтернативный путь – стал признанным авторитетом по части чужих сейфов («медвежатником») и т. д.

Как всегда, повседневная жизнь оказалась существенно сложнее и трагичнее своего литературного воплощения. Обеспокоенный сложившейся ситуацией, ЦКВКП (б) организует проведение специальных исследований по выяснению причин массовых суицидов среди членов партии, которые проводятся силами организационных отделов и сотрудников Политуправлений РККА и РККФ.

Первая попытка ведения учёта самоубийств в общероссийском масштабе была предпринята ещё в середине 1920-х годов Народным комиссариатом здравоохранения и предполагала заполнение государственным медицинским экспертом при вскрытии трупа самоубийцы специальной анкеты, состоящей из 19 вопросов, а также, в случае установления факта самоубийства, губернскому судебно-медицинскому эксперту в обязательном порядке направлялась «Анкета о самоубийстве».

Брошюра М. Шагинян «Новый быт и искусство»

Сведения собирал и НКВД, для чего было подписано соглашение между Наркомздравом и Центророзыском. С февраля 1922 года начала вестись официальная статистика суицидов и их причин. В начале 1930-х годов самоубийства в стране начали рассматриваться «как чуждые для социалистического общества явления», а аналитические данные по этому вопросу были засекречены. На их основании 21 декабря 1938 года в отделы кадров областных подразделений УНКВД СССР будет направлена совершенно секретная инструкция № 00134/13 «Об основных критериях при отборе кадров для прохождения службы в органах НКВД», которая содержала следующие рекомендации: «Важно знать, были среди близких родственников те, которые покончили жизнь самоубийством, независимо от обстоятельств, сложившихся при жизни покойного. Исследования показывают, что склонность к самоубийству – это наследственное заболевание, передающееся из поколения в поколение. Не обязательно должно быть так, что каждый в наследственной цепи должен покончить жизнь самоубийством. Но если это произошло однажды, то обязательно повторится, даже если пройдёт несколько поколений».

Пролетарский маскарад «Даёшь новый быт!»

Вместе с тем материалы, сохранившиеся в архивах, свидетельствуют о действительно серьёзных попытках разобраться в мотивах самоубийств. Был проведён ряд социологических исследований относительно материального положения коммунистов, представителей партийной номенклатуры, красноармейцев и начальствующего состава РККА, а также рабочих – членов ВКП (б) с пулемётного завода и фабрики им. Абельмана в г. Ковров Ярославской области [1. 249].

В официальных сводках описание конкретных случаев довольно часто сопровождалось цитированием предсмертных записок, а также справками и рапортами с анализом причин суицидов.

Следственной практикой были зафиксированы и совершенно экзотические случаи, которые, как оказалось, были предусмотрены Уголовным кодексом (ред. от 01.06.1922), но относились к разряду курьёзов.

Так, житель села Миус Захаров предъявил помощнику саратовского губернского прокурора собственноручную расписку своего товарища по коммунистической партии Большакова, в которой говорилось о том, что, не желая больше жить, Большаков просил «пристрелить его». Захаров исполнил просьбу своего друга, который, однако, после произведённого в него выстрела «мучился в течение 2 часов». В своё оправдание убийца ссылался на примечание к ст. 143 УК и на требование жертвы, скреплённое распиской и подписями двух свидетелей. К большому удивлению прокурора, в подобных случаях указанная статья действительно предусматривала освобождение убийцы от уголовного наказания:

Ст. 142. Умышленное убийство карается лишением свободы на срок не ниже восьми лет со строгой изоляцией, при условии его совершения:

а) из корысти, ревности (если она не подходит под признаки ст. 144) и других низменных побуждений; б) лицом, уже отбывшим наказание за умышленное убийство или весьма тяжкое телесное повреждение; в) способом, опасным для жизни многих людей или особо мучительным для убитого; г) с целью облегчить или скрыть другое тяжкое преступление; д) лицом, на обязанности которого лежала особая забота об убитом; е) с использованием беспомощного положения убитого.

Ст. 143. Умышленное убийство, совершённое без указанных в предыдущей статье условий или обстоятельств, карается лишением свободы на срок не ниже трёх лет со строгой изоляцией.

