Текст книги "Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. Том 1. Перманентная революция и футуризм. Eritis sicut deus! Том 2. Советское авторское право в 1917–1930-х годах. «Честный» плагиат. Прецеденты"

Дело об изнасиловании комсомолки – типичный эпизод из богатой криминальной жизни Северной столицы – теперь стало политическим. 16 декабря 1926 года в самом большом зале Губсуда, вмещавшем свыше 400 человек, начались заседания по делу «чубаровцев». К началу судебного процесса общественное настроение в Ленинграде, да и во всей стране, по поводу резонансной бандитской выходки благодаря усилиям партийных СМИ было накалено до предела. Ежедневно ленинградские газеты публиковали гневные письма горожан с требованием «калёным железом истребить хулиганов», на суде присутствовали журналисты центральных газет, к освещению хода разбирательства подключены «Окна РОСТа». В одном из репортажей «Из зала суда» подчёркивалось: «Экспертиза показала, что Любовь Б. до изнасилования была девственницей. Лица, знавшие потерпевшую, удостоверяют, что она отличалась спокойным и положительным характером».

«Известия ВЦИК», 14.10.1926. «В 3 часа 40 минут ночи 22 августа (1926 года. – Ред.) в управление милиции явилась Любовь Б. и заявила, что около 11 часов вечера в саду завода “Красный кооператор” (быв. Сен-Галли) её изнасиловали более 30 хулиганов. Организованная облава задержала Кочергина, Ситникова, Иванова Г., Холманова Г, Иванова П. Любовь Б. шла вечером из дома к своим знакомым. Около Чубарова переулка её схватили за руки трое неизвестных и повели в сад, где стали насиловать. (…) Всё время подходили новые группы, которые продолжали её насиловать. (…) Любовь Б. неоднократно теряла сознание, и для приведения в чувство её дёргали за волосы, трясли, щипали». (…) Обвинение предъявлено 21 человеку».

Многие исследователи советского уголовного права считают, что эта дикая история стала одной из предпосылок для формирования основных принципов судебной практики в грядущих политических процессах 1930-х годов, и вот почему:

Прежде всего рассматриваемое преступление было отнесено законодателем к гл. 5 УК РСФСР «Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности». Отнесение понятия «хулиганство» к преступлениям, ответственность за которые определялась положениями данной главы, вряд ли было юридически оправданным, так как объект уголовно-правовой охраны в этой части Кодекса лишь частично соответствовал содержанию данного преступления. В ст. 176 УК РСФСР хулиганство определялось как «озорные, бесцельные, сопряженные с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия» [2.15].

Конечно, такие выражения, как «озорные» и «бесцельные» для диспозиции уголовной статьи, выглядели как-то слишком жизнерадостно. Подобная формулировка не могла не вызывать серьёзных вопросов – специалисты относили её к категории «пробельных», так как она «стремилась исчерпать все возможные объекты нарушения».

Во-первых, у юристов возникали возражения по поводу указания на бесцельность действий, в то время как из основ уголовной психологии хорошо известно, что любой акт девиантного поведения осуществляется вследствие сложной интеллектуально-волевой деятельности и имеет соответствующую мотивацию и направленность. Далее, не меньшие споры вызывало регулирование законодателем субъективной стороны хулиганства, под которым понималось проявление неуважения не только по отношению к обществу, но и открытая демонстрация пренебрежения к отдельным гражданам. Подобное дополнение к понятию хулиганства существенно искажало его содержание, перемещая акценты с охраны общественных отношений в сфере общественного порядка на межличностные взаимоотношения.

Ст. 176 УК РСФСР:

1) не различала понятий «озорство» и хулиганство;

2) не видела в хулиганстве особого преступления, а возможное свойство некоторых или даже многих преступлений;

3) не давала, да и не могла дать из-за практической невыполнимости п. 2 определения хулиганства как самостоятельного и законченного состава преступления;

4) не различала действительных проявлений хулиганства от действий, которые только имели только его отдельные признаки.

Вдобавок ко всему существовала возможность за определённые хулиганские действия привлекать нарушителей не к уголовной, а к административной ответственности, что давало право правоохранительным органам в ряде случаев ограничиваться составлением административных протоколов, что в определённых условиях порождало безнаказанность хулиганов.

