Текст книги "80 лет. Жизнь продолжается"

Овощная база

В семь часов утра Прохоров был на ногах. Разогрев чайник, наскоро перекусил, съев два бутерброда с сыром. Натянул на себя с вечера приготовленный свитер, одернул помятые джинсы, специально предназначенные для работы, застегнул молнию теплой куртки и вышел из квартиры. Особенно не спешил, но шел все-таки быстро, так как на дорогу уходило часа полтора. Овощная база была расположена на другом конце города, и Прохоров рассчитывал, что, как обычно, дойдет на метро, сделает пересадку на другую линию, а затем, подождав автобуса, доехав на нем до конечной остановки и прошагав еще минут десять, без четверти девять будет на месте. Дорога накатанная, маршрут за многие годы отработанный. И действительно, около девяти часов он был на территории овощной базы. Через несколько минут стоял перед складом на территории базы, на котором обычно собирались сотрудники научно-исследовательского института.

Вообще-то первая смена работы на базе начиналась вроде бы в восемь часов утра. Но Прохоров не был в этом уверен. Во всяком случае, с годами сложилась такая практика, что раньше девяти часов никто из сотрудников института не приходил. Опыт показал, что пришедший раньше девяти всегда оказывался в дураках. Работники склада сами опаздывали, и часто приходилось стоять и мерзнуть, дожидаясь их. Как-то был случай, когда Прохоров со своими коллегами слонялся по территории овощной базы чуть ли не до одиннадцати часов. Не пришел начальник склада, у которого находились ключи от холодильных камер. Да и потом работы не было. Собрали ломаные ящики, подмели мусор и через час разошлись по домам. После этого Прохоров старался приходить к девяти часам, когда начиналось какое-то оживление среди работников овощной базы.

И на этот раз он оказался едва ли не в одиночестве. На площадке около склада стояли два человека, присланные из какой-то организации. Они что-то обсуждали между собой, вовсю дымя сигаретами. Завидев Прохорова, спросили:

– Это девятый склад?

– Девятый, – ответил Прохоров и тут же в свою очередь спросил: – Первый раз здесь?

– Ну! – невнятно поцедил сквозь зубы тот, что был поменьше ростом. Затем вынул сигарету изо рта и добавил, обращаясь к своему напарнику: – Эх! Я же говорил тебе, Васек. Не надо было тащиться сюда в такую рань. Везде одно и то же. Кому ты тут нужен с утра спозаранку! Они здесь сами дурью маются. А чего им чесаться? Нагонят студентов, пришлют интеллигентов-очкариков. Не жизнь, а лафа!

– Это точно, – глубокомысленно заметил высокий. – Дармовая рабочая сила. Мало будет – еще пришлют. Нас же с тобой, Петруха, вытащили из конторы. Поди, здесь и доктора наук ошиваются. Помнишь кино «Гараж»? Доктор там один разошелся. Его на картошку поставили, а он хлесть – и достает из кармана свою визитку, то бишь карточку со своей фамилией, и аккуратно так кладет в пакет с картошкой. Мол, знай наших, мы тут трудились. Эти профессора такое отчебучить могут! Отсталый народ. Не знают жизни. Их бы в нашу контору, сразу бы поняли, что к чему.

Высокий на минутку умолк, выплевывая докуренную сигарету. Порывшись в карманах, достал смятую пачку, вытащил новую сигарету, прикурил и как бы нехотя добавил:

– Ты прав, Петруха. Маху мы дали. Можно было загорать в общаге. Придавили бы часок-другой. Да ведь кто знал, что так быстро доскочим до этой базы. Ладно. Впредь умнее будем. Впрочем, не горюй. Денежки идут. По среднему все равно получим. Стой себе потихоньку и смоли. Не вкалывать же ты сюда пришел. Мы не профессора, с нас много не возьмешь. Где сядешь, там и слезешь. Подвернулась бы непыльная работенка, и ладушки. Все путем. Время идет. Глядишь, и обед не за горами. Пошамкаем, и пузо кверху. Не бей лежачего. Так что, Петруха, держи хвост пистолетом.

