Текст книги "Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. Том 1. Перманентная революция и футуризм. Eritis sicut deus! Том 2. Советское авторское право в 1917–1930-х годах. «Честный» плагиат. Прецеденты"

Инструкция Московского охранного отделения о работе с секретными сотрудниками, разработанная в 1908 году, рекомендовала избегать освобождения арестованного секретного сотрудника и предлагала в случае его ареста выпускать его вместе со всеми арестованными. Странная везучесть некоторых агентов в условиях, когда рядом провал следовал за провалом, вызывала немедленное подозрение подпольщиков. Учитывая это, 24 мая 1910 года Департамент полиции направил начальникам охранных отделений специальный циркуляр № 125534 следующего содержания: «Милостивый государь! Практика указала, что сотрудники, давшие неоднократно удачные ликвидации и оставшиеся непривлечёнными к следствию или дознанию, безусловно, рискуют при следующей ликвидации, если вновь останутся безнаказанными, провалиться и стать, с одной стороны, совершенно бесполезными для розыска, обременяя лишь бюджет Департамента полиции и розыскных учреждений, с другой же стороны, вынуждаются вести постоянную скитальческую жизнь по нелегальным документам и под вечным страхом быть убитыми своими товарищами. В подобных случаях более целесообразно не ставить сотрудников в такое положение и, с их согласия, дать им в конце концов возможность, если то является необходимым, нести вместе со своими товарищами судебную ответственность, имея в виду то, что, подвергшись наказанию в виде заключения в крепость или в ссылке, они не только гарантируют себя от провала, но и усилят доверие партийных деятелей и затем смогут оказать крупные услуги делу розыска как местных учреждений, так и заграничной агентуре, при условии, конечно, материального обеспечения их во время отбытия наказания. Сообщая о таковых соображениях, по поручению г. товарища министра внутренних дел, командира Отдельного корпуса жандармов, имею честь уведомить Вас, милостивый государь, что его превосходительством будет обращено особое внимание как на провалы агентуры, так и на её сбережение, и в особенности на предоставление серьёзных секретных сотрудников для заграничной агентуры, которая может пополняться только из России и притом лицами, совершенно не скомпрометированными с партийной точки зрения. Примите, милостивый государь, уверения в совершенном моём почтении».

Как ни берегли в Департаменте полиции тайную агентуру, а сведения о ней содержали специальный гриф «Святая святых», но иногда и здесь случались досадные срывы. Так, информация агента охранки Н.Ю. Татарова, который пользовался особым доверием Б. Савинкова (они дружили с детства), позволила изобличить многих активных членов Боевой организации эсеров, в частности раскрыть убийство Санкт-Петербургского генерал-губернатора Д.Ф. Трепова – сына петербургского градоначальника. Когда сведения о нём стали известны ЦК партии социалистов-революционеров, тайный агент охранки был приговорён к смерти и 22 марта 1906 года на своей квартире в Варшаве на глазах у родителей был казнён боевиком-эсером Ф.А. Назаровым.

По своей ментальности – гражданский чиновник С. Зубатов стал автором инструкций и рекомендаций как по методам вербовки агентов, так и по правилам филёрского наблюдения. Им, кстати, были лично привлечены к сотрудничеству с полицией (т. е. завербованы) видный народоволец Г. Гершуни, а также петербургский проповедник и «пламенный толстовец» священник о. Георгий (Георгий Аполлонович) Гапон, который, по общему убеждению, был самым популярным священником в столичном Петербурге. После окончания Киевской семинарии Гапон получил богатый приход на самом престижном кладбище Киева у Аскольдовой могилы, затем, блестяще сдав экзамены, поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. Принимая во внимание, что молодой священник был не только хорошо образован, обладал прекрасной внешностью и ораторскими способностями, но и отличался гиперактивностью, он занял место приходского священника в церкви при Петербургской пересыльной тюрьме, затем должность в «Миссии синего креста» – благотворительной организации, основанной в столице в 1882 году по инициативе богатой купчихи А.С. Балицкой, – задачи которой выглядели так: оказание помощи бедным и больным детям, защита детей, являющихся «жертвами злоупотреблений» и находящихся «в дурных нравственных и материальных условиях», а также забота о детях, «впавших в преступления». Первоначальная сумма взноса в благотворительный фонд составляла внушительные 1300 рублей. На эти деньги были сразу же были открыты два детских убежища, оба в Санкт-Петербурге. В следующем году удалось основать больницу с амбулаторией, приют для детей-калек с домовой церковью, затем ещё более 50 различных объектов. Но, по всей видимости, в благотворительной деятельности талантливого проповедника были некоторые – назовём их так – нюансы, которые потребовали личного вмешательства главного попечителя приютов сенатора Николая Аничкова, сообщившего митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию о совращении священником 18-летней сироты Александры Уздалёвой, которая проживала в опекаемом о. Георгием приюте. Священника, по существовавшим правилам, распоряжением правящего митрополита должны были отправить в запрет на служение, но неожиданно в конфликт вмешалось Охранное отделение. Специальный агент С. В. Зубатова – Михайлов – предложил Г. Гапону взаимовыгодное сотрудничество. Судя по тому, что дело по обвинению о. Георгия в sexual harassment было быстро улажено, предложение охранки было принято. Его спешно восстановили в Духовной академии, откуда уже успели отчислить «за аморалку».