Примечание: Убийство, совершённое по настоянию убитого из чувства сострадания, не карается».

При таких обстоятельствах пришлось на IV сессии ВЦИК срочно вносить изменения в статью 143 Уголовного кодекса республики.

Председатель медицинской комиссии при Алтайском губисполкоме И.В. Григорьев проводит самостоятельное медицинское освидетельствование местных руководящих партийных, советских и комсомольских кадров, в ходе которого больных неврастенией и прочими нервными болезнями выявлено 76,4 %. Специальная комиссия признала удовлетворительным здоровье только одного человека. Исследование подтверждает вывод о том, что по мере возрастания занимаемых должностей в чиновничьей иерархии растёт и число нервнобольных, их занимающих.

В 1925 году активному участнику Гражданской войны И.М. Горелову было отказано в приёме в Коммунистический университет им. Я.М. Свердлова из-за его непролетарского происхождения. Отказ он обжаловал, обратившись в ЦК партии: «…я безусым 18-летним мальчишкой с беззаветной преданностью добровольно бросился защищать завоевания революции, меня никто не гнал… Нужно было во имя партии и революции производить массовые расстрелы – расстреливал. Нужно было сжигать целые деревни на Украине и в Тамбовской губ. – сжигал, аж свистело. Нужно было вести в бой разутых и раздетых красноармейцев – вёл, когда уговорами, а когда и под дулом нагана».

В одной из оперативных сводок Политуправления РККА говорится: «Помкомвзвода Тилеев, на почве нервного расстройства, построил своих красноармейцев и скомандовал “Внимание” – и выстрелил в себя».

В сводке информационного отдела ЦК ВКП (б) о болезненных явлениях в партийных организациях от 28 марта 1928 года приводятся следующие факты: «Руководящая группа работников (не только узкий круг верхушки) в течение 2-х, а местами и 3-х лет систематически занималась пьянством, кутежами, дискредитированием на этой почве партии, картёжной игрой, растратой государственных денег, вербовкой в специальных целях сотрудниц учреждений и т. п. (Иркутск, Славгород, Херсон, Вельск)… Для всех этих организаций является характерной атмосфера замалчивания, безнаказанности и круговой поруки со стороны ответработников. В этом отношении следует особо отметить факт самоубийства в Славгороде одного партийца в знак протеста против режима в организации».

Ещё в одном документе ЦК ВКП (6) по поводу расследования причин самоубийства большевика Луковецкого отмечается: «Бывший курсант, краскам, удостоившийся отличия со стороны Троцкого, как боевик был переброшен из Харькова в Сумы… В оставленном письме (в организацию и кт. Троцкому) жалуется на невнимание к старым революционерам-бойцам, к которым себя причисляет, на несправедливое отношение к себе… И, наконец, пишет, что не может понять настоящую действительность, упомянув помилование Савинкова» [1. 249].

И снова уголовное дело, извините, категории «из ряда вон». На скамье подсудимых двое: комбриг Тертов, член партии с 1904 года, легендарный будённовец, получивший в боях 11 ранений и один из первых кавалеров ордена «Красное знамя», слушатель Краснознамённой Военной академии РККА и гражданка Нина Мачабели – служащая сберегательной кассы Наркомфина, самодеятельная актриса и, как было написано в её анкете, «бывшая княжна».

Комбригу предъявлено обвинение в умышленном убийстве своего сокурсника Дьяконова – героя Гражданской войны, награждённого двумя орденами «Красное знамя», бывшего казачьего прапорщика, члена РКП (б). По версии следствия, красные офицеры сошлись на дуэли, причиной которой была красавица Мачабели. Инициатором поединка свидетели называли Дьяконова, по требованию которого все трое встретились 1 мая в 6 утра в Нескучном саду. Дуэлянты уговорились установить дистанцию в 40 шагов. Однако, не дожидаясь, пока его противник займёт позицию, Дьяконов начал прицеливаться, но Тертов успел выстрелить первым, и тот был убит. Гражданка Н. Мачабели была обвинена следствием в том, что, зная о поединке и присутствуя на нём, являясь в то же время причиной ссоры двух товарищей, она не предприняла никаких мер к предупреждению преступления.