– Точно, Васек. Хорошо стоим. Так бы всю смену. А еще лучше завалиться куда-нибудь и вздремнуть минут шестьдесят. Башка трещит после вчерашнего. Просто жуть. Здорово врезали. Надрались, что надо. Я прилично забалдел. Даже не помню, куда Верка делась. Слиняла видно. Вот стерва!

– Разве так забалдеешь! Досталось-то с гулькин нос. А ты, брат, после второго стакана вроде бы отрубился. Мы же еще посидели, покайфовали. Правда, калган тоже трещит. Сбегать бы куда, да ведь закрыто. Не грех бы пропустить по стопарику. Может быть, у местных работяг разживемся. У меня где-то десятка завалялась.

– Не трави, Васек, душу. И так муторно. Дотянуть бы до перекусончика! А пока завалиться бы все же в какой-нибудь закуток.

– Знаю, куда ты не прочь завалиться. Вот придет сейчас пухленькая бабёнка со склада, и тогда подваливай к ней. Глядишь, и перекантуемся.

Высокий глубоко затянулся, покусывая сигарету, и они с Петрухой стали вспоминать, как вчера после работы закадрили двух тёлок. Перемешивая свою речь словечками, не содержащимися в словаре Даля, они над чем-то загоготали, выпуская сизоватые облака дыма и смачно сплевывая на настил.

Прохоров отошел в сторону и стал ждать своих. Постепенно около склада собирались люди. Вынесли журнал, в который обычно пришедшие на работу вписывали свои фамилии. Кто-то потянулся за ручкой. Прохоров подождал, еще раз окинул взглядом пространство возле склада и, не обнаружив своих коллег, решил расписаться в журнале. Написав название научно-исследовательского института и подчеркнув жирной линией, он поставил свою фамилию под номером один, а затем, немного подумав, написал еще несколько номеров подряд.

– Нужны женщины и двое мужчин, – обратилась к собравшимся вышедшая из дверей склада пожилая работница базы. Она была в серой, с грязными пятнами фуфайке, разорванной на рукаве.

– Что делать? – спросила одна из пришедших, в вязаной шапочке, элегантно облегающей фигуру импортной куртке и зеленоватых в полоску брюках, заправленных в модные высокие, хотя далеко не новые сапоги.

– Пойдем фасовать лук.

– Это можно, – заметила вязаная шапочка и, обратившись к стоящим рядом подругам, добавила: – А что, девочки, пошли! Все равно стоять холодно. Поговорить и там сможем. Лишь бы лук не был гнилым, а то наплачемся, да и запашок будет еще тот.

Нашлись и двое мужчин, которые с охотой присоединились к группе женщин. Пожилая работница базы отобрала одиннадцать человек, и они пошли вглубь склада. Остальные двадцать человек остались стоять у дверей. Разбившиеся на небольшие группы, они переговаривались межу собой, покуривали и не проявляли ни малейшей заинтересованности скорее получить работу. Большинство из них знало, что как бы усердно они ни трудились, их вряд ли отпустят раньше положенного времени. Поэтому не имело никакого смысла самим напрашиваться на какой-либо труд. Тем более что сами работники базы отнюдь не стремились показать пример в этом отношении. Многие из них слонялись без дела, ожидая того момента, когда временных работников расставят по местам.

Прохоров решил дождаться своих коллег по научно-исследовательскому институту. Должны были подойти еще несколько человек из его отдела. И действительно, вскоре подошли трое – Белявский Николай Сергеевич, Крылов Володя и Логинов Вадим. Первый из них был доктором наук, второй – кандидатом наук, третий – младшим научным сотрудником без степени. Все работали в одном секторе вместе с Прохоровым. Чуть позднее подошел четвертый – старший научный сотрудник Борисов, недавно влившийся в коллектив и пока никак не проявивший себя на работе. Во всяком случае, Прохоров почти не знал его, так как тот был зачислен в штат другого сектора. На заседаниях отдела его почему-то никогда не было. Поговаривали, что он является племянником какого-то высокопоставленного лица. Штатная единица на него была спущена непосредственно из дирекции института.