В это же время в Москве II сессия ВЦИК приняла новый Уголовный кодекс в самой суровой редакции за всю историю советского законодательства – в Кодексе было уже 46 «расстрельных» статей.

Теперь хулиганские действия, совершённые впервые, рассматривались как административно-правовой деликт, наказываемый принудительными работами или штрафом. Из понятия хулиганства было исключено указание на бесцельность действий, как и проявление неуважения к личности, что более соответствовало правовой природе рассматриваемого преступления. Наряду с этим ст. 176 УК 1926 года дополнилась второй частью.

Квалифицирующими обстоятельствами преступления были признаны совершение хулиганских действий повторно, а равно «их упорное непрекращение», несмотря на предупреждение органа милиции или иного органа, на который возложена обязанность поддерживать общественный порядок. [2.63]

Подсудимые на судебном процессе по обвинению «чубаровцев».

Кадр из фильма «Суд должен продолжаться». Режиссёры Е. Дзиган, Б. Шрейбер. Оператор Н. Наумов-Страж. Белгоскино. 1930

Таким образом, за групповое изнасилование девушки, в котором участвовали 30 человек, уголовникам грозило максимум 3–5 лет лагерей, но с таким вариантом приговора партийное руководство города, как и «подогретая» общественность, согласиться никак не могли. В партийные, комсомольские организации Ленинграда и центральные СМИ уже поступили несколько сотен писем от граждан, собраны более 60 000 подписей под обращением с требованием смертной казни для преступников.

Первоначально обвиняемых признавали подсудными по статье «нарушение половой неприкосновенности», но по ходу судебного следствия суд переквалифицировал состав преступления с хулиганства на преступление против порядка управления – политический бандитизм, который, согласно УК РСФСР, уже относился к категории тяжких государственных преступлений. По ст. 76 УК «Организация или участие в бандах, вооружённых шайках и организуемых бандами разбойных нападениях, ограблениях и налётах на советские и частные учреждения и отдельных граждан» такие преступные действия квалифицировались как «содержащие угрозу советской законности». Важным было и то обстоятельство, что общественный обвинитель в своей речи на суде подтвердил общее правило, что право преследует преступников не за их преступления, а за тот вызов, который они бросают государству и самому правопорядку: «Политический смысл «чубаровского процесса» именно в том, что советский суд борется не столько с «чубаровцами», сколько с «чубаровщиной», что советское общество требовало высшей меры социальной защиты против тех, кто напал на него и нанёс ему чувствительный удар».

Прокурор Ленинградской губернии И.А. Крастин (Крастиньш) придерживался аналогичной позиции, когда обосновывал применение к подсудимым «высшей меры социальной защиты»: «Нужно ли говорить, что в этом процессе основным преступлением является не изнасилование гражданки Б-вой, хотя совершенно ясно, что произошло насилие над женщиной». Из его заключительной речи были очевидны допущения следствия для того, чтобы обвинить насильников в участии в ОПГ, которую прокурор назвал террористической организацией, имевшей целью «преступление против порядка управления».

Очевидно, что для расследования подобных преступлений были вполне традиционными как учёт существовавшего общественного мнения, так и политизация совершённого преступления, что в данном случае можно считать справедливым, но увы, не имеющим отношения к правосудию.

Принципиальной являлась и позиция защиты в ходе судебного процесса. Помимо стоящих на милицейском учёте хулиганов, на скамье подсудимых оказались рабочие завода «Кооператор», в том числе пять комсомольцев, имевших хорошие характеристики с места работы. Один из них – Павел Кочергин – вообще, был кандидатом в члены ВКП(б) и комсоргом на предприятии. Кстати, его родной брат, который в своих показаниях попытался выгораживать бандитов, получил тюремный срок за дачу в суде заведомо ложных показаний.

Одним из адвокатов на процессе «чубаровцев» выступал корифей петроградской адвокатуры А.В. Бобрищев-Пушкин (его отец Владимир Михайлович когда-то участвовал в качестве помощника присяжного поверенного на знаменитом «процессе 193-х – «О пропаганде в Империи»).

Так вот, сторона защиты утверждала, что, во-первых, потерпевшая была проституткой (это была явная ложь!), а во-вторых, против такого драматического развития событий она сама не возражала, получив оговоренные ранее деньги. Нам, конечно, сложно себе представить, что рекомендовал своим клиентам адвокат «с именем и репутацией», более того в условиях, когда на свидетелей обвинения оказывалось давление: в их адрес поступали угрозы, реализовать которые не составляло большого труда.