В итоге судебного разбирательства комбриг Тертов был признан виновным по двум основаниям: ст. 144. УК РСФСР «Умышленное убийство, совершённое под влиянием сильного душевного волнения, вызванного противозаконным насилием или тяжёлым оскорблением со стороны потерпевшего, которое карается лишением свободы на срок до трёх лет» и в дискредитации Советской власти (гл.1. УК РСФСР «Государственные преступления»). Принимая во внимание биографию подсудимого, его героизм, проявленный на фронтах, многочисленные ранения и безупречную службу в Красной армии, суд приговорил орденоносца к полутора годам тюремного заключения без поражения в правах. Виновница конфликта Нина Мачабели была подвергнута административной высылке из Москвы, с запретом проживать в крупных городах в течение трёх лет.

В 1928 году Николай Эрдман написал пьесу «Самоубийца», которая очень понравится А.М. Горькому, А.В. Луначарскому и К.С. Станиславскому. Поставить трагикомедию собирается Всеволод Мейерхольд, но она запрещается Главным комитетом по контролю за репертуаром при Народном комиссариате по просвещению РСФСР (Главрепеткомом).

Отзыв о пьесе председатель комитета К.Д. Гандурин (Лукичёв) направляет лично И.В. Сталину: «Главное действующее лицо пьесы Эрдмана “Самоубийца” – Федя Петунии. О нём говорят в течение всей пьесы, но он ни разу на сцене не появляется. Петунии – единственный положительный персонаж пьесы (писатель, прозрачный намёк на Маяковского) – кончает самоубийством и оставляет записку: “Подсекальников прав, жить не стоит”.

В развитие и доказательство смысла этого финала, по сути дела, и построена вся пьеса в весьма остроумной форме (повторяя «Мандат» того же автора), излагающая анекдотический случай с обывателем мещанином Подсекал ьниковым, в силу целого ряда житейских обстоятельств симулирующего самоубийство.

Пьеса полна двусмысленных ситуаций. Она как будто стремится дать сатиру на обывателей, мещан, внутри эмигрантствующих интеллигентов, но построена таким образом, что антисоветские сентенции и реплики, вложенные в уста отрицательных персонажей (а отрицательные персонажи все действующие лица), звучат развёрнутым идеологическим и политическим протестом субъективного индивидуализма и идеализма против коллектива, массы, пролетарской идеологии, «35 тыс. курьеров», – невежественных Егорушек, желающих навязать интеллигенции свои вкусы.

Подсекальников выведен в смешном виде, но изрекает с точки зрения классового врага вовсе не смешные вещи. Он ходячий сборник (точно как и другие действующие лица) антисоветских анекдотов, словечек и афоризмов. Эти крылатые фразы пронизывают всю пьесу, и убрать их купюрами нельзя, не разрушая органической ткани всей пьесы.

Мораль пьесы: в столь жалких условиях, когда приходится приглушать все свои чувства и мысли, когда необходимо в течение многих лет “играть туш гостям”, “туш хозяевам”, когда “искусство – красная рабыня в гареме пролетариата” – жить не стоит.

С другой стороны, пьеса, возможно, помимо субъективной воли автора, требуя для интеллигенции “права на шёпот” – этим самым наносит ей типичный эмигрантский удар, как интеллигенции в советских условиях, способной только на шёпот. С третьей стороны пьеса представляет собой гуманистический призыв оставить в покое, не трогать всех этих Аристархов и им подобных, никому не мешающих и “безобидных” людей, а на деле – классовых врагов.

Пьесу в её нынешнем виде можно без единой помарки ставить на эмигрантских сценах. Ибо вместо осмеяний внутренней эмигрантщины и обывательщины она выражает, хотя и в завуалированной форме, эмигрантский протест против советской действительности. В таком виде отрицательный эффект постановки пьесы Эрдмана был бы во много раз больше, чем от постановки “Натальи Тарповой”, “Партбилета”, “Багрового острова” и др. им подобных пьес, которые пришлось снимать с величайшими скандалами после первых же спектаклей.