– Здравствуйте, Николай Сергеевич, – поздоровался Прохоров со вновь прибывшими. – Володя, привет! Здорово, Вадим! Запишитесь в журнал. Я там оставил место.

– Еще не приглашают работать? – с некоторым хрипом в голосе спросил Крылов.

– Уже распределяют, ответил Прохоров. – А ты что, простудился?

– Есть немного. Вчера вечером прихватило горло.

– Так зачем же Вы вышли на базу? – недоуменно спросил Николай Сергеевич. – Надо было остаться дома.

– Не хотелось подводить секретаря. Он и так с большим трудом уговорил людей поехать на базу. Рассчитывали на шесть человек, а записались только четверо. В прошлый раз мы тоже не добрали полагавшееся нам количество выходов на базу. Кто в командировке, кто болен. А некоторых разве сагитируешь! Вот и приходится выручать. Если уж члены партбюро не откликнутся, то что можно ожидать от других сотрудников!

Крылов махнул рукой, зябко втянул голову в плечи и пошел записывать в журнал всех прибывших.

– И все-таки не дело, – заметил Николай Сергеевич, обращавшийся к остальным. – Неужели у нас в отделе некем заменить заболевшего товарища? Мне всегда казалось, что у нас дружный коллектив.

– Да что там говорить, Николай Сергеевич! – запальчиво ответил Вадим. – У нас вечно одна и та же история. Почти тридцать сотрудников в отделе, а на базе отдуваются за всех от силы четырнадцать – шестнадцать человек. Возьмите хотя бы Уварова и Сикорского. Достали где-то медицинские справки и принципиально не ходят на базу. Как в командировку ехать, так это пожалуйста. Сикорский просто не вылезает из этих командировок. Здесь он здоров и ему никакие переезды и перелеты нипочем. А как на базу идти – так больной. Совести у людей нет, вот что я вам скажу. У кого есть совесть, на том и выезжают.

– Вадим, не обобщай, не надо, – остановил говорящего Белявский. – Разве мы имеем право обвинять людей в том, что у них есть справки, освобождающие их от работы на базе?! А если человек действительно серьезно болен? Насколько я знаю, у нас в отделе почти все члены партии ходят на базу.

– Так-то оно так, – не унимался Вадим. – Только что с того. Ведь если бы я захотел, то в два счета получил бы такую же справку. Да и любой из вас. В наше время получить подобную медицинскую справку – раз плюнуть. У каждого при желании можно найти какое-нибудь хроническое заболевание. Я же говорю не о том, – продолжал он возбужденно, взмахом руки как бы отстраняя от себя что-то ему мешавшее. – Разнарядка спускается на отдел независимо о того, болен кто-то или нет. Просто один болеет за отдел. Ему стыдно перед товарищами, если он будет «болеть», отсиживаться дома, в то время как многие вкалывают. Другой же думает о своих собственных интересах. Ему наплевать на остальных. Более того, такой «больной» в душе даже насмехается над теми, кто ходит на базу. Мол, давайте, если вы такие сознательные, а я уж как-нибудь займусь своим делом. Вот такая философия жизни.

Закончив свою тираду, Вадим посмотрел на Белявского, как бы подзадоривая его. А ну, уважаемый профессор, попробуй опровергни меня! Здесь не институтский митинг с партийными призывами. Оставь свою пропагандистскую риторику при себе! Отвечай честно, как думаешь! Вот я, беспартийный, весь перед тобой, как на духу. Меня-то агитировать не надо. Я, как видишь, на базе. Хотя все надоело до чертиков. Ну, сколько можно отрывать от непосредственной работы в научно-исследовательском институте? То посылают в совхоз на уборочную, то рекомендуют идти на стройку, то приказывают спешить на овощную базу. И я хожу только потому, что жаль вас, стоящих в руководстве отдела. Вижу, как приходится вам крутиться, словно белка в колесе. Не одобряете вынужденное хождение на базу. Но сделать-то не можете ничего. Как же – райком обязал! Надо соблюдать партийную дисциплину. Вот и вкалываете на базе. Другое дело я, беспартийный. Могу и не отозваться на ваши призывы. Да если бы не товарищи, за спины которых прятаться не то чтобы не резон, а просто совестно, а так послал бы эту овощную базу куда-нибудь подальше. Эх ты, профессор! Неужели не понимаешь таких простых вещей!

