Текст книги "Евангелие рукотворных богов"

Глава 7

Бескорыстные помощники, адепты познания помогут тебе пройти таинственный ритуал. Вольют в твои члены утроенные силы, одарят звериным чутьем, сверхъестественной скоростью и ничего не попросят взамен. Ты застынешь на краю утеса, радостно ощущая пульсации мощи, и Город у твоих ног сможет надеяться на помощь. Но почему на грязных улицах при твоем появлении захлопывают ставни и матери с визгом тащат детей с пыльных мостовых? Недоумеваешь? Остановись на секунду и брось взор на дрожащее отражение в мутной луже. Отчего же отпрянул? Не нравится искаженная яростью морда, уродливый горб или когтистые лапы? Коварные шутки богов. Зато, может быть, это маленькое озарение отвратит тебя от желания заглянуть в свою собственную Душу?

Огненный Сет, ставший дьяволом непосвященных, Сатана рабского племени. Прозываемый Лукавым, Локки и еще тысячью имен. Бог абсолютной чистоты. Твоими руками иные творят поступки, что смогли бы бросить тень на жаждущих казаться Справедливыми и Непорочными. Кто, как не ты, Сет-Тифон, Тайфун, сметающий плоды досадных просчетов, очищаешь миры для следующих опытов. Как хаос – неизменное преддверие порядка, так и все новое невозможно построить без отрицания старого. Для тебя не существует понятий Честь и Грязь, стремление твое – безучастная Истина, и в этом ты честен. Тобой пугают слабых духом, ибо да, выходя из-под контроля, сеешь безусловное уничтожение, стихийные бедствия идут вслед, а маньяки и самоубийцы признают тебя своим покровителем. И на тебя сваливают неподъемное бремя необходимых, но сомнительных деяний. Бог-Разрушитель, трикстер, антагонист и соратник предвечного Созидателя, одинокий и гордый в своей незавидной участи, воплощение человеческого стремления к Свободе. Порождения твои – страшные, но сильные существа, хтонические чудища, волею предначертания призванные помогать зачинателю в самых мрачных, отвратных местах. Кто из стоявших на пороге Аменти не встречал твоего потомка – огнедышащего Кербера-Фенрира? Безобразное чудовище? Но сколько тоски и боли застыло в не знающих страха, безжалостных трех парах глаз Бессменного Стража. Глупец возразит – бесполезное создание, влачащее безрадостную жизнь у зловещих врат, пределы которых и так не отважится преступить ни одно живое существо. Неправда, ужасная тварь неотделимо от Входа, мускулистое тело, рвущее стальные звенья, отточенные когти, оставляющие глубокие борозды в гранитных плитах, – это лишь образ, символ могучей силы, связующей и разделяющей Две Стороны. И кому, как не ему, предначертано, явив себя на поверхности, принять участие в Рагнароке – убийстве мира, убийстве ради возрождения. Насколько прочна цепь гномьей работы? А его эскорт – верные щенки, кровожадное племя, взращенное на берегах Черной реки, уже рыщут меж реальностей, исполняя чужую волю. Не злую и не добрую, нет в Божественном ни Добра, ни Зла, потому и стая не носит в истинном прозвании своем присущности к Силам, а лишь принадлежность к месту обитания.

Не Божьи Овчарки и не Адские Гончие – рожденные в долине Стикса по праву носят имя Стигийских Собак.

– Продолжай, – повторяет Ключник, но внимание Ванко занято открытой дверью.

– Милости просим, – говорят снаружи, и оттуда таким же образом, как накануне Рахан, появляется еще один гость.

Со связанными за спиной руками он бежит в попытке восстановить равновесие, спотыкается и падает, бороздя щекой шершавый пол. Сзади скрежещет засов, а новый сокамерник, не шевелясь, смачно матерится.

– Помоги, – распоряжается Ключник.

Ванко подходит и расправляется с узлами, вновь прибегая к помощи зубов, потом с недоумением смотрит, как их товарищ по несчастью садится на полу и начинает массировать побелевшие запястья.

Кровь, текущая из носа, распухшая разбитая губа, глаз, заплывший пунцовым синяком, ободранная щека и сквозь эту маску – сверкающие в улыбке зубы.