Организационный талант священнослужителя в совокупности с возможностями некоторых функционеров партии социалистов-революционеров привели к синергетическому эффекту. Отделения «Союза» Г. Гапона были открыты во всех районах столицы, регулярно проводятся собрания, на которые закрыт вход любым инородцам. О. Гапон истово исповедовал два «вечных» для России принципа: «царь – хороший, бояре – плохие» и «во всех наших бедах виноваты инородцы». При этом проповедник делает ставку не на опустившегося голоштанного люмпена, что было бы вполне логично, а на грамотного и квалифицированного рабочего, не пьющего, с приличной заработной платой и достойным уровнем жизни.

Г. Гапон и градоначальник Санкт-Петербурга генерал-адъютант И.А. Фуллон на открытии Коломенского отдела «Собрания Русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга». Осень 1904 года

В январе 1905 года Владимир Маяковский плечом к плечу с друзьями-анархистами дрался с полицией на баррикадах в Кутаисе, о «Кровавом воскресенье» он знал только со слов старших товарищей, но в 1924 году написал стихотворение «9-е января»:

 
О боге болтая,
о смирении говоря,
помни день —
9-е января.
Не с красной звездой —
в смирении тупом
с крестами шли
за Гапоном-попом.
Не в сабли
врубались
конармией-птицей —
белели
в руках
листы петиций.
Не в горло
вгрызались
царёвым лампасникам —
плелись
в надежде на милость помазанника.
Скор
ответ
величества
был:
«Пули в спины!
в груди!
и в лбы!»
Позор без названия,
ужас без имени
покрыл и царя,
и площадь,
и Зимний.
А поп
на забрызганном кровью требнике
писал
в приход
царёвы серебреники.
Не все враги уничтожены.
Есть!
Раздуйте
опять
потухшую месть.
Не сбиты
с Запада
крепости вражьи.
Буржуи
рабочих
сгибают в рожья.
Рабочие,
помните русский урок!
Затвор осмотрите,
штык
и курок.
В споре с врагом —
одно решение:
Да здравствуют битвы!
Долой прошения!
 

(Маяковский В. В. 9-е января.

Полн. собр. соч. в 13-ти т. Т. 6.

Изд. «Художественная литература». М., 1957)

Как видно, смысл стиха отражал официальную точку зрения на «зверское преступление царского режима». Странно, но оказывается что эта байка советской исторической науки своими корнями уходит в публикации ведущих английских газет начала прошлого века, которые в 1905 году абсолютно синхронно начали убеждать своих читателей в неспособности российского императора Николая II контролировать ситуацию в России, его зависимости от собственного окружения и прочих грехах. С чего бы это?

В этом смысле первая опубликованная автобиография Георгия Гапона, переведённая на английский язык, сработала исключительно на пропагандистскую кампанию, развёрнутую против правящей российской императорской семьи. Публикация “The Story of Му Life” в газете The Strand Magazine широко рекламировалась. Многие лондонские газеты напечатали на неё положительные рецензии, a Daily Mirror привела из неё развёрнутую цитату о наболевшем – политическом безволии русского императора.