Белявский хотел сказать что-то Логинову, но в это время вернулся Крылов. Споткнувшись о валявшуюся доску, неловко взмахнув руками, но устояв на ногах, он бесстрастно пробормотал:

– Порядок. Всех записал в журнал. Кажется, вагоны с картошкой нас дожидаются. Наверное, пошлют разгружать. Если в мешках, то грязноватая работа. И не легкая. Но ничего не поделаешь. Будем считать, что нам не повезло.

– Опять эта картошка, – без раздражения и в то же время угрюмо пробурчал неугомонный Вадим. – Везучий же я. В прошлый раз нагорбатился как ишак и перемазался как цуцик. До сих пор спина побаливает. Нет, ребята, давайте искать другую работенку. Желательно полегче и почище. Может, там яблоки надо перебрать или виноград. Так я готов. Хоть сейчас. А картошка – увольте. Что-то нет ни желания, ни настроения. Удовольствие не из приятных. Мешки попадаются здоровые, под завязку. Килограммов пятьдесят, не меньше. Потом не разогнешься. А мне сегодня вечером еще отчет писать.

– Надо было раньше думать, – упрекнул его Крылов. – Пришел бы до девяти и организовал бы непыльною работу.

– Ну, а ты чего опоздал? Ты же ответственный. Вот и приходил бы в восемь часов утра, – перешел в наступление Вадим, ехидно поглядывая на Крылова и ища поддержки у окружающих его сотрудников.

– Так я же сына отводил в детский сад. А там попросили переставить несколько шкафчиков. Они как вернулись с дачи, – продолжал Крылов, имея в виду обслуживающий персонал детсада, – так еще и не распаковались толком. Все никак не наведут порядок. Пока сдвинули шкафчики, пока относили столы – вот и опоздал.

– А ты бы сказал, что едешь на базу. Тебе бы дали малышей в подмогу, – не сдавался Вадим.

– Да ладно вам, ребята, – остановил спорящих Белявский. – Нашли место выяснять отношения. Картошка так картошка. Может быть, эти вагоны будут разгружать во вторую смену. Сейчас все выясним.

– Володя! – обратился к Крылову Прохоров. – Если все же придется разгружать картошку, ты бы попросил работу полегче. Все-таки простужен, и ни к чему лишняя нагрузка. Недавно группа женщин пошла фасовать лук. Можно пойти к ним. Поплачешь над луком, заодно и вылечишься. В самом деле, зачем рисковать!

– Конечно, – поддержал Белявский. – Хотите я поговорю с заведующим складом?

– Вот-вот, – вмешался Вадим. – Глядишь, и нам дадут работенку полегче.

– Нет, – решительно возразил Крылов. – Давайте работать вместе. Как-нибудь справимся. Если будут мешки с картошкой, то можно таскать их на пару.

Вскоре их позвали в помещение склада. Пройдя вглубь и сделав два поворота по тускло освещенному помещению, они вышли к железнодорожным путям, где стояли два вагона. Несколько человек уже работали, вытаскивая ящики и ставя их на поднос. Уже издали стало ясно: на этот раз повезло, не придется возиться с картофельными мешками. Наверное, яблоки завезли. Однако, подойдя поближе, Прохоров увидел, что ящики старые, ветхие, а в них находятся трехлитровые банки с какой-то мутной жидкостью. Шедший рядом Вадим опередил его и, вынув одну банку из верхнего ящика, громко прочитал:

– Березовый сок. Попьем, братцы. Только уж очень подозрительный напиток. Муть какая-то. Может быть, раньше тут хранились брага и бормотуха. Нашлись шустряки, сполоснули баночку и готово – получился напиток. Ясное дело – перестраиваются.

– Мужики, – раздался голос из вагона. – Давайте сюда. Значит, так. Берите ящики, но так, чтобы осторожно, а то побьем всю продукцию. Тара не ахти какая. Поддерживайте ящики снизу. Ставьте их на поддоны в связку по пять рядов. Все понятно? – спросил коренастый мужичок с обветренным лицом и опухшими глазами.