– Тесен мир, мальчики!

– Угу, – кивает Рахан.

– Стерва! – радуется Ванко.

– Опять по уши в дерьме, – подводит итог наемница.

Некоторым свойственна незримая тяга к неприятностям и, как следствие, способность встречать друг друга в самых неподходящих местах. Можно как угодно долго рассуждать о хаотичном рисунке линий вероятности, помимо чужой воли складывающихся в узор, если не верить проповедникам, что на каждом углу твердят о предначертанном пророчествами. С другой стороны, вполне логично, что люди, представляющие опасность, должны в конце концов оказаться в тюрьме. Ключник догадывался, кому и чем угрожает их присутствие.

Стерва вскочила на ноги и начала тарабанить пяткой в обитую железом дверь:

– Пить хочу, воды!

Через пару минут звенящего грохота послышались шаги с той стороны и девушку сначала послали в такие места, где воду найти несколько проблематично, а потом посоветовали уняться, пока ее не напоили чем-то, что навряд ли утолит ее жажду.

Стерва еще раз грохнула по металлу, неблагозвучно отозвалась о своих пленителях и о говорившем стражнике в частности, после чего бухнулась рядом с Ключником и прижала к себе Ванко.

– Вот уж не надеялась твоего дружка снова увидеть, – шмыгнула она разбитым носом.

– Продолжай, – Рахан настойчиво вернул мальчика к прерванному разговору.

Сентенции наемницы он безразлично пропускал мимо ушей.

И Ванко снова вернулся на лесную дорогу.

– Мертвый! – хмыкнула Стерва, когда мальчик дошел до опознания Краба. – Как же!

– А ты его знаешь? – Ключник переключился на девушку.

– Кого, Краба? – Она смешно округлила глаза и выразительно глянула на Ванко.

Мальчик прыснул в кулак.

– Полка! – шутить Рахан был не намерен.

– Так видела на ярмарке…

– А вместе с Крабом?

– Ну чего ты привязался, мы что, в суде?

– Думаешь, еще отпустят? Так я расскажу, что ты с нами шла!

– Вот тварь!

– Ладно, и так все понятно. Не бойся – не моя это война, только пацана жалко.

– Пацана жалко, – согласилась Стерва, – я не знала, что все из-за него.

– Нельзя его было сюда вести.

– Я правда не знала. Ключник, а ты ведь меня точно не сдашь?

Рахан тяжело посмотрел ей в глаза. Конечно, если это хоть как-то могло помочь в сложившейся ситуации, он, не задумываясь, рассказал бы Мэду или Полку о знакомстве с девушкой, а так…

– Смысла нет.

Стерва облегченно вздохнула, отсутствие смысла – убедительный аргумент для рационального бесчувственного Ключника, она в это верила.

– Спасибо, тогда, может, и выкручусь. – Наемница задумчиво посмотрела на темный потолок. – Полк и Краб, они вообще…

– Э, не надо, – прервал ее солдат, – лучше, вон, пацаненка научи, что говорить. Подумай, вдруг и его вытащить сможешь.

Рахан откинулся назад, вытянул ноги и мгновенно провалился в дрему – у Стервы даже защемило в груди от подобного хладнокровия. Однако она не решилась бы спросить калеку: будь у него хоть мизерный шанс спастись, не отрекся ли б он и от девушки, и от мальчика? Не решилась бы, потому что не знала ответ. Все-таки легче оставаться героем, когда уже нет надежды. А надеяться Рахану не на что – слишком много крови, вдобавок, пока наемницу тащили сюда, она слышала краем уха, что солдат положил двоих из ближнего круга Полка. Но такое хладнокровие… даже какая-то беспечная невозмутимость… не будь он таким уродом, Стерва могла бы влюбиться по уши.

Ключник заснул, девушка задумалась. Заступиться за Ванко? Так у самой положение шаткое. Но ведь свидетелей на хуторе больше не осталось, а мальчик что – ребенок неразумный, он и не понял ничего, и не рассказывал, может, никому. И то правда – Рахан только что узнал… а поверит кто? А если не выгорит – Стерве хана. Вот черт. Думай, подруга.