Затем книга вышла во Франции. Несколько газет анонсировали предстоящую публикацию «мемуаров» Гапона в Le Monde Moderne. Le Journal опубликовала отдельную главу, рассказывавшую о зверствах русских офицеров на улицах столицы в «кровавое воскресенье». Всё та же Daily Mirror провела опрос среди известных политиков, бизнесменов и журналистов о том, что должен был сделать, по их мнению, российский император Николай II после разгона протестующих. Опрошенные пришли к однозначному мнению: русский царь должен был отречься от престола. Европейские СМИ буквально «смакуют» ужасные новости из российской столицы: у Нарвской заставы убит рабочий, который на манифестации шёл с портретом императора; стреляя по рабочим, российские войска использовали разрывные пули; профсоюзы полностью подконтрольны охранке; при подавлении беспорядков военные применяли жестокие методы (например, писалось о «санях, полных детских трупов»). Согласитесь, довольно странный интерес к событию, которого ещё 3–4 года в Лондоне никто бы не заметил.

Осенью 1904 года при открытом лоббировании полицейских властей Георгий Гапон создал рабочую организацию нового типа «Собрание Русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», затем ему удалось распространить своё влияние на «Московское общество взаимопомощи рабочих», которому, в свою очередь, покровительствовали генерал-лейтенант К.В. Богданович, редактор «Московских ведомостей» В.А. Грингмут и епископ Можайский вл. Парфений – первый викарий Московской епархии.

«Идея общества заключалась в стремлении свить фабрично-заводского люда гнёзда, где бы Русью, настоящим русским духом пахло, откуда бы вылетали здоровые и самоотверженные птенцы на разумную защиту своего царя, своей Родины и действительную помощь своим братьям-рабочим», – говорил своим соратникам священник. При этом власти отдавали себе отчёт в том, что ситуация в рабочих организациях и на крупных заводах, несмотря на полицейский надзор и десятки осведомителей, практически не контролируется. Вплоть до 8 января информации о радикализации требований рабочих вообще не было. Тем не менее, принимая во внимание, что организаторами манифестации Георгий Гапон уже определён в качестве лидера, полиция пытается его арестовать, но это решение не было согласовано начальством по причине возможных потерь среди сотрудников полиции – у священника неожиданно оказалась хорошо вооружённая охрана.

В Петербурге проходила всеобщая забастовка – не работали не только крупные заводы, но и типографии, поэтому ежедневные газеты тоже не выходили, то есть официальная власть была лишена какой-либо возможности доведения до бастующих своих даже самых правильных решений. Министр финансов С. Витте по просьбе профсоюзов принял делегацию рабочих, но разговор не получился. В воскресенье для встречи с государем были готовы выйти на улицы десятки тысяч людей. Накануне 9 января вплоть до позднего вечера сотни агитаторов обходили рабочие районы, возбуждая людей, приглашая их принять участие в демонстрации, снова и снова заявляя, что встрече с императором всячески препятствуют эксплуататоры и чиновники.

На срочном совещании в Зимнем дворце поздним вечером 8 января было принято решение о введении в столицу дополнительных воинских частей, разделении города на сектора и защите от возможных нападений основных государственных объектов – план правильный, но решение запоздалое. Император уже находился в Царском Селе, поэтому основной задачей было прежде всего предотвращение беспорядков, грабежей, гибели людей в результате возможной давки. Стремясь предотвратить трагедию – а страшная память о «Ходынке» была ещё свежа, – власти выпустили объявление, запрещающее шествие 9 января и предупреждавшее его участников о возможных рисках, но тираж листовок был мизерным и расклеить их на городских улицах просто не успели.

 
Слышите
шпор
гвардейский щёлк:
царём
науськан
Семёновский полк.
 

(Маяковский В. В. Москва в огне (1905). Полн. собр. соч. в тринадцати томах.

Т. XI. Киносценарии и пьесы (1926–1930)

Командир лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майор П.М. Самгин докладывал в Царское Село об обстановке на Васильевском острове: Около 10 часов утра большая толпа рабочих, собравшись на 4-й и 6-й линиях Васильевского острова, между Средним и Малым проспектами, стала приближаться к Неве. Для преграждения ей возможности проникнуть за Неву две роты гвардейской пехоты преградили толпе выходы на набережную, навстречу были высланы части лейб-гвардии Уланского Её Величества и лейб-гвардии Казачьего Его Величества полков, которые, произведя несколько атак, оттеснили народ к Большому проспекту. «Около 1 часа дня толпа на 4-й линии, значительно увеличившись в числе, стала устраивать проволочные заграждения, строить баррикады и выкидывать красные флаги. Против этой толпы по требованию и. д. полицеймейстера подполковника Галле были выдвинуты две роты лейб-гвардии Финляндского полка и 89-го пехотного Беломорского полка; 1 рота лейб-гвардии Финляндского полка, после безуспешных предупреждений и троекратного сигнала, дала один залп, после чего роты двинулись вперёд, по направлению к Малому проспекту, разбирая проволочные заграждения и баррикады и рассеивая толпу, оставившую на баррикаде двух убитых. Во время движения рот из дома № 35 по 1-й линии, а также из строящегося дома напротив него, бросались кирпичи, камни и были произведены выстрелы.