Пьеса была запрещена ГРК в начале сентября 1930 года. Затем была отклонена театром им. Вахтангова. После читки её на Худполитсовете театра им. Мейерхольда она получила резко отрицательную оценку в ряде московских газет. Своевременно она была направлена в прошлом году в Культпроп тов. Рабичеву по его просьбе» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5374. Л. 2–3. Машинописная копия).

Газета «Рабочая Москва» по поводу обсуждаемой трагикомедии выходит с разгромной статьей «Попытка протащить реакционную пьесу. Антисоветское выступление в Театре им. Мейерхольда». По своей сути произведение действительно антисоветское. А как ещё прикажете относиться к трагифарсу, повествующему о ничтожном во всех отношениях главном герое – Семёне Семёновиче Подсекальникове, который планирует самоубийство, которым в свою очередь, собираются воспользоваться его домочадцы, соседи и коллеги?

Ловкий сосед заглавного персонажа некий Калабушкин начинает в буквальном смысле торговать самим фактом суицида ещё до его совершения: «Незабвенный покойник пока ещё жив, а предсмертных записок большое количество.(…) Например, такие записки оставлены: “Умираю, как жертва национальности, затравили жиды”. “Жить не в силах от подлости фининспектора”. “В смерти прошу никого не винить, кроме нашей любимой советской власти” и так далее, и так далее. Все записочки будут ему предложены, а какую из них он, товарищи, выберет – я сказать не могу» [1, 90]

Неожиданно банальная история взбунтовавшегося мещанина воспринимается либеральной интеллигенцией как памфлет на злобу дня и манифест «маленького человека», восставшего против советской бюрократии.

Для Подсекальникова звёздный час – это его телефонный звонок в Кремль с изложением мнения по политическому моменту: «Позвоню… и кого-нибудь там…изругаю по матерному. (…) Маркса я прочёл, и мне Маркс не понравился».

Финал пьесы – это самоубийство писателя Феди Петунина, о нём говорят в течение всего действия, но на сцене он так и не появляется. Этот единственный в трагедии положительный герой оставляет после себя предсмертную записку: «Подсекальников прав, жить не стоит». Аналогии были очевидны.

Надежда Мандельштам говорила о «Самоубийце»: «Это пьеса о том, почему мы остались жить, хотя всё толкало нас на самоубийство» [1.81].

Или ещё одно произведение совершенно другого свойства – драма Леонида Андреева «Савва», реальная история анархиста и психопата, мечтающего взорвать чудотворную икону, находящуюся в монастыре, и «уничтожить все старые дома, старые города, старую литературу, старое искусство». Источником вдохновения для драматурга послужил действительный террористический акт в Курском Знаменском Богородицком монастыре, где злоумышленники подложили бомбу под чудотворную коренную икону Божией Матери «Знамение». Как писали газеты, монахи якобы подменили уничтоженную святыню её копией и объявили о свершившемся чуде в целях повышения популярности обители.

Леонид Андреев умышленно обострил проблему, превратив «служителей культа» из «поддавшихся искушению» в циничных преступников. В драме монахи, узнав о готовящемся теракте, не предотвращают его, а решают лишь на время спрятать икону. Жизни молящихся, таким образом, оказываются фактически принесёнными в жертву конъюнктуре.

Леонид Юзефович в романе «Зимняя дорога» описывает ситуацию, когда во время представления драмы «Савва» в Народном театре Якутска в 1922 году, в середине последнего акта на галёрке что-то громко хлопнуло, при этом зрители никакого внимания на звук не обратили. Оказалось, что во время спектакля кто-то застрелился. «Смерть стала делом настолько обыденным, что соседи самоубийцы не подняли шума, чтобы без помех досмотреть спектакль, и спокойно сидели рядом с мертвецом. Когда публика покидала зал, автор газетной заметки подслушал чью-то реплику: “Раньше бы старушки плакали, полиции уйма. Теперь – ничего. Унесли, и кончено”» [1. 291].