Толстый Том обычно ложился поздно, вернее, даже наоборот – рано-рано утром. Сначала надо дождаться, когда угомонятся последние гости, затем проконтролировать уборку, после – посчитать прибыль, спланировать на завтра задания приказчику, в заботах до постели доберешься лишь только перед рассветом. А сегодня еще и дружинники растревожили. Не зря неспокойно на душе стало, только увидел вечером того калеку с мальчишкой, – пояснять, в чем дело, Мэд не стал, да только и дураку понятно, что гости его опасные люди были. За простыми среди ночи не приходят и после них в простынях завернутые тела не выносят. Да и шут с ними – стража свое дело сделала. А когда все проблемы позади, так приятно выйти во двор, вдохнуть полной грудью предрассветный прохладный воздух и выкурить не спеша маленькую трубку бесценного табака, что может себе позволить только преуспевающий человек.

Том не любил изменять своим привычкам, и сейчас, раскуривая люльку и потягиваясь, он с удовлетворением окидывал взглядом обширный двор. Том многого добился в эпоху Конца света. Ворота высотой чуть не в два человеческих роста скрывают от внешних невзгод обширное пространство размером с поле для игры в мяч, постройки, хозяйственные и жилые, окружают его, соединенные меж собой стенами каменной кладки. И везде порядок – крепкое хозяйство, надежный приют для любого путника. Только откуда шевеление в дальнем углу, там, где сваливают мусор, прежде чем вывезти подальше от трактира? Темная тень копошится, роется, что-то вынюхивая. Непорядок. Бродяга, нищий попрошайка забрался на территорию в поисках пропитания? А где матерые псы, что спускают на ночь с цепей? Может, загнали в конуры, когда нагрянули дружинники, да выпустить забыли? Кто-то из челяди заслужил серьезную выволочку, но пусть дрыхнет пока. Том нырнул в дом, через минуту показался снаружи с взведенным самострелом и двинулся к тени. В сереющем рассвете существо выглядело лишь сгустком мрака.

Трактирщик уже подобрался на расстояние, с которого промахнуться практически невозможно, однако никак не мог рассмотреть свою будущую жертву. Он остановился, начал выглядывать, вытягиваясь, когда практически под ногами заметил одну из своих собак. Мохнатое тело в луже крови и голова, запрокинутая так, что кажется отделенной от туловища. Том попятился, тьма в углу потекла в его сторону, и из сумрака сначала блеснули две красные точки, а потом медленно материализовался крупный, широкогрудый и тонконогий зверь. Узкая морда и прижатые острые уши. Волк, имеющий, конечно, мало общего с обычными серыми хищниками, теми, что лишь иногда сопровождают таких тварей, скуля и заискивая. Волколак, как говорят охотники. Надвигающийся неотвратимо и не по-собачьи плавно, исподлобья буравя бесстрастным взглядом и по-змеиному облизывая тонким языком кончики острых клыков. Так близко к Осетрову эти порождения ада еще не подходили, не говоря уже о внутреннем дворе трактира. Если бы Том был трусом, он не достиг бы и малой толики того, что имел. Трактирщик дождался, когда зверь приблизится на дистанцию уверенного попадания, вскинул арбалет и спустил тетиву. Мгновением раньше волк, не прекращая движения, припал на правую лапу, стрела просвистела на дюйм выше плеча и с характерным звуком вошла в дерево постройки за его спиной. Сзади раздалось – Том готов был поклясться – хриплое хихикание. Вторая тварь вынырнула из темноты и отсекла путь к бегству. Трактирщик закричал, как кричат обреченные, отчаянно и безнадежно. Звери прыгнули одновременно, спереди и сзади, стальные капканы челюстей разом сомкнулись на руке, державшей разряженный самострел, и на покрытом седой щетиной горле. Беднягу развернуло, и он рухнул на землю. В угасающие глаза Тома безразлично, совсем по-человечески, посмотрел один из его убийц. Почему в этом взгляде трактирщику вдруг померещилось искривленное шрамами лицо давешнего постояльца?