На суде прокурор спрашивал насильников: «Отчего же вы её просто не придушили?» – «Зачем душить? – удивлялись обвиняемые. – Подумаешь, побаловались с бабой, обычное дело».

Обвинение было предъявлено 21 человеку, в ходе судебного следствия число обвиняемых увеличилось до Т7. 28 декабря 1926 года Ленинградский губернский суд постановил по делу приговор: семь человек во главе с Павлом Кочергиным – инициатором преступления – были приговорены к высшей мере наказания, остальные участники получили от 10 лет тюремного заключения до года, двое подсудимых были оправданы за недоказанностью их непосредственного участия в изнасиловании.

Странно, но по делу «чубаровцев» психиатрическая экспертиза не назначалась, хотя по большинству уголовных дел, прежде всего связанных с совершением тяжких и особо тяжких преступлений, в том числе касающихся половой неприкосновенности личности, суд по требованию защитников обычно её проводил – это был популярный и, признаться, работающий адвокатский приём. Известный ленинградский адвокат И.Д. Брауде регулярно заявлял такие ходатайства. В мае 1927 года на процессе по обвинению гражданина Линёва в покушении на убийство и нанесении тяжких телесных повреждений своей любовнице Эпштейн («из бывших»), на котором И.Д. Брауде и И.Б. Разгон были адвокатами, экспертиза Московским окружным судом была поручена доктору медицинских наук Н.П. Бруханскому. Надо сказать, что заключение уважаемого профессора Института судебной психиатрии им В.П. Сербского при современном прочтении вызывает искреннее недоумение, но в нашем случае является довольно показательным: «1926 года, 7 мая, я, в заседании московского губернского суда 5, 6, и 1 мая, ознакомившись с материалами предварительного и судебного следствия, произвёл освидетельствование гр. Линёва, 28 лет, причём оказалось, что у гр. Линёва никаких признаков расстройства формальных психических способностей не обнаружено. Гр. Линев является примитивной, т.-е. простой, первобытной личностью, по своему психическому складу близкой к психике дикарей, детей, с их простым, непоследовательными, примитивными реакциями во внешней среде. Это подтверждается не только его крестьянским происхождением и всем формированием и развитием его личности, но и теми проявлениями, которые можно установить на суде. Его любование собою, своим телом, сквозящее в каждом движении, в его маршировке, выпячивании груди и временами величественной улыбке, пристальном взгляде, выражающем своё превосходство, свидетельствует о нарциссизме, т. е. о самовлюблённости, и служит ярким доказательством его психического ещё инфантилизма, проявления ещё незрелых, детских, более низших начал. Его развязность, самоуверенность, цинизм, подчас, может быть, нахальство, грубость во внешних проявлениях, при наличии в действительности мягкости, добродушия, «невозможности тронуть мухи», простых дружеских отношений с равными себе свидетельствует о сверхкомпенсации, т.-е. чувстве своей психической недостаточности, компенсируемой, восполняемой внешней развязностью, что является тоже одним из свойств примитивности. Наконец указания на его склонность пить кровь и есть сырое мясо, что тоже является признаком, указывающим на атавистические, первобытные механизмы, заложенные в каждом человеке в скрытом виде и выступающие ярко у Линёва, указывающие на сильное развитие его инстинктивных начал. В наследственном отношении заслуживает внимания указание потерпевшей гр. Эпштейн, что сестра Линёва, при наличии хороших способностей, отличается дикостью и лживостью, т. е. признаками, свойственными примитивным.

Чрезвычайно важным обстоятельством в развитии примитивной личности являются новые условия, новая обстановка, особенно когда субъект попадает в большой город, в столицу. У примитивной личности в столице, с её необычайным ритмом жизни, часто при неблагоприятных условиях, нарастает внутренний конфликт из-за несоответствия тех наличных психических средств, которые имеются у субъекта, с теми требованиями, которые предъявляются к нему жизнью большого города. Этим, например, объясняются часто встречающиеся самоубийства среди прислуги.