На Малом проспекте у 12-й линии толпа снова сплотилась и, загородив дорогу, стала стрелять. Тогда одной полуротой 89-го пехотного Беломорского полка было произведено три залпа, которыми толпа была рассеяна, и роты, разбирая целый ряд баррикад, дошли до Смоленского кладбища. К 6 часам вечера роты вернулись к 1-му кадетскому корпусу.

Около двух часов дня, ввиду донесений о нападении толпы на оружейную фабрику «Шафф», к означенной фабрике, на 14-ю линию, была выслана одна рота, которая угрозами открытия огня рассеяла шайку грабителей, в числе около 200 человек, и отобрала от них часть захваченного оружия. Этой же роте удалось остановить угрозами толпу рабочих, приближавшихся по 14-й линии со стороны Большого проспекта, и заставить её отойти назад. Во время этих действий был арестован один студент, обращавшийся к солдатам с вызывающей речью, и при нём был найден заряженный револьвер.

Во избежание нового скопления рабочих в районе Большого проспекта на углах 17-й и 19-й линий были оставлены пехотные части. Кроме того, по особому приказанию был занят ротой пехоты дом № 35 по 4-й линии».

В продолжение всего времени непрерывно высылались кавалерийские части для предупреждения скоплений рабочих и прекращения начинавшихся в разных местах грабежей лавок.

Во время действия войск на Васильевском острове войсками было задержано за грабеж и вооружённое сопротивление 163 человека…

Примечательно, что рабочие – участники мирной демонстрации вместе с членами своих семей, то есть с женщинами и детьми, предприняли успешную попытку ограбить фабрику оружейника В.Н. Шафа, где на складах хранилось достаточное количество огнестрельного и холодного оружия.

По докладу генерал-майора А.Н. Рагозина – начальника Офицерской строевой школы: 20-тысячная толпа, которая двигалась по Каменноостровскому проспекту, на руках несла

Георгия Гапона. Их лидер пообещал помахать участникам шествия красным или белым платком, в зависимости от исхода переговоров с императором (при неудаче – красным, при положительном исходе – белым). Перед Троицкой площадью рота лейб-гвардии Павловского полка дала залп по демонстрантам, которые, оставив около 40 человек погибшими и ранеными на мостовой, стали отходить и были рассеяны конными уланами. «После залпа и атаки кавалерии означенный священник был скрыт толпой и после уже не был разыскан. В течение остальной части дня и ночью сильные кавалерийские разъезды препятствовали толпе собираться вновь перед войсками и разгоняли появившиеся на Большом проспекте шайки грабителей и хулиганов, бивших стёкла на фонарях и в магазинах. В 12 часов ночи из резерва была выслана одна рота для занятия дома Рабочего союза на Геслеровской улице».

Священник Григорий Гапон.

Почтовая карточка

После прозвучавших первых выстрелов эсер Пинхус Рутенберг, который в последние дни практически не отходил от Г. Гапона, увёл его из толпы. Затем священника переодели, постригли и спрятали на квартире, принадлежавшей А.М. Горькому.

Вечером следующего дня огромным тиражом было напечатано в виде прокламации письмо о. Георгия (Гапона) императору Николаю II:

«Письмо к Николаю Романову, бывшему царю и настоящему душегубу Российской империи.

С наивной верой в тебя, как отца народа, я мирно шёл к тебе с детьми твоего народа. Невинная кровь рабочих, и жён, и детей-малолеток навсегда легла между тобой, о душегубец, и русским народом. Нравственной связи у тебя с ним никогда уже быть не может. Могучую же реку сковать во время её разлива никакими полумерами, даже вроде Земского Собора, ты уже не в силах. Бомбы и динамит, террор бесправного люда, народное вооружённое восстание – всё это должно быть, и будет непременно. Море крови, как нигде, прольётся. Из-за тебя, из-за твоего дома Россия может погибнуть. Раз навсегда пойми всё это и запомни. Отрекись же лучше поскорее со всем своим домом от русского престола и отдай себя на суд русскому народу. Пожалей детей своих и Российской страны, о ты, предлагатель мира для других народов, а для своего – кровопийца! Иначе вся имеющая пролиться кровь на тебя да падёт, палач, и твоих присных. Георгий Гапон.