В ночь с 27 на 28 декабря 1925 года в пятом номере ленинградской гостиницы «Интернационал» (бывшей «Англетер») было обнаружено тело покончившего с собой Сергея Александровича Есенина, который, по версии следователя, повесился на шнуре от электропроводки, привязанном к водопроводной трубе, предварительно разрезав себе в нескольких местах руку. Трагедия произошла буквально через неделю после выписки поэта-имажиниста из стационара клинки для душевнобольных, где ему диагностировали корсаковский психоз[79]79
  Немецкий психиатр Эмиль Крепелин писал о настроениях больных корсаковским психозом (сильной степени алкогольного психоза): «Настроение у больных вначале бывает в большинстве случаев тревожное, позднее становится довольно безразличным, тупым, временами подозрительным и раздражённым… Обыкновенно их расположение духа легко поддаётся стороннему влиянию и при случае переходит в поверхностную, слезливую чувствительность».


[Закрыть]. Лечебницей руководил выдающийся учёный, профессор психиатрии П.Б. Ганнушкин.

В день похорон Есенина на Доме печати в Москве растянули транспарант «Тело великого национального поэта покоится здесь». Его поклонники на руках трижды проносят гроб с покойным кумиром вокруг памятника А.С. Пушкину на Страстном бульваре. Недалеко, у Никитских ворот, находится храм Вознесения Господня в Сторожах, где Александр Сергеевич когда-то венчался с Натальей Гончаровой, а Сергей Есенин (26 лет) и американская авангардная танцовщица Айседора Дункан (44 года) в день своей свадьбы трижды объехали вокруг этой церкви на извозчике – на счастье[80]80
  С. Есенин и А. Дункан познакомились в мастерской кумира московской богемы – художника-авангардиста Георгия (Жоржа) Якулова в 1921 году. Здесь часто бывали Луначарский и Таиров, Качалов и Коонен, Ивнев и Мариенгоф, Кончаловский и Булгаков, Маяковский и французский сенатор де Монзи. Жена Г. Якулова Наталья Шиф стала прототипом героини пьесы Михаила Булгакова «Зойкина квартира».


[Закрыть].

На траурной церемонии есенинские строки читал ещё один кумир публики – актёр МХАТ Василий Качалов (Шверубович). Во главе многотысячной толпы шла последняя жена поэта Софья Толстая – внучка Льва Николаевича, рядом с ней Всеволод Мейерхольд, Зинаида Райх, Анатолий Мариенгоф.

С. Есенин и А. Дункан на пароходе «Paris» 1 октября 1922 г.

По мнению М. Горького, лучший некролог, напечатанный в виде передовой статьи в центральных газетах «Правда» и «Известия», написал Лев Троцкий: «Мы потеряли Есенина – такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. Он ушёл сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом, – может быть, со всеми нами… Есенин не враждебен революции и никак не чужд ей; наоборот, он порывался к ней всегда – на один лад в 1918 году:

 
Мать моя родина, я – большевик…
 на другой – в последние годы:
Теперь в советской стороне
Я самый яростный попутчик…
 

(…) Только теперь, после 27 декабря, можем мы все, мало знавшие или совсем не знавшие поэта, до конца оценить интимную искренность есенинской лирики, где каждая почти строчка написана кровью пораненных жил. Там острая горечь утраты. Но и не выходя из личного круга, Есенин находил меланхолическое и трогательное утешение в предчувствии скорого своего ухода из жизни:

 
И, песне внемля в тишине,
Любимая с другим любимым,
Быть может, вспомнит обо мне,
Как о цветке неповторимом.
 

И в нашем сознании скорбь острая и совсем ещё свежая умеряется мыслью, что этот прекрасный и неподдельный поэт по-своему отразил эпоху и обогатил её песнями, по-новому сказавши о любви, о синем небе, упавшем в реку, о месяце, который ягнёнком пасётся в небесах, и о цветке неповторимом – о себе самом.

Пусть же в чествовании памяти поэта не будет ничего упадочного и расслабляющего. Пружина, заложенная в нашу эпоху, неизмеримо могущественнее личной пружины, заложенной в каждого из нас. Спираль истории развернётся до конца. Не противиться ей должно, а помогать сознательными усилиями мысли и воли. Будем готовить будущее! Будем завоёвывать для каждого и каждой право на хлеб и право на песню.