«Гр. Линёв, как безусловно способный и толковый человек, попав в Москву, скоро выделился и занял ответственное место. И здесь уже для него наступает сознание, чувство своей недостаточности. Встреча же с женщиной, социально и культурно чуждой ему, давшей ему новое, им неиспытанное в любви, захватывает всецело его. Классовое противоречие, отсутствие духовной связи, чувство своей недостаточности выступает в полной мере. Внутренний конфликт углубляется и нарастает. (…) «На основании вышеизложенного прихожу к заключению, что инкриминируемое Линёву преступление совершено им в состоянии временного расстройства душевной деятельности, т.-е. в состоянии временного расстройства душевной деятельности, т.-е. в состоянии, которое подпадает под действие ст. 17 УК». [1.33]

Губернский суд, признав, что изложенная экспертиза вполне соответствует фактическим обстоятельствам дела, определил дело производством прекратить. Прокурор постановленный оправдательный приговор оспорил, дело вернули на повторное рассмотрение, но это уже другая история, перед которой знаменитая «Санта Барбара» выглядит всего лишь как синопсис к сериалу «Голые и смешные».

В ноябре 1927 года в результате амнистии, объявленной по случаю X годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, часть «чубаровцев», отбывавших наказание в СЛОН, оказались на свободе. Расследование преступления в саду Сан-Галли позволило начать комплексные мероприятия по освобождению Лиговки от преступного элемента, которая была в буквальном смысле зачищена сотрудниками милиции и привлечёнными воинскими подразделениями. В результате было заведено 3700 уголовных и административных дел против уличных хулиганов, грабителей и разбойников.

Судьба Александра Васильевича Бобрищева-Пушкина, защищавшего «лиговских», оказалась не менее трагичной, чем у их жертвы: в начале 1930-х он был исключён из городской коллегии как «не отвечающий требованиям современной защиты» – адвокат не вписался в советские представления о праве и юридической этике. В 1933 году в числе десятков проживавших в Ленинграде лиц дворянского происхождения по обвинению в «террористическом заговоре с целью убийства Кирова» был арестован и вскоре расстрелян его сын Борис. Александр Владимирович с горя запил, написал цикл стихов на смерть сына, названый им «Книга моего гнева», антисоветское содержание которой послужило основой для его нового обвинения, тем более что он недальновидно читал её своим знакомым. В январе 1935-го Бобрищев-Пушкин был арестован, обвинён «в подстрекательстве к террору над руководящими работниками ВКП(б)». Военный трибунал Ленинградского военного округа приговорил бывшего адвоката к расстрелу, который был заменён 10 годами лагерей.

Выступая в свою защиту на суде, он заявил: «…я стал писать эту книгу. Не для массы, а для ГПУ, для того, чтобы бросить мой гнев в лицо тех, кто расстрелял сына. Поэтому при обыске я сам, своими руками, вручил эту книгу агентам ГПУ, и я считаю, что моя книга достигла своей цели. Книгу прочитали только пять десятков людей, но людей квалифицированных, и их эта книга волновала, потрясала, она сделала уже своё дело. Этим я приобщился к участи своего сына, и после его смерти я первый раз уснул спокойно, когда меня привезли в тюрьму…<Я> сделал лучший поступок, вполне достойный моих предков-декабристов*[87]87
  Предком Александра Васильевича был декабрист Павел Бобрищев-Пушкин.


[Закрыть]..»

После двухлетнего содержания в СЛОН А.В. Бобрищева-Пушкина судили повторно, приговорили за террористическую деятельность к высшей мере наказания и 27 октября 1937 года расстреляли в урочище Сандармох.

В 1923 году в журнале «Молодая гвардия» была развёрнута очередная и очень шумная дискуссия по проблемам гендерных отношений в обществе. Молодой врач Борис Коган (Борух Беркович), вчерашний выпускник медицинского факультета Московского университета, что не помешало ему быть революционером с дореволюционным партийным стажем, в ходе состоявшейся полемики дал довольно точную характеристику сложившейся ситуации: «Наш новый быт пробивает себе пути сквозь толщу старой жизни. Есть уже и здоровые побеги в половом вопросе: совместное обучение, физкультура, раскрепощение женщины в политической, экономической и хотя очень немного, но и в бытовой области тоже (охрана материнства и младенчества, брачный кодекс, борьба с проституцией, декрет об абортах, дома-коммуны с их общественными столовыми, прачечными, детскими яслями и др.), но тут же надо указать и на плевелы: нестойкие браки, частые разводы, слишком ранние браки, к тому же материально совершенно необеспеченные, вынуждающие женщину прибегать к абортам, число которых сильно увеличилось за последние годы, и наконец, отягощение женской доли ввиду беспечности, легкомыслия и беззаботности мужчин, игнорирующих своими отцовскими обязанностями при неравенстве физиологической организации женщины, на плечи которой единственно выпадает нести последствия увлечений, а “он” порхает как “стрекоза подёнка“ почти безнаказанно от одной к другой» (Алексеев А. Советский Эрос. Коммерсантъ).