Судя потому, как он присматривал в вагоне за разгрузкой ящиков и что-то считал, шевеля надтреснутыми губами, можно было предположить, что этот коренастый мужичок сопровождал эти вагоны в дороге. Так и оказалось. Потом откуда-то вынырнул долговязый в сравнительно чистой фуфайке. Он отдавал распоряжение, то исчезая, то вновь внезапно появляясь перед вагонами, где шла разгрузка. Суетился, покрикивал на грузчиков, размахивал руками, показывая, как лучше ставить ящики на поддон. Здесь же находилась и молоденькая девушка-приемщик, которая огрызком карандаша записывала на замусоленный листок цифры, подсчитывая поддоны и сложенные на них ящики.

Как только Прохоров со своими коллегами включился в работу, все пришло в движение. До сих пор разгрузка ящиков шля вяло, ибо трое грузчиков, ранее орудовавших в вагоне, особенно не утруждались. Они больше покуривали и, только завидев долговязого, начинали шебуршиться, имитируя бурную деятельность. Теперь же работа пошла быстрее. Вскоре к вагону подошли еще пять человек. Казалось, не пройдет и двух часов, как вагон будет разгружен. Но тут выяснилось, что ритмично работать невозможно. Не хватало поддонов. Автокарщик поехал на склад и через некоторое время привез несколько поддонов, разгрузив их недалеко от вагона. После небольшого перекура работа возобновилась.

И все же разгрузка ящиков шла медленнее, чем ожидалось. Оказалось, что трое грузчиков – постоянных работников склада – покинули вагон. Двое из них пристроились около поддонов, один вообще куда-то исчез. Произошло разделение труда. Те, кто прибыл на работу на базу, складывали ящики с трехлитровыми банками на поддон, а профессиональные грузчики обрывками где-то найденной проволоки скрепляли верхние ящики между собой, чтобы они не упали во время последующей транспортировки. Подъехавший автокарщик ждал, пока грузчики медленными, неторопливыми движениями обмотают проволокой ящики, и затем, подцепив поддон, отвозил его на склад.

– Видал, обратился Вадим к Крылову, кивая на грузчиков. – Во дают! Уже сообразили. Вместо того чтобы работать наравне с нами и таскать ящики, филонят, как могут. Шустрые парни. Не надорвутся. А зачем им вкалывать? Кандидаты и доктора наук разгрузят вагон и без них. И так, наверное, каждый божий день. Хороши работнички. Сразу видно, что профессионалы.

Крылов посмотрел на Вадима, но, ничего не сказав, прошел по доскам, проложенным к вагону, потянул на себя очередной ящик, приподняв его немного, и, чуть согнувшись, понес груз по направлению, где лежал поддон. То ли ему не хотелось говорить вообще, то ли эта картина была настолько привычной, что он не видел смысла препираться или обсуждать этот вопрос. Вадима же так распирало желание поддеть и грузчиков, отлынивающих от работы, и своих товарищей по институту, молча таскающих ящики.

– Мужики, – сказал он, подходя к грузчикам и опуская ящик на поддон, – притомились, что ли? Связывать ящики проволокой мог бы и ваш долговязый. Не знаю, кладовщик он у вас или бригадир. Не рассыпался бы, поработав вместе с нами. Ведь сам ворчал, что вагоны простаивают, надо быстрее разгрузить их. А вы бы наравне с нами ящики таскали. Глядишь, и закончили бы в два счета. Получается как-то не того. Мы вроде бы пришли помочь вам, так как вы не справляетесь со своей работой. Но что-то не слышно от вас благодарности. Или хотите на нашем горбу выехать?

