Текст книги "80 лет. Жизнь продолжается"

– Какие там издержки, – не удержался Вадим. – Одни выгоды. Что стоит здесь ваш труд, Николай Сергеевич? Вы разгрузите вагон, получите справку, что отработали смену. Между прочим, вам в справке напишут, что выполняли такую-то работу. Можно поставить двадцать или сто ящиков разгрузки. Кто проверит? Никто. И где гарантия, что вас не надули! Можно записать вам поменьше, зато кадровому грузчику, состоящему в штате базы, побольше. И опять же есть оправдание. Не поставь ему побольше – сбежит. С кем тогда прикажете работать? Вот этот работяга и филонит. Отхватывает же сверх того, что положено. При этом никто в накладе не остается. Все работники здесь получают свое. Не упустят. Иначе бы всех как ветром сдуло.

– Ну зачем ты так, – нахмурился Крылов. – Не все же подлецы. Есть и на базе честные люди. Непременно есть.

– А я разве говорю, что их нет, – не уступал Вадим. – Разумеется, сюда поступают на работу и честные трудяги. Только вот наше, отнюдь не добровольное шефство вольно или невольно способствует зарождению вполне определенных мыслей, толкающих на соответствующие поступки. Глядишь, поварился честный человек в этом котле, и нет его. Или, плюнув на все, сменил работу, ушел с овощной базы. Или же перестроился, не заметил, как стал несуном, филоном.

– Вообще-то, конечно, необходимо вводить механизм экономической заинтересованности, – медленно произнес Белявский. – Если бы за мою работу грузчика и причитающуюся мне сумму платила бы база, а не научно-исследовательский институт, то вряд ли здешнее руководство захотело бы иметь в распоряжении доктора наук. Или, во всяком случае, оно так бы организовало мой труд, чтобы не остаться внакладе. Нашлись бы и внутренние резервы, если бы рублем било по карману каждого руководителя. Я уж не говорю о том, что необходимо техническое переоборудование подобных баз. А то получается парадокс. Чем больше урожай в стране, тем больше мы несем потери. Не умеем сохранять сельскохозяйственную продукцию. Больно смотреть на то, сколько на этой базе гниет овощей и фруктов. Осуществляем настоящие битвы за урожай, а впоследствии отвозим гниль из наших хранилищ подальше с глаз людских. Не лучше ли, вместо того чтобы гнаться за перевыполнением плана по урожаю, добиваться снижения потерь при его хранении?

По проходу задребезжали колеса. Автокарщик привез поддоны. Сбросив их на настил, он развернулся и возвратился в складское помещение. После разгоряченной работы все немного остыли и были рады вновь взяться за разгрузку вагонов. Таская ящики с трехлитровыми банками, в которых бултыхался березовый сок, научные сотрудники еще какое-то время перебрасывались на ходу репликами, высказывая различные соображения по поводу возможных реорганизационных преобразований на овощной базе.

Все обошлось благополучно. Крылов положил справку в карман. Завтра он отдаст ее в партбюро научно-исследовательского института. Белявский стряхнул с мокрых брюк налипшую грязь, поскольку одна банка с березовым соком разбилась и залила колени доктору наук, кода он стоял с ящиком в руках и никак не мог сообразить, откуда на него стекает водопад. Вадим с горечью рассматривал порванный рукав куртки. Он даже не заметил, где и когда зацепился то ли за гвоздь, то ли за острие доски какого-нибудь ящика. Прохоров потирал ушибленное колено: он споткнулся о брошенный кем-то сломанный поддон, сильно ударившись о настил. Все спешили домой, чтобы, переодевшись и отдохнув, вернуться к своим неотложным делам, связанным с научной деятельностью.

Прозрение

Прежде чем начать родительское собрание, Елена Георгиевна внимательно посмотрела на сидящих перед ней взрослых, автоматически отметив для себя, что сегодня собрались почти все папы и мамы ее учеников. Обращенные на нее взгляды были настороженными, тревожными.

Да, такое случается не часто в школе. Девятый «А», считавшийся благополучным во всех отношениях, неожиданно преподнес сюрприз. Произошел из ряда вон выходящий случай. До сих пор сложно поверить в то, что прилежные ученики оказались замешанными в таких неприглядных делах, о которых невозможно говорить без горечи и недоумения.