Судьба высыпавших на вопль домочадцев не многим отличалась от участи их хозяина. Твари ломились внутрь трактира и, как волки в овчарне, начинали безжалостную резню в тесном пространстве коридоров. Выжили в несчастном заведении лишь те, кто забаррикадировался в своих комнатах. Когда окончательно рассвело, страшные звери исчезли бесследно. Постоялый двор Толстого Тома стал первой жертвой нашествия.

Ключник спал, изредка судорожно дергаясь и скребя скрюченными пальцами тряпье под собой. Ванко подобрался к зарешеченному окошку, смотрел на утреннюю улицу и не мешал Стерве – она думала.

И снова шаги, и снова скрип дверей, и Рахан, мгновенно очнувшийся, с интересом приподнимается на локте.

– Как дела? – на пороге стоит Мэд, и оружие в его руках столь же неотвратимо смотрит в лицо Ключнику, позади – так же вооруженные стражники.

– Мэд! – кричит Стерва и порывается броситься навстречу.

– Сидеть! С тобой после поговорим. Ты! – Дружинник кивает калеке. – Сюда!

Тот не шелохнется:

– Тебе надо, ты и иди.

В два прыжка Мэд оказывается у Ключника, калека тяжело поднимается – левая рука плотно прибинтована к телу.

– Ну! – Дружинник перехватывает оружие за два конца на манер обычного посоха и атакует – отталкивает от себя и бьет основанием.

Рахан некоторое время уходит от ударов, блокирует одной рукой, сопротивляется неукротимому вихрю, но пропускает тычок и оседает на пол. Мэд добивает ногой, калека прикрывается, но от удара безвольно откидывается на спину. Победитель сверху, упирается в грудь подошвой и смотрит в глаза.

– Не так ты и крут! – Мэд удовлетворенно сплевывает и, развернувшись, уходит. – Завтра Полк будет, поговорим, а потом…

Пришедшие покидают темницу, но у двери остается ведро, наполовину наполненное водой.

– Зря ты его раздражаешь. Мэд вообще не такой плохой, только психованный. – Лишь захлопнулась дверь, Стерва поспешила помочь Рахану.

Ключник поднялся сам и сделал это легко и непринужденно, намного проще, чем при приближении дружинника. Вид он при этом имел такой, или это лишь показалось Ванко, словно втридорога продал стеклянные бусы деревенской красавице.

Чего стоит пропустить пару ударов, продемонстрировать беспомощность и скованность в движениях, дать противнику ощутить превосходство? Да ничего, если это поможет в будущем застать врасплох потерявшего бдительность. О таких вещах, конечно, Рахан предпочитал не распространяться.

Солдат ослабил бинты внизу и освободил руку – выше локтя она все так же оставалась плотно прижатой к телу, но предплечье оказалось подвижным. Ключник несколько раз сжал кулак, помассировал кисть, не две действующие конечности, но, если можно так сказать, полторы – это может оказаться неожиданностью при следующем визите. Рахан подождал, пока принесут ведро и напьются его сокамерники, затем не спеша сам утолил жажду, зачерпывая воду пригоршней.

День потянулся монотонно. Впрочем, вся жизнь в последние годы стала монотонной и скучной, если не считать развлечением постоянную борьбу. Борьбу с голодом в поисках пропитания, попытках вырастить в изменившихся условиях хоть что-нибудь пригодное в пищу, найти корм, позволяющий выжить в нескончаемую зиму скудной и убогой скотине. Борьбу с природой, обрушившей сначала трое суток непроглядной тьмы, затем ураганные ветры, сметающие каменные постройки, как соломенные хижины, и разносящие клочья пожаров по всей земле, а потом – долгую зиму и короткое лето, пасмурные дни и резкое похолодание, наступление ледников. Борьбу с болезнями – новыми, никогда не виданными, принесенными войной, и старыми, от которых не осталось лекарств, которые разучились лечить, уповая на всеобщее благосостояние. Борьбу с дикими животными, появившимися неизвестно откуда, яростными и неуязвимыми, и с теми, что делили раньше мир с человеком, но теперь словно озверели, почувствовав слабину бывшего хозяина природы. Борьбу со своими соплеменниками – напуганными, отчаявшимися людьми, которые в своей безжалостности во сто крат превосходили любого хищника. Наверное, минуты бездействия и скуки теперь воспринимались как величайший дар, вожделенный отдых, пускай и отмеренный сроком заключения, вслед за которым – Пустота.