На сессии ВЦИК в 1925 году идея о «необходимости индивидуальной половой любви в браке», сформулированная профессором В. П. Верховским при подготовке «Кодекса законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве», находит своё отражение совершенно неожиданным образом: «Брак основан на взаимном притяжении, на культурном и идейном единомыслии и на половых отношениях» (ВЦИК XII созыва. Вторая сессия. Стенографический отчёт. С. 246).

А.В. Луначарский на «Октябринах»

Не остался в стороне от дискуссии нарком А.В. Луначарский, как обычно, выступивший с программной статьёй «О быте: молодёжь и “теория стакана воды”»:

«Молодёжь пошла по линии наименьшего сопротивления и заявила: ну что же, это не важно, не стоит над этим много думать… Очень приспичила половая нужда, нужно её удовлетворить… А если у девушки возникали сомнения… “он” отвечал ей: какие мещанские рассуждения!.. Нельзя тебя считать за товарища! И запуганная девушка думала, что она поступает по-марксистски, по-ленински, если она никому не отказывает. От этого происходили самые настоящие трагедии, самые настоящие беды, самая настоящая гибель женской молодёжи».

Молодёжные коммуны, вместе с переполненными коммунальными квартирами и городскими общежитиями пролетариата (ГОП, отсюда – «гопники». – Авт.) диктовали особую эстетику межличностных отношений, ничем не ограниченную свободу поведения во всех её проявлениях.

 
Только
солнце усядется,
канув
за опустевшие
фабричные стройки,
стонут
окраины
от хулиганов
вроде вот этой
милой тройки.
Человек пройдёт
и – марш поодаль.
Таким попадись!
Ежовые лапочки!
От них проезда,
от них
ни прохода
ни женщине,
ни мужчине,
ни электрической лампочке.
«Мадамочка, стой!
провожу немного…
Клуб?
Почему?
Ломай стулья!
Он возражает?
В лопатку ножиком!
Зубы им вычти!
Помножь им скулья!»
 

(В. Маяковский. Хулиганщина)

Для многих современников Маяковского жить «коммуной», пусть и в одной комнате, вести совместное хозяйство было и проще, и дешевле, и практичнее. Для вчерашних участников боев под Царицыном, Каховкой, Польского похода или восстановления тысяч разрушенных войной предприятий это было тем самым представлением о нормальной жизни, которое в течение десятилетий будет культивироваться советской властью[88]88
  Например, герои знаменитого фильма «Вратарь республики», снятого по сценарию Льва Кассиля в 1936 году, живут в коммуне общества «Гидраэр».


[Закрыть].

В журнале «Октябрь мысли» (1924) обсуждалась типичная ситуация, связанная с таким коллективным ведением хозяйства комсомольцами. «Тов. Троцкий призвал к активности в деле перестройки бытовых отношений самые широкие массы. Но вопрос ведь заключается не только в том, что делать и как делать. Когда молодёжь отталкивается от крепкой пристани слов т. Троцкого и пускается в море действительной работы, то результаты получаются такие, о которых т. Троцкий наверное не думал», – писал в своей статье «Новый быт и модное сектантство» товарищ Т. Хоке. Продвинутые молодые люди прежде всего заполняли специальные анкеты с целью выработать общие принципы и правила общежития будущей коммуны, после с каждого бралась расписка:

Обязательство

Настоящим, признаю право организации сторонников нового быта вмешиваться и контролировать мою личную жизнь и обязуюсь представлять все данные о ней на рассмотрение организации.

Подпись.

И – вперёд, в новую светлую жизнь!