Заметив на лицах родителей симптомы рвущегося наружу нетерпения, Елена Георгиевна встала из-за стола, поправила чуть съехавшие на нос очки и, дождавшись полной тишины, негромко, но отчетливо произнесла:

– Итак, все, кажется, в сборе. Надеюсь, Вы знаете, почему я настоятельно просила быть на этом собрании.

Сделав паузу, Елена Георгиевна машинально взяла со стола журнал, который, будучи классным руководителем, обычно раскрывала перед собой, чтобы сообщить родителям об успехах их детей и требованиях, усиливающихся из года в год. Но сегодня в этом не было никакой необходимости, поскольку предстоял необычный разговор. Поэтому, отложив в сторону по привычке взятый журнал, Елена Георгиевна отошла от стола и ровным голосом, не выдавая волнения, добавила:

– Я еще сама до конца не знаю, как и почему произошло то, о чем даже стыдно говорить. Но мы все вместе должны разобраться в случившемся, и я рассчитываю на вашу помощь в этом непростом, запутанном вопросе.

В классе повисло тягостное молчание. Никто из родителей не высказывал желания начать разговор по душам. Все были подавлены, угнетены. Одни родителя надеялись, что неприятный, не укладывающийся в голове инцидент не имеет прямого отношения к их ребенку, неизменно приносящему в дневнике отличные и хорошие оценки. Другие родители недоуменно молчали, поскольку дошедшие до них слухи о безобразной драке между школьниками не вписывались в их представление о дружбе между детьми. Третьи родители сдерживали возмущение и негодование, сразу же возникшее после того, как они узнали о том, что двое девятиклассников оказались сильно избитыми, причем один из них до сих пор находится в больнице, а четверо участников и свидетелей этого безобразия отказываются давать какие-либо вразумительные объяснения. Ни директор школы, ни классный руководитель девятого «А» класса не представляли, почему произошла драка между школьниками, кто является зачинщиком и кто виноват в случившемся.

Вернувшись к столу, Елена Георгиевна еще раз обвела всех родителей суровым взглядом:

– Скажу откровенно, дорогие родители. В этой школе я работаю уже четырнадцать лет. Однако не могу припомнить, чтобы в результате драки кто-то из школьников оказался в больнице. Разумеется, за эти годы я насмотрелось всякого. Были различные столкновения между учениками. Приходилось выслушивать и жалобы от родителей, когда их сын приходил домой с синяками или с разбитым носом, что редко, но все же случалось во время перемен в школе. Кто-то неосторожно толкнул или нечаянно задел ребенка, пробегая по коридору. Но чтобы так сознательно, я бы сказала, зверски избивать друг друга вплоть до сотрясения мозга, в результате чего Кожевникова Диму пришлось положить в больницу, ни разу не было на моей памяти. И главное, кто участники ужасной драки? Лучшие ученики – Панкратов Саша, Смирнов Олег. Кроме того, в этом инциденте, как выяснилось, замешаны и наши девочки – Слуцкая Катя, Борисова Оля, Приозерская Эля.

Елена Георгиевна тяжело вздохнула и горестно продолжала:

– Если бы мне кто-то сказал наделю назад, что наши мальчики и девочки способны на такое, я бы ни за что не поверила. До сих пор не могу прийти в себя. Хотя все это случилось не в школе, но я, как классный руководитель, несу полную ответственность за моих учеников. Саша Панкратов! Кто бы мог подумать, что он способен ударить своего товарища! Умный, серьезный, начитанный мальчик, внимательный и предупредительный по отношению к учителям и малышам. И вдруг бьет по лицу Кожевникова Диму. И не просто бьет. А с такой силой и жестокостью, что тот, падая, разбивает себе голову о батарею в подвале какого-то дома. А Смирнов Олег! Вместе того чтобы предотвратить драку, сам ввязывается в нее и теперь ходит с такими синяками, что страшно смотреть на его лицо.

– Простите, Елена Георгиевна, но мой сын ни при чем, – возбужденно вмешивается отец Смирнова Олега, перебивая классного руководителя. – Я разговаривал с ним, и он утверждает, что не участвовал в этой драке. Оказывается, Саша Панкратов, этот отъявленный хулиган, избил не только несчастного Диму Кожевникова, но и моего сына.