* * *

Стерва сочинила легенду и попыталась рассказать Ванко новый вариант развития событий на хуторе. Мальчик вроде бы все понимал, но, по натуре честный, как только пытался повторить, изложить версию своими словами, начинал сбиваться и путаться. Наемница безрезультатно старалась подсказывать, до тех пор, пока к обучению в середине дня не подключился дремавший до этого Ключник. Он уселся напротив паренька, взял его за плечо, уставился в глаза и, чуть раскачиваясь, медленно повторил несколько раз, Как Это Было. Не просто перечислил факты, придуманные Стервой, а рассказал до малейших подробностей, вплел в текст чувства и эмоции, кои должен был испытать ребенок в тех или иных ситуациях, добиваясь того, чтобы правда в воспоминаниях тесно переплеталась с элементами вымысла.

– Ты испугался, ты очень испугался, ты зажмурил глаза, ты сильно испугался, – почти нараспев декламировал Рахан.

– Да, испугался, – завороженно, будто сонный, эхом отзывался мальчик.

Затем Ключник поменял тактику и начал допрашивать вышедшего из транса Ванко. Он резко и грубо, цепляясь за все те же мелочи, чуть не доводя до слез, вытаскивал из мальчика втолкованную информацию. В конце дня паренек уже сам поверил, что в глаза не видел Стервы на хуторе, к Рахану прибился случайно, путешествовали они вдвоем, встречу с Полком, ну да, вроде помнит, значения не придал, никому не рассказывал, наемницу знает, конечно, с ярмарки, испугался только, думал, мертвая, и так далее. Стерва слушала и диву давалась – сама считала себя хитрой и изворотливой, но по умению лгать ох как далеко ей было до кажущегося прямым и далеким от интриг Ключника.

Вечер наступил незаметно. Никакой еды за день так и не принесли, словно забыли о пленниках, но особого дискомфорта это не вызвало, день голодания – не самое страшное испытание для привыкших к более жестоким лишениям людей. С приходом темноты обстановка, по крайней мере на улице, оживилась. Стерва и Ванко приникли к маленькому оконцу и всматривались в растревоженный муравейник города. Топот ног и отблески пылающих факелов, крики, грохот и громовые раскаты – все говорило о том, что неладное случилось за стенами Осетрова.

– Что у них там? – переспрашивала Стерва у Ванко, вслушивающегося в доносившиеся с улицы обрывки команд и выкриков.

– Держать прорыв… перебросить людей… прикрывать… ругаются, – пересказывал мальчик.

Ключник спал.

Суета не прекращалась всю ночь, а ближе к утру шевеление за стенами темницы возвестило о скором прибытии гостей. Рахан ожил так же молниеносно, как и всегда, ринулся к двери и замер в темном углу рядом со створом. Заскрипели петли, в отворившемся проеме возникла рука с факелом. Пришедший не спешил оказаться под сводами камеры – сначала он попытался осветить внутреннее пространство, не переступая порог. Ключник не дал ему это сделать. Он перехватил руку противника и резко дернул на себя. Ночной гость с треском приложился лицом в косяк и стал заваливаться назад. Солдат уже был в проеме, вновь потянул противника к себе и, когда тот практически навалился на него, зацепил за затылок наполовину прибинтованной рукой, сделал шаг назад и с силой опустил на выброшенное вверх колено. Одновременно Ключник свободной рукой схватил его за пояс, сделал какую-то немыслимую подножку и захватывающим кульбитом отправил гостя на середину камеры. Это, как и все, что творил калека во время драки, заняло мгновенья – Стерва не успела и рта раскрыть, как Рахан уже был в коридоре, готовый заняться спутниками вошедшего.

Там было пусто.