Знай, что письмо это – оправдательный документ грядущих революционно-террористических событий в России.

20 февраля 1905 года. Георгий Гапон»

Консистория оперативно лишает православного революционера сана, как обвинённого в том, что «призванный вдохновлять православных словами истины и Евангелия, обязанный отвлекать их от ложных направлений и преступных стремлений, он, с крестом на груди, в одежде духовного отца, предал свой сан и вступил в преступное сообщество еретиков и халдеев, выполняющих в России предательскую роль». Затем социалисты-революционеры нелегально переправили его за границу – в Женеву, столицу российских революционеров. О трагических событиях (по версии европейских газет – «кровавой бойне») и их лидере писали все мировые СМИ.

На короткий срок священник приобрёл огромную популярность, благодаря которой за авторские права на издание автобиографии он получил фантастически большой гонорар – 50 000 франков, столько не платили ни будущему Нобелевскому лауреату Ивану Бунину, ни мегапопулярным Максиму Горькому и Льву Толстому. На вырученные средства боевики-эсеры закупили партию стрелкового оружия и динамита. Транспортное судно, переправлявшее опасный груз в Россию, вызвался сопровождать сам бывший «отец» Георгий, но по дороге из-за шторма оно затонуло, сам он чудом остался в живых.

Тем не менее, получив известие об объявленной амнистии, Гапон планировал вернуться в Россию – решение, надо сказать, неоднозначное, очень удивившее его соратников. Эсеры никак не ждали увидеть в Петербурге легендарного проповедника живым и здоровым. После своего приезда в столицу Г. Гапон написал письмо председателю кабинета министров С.Ю. Витте, в котором попытался оправдаться относительно своего деятельного участия в несанкционированной манифестации: «Вам должно хорошо быть известно, как я беззаветно отдавал себя на службу пролетариату до 9 января. И результат сказался скоро: не прошло года, как из небольшой кучки преданных мне рабочих, без всякой материальной поддержки со стороны правительства, несмотря на все нападки социал-демократов и социалистов-революционеров, несмотря на всё недоверие со стороны интеллигенции, буквально на гроши рабочих, выросло сравнительно большое общество, так называемые 11 отделов “Собрания” рабочих. Ключом била в них жизнь, потому что в основе общества лежала правда и потому что в нём была “душа жива”. Оно исключительно преследовало цели, намеченные в § 1 своего устава, и не помышляло идти вместе против существующей династии. Наоборот, как для меня, так и для членов рабочего общества личность его императорского величества всегда была священна и неприкосновенна во всех отношениях. Признаюсь, что в своих частных кружках мы допускали иногда критику бюрократического режима, постольку, поскольку это касалось рабочего дела и народного блага. Будь со стороны правительства вообще и в частности со стороны министерства финансов и высшей фабричной инспекции должное внимание к обществу, как к барометру настроения рабочих масс, “Собрание”русских фабрично-заводских рабочих явилось бы прочной базой для разумного профессионального и рабочего движения в России. 9 января – роковое недоразумение. В этом, во всяком случае, не общество виновато со мной во главе. (…) Вот почему я, уже зная накануне 9, что будут стрелять, пошёл в передних рядах, во главе, под пули и штыки солдатские, чтобы своею кровью засвидетельствовать истину – именно неотложность обновления России на началах правды».

С.Я. Стечкин писал в своём очерке «Рясы. Гапон»: «Священник Гапон, отец Георгий, умер 9 января, умер и не воскрес. А вернувшийся в Россию пиджачник стал срываться шаг за шагом, толкаемый самолюбием, тоской по былому значению, газетной беспардонной травлей. Озлобленный, потерявший меру, проигрывающий ставку за ставкой, он шёл по наклонной дороге и бросался в ямы и пропасти, всё ещё надеясь воспрянуть к величию и славе. И чем яснее был неуспех, тем больше рисковал и очертя голову бросался в безумные авантюры». [1.237]

17 октября 1905 года император Николай II подписал Высочайший Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», «даровавший свободы гражданам России», текст был подготовлен членом Государственного совета А.Д. Оболенским и исполнявшим обязанности управляющего делами Кабинета министров Н.И. Вуичем под руководством С.Ю. Витте.