– Вот это нам и предстоит выяснить сейчас, – останавливает возмущенного отца Елена Георгиевна. – Хотелось бы полностью восстановить картину происшедшего, чтобы не только разобраться в том, кто виноват в этой драке, но и понять, отчего такое могло произойти в нашем девятом классе, который до сих пор был на хорошем счету в школе.

– Нет, позвольте, – снова вмешался отец Смирнова Олега. – Необходимо прежде всего найти зачинщика драки, а не валить всех в одну кучу. А так получается, что моего сына избил хулиган, которому не место в школе. Надо в этом разобраться.

– И Вы уж позвольте, – не удержалась мама Панкратова Саши. – По какому праву Вы называете моего сына хулиганом? Да, произошла неприятная история. Но надо действительно разобраться во всем. Вы же слышали, что Елена Георгиевна сказала о Саше. Умный, серьезный мальчик. И это так. Я лично не верю, что мой сын способен ударить кого-то, тем более по лицу. Тут что-то не так. Дома Саша всегда спокойный, сдержанный.

– Ничего себе сдержанный, – возмутился отец Смирнова Олега. – Так спокойно отделал своего школьного товарища, что тот оказался в больнице. Посмотрите на маму Кожевникова Димы. На ней лица нет.

Сидящие в классе непроизвольно взглянули на бледную, с темными кругами под глазами женщину, отрешенно слушавшую возникшую между родителями перепалку. Она медленно подняла склоненную голову, словно сбрасывая с себя тяжелый груз оцепенения, и обратила лицо к говорящему. А тот, возмущенно размахивая руками, надрывисто и громко продолжал, повернувшись к маме Панкратова Саши:

– Возможно, Ваш сын – пай-мальчик у себя дома. И в школе на хорошем счету. Но как же прикажете расценивать его поведение на улице? Если это не хулиганство, то я просто не знаю, как квалифицировать такие действия, в результате которых один из учеников лежит в больнице, а другой ходит с синяками.

– Не будем делать преждевременные выводы, – остановила говорящего Елена Георгиевна. – Если кто-нибудь из Вас знает подробности этого ужасного происшествия, пусть поделится своими соображениями. Давайте разбираться по порядку.

– А чего тут разбираться, – довольно уверенно промолвила мама Борисовой Оли. – Все трое мальчиков участвовали в драке. Вот и пусть по всей строгости отвечают за это. А кто тут прав или виноват, разве выяснишь теперь?

– Извините, Нина Николаевна, – решительно вмешалась классный руководитель. – Но Ваша дочь была в одной компании с ними. Она несомненно все видела и не может не знать, из-за чего произошла драка и кто первый начал ее. Интересно, как это все Оля объяснила Вам.

– А никак не объяснила. Вы думаете, Елена Георгиевна, если ученики ничего не говорят Вам, классному руководителю, то с нами, родителями, они более откровенны. Не знаю, как другие девочки, но моя молчит, словно воды в рот набрала. Я уж лупила ее и уговаривала по-всякому. Как бы не так! Ничего не видела, говорит, и все. Ну, что тут будешь делать!

– Неужели Вы действительно, как только что выразились, лупили свою дочь? – с недоумением и явным возмущением спросил один из родителей.

– А что с ними нянчиться! Уговаривать да гладить по головке! Был бы отец, так моя дочь заговорила бы, как миленькая. Небось, ремень быстро бы развязал язык. А так все миндальничаем с нашими детками. Вот и докатились. Один ученик в больнице, другой – с раскрашенной физиономией. А остальных затаскали со своими вопросами. Как, почему, из-за чего? А по мне так: заслужил – получи свое. Я и своей Ольге слепила по первое число. Пусть помнит на всю жизнь и не дружит, с кем попало!

– Что значит с кем попало? – не выдержала мама Слуцкой Кати. – Ваша дочь была с друзьями по классу, а не в какой-то случайной уличной компании.

– Ничего себе порядочная компания, – развела руками мама Борисовой Оли. – Вот если бы ваша Катя оказалась в больнице вместо Димы, тогда бы вы совсем по-другому запели. Между прочим, а что говорит ваша дочь? Она ведь, как и моя Ольга, была в том подвале и видела драку.

– К сожалению, моя дочь тоже молчит.