А позади зашевелился и начал подниматься поверженный противник. То, что он нашел в себе силы подняться после столь чувствительных ударов, делало ему честь, однако продолжать схватку с неистовым Раханом казалось, по крайней мере Стерве, сущим безумием. Тем более последний оказался рядом и уже заносил ногу в крепком тяжелом сапоге. Следующий удар гость не пропустил – отбил скрещенными руками, сам, не вставая, крутнулся на корточках и подсек Ключника. Высоко подбросив ноги, солдат ухнул вниз, но не плашмя, а, изогнувшись, на лопатки. Пружиной выпрямился и, как мячик, отскочил назад, перевернулся и замер в боевой стойке. На долю секунды противники застыли друг напротив друга.

– Угомонись! – начал было вошедший, но Рахан уже атаковал.

Начавшийся бой заворожил и повидавшую всякого Стерву, и не искушенного в стилях мордобоя Ванко. Это не было похоже на ярмарочную кулачную драку, когда соперники кружат друг напротив друга и обмениваются тяжелыми ударами, лишь изредка подключая ноги. Это не было борьбой, когда противники, сопя, сцепляются друг с другом и подсечкой норовят бросить вниз, взять на излом конечность. Это не было ни тем ни другим. Это был танец, в котором недруги состязались в ловкости и рациональности движений, где ошибившийся получал удары, от коих нельзя было увернуться, и, повинуясь собственной инерции, оказывался в таких положениях, что встреча с полом, стеной или кулаком неприятеля сулила непоправимые повреждения, подвергался захватам, в которых лишь нечеловеческая сноровка и выносливость партнеров позволяли не остаться без конечностей. Страшный, но увлекательный танец. И Рахан в нем проигрывал. Пришелец постепенно приходил в себя после первого потрясения, а Ключник, пусть хромота его странным образом и попадала в резонанс с обманными раскачивающимися движениями, практически однорукий, хотя скованная по локоть рука прекрасно отражала нападение на среднем уровне, Ключник медленно сдавал позиции. Однако у опытной Стервы почему-то создалось впечатление, что противник нет, не щадит старого солдата, но ведет бой ювелирно – так, чтобы свести количество наносимого вреда к минимуму. Рахан, напротив, действовал с беспощадной жестокостью, любая помарка со стороны оппонента грозила не просто травмой – смертью. Это не могло долго продолжаться, и это закончилось: в неуловимое мгновение другу Ванко не хватило стремительности и он оказался на коленях с заведенной за спиной рукой и сдавленным изгибом локтя горлом. Более того – неизвестно откуда возникший в охватившей шею руке неприятеля внушительный тесак гипнотически поблескивал лезвием перед глазами.

– Ключник, уймись, я тебя не убивать пришел! – прошипел гость.

– Ну вы, мальчики, даете, – ангельским голоском пропела Стерва.

Она впервые видела человека, который, будучи неполноценным, смог продержаться против Лекаря столько времени. От Рахана она такого уж точно не ожидала.

– Все, Ключник, отпускаю! – предупредил ночной визитер – Док.

– Да, все, – прохрипел придушенный калека и свободной ладонью прибинтованной руки похлопал по локтю дружинника.

Только Лекарь выпустил Ключника из своих объятий, как тот откатился вперед, развернулся и замер, готовый к прыжку, бешено вращая налитым кровью глазом. Лекарь же, где стоял, плюхнулся на пол и свесил с коленей руки, поигрывая зажатым в кончиках пальцев тесаком. Досталось ему изрядно – красные потеки из ноздрей, из переносицы между заплывающих не хуже, чем у Стервы, глаз кровь тоже чуть ли не толчками все лицо заливает, зубы пошатал, вроде на месте. Рахан, не мигая, следил за движениями Дока.

– Хороший нож. Наш? Как ты его сохранить ухитрился? – спокойно поинтересовался Лекарь.

– Это все, что у меня осталось, – процедил Рахан.

– У меня и этого не нет.

– И?! – пожал плечами калека.

– Да лови! – Без замаха, лишь поведя кистью, Лекарь бросил нож вперед, он несколько раз перевернулся в воздухе и упал ровно между ног Ключника.

Тот не пошевелился.

– Мальчики, а вы знакомы? – нарушила молчание Стерва.

Док посмотрел на нее. По-доброму, по-отечески, и слегка улыбнулся. Девушка заткнулась.