Манифест, который был неочевидным результатом революции 1905 года, провозглашал «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Расширялись избирательные права граждан, учреждался новый представительный орган власти с законодательными правами – Государственная дума. Документ завершался призывом «ко всем верным сынам России помочь прекращению… неслыханной смуты» и вместе с государем «напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле». Так начиналась первая «Перестройка», практически не отличавшаяся от второй ни по своим подходам, ни по своим катастрофическим последствиям.

Крах Великой империи начался с ограничения самодержавия и ликвидации монополии государства на политическую инициативу (монополия на насилие уже давно принадлежала радикалам). На политическом ландшафте появились легальные политические партии, в том числе партия либерально-монархической буржуазии (конституционные демократы – кадеты) и партия чиновников, помещиков и крупной буржуазии «Союз 17 октября» (или октябристов), профсоюзные и общественные организации, а также оппозиционные СМИ.

Благодаря временному послаблению цензуры в России стали выходить десятки сатирических журналов самого разного направления – начался немыслимый прежде карикатурный экстаз. Одним из первых был «Пулемёт» поэта Николая Шебуева (его современный аналог – французский Charlie Hebdo, такой же идиотский по своему содержанию). Карикатуры и статьи первого номера, вышедшего 13 ноября 1905 года, в большинстве своем глуповатые и тенденциозные, высмеивали любого, кто как-то был связан властью: от премьера С.Ю. Витте до выдающегося проповедника и подвижника о. Иоанна Кронштадтского; доставалось от журналистов и «грантоедам», например солисту Большого театра, бывшему присяжному поверенному Леониду Собинову.

Однажды в буквальном смысле слова всемирный резонанс вызвала блестящая по своей сути композиция, украшавшая заднюю сторону обложки журнала. На ней был в точности перепечатан текст Высочайшего манифеста от 17 октября 1905 года, поверх которого кроваво-красной краской (тексты и иллюстрации в журнале были красно-чёрными) нанесён отпечаток ладони. Внизу была надпись: «К сему листу Свиты Его Величества Генерал-майор Трепов руку приложил». Так редактор Н.Г. Шебуев креативно перефразировал известную цитату из романа Ф.М. Достоевского «Идиот»: «игумен Пафнутий руку приложил», связав императорский манифест с фигурой коллективно ненавидимого в столице генерал-губернатора.

Учитывая позицию Георгия Гапона и сделанные им выводы об итогах революционных выступлений, совсем не удивительно, что секретная программа «полицейского социализма», на которую возлагались большие надежды, то есть осуществление управляемой революционной деятельности с участием агентов полиции и провокаторов, была признана министром МВД В.К. Плеве «противоправительственной». Ранее находившийся под сильным влиянием С.В. Зубатова министр решил кардинально изменить свою позицию по отношению в «оперативным провокациям» отделения по охранению общественной безопасности и порядка Департамента полиции, и время показало, что в этом случае он оказался абсолютно прав.

В специальной инструкции для сотрудников «охранки», отвечавших за агентурную работу, указывалось:

«Залог успеха в приобретении агентур заключается в настойчивости, терпении, сдержанности, также осторожности, мягкости, осмотрительности, спокойной решительности, убедительности, проникновенности, вдумчивости, в умении определить характер собеседника и подметить слабые и чувствительные его стороны, в умении расположить к себе человека и подчинить его своему влиянию, в отсутствии нервозности, часто ведущей к форсированию. Изложенные качества каждый занимающийся розыском офицер и чиновник должны воспитывать и развивать в себе исподволь, пользуясь каждым удобным случаем».

С.В. Зубатов отмечал в своём очередном донесении министру: «Удовлетворите их (революционеров – Авт.) потребности, и они не только не полезут в политику, а выдадут вам всех интеллигентов поголовно». И ещё постоянно требовал от подчинённых, чтобы те обращались с агентом «как с женщиной, с которой вы состоите в тайной связи, – одно неосторожное движение, и вы её опозорите».

Усилиями неутомимого Сергея Васильевича были введены обязательное фотографирование и регистрация преступников.

До 1 июля 1903 года оперативная съёмка производилась исключительно в павильонах Сыскной полиции, т. е. фотографировались только преступники, «число которых каждый год доходило от 700 до 800, и никаких других работ не делалось». Только в результате проведённой реформы полицейская картотека была пополнена фотоматериалами, которые были связаны с местами совершения преступлений. Довольно скоро в картотеке «охранки» было более 20 000 персональных досье, в том числе там появилась регистрационная карточка Московского охранного отделения № 0-Ш – 08-3037 на Маяковского В.В., 1893 года рождения.