– Эх, милый! – хрипло пробасил один из грузчиков, уронив обрывок проволоки. Поддев его ногой и отшвырнув его в сторону, он повернулся лицом к Вадиму и добавил: – Ты бы повкалывал здесь каждый день, тогда бы и говорил. Работенка будь здоров. Это тебе не в бирюльки играть. Передохнуть совсем не грех. Тебе чего! Ты пришел, проваландался несколько часов и ушел. Немножко попотеешь, потаскав ящики, так это только на пользу. Лишний жирок сбросишь. А мы тут пупки надрываем годами. То мешки, то ящики, то поддоны. Только успевай шевелиться. Усек? Ты вот небось у себя на работе завсегда при галстучке. Чистота, светло, и мухи не кусают. И наверняка в тепле, не мерзнешь. Сидишь себе за столом и поплевываешь в потолок. Не то что мы, бедолаги.

– Работай – и не замерзнешь, перебил его Вадим. – А так и окоченеть недолго. Смотри не простудись, а то и березовый сок не поможет. Не пробовал? Или уже успел заглотнуть, пока никто не видел?

– Попробовал, – ответил грузчик, не поняв подковырки. – Ерунда. Ни то, ни се. Даже вкус не разобрать. Как вода. Вот если бы покрепче!

– Ну, конечно, тогда бы и работалось веселее. Враз бы, видимо, разметал вагон с ящиками, будь там бормотуха.

– А чего! Запросто, – не задумываясь, прохрипел грузчик. – Еще не то бывало. Долбанешь, как следует, и вперед. Словно заводной. Ни тебе усталости, ни холода. Э-э, да чего там говорить. Было бы горючее, а работать мы умеем. Не чета некоторым, сидящим в конторках.

– То-то и оно. Работнички тут все, как я погляжу. Без опохмелки ходите как сонные мухи. Только тормозной жидкости вам и не достает.

– Ладно тебе, паря, будет языком-то молоть, – отмахнулся грузчик и, взяв новый обрывок проволоки, стал обматывать им трухлявый ящик, державшийся каким-то чудом на краю поддона. – Отдохни чуток, если умаялся. Нечего зря лясы точить. Выискался тоже умник. Сопи себе в две дырочки потихоньку и не мельтеши. Зарплата тебе идет на работе? Идет. Чего тебе еще нужно? Какого рожна? А мы тут сами как-нибудь разберемся, без сопливых. Учуял?

– Зарплата-то идет, – завелся Вадим. – Только дело стоит. Ты ведь за меня отчет писать не будешь. Профилонишь здесь смену, и будь здоров – свободен. Гуляй, сколько вздумается. И никаких тебе забот. Я же вот сейчас должен вкалывать за тебя. А потом, вечером придется делать то, что мог бы сделать за день в институте.

– Вот-вот, – встрял второй грузчик. – Все отчеты пописываете, бумагу мараете. А кому нужны ваши писульки? Взять да подтереться, и вся недолга. Ты бы лучше шел к нам на работу. Небось кишка тонка. А картошку поди уплетаешь так, что за ушами пищит. Думаешь, она сама в магазин прилетает? Нет, браток, сперва ее здесь разгрузить надо. Потом в магазины загрузить, чтобы ты в магазине, не замарав ручки, купил готовый пакет с картошкой. Вот и приходи сюда. Поразгружай вагончики. Что, сразу и хвост трубой? Нема нынче желающих-то. Все институты позаканчивали. Образованными стали. И калачом никого сюда не заманишь. Сидят себе в конторах, бумажки перекладывают. Ждут, когда им все на блюдечке подадут. Да, пахать на вас, бугаях, надо. Почаще сюда присылать. Тогда узнаете, почем фунт лиха. Глядишь, и пользы будет больше. Так-то, браток, помолчал бы лучше! А то вы все молоть языком готовы. Работать только некому.

– Ты это брось, дядя, – запальчиво возразил Вадим. – Каждый должен работать на своем месте. Ты ведь сам сюда пришел, никто тебя не заставлял, не тащил за ворот. Вот и работай, как положено. Если бы все честно вкалывали на своем рабочем месте, не было бы необходимости гонять людей туда-сюда, отрывать их от дела. Лично я помочь не против, если в этом есть необходимость. Всегда готов. Бывают же прорывы, когда позарез нужно немедленно завершить работу. Но ведь здесь, на овощной базе налажена целая система. Из года в год одно и то же. Как будто специально работают по принципу: чем хуже, тем лучше. И действительно, дядя! Зачем тебе вкалывать, когда мы тут суетимся? Прислали десять человек. Вы кричите – мало, не успеваем разгружать вагоны. Присылают двадцать. А вам и на руку. Еще поплачетесь, и пятьдесят пришлют. Тогда вообще можно загорать.