– Док, что ты хочешь? – Рахан уже контролировал себя.

– Ключник, хреново все вышло.

– А то! Я только защищался.

– Да знаю – пацан твой, вон, совсем не в тему нарисовался, а меня тогда рядом не оказалось.

– И что, сразу весь хутор на пики?

– Все равно надо было кого-то прижать для острастки, они и ломанулись…

– Грязно твой Полк работает.

– Тут больше Краб, а Полк решил: сам засветился, пусть сам и разруливает… Разрулил.

– Бля, мира и развития они хотят… – Ключник выразительно покачал головой.

– Что ты понимаешь? Такое сейчас время, нельзя рыцарем в белых доспехах, только силой… Чего я перед тобой оправдываюсь, – видно, Лекарю и правда было неловко, – тебе же все и так по хрену…

– По хрену, – легко согласился Ключник, – пока меня мордой по ступенькам елозить не начинают.

– И тут говно… – вздохнул Док, – хотя с твоей способностью находить приключения… Далось тебе это Осетрово, валил бы стороной…

– Значит, надо было, – резко прервал Рахан.

– Все бы нормально вышло, только Полк вниз по Елене пошел, мне навстречу, я там в Улькане гостил, смотрел, как люди обустроились. А Мэд, он отмороженный, когда без присмотра. Тут и Краб без вести пропал, и пацан твой замаячил, и ты двух людей в пустяковой операции положил – у любого крыша зашевелится. Мы только пришли, еле прорвались – я сразу к тебе.

– А Полк что не соизволил?

– Он сожалеет, что так вышло, и не может – в городе завал.

– А что там?

– Бред какой-то. Волки, новые. Как взбесились. Людей жрут, стая пришла, предместья все вырезали, на стены бросаются, даже тут, внутри, откуда-то появляются. Я и раньше догадывался, что не простые мутанты, а сейчас… бред! – Док был растерян.

На Ключника вдруг накатила волна той звериной тоски, что испытал он, будучи во сне этим самым волком. Он потряс головой, отгоняя наваждение.

– Давай по делу, Док.

– По делу так по делу. Смерть твоя никому не нужна, пацан тоже пусть живет, но, понимать должен, в Осетрово вам заказано. Ты уходишь, вещи там, за дверью, все, что у Тома забрали, да я жратвы еще подбросил и так, по мелочи. Уходишь сам, прикрывать не стану.

– Чистым остаться хочешь?

– Ты знаешь, сколько наших людей положил?

– Не надо за мной трупы считать – я двадцать лет назад сбился!

– Ладно-ладно. Уходишь сам, и уходишь вверх по Куте, лодку на пристани возьмешь, тут такая неразбериха, может, и незамеченным получится. Вверх погони не будет. – Лекарь смотрел прямо в глаза. – Но в поселках лучше не показывайся, сдадут – мы отреагируем.

– На запад гонишь? А ты подумал, что мне там с ребенком делать?

– Ключник, это единственный вариант. В этих местах пацану оставаться нельзя. Доберешься до Разлива, сворачивай на юг, сможешь дойти до гор – там и люди живут, и чисто. А здесь мальчишке смерть – много знает.

Рахан задумался. Он не сделал того, что хотел в Осетрово, и шансов исправить положение сейчас не было. Слишком приметный, да еще с мальчишкой – они действительно сильно рисковали на подконтрольных Полку территориях. Конечно, в одиночку такие мелочи не смутили бы солдата, но Ванко… бросить его, бросить без возможности выжить он уже не мог. Значит – назад, отступать на запад, вытаскивать парнишку, а потом возвращаться и начинать все сначала? Такое в планы Ключника не входило. Конечно, был еще один вариант…

– Ключник, время! – поторопил недавнего противника Лекарь.

– У меня есть выбор?

– Нет. Я сейчас ухожу, ты выдвигаешься минут через пять, выход свободный – все на стенах.

– Последний вопрос. Что с ней делать собираешься?