По целому ряду причин в 1920-е годы Советская Россия становится настоящим полигоном для масштабных экспериментов разной степени научности по формированию «нового человека».

Ещё в 1917–1918 годах А.М. Горький в своей авторской рубрике «Несвоевременные мысли», которую он вёл в меньшевистской газете «Новая жизнь», написал о Владимире Ленине как о безжалостном учёном-экспериментаторе: «Чем рискует Ленин, если опыт не удался? Он работает, как химик в лаборатории, с той разницей, что химик пользуется мёртвой материей, но его работа даёт ценный для жизни результат, а Ленин работает над живым материалом и ведёт к гибели революцию».

Активным адептом профессора Венского университета Зигмунда Фрейда, ухитрившегося упаковать собственные комплексы и детские страхи в стройную теорию психоанализа, был сам Лев Троцкий. Впрочем, не он один не избежал увлечения модными экспериментальными теориями. Жена Григория Зиновьева Злата Лилина (Бернштейн) – заведующая отделом народного образования Петроградского исполкома – в буквальном смысле требовала: «Мы должны изъять детей из-под грубого влияния семьи. Мы должны их взять на учёт, скажем прямо – национализировать. С первых же дней их жизни они будут находиться под благотворным влиянием коммунистических детских садов и школ. Здесь они воспримут азбуку коммунизма. Здесь они вырастут настоящими коммунистами. Заставить мать отдать нам, советскому государству, ребёнка – вот практическая наша задача». [1.87]

В 1921 году по личному поручению председателя РВС профессором И.Д. Ермаковым был открыт детский дом-лаборатория «Международная солидарность», в котором психологи-экспериментаторы организуют «свободное половое развитие детей». Честь быть первыми воспитанниками принадлежала детям большевистской номенклатуры, а основным принципом оригинальной методики воспитания было полное исключение родителей из этого процесса. Думается, что номенклатурные родители и так в нём не особо участвовали. Правды ради надо сказать, что в 1925 году этот опыт был признан неудачным и экспериментальный Дом ребёнка закрыли, а «пионер» советского психоанализа, ученик Сербского И.Д. Ермаков умер в заточении в Бутырской тюрьме. Однако первые отчёты о работе лаборатории были представлены для ознакомления самому 3. Фрейду, для чего О.Ю. Шмидт был специально откомандирован в Вену.

Между прочим, этот интерес был глубоко взаимным. Австрийский учёный с начала 1900-х активно занимался лечением различных расстройств психики у русских эмигрантов-революционеров. В 1909 году в одной из своих научных статей он написал, что увлечённость идеей осчастливить человечество сочетается в них с редкостным отвращением к рутинной каждодневной деятельности вместе с накоплением в себе заряда взаимной нетерпимости к собственной эмигрантской среде.

Конечно, большевики-новаторы были пока ещё далеки от пророчеств Ильи Эренбурга, которые он изложил в романе-антиутопии «Трест “Д.Е.” История гибели Европы». Главный герой сатиры Ене Боот на средства американского миллиардера Твайвта решил превратить Европу в пустыню к 1940 году: «.. .я обдумал план использования Африки. Строго контролируя зачатия, мы можем в течение ста лет создать несколько удачных пород ломовых людей; человек-грузчик, человек-извозчик, человек-лакей и другие по желанию. У грузчиков развитие грузоподъёмности – 10 л. с., крохотная голова, кретинизм, полное послушание (…) У лакеев особо развиты руки-крючки, атрофия языка (…)»[1.290]

Первое издание антиутопии осуществлено издательством «Геликон» в 1923 году, затем в Харькове и в Москве. По замыслу И. Эренбурга, у России теперь особая миссия: сначала на СССР нападают Польша и Румыния, уничтожение затрагивает Петроград, Киев и Одессу, затем Харьков, Рязань и Владимир. Красная армия переходит в контрнаступление и захватывает Варшаву и Бухарест. Однако в результате бактериологической атаки население вплоть до Урала уничтожено. СССР в этих условиях осуществил перевод промышленности в Сибирь, и благодаря уничтожению Европы Россия переживала промышленный расцвет – теперь иностранцы умоляли дать им работу в центре тяжёлой промышленности на Байкале. После выхода романа, уже в сентябре 1923 года им заинтересовался В.Э. Мейерхольд. Во время поездки в Берлин режиссёр предложил Илье Григорьевичу превратить роман в пьесу, которую замыслил в духе «циркового представления с агитационным апофеозом» (кто бы сомневался?). Проект был реализован. На следующий день после премьеры в вечернем выпуске «Красной газеты» один из театральных критиков написал: «Постановка Мейерхольда – праздник полного освобождения театрального действия от тягостей литературного текста».