По филёрским рапортам, боевик Владимир Маяковский оказался связан с Евно Азефом – легендарным двойным агентом и фигурантом сотен секретных донесений, который на протяжении 16 лет верой и правдой служил режиму, состоя на оперативной связи с начальником Петербургского Охранного отделения полковником А.В. Герасимовым

Как впоследствии написал о нём Л.Д. Троцкий: «Могущественнейший террорист, состоящий при департаменте полиции; довереннейший агент, организующий убийства министра внутренних дел и великого князя, – разве это не титаническая по своим внутренним противоречиям фигура, далеко выходящая за рамки человеческого и только человеческого?»

Евно Азеф. Фото из агентурной картотеки полицейского департамента

Когда 5 марта 1917 года Временным правительством «для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц» была организована Чрезвычайная Следственная Комиссия (ЧСК) во главе с адвокатом Н.К. Муравьёвым, то особое внимание при проведении допросов её члены, в большинстве своём сами адвокаты, обращали внимание на организацию работы именно с нелегальной агентурой. Как стало известно ЧСК из документов Департамента полиции, наиболее подходящими для привлечения к нелегальной работе считались арестованные по политическим делам, слабохарактерные, разочарованные или обиженные партией, а также нуждающиеся материально, бежавшие из места ссылки, ранее подвергавшиеся преследованиям и т. д. Вместе с тем вербовка революционеров царской охранкой была вынужденной и рискованной мерой. На ненадёжность, порочность и аморальность «нелегалов» справедливо указывал начальник императорской дворцовой охраны полковник А.И. Спиридович[31]31
  Звание генерал-майора Отдельного корпуса жандармов Александр Иванович Спиридович получил в 1915 году, после того как его оправдали по делу о непринятии мер по охране премьер-министра П.И. Столыпина.


[Закрыть]: «Слишком развращающе действовала подпольная революционная среда на своих членов своею беспринципностью, бездельем, болтовнёю и узкопартийностью, чтобы из неё мог выйти порядочный чиновник. Он являлся или скверным работником, или предателем интересов государства во имя партийности и революции. Были, конечно, исключения, но они являлись именно исключениями».

Кроме того, пополнение агентурной сети тайной полиции за счёт членов революционного подполья неизбежно приводило к появлению «двойных» агентов, работавших одновременно и на полицию, и на антиправительственные организации. По итогам проведённого расследования комиссия поставила вопрос о том, что если в партии эсеров, признанной преступной, в течение длительного времени действовали двойные агенты, то не является ли с этой точки зрения антигосударственной деятельность самой системы «тайных осведомителей». Однако директор Департамента полиции М.И. Трусевич[32]32
  М.И. Трусевич представил министру внутренних дел записку «О реорганизации политического розыска в связи с усилением революционного движения в России» с анализом сложившейся ситуации: «образование противоправительственных центров стоит в несомненной зависимости от степени успешности борьбы с крамолой со стороны тех или других местных розыскных органов власти, причём революционеры избирают пунктами сосредоточения руководящих организаций обыкновенно те местности, в которых жандармские и полицейские учреждения высказывают более или менее постоянную неумелость или небрежность по выполнению своих обязанностей». В свете этого документа министерству предлагалось «существенно изменить постановку политического расследования сообразно революционных фракций», создать несколько центральных розыскных органов и провести изменения в организации Особого отдела, работа которого строилась «по районам географического значения», что мешало ему «иметь ясное представление о деятельности партий».


[Закрыть] в ходе своего допроса ЧСК, не вдаваясь в расшифровку этой коллизии, резонно парировал: «…департаменту полиции нужно было либо отказаться от борьбы с террором, либо остаться при тех средствах, которые были выработаны практикой в течение многих лет». Тогда председатель следственной комиссии Н.К. Муравьёв попытался образно и саркастически конкретизировать эту «практику» Департамента полиции: «Т. е. оставаться при Азефах больших и маленьких? Так что, по вашему мнению, в настоящий момент нет государства, которое не имело бы на своей службе Азефов и не совершало убийств очень высоких должностных лиц при участии, содействии или, по крайней мере, с ведома своего агента, получающего за это деньги?»