Пленник кивнул в сторону Стервы и этим дал повод задуматься Лекарю. Наемница во всей этой истории тоже элемент нежелательный. Ее отряд погиб, а она выжила, к своим не вернулась, пробиралась на восток, но это все еще цветочки. Ягодки – то, что она узнала сейчас. Доку свидетели не нужны, а значит, наверняка девушка приговорена.

Стерва пришла к таким же умозаключениям и молнией рванулась мимо Лекаря к открытой двери, но Рахан подсек ногу наемнице и мгновенно оседлал ее, прижав к полу.

– Отдай девчонку мне.

– Ха, и когда это вы спелись?

– Мы шли вместе от хутора.

Все становилось на свои места и, похоже, устраивало Дока. Ключник, заметив это, облегченно вздохнул:

– Ну?

– Девочка, – Док обратился к Стерве, – ты все поняла?

– Твари вы, и Полк, и ты, и урод, дружок твой. – Тащиться на юг у наемницы большого желания не было, но ситуация к капризам не располагала.

– Она согласна. – Рахан похлопал девушку по плечу.

– Да? – деланно удивился Лекарь.

– Да! – Судя по тону, к такому ответу Стерву вынуждала тяжелая рука Ключника, сжимающая плечо.

– Смотри, сама сказала, встречу – убью. – От наигранности Дока не осталось следа, и он встал. – Прощай, Ключник.

– Прощай. – Рахан проводил Лекаря взглядом до дверей и вдруг окликнул: – Док!

– Ну? – тот обернулся.

– Полк – Полкан?

– Да… то есть нет, не наш Папа, так, просто мужик толковый, до войны командовал… топтунами, кажется.

– А-а-а. Ну, пока.

– Пока. – И Лекарь скрылся за поворотом коридора.

Ключник слез со Стервы, встал и молча выслушал все, что думала девушка по поводу его лично, перспектив совместного путешествия и местных порядков. Ключник не реагировал, но, когда наемница остановилась перевести дух, кивнул Ванко:

– Пошли.

Мальчик беспрекословно подчинился, девушка, вздохнув, поплелась следом.

За дверью в тускло освещенном коридоре действительно оказался мешок Рахана, набитый много плотнее, чем раньше, рядом лежал другой мешок, поменьше, предназначенный, очевидно, для Ванко, и два толстых, связанных в кольца одеяла. Солдат покопался в мешках, рассовал некоторые предметы по карманам, снарядился сам и бросил второй комплект Стерве. Мальчик остался налегке.

– Уходим.

Дорога наверх много времени не отняла, и несколькими мгновениями позже беглецы оказались на тускло освещенной улице. Ключник, глядя на фонари, хмыкнул:

– Могут, если захотят… Где здесь река?

– В ту сторону, – кивнула наемница, – там и пристани.

Бегом, стараясь держаться в тени, спутники добрались до портовой зоны. Старый, настоящий порт находился выше, загроможденный большими, давно уже не используемыми судами, а здесь, вероятно, раньше была пристань для легкой частной флотилии. Небольшие лодки, покачивающиеся на волнах, казались хрупкими скорлупками рядом со ставшими на вечную, наверное, стоянку баржами с обшитыми железом бортами. Однако отдельные шлюпки были очень неплохи – удобные для путешествия троих человек, но не настолько большие, чтобы нельзя было идти на одной паре весел, они вдобавок были оснащены еще и парусами. Удивительно, но за всю дорогу беглецам не попалось навстречу ни одной живой души, и порт тоже встретил их гробовым безмолвием. Ключник привередливо исследовал все суда и наконец выбрал лодку, по одному ему известным признакам отличавшуюся от остальных.

– Ты под парусом ходить умеешь? – окликнул он Стерву.

– Не-а, – протянула девушка.

– Будем учиться. – Рахан забросил под лавку вещи и сел на весла. – Отвязывай.

Стерва, недовольно бурча, полезла к носу и сразу же чертыхнулась:

– Во, смотри, уплыли! – Лодка соединялась с пирсом толстой ржавой цепью со здоровенным, не менее ржавым замком.

Ключник, вздохнув, тоже перебрался в носовую часть.

– Видал? – Наемница провела ладонью по ряду колец, вбитых в камень пристани, и свисающих с них цепей. – Здесь тебе не хутор – бери не хочу!