Вадим хотел еще что-то сказать. Но потом, раздумав, пошел следом за Белявским, поставившим ящик на поддон и направлявшимся вглубь вагона. Наклонившись, он взял нижний ящик, лежавший на полу, приподнял его до пояса и, шагая вслед за Белявским, вернулся к поддону. Один за другим шли сотрудники института и представители других организаций, совершающие монотонную разгрузочную работу. И вновь произошла заминка. Опять кончились поддоны.

– Перекур, мужики, – возвестил один из грузчиков.

Оба грузчика задымили. Прохоров со своими коллегами вышел из вагона. Молодая учетчица спрятала карандаш и бумагу в карман ватника. Затем, окинув взглядом вагон, она торопливо направилась в складское помещение, поправляя на ходу съехавшую набок шапочку, из-под которой выбилась прядь черных волос.

Один из грузчиков посмотрел вслед маслеными глазами. Немного подождал. Когда учетчица скрылась за поворотом, он спешным шагом юркнул в вагон, о чем-то поговорил с мужичком, сопровождавшим ящики с березовым соком, и вскоре вышел, пряча под фуфайкой трехлитровую банку. Не говоря ни слова, он мелкими шагами засеменил вдоль вагонов, пересек площадку и нырнул в какой-то боковой проход.

Минут через пять возвратилась учетчица. Вместе с ней шла женщина в черном халате. Шея ее была обмотана шарфом, на голове торчала рыжая лисья шапка. Она размахивала руками, что-то возбужденно говорила молоденькой учетчице. Они заглянули в вагон. Женщина покачала головой и недовольно сказала:

– Медленно разгружаете.

Прикинув что-то в уме, она постояла в раздумье и вышла из вагона. Потом, словно что-то вспомнив, вернулась назад, обменялась несколькими словами с мужичком, присевшим на край ящика, и взяла трехлитровую банку. Не пряча, на глазах у окружающих, она прижала банку к груди и пошла в складское помещение.

– Вот так, – отреагировал Вадим. – Средь бела дня, при честном народе уплывает березовый сок. Мы тут разгружаем, а они загружаются.

– Тебе что, больше всех надо, – угрюмо заметил грузчик, дожидавшийся своего напарника. – Хочешь, и тебе устроим скляночку.

– Да иди ты со своей скляночкой знаешь куда! Благодетель нашелся, тоже мне! Неплохо пристроились. Жалуются еще: работа тяжелая, пупки надрываем, мерзнем. Надорвался, наверное, домой таскать. Да тебя от этой базы за уши не оттащишь. А другие вкалывают за него. Небось, и приварок имеется. Чем не житуха! Не жизнь, а малина!

Вадим посмотрел на своих коллег и, уже обращаясь к ним, страстно произнес:

– Учитесь, уважаемые кандидаты и доктора наук, как надо жить! Наглядный урок. Перестройка в действии. В экономике перемены. Боремся с пьянством. Меньше выпускаем водки, больше сока. А психология осталась прежней. Как таскали раньше, так и теперь таскают. Все, что под руку попадется. Сок так сок. А вы, научные работнички, кумекайте, что дальше делать. Они тут будут потихоньку таскать. Вы же – только руками разводить и молчать. Более того, сами оказываетесь не только немыми свидетелями, но и невольными пособниками.