Женотдел при ЦК ВКП (6). М.Н. Менжинская, А.М. Коллонтай. 1920

Теперь и Лев Троцкий убеждён: «Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый семейный очаг, т. е. архаическое, затхлое и косное учреждение, в котором женщина трудящихся классов отбывает каторжные работы с детских лет и до смерти».

Идея абсолютной свободы для женщин, которая по различным причинам проникала в гражданское право, в советской системе юриспруденции смешивалась с трудно объяснимым стремлением отделить брачные отношения от семейных, при полном отрицании традиционной формы семьи, основанной на законном браке.

По мнению советских цивилистов, в существовавших политических реалиях брак должен был быть соглашением мужчины и женщины, свободно заключаемым и расторгаемым без любого участия государства.

Логично, что одним из первых декретов 1918 года был именно декрет о браке, в соответствии с которым законным признавался только гражданский, а не церковный союз, при этом наконец-то существенно упрощалась процедура развода и уравнивались в правах законнорождённые дети и дети, рождённые вне брака.

* * *

Как известно, идеологи советского права во многом ориентировались на законодательство периода Великой французской революции. Пришедший на замену стройной системе немецкой цивилистики вольный дух коммунаров многим казался образцом для законотворчества.

Во Франции после термидорианского переворота была принята серия новых семейно-брачных законов, в которых прослеживается преемственность с законодательством революционного времени.

Французское законодательство периода термидора тоже начало с реформы внутрисемейных отношений. Теперь семья стала рассматриваться как корпорация, члены которой имели различный статус и права: так, разведенные мужчины могли вступать в брак непосредственно после развода, а женщины – только по истечении десяти месяцев и пр.

При этом закон разрешал женщине вступать в брак сразу после развода, если ему предшествовало фактически раздельное проживание супругов в течение шести месяцев. Был установлен порядок, согласно которому брак мог быть расторгнут в ускоренном упрощённом порядке, если один из супругов эмигрировал или вообще проживал за границей (декреты 28 декабря 1793 г., 23 и 28 апреля 1794 г.) В случае возникновения в семье различных противоречий они подлежали рассмотрению семейным трибуналом, состоявшим из четырёх наиболее близких родственников, друзей или соседей. Сторона, не согласная с решением посредников, могла апеллировать к трибуналу дистрикта, который выносил окончательное решение.

* * *

Традиционная семья воспринималась большинством коммунистов как некий атавизм, который должен был быть заменён официальными государственными институтами общественного воспитания и социального призрения.

Теперь для заключения брачного союза уже не требовалось согласие родителей, не имели значения сословная принадлежность, национальность или вероисповедание. Устанавливались его моногамная форма и возраст вступления в него: для мужчин – 18 лет, для женщин – 16 лет. Отцом и матерью ребёнка считались мужчина и женщина, подавшие в органы ЗАГС заявление об этом и «давшие соответствующую в том подписку». Виновные в даче заведомо ложных сведений могли были быть привлечены к уголовной ответственности, а такая запись признавалась недействительной.

В случае возникновения разногласий относительно биологического отцовства была установлена судебная процедура, при этом пролетарский суд не только определял отцовство, но и давал имена и фамилии детям, периодически вмешивался в процесс их воспитания, устанавливал размер их содержания и т. д. По желанию одного или обоих супругов допускался т. н. «свободный» развод, при этом возможность для обращения в суд оставалась только при наличии их обоюдного согласия. Естественно, что при таком либеральном подходе отсутствовала сама возможность различить «временное половое увлечение» от законных брачных отношений.

По мнению реформаторов, суд, как регулирующая структура, должен был заменить собой институт супружеской и родительской власти, при этом в, казалось бы, стройной системе произошёл неожиданный сбой. Зарегистрированных обращений в судебные инстанции по вопросам «семьи и брака» было крайне мало, что в основном объяснялось крайне низким качеством правосудия, личностью самих судей, так и постановленных ими решений.