Белявский протестующе вскинул брови, но Вадим опередил его:

– Именно пособниками, Николай Сергеевич. Разве вы не находите, что мы способствуем тому, что на наших глазах происходит. Вот ведь получается какая штука. Мы собственными руками разгружаем вагон. Вас оторвали от основной работы, чтобы оказать помощь в заготовке овощей и фруктов на зиму. Обязали оказывать эту помощь в приказном порядке. И вы помогаете. Вынуждены это делать. Надрываетесь, таскаете ящики. Несуну не надо даже рук прикладывать. Вы поставили ящик, а он, не утруждаясь, спокойно берет трехлитровую банку – и привет, только его и видели. А через несколько дней вас пошлют опять на базу. Будете перебирать гнилую морковь или лук. Тщательно все рассортируете. Гниль в сторону, хороший продукт в пакет или сетку. Потом уйдете домой и поздно вечером или ночью будете сидеть над отчетом, над статьей или монографией. А несун, даже не поблагодарив вас за работу, уходя с базы, прихватит с собой вами же рассортированные хорошие овощи или фрукты. А что, разве не так? Вот что я вам скажу. Уже одно то, что мы здесь, вместо того чтобы заниматься своим непосредственным делом, есть не что иное, как пособничество прочно сложившейся системе работать «за того парня» – не за того, который погиб на войне, а за того, который бьет баклуши и смотрит, где и что плохо лежит.

Переведя дух, Вадим вызывающе взглянул на Белявского. Тот уже собрался ему ответить, но вмешался Крылов:

– Перемены неизбежны. Недолго нам ходить на овощную базу. Во многих газетах справедливо писали, что посылать людей на базу, отрывая их от основной работы, не выход из положения. Да и на высшем уровне не раз ставился вопрос об этом, говорилось о необходимости прекращения подобной практики штопанья дыр. Другое дело, что с ходу здесь ничего не сделаешь. Необходимо время.

– Брось, Володя, свои проповеди. Газеты я читаю не хуже тебя, знаю, о чем пишут сегодня. Однако сдается мне, что не только тебе, но и твоему сыну придется еще вкалывать на овощной базе. Перестройка перестройкой, а вот на базу стали ходить чаще. И не только на базу. Недавно пришла разнарядка на стройку. Вроде бы исполком просит подсобить строителям. Как же, конец квартала, любой ценой надо план выполнять. Естественно, что руководство научно-исследовательского института не возражает. Вот теперь, помимо овощной базы, пойдем еще и на стройку. Самое удивительное то, что потом кто-то премию отхватит за вовремя сданный объект. Вот так, на чужом горбу в рай. Возможно, это все временно. Но нет ничего постоянного, как подобные временные мероприятия. Я понимаю, что все разом не отменишь. Видимо, требуется сперва рывок в экономике на магистральных направлениях. Лишь потом дойдут руки до наведения порядка в соответствующей организации на овощных базах. Хотя, если заметили, – продолжал возбужденно Вадим, – на этом складе стало как-то почище, по сравнению с прошлым годом. Может быть, поменяли заведующего складом или турнули заведующего базой. И все-таки, судя по всему, в ближайшей перспективе мы вряд ли расстанемся со второй специальностью «грузчика», полученной за многие годы здесь. Пора бы повысить нам разряд. Скажем, такелажник пятого разряда. Звучит?!

– Ты все шутишь, – прервал нескончаемый поток речи возбужденного Вадима Белявский. – А ведь вопрос серьезный. Страна огромная. Перестройка только началась. Требуются значительные средства и организационные усилия. Почему до сих пор рассчитывали на шефскую помощь? Почему не вкладывали средства, необходимые для переоборудования овощных баз, оснащения их соответствующей прогрессивной техникой? Не было экономической заинтересованности.

Белявский откашлялся, вынул из кармана брюк большой носовой платок, вытер им рот:

– Да, экономической заинтересованности не было. В самом деле, зачем вкладывать значительные средства, необходимые для других отраслей экономики, если можно выйти из положения, привлекая для работ на овощных базах студентов и сотрудников научных учреждений? И привлекали. Из года в год. Из десятилетия к десятилетию. Сперва это была вынужденная необходимость. Понятно, война, разруха, восстановление народного хозяйства. А затем это вошло не то чтобы в привычку. Просто стало обыденным фактом жизни, основанным на изжившей себя установке все возлагать на массовый энтузиазм, не подкрепленный личной заинтересованностью. Конечно, легче в приказном порядке направить армию научных сотрудников на овощную базу, чем создавать себе излишние трудности и заботы по реорганизации и оснащению передовой техникой овощехранилища. Ответственности меньше, да и издержек почти никаких.