Мама Слуцкой Кати сокрушенно покачала головой и тихо добавила:

– Не знаю, что произошло с ней, но в последнее время она стала какой-то скрытной, замкнутой, как будто ее подменили. Катя всегда была такой веселой, жизнерадостной, общительной девочкой. И вдруг непонятная, необъяснимая меланхолия и апатия. Я ее спрашиваю, почему и зачем она пошла в злополучный подвал и что случилось там. Но она не отвечает. Твердит лишь одно: «Я ни в чем не виновата, мама. Поверь, я правду говорю». И вы знаете, я верю ей. Катя никогда не обманывала меня. Но раз она ничего не рассказывает и, как мне кажется, чего-то боится, значит, произошло нечто серьезное.

– Куда уж серьезней! – заметила одна из родительниц. – Чуть человека не убили.

– Нет, я не в этом смысле, – поспешно проговорила мама Кати Слуцкой. – Все это действительно ужасно. Просто кошмар какой-то! Я только никак не могу понять, как и почему моя дочь оказалась замешанной в этой скверной истории?

– Никто не ожидал, что все так обернется, – подхватила мама Саши Панкратова. – Я спрашивала сына: «Саша, зачем ты дрался с Димой?» А он мне отвечает: «Не помню, возможно, Дима сам ударил меня». «Так кто же из вас двоих зачинщик драки?» – снова спрашиваю я. Но он молчит. Только повторяет: «Я не хотел драться. Сам не знаю, как все началось». Вот и попробуйте определить, чья тут вина! А то, не разобравшись, сразу же ярлык навешивают – хулиган мой сын.

– Однако в больницу попал не ваш сын, а Дима Кожевников, – мрачно пробубнил отец Смирнова Олега.

– Ну и что? Это ни о чем не говорит. Ваш Олег тоже мог так ударить моего Сашу, что он бы разбил себе голову о ту злосчастную батарею. Дело случая. Так уж получилось. Поймите меня правильно. Я нисколько не оправдываю своего сына. Но почему Вы взваливаете всю вину на него? Как будто Ваш собственный сын не был в подвале, не участвовал в драке или, по крайней мере, не предотвратил ее. Да, если хотите, мы пока не установили, кто из мальчиков первый начал драку. Может быть, именно Ваш Олег и является ее зачинщиком.

– Нечего валить с больной головы на здоровую! – вскочил со своего места отец Смирнова Олега. – Мой сын не способен на такое.

– Надо же, какая самоуверенность! – натянуто рассмеялась мама Саши Панкратова. Много Вы знаете о своем сыночке! Жаль, почему-то молчит мама Приозеровой Эли. Она бы могла рассказать, как Ваш примерный Олег отнимал деньги у малышей. Ее младший сын ходит в пятый класс, и я знаю, что он жаловался на Вашего Олега.

– Ну, знаете, это уже слишком, – возмутился отец Олега Смирнова. – Мы здесь собрались вовсе не для того, чтобы вспоминать старые грехи. Да, был такой прискорбный случай год тому назад. Действительно, как выяснилось, Олег однажды взял деньги у кого-то из малышей. Но потом он вернул их. И я строго наказал сына. Надеюсь, он надолго запомнил этот урок.

– Вот-вот, – встрепенулась мама Саши Панкратова. – Наказать-то наказали своего сына. Да, видимо, этот урок не пошел ему впрок.

– Товарищи! – не выдержала Елена Георгиевна. – Не будем обвинять друг друга. Так мы не разберемся в случившемся. Важно понять, что же произошло с нашими детьми. Конечно, виновники драки будут наказаны. В конце недели состоится педсовет, на котором будет обсужден данный инцидент и будет принято соответствующее решение. Мы же собрались здесь для того, чтобы обменяться мнениями, выработать общую позицию и подумать над тем, чтобы подобные случаи не имели место в нашем классе больше никогда. Через два года Ваши дети закончат школу и вступят в самостоятельную жизнь. Как они подготовлены к этой жизни? Что смогут дать людям? Какова наша с Вами роль в воспитании полноценных членов общества? Вот над чем мы должны задуматься сейчас. Поэтому выявление виновников драки не самоцель, а необходимое условие для лучшего понимания образа мышления и действий Ваших детей.

В классе воцарилось молчание. Казалось, родители понимают смысл слов, только что произнесенных классным руководителем. В самом деле, зачем предвзято подходить друг к другу, защищать своего собственного ребенка и обвинять других детей в различных неблаговидных поступках? И все же Елена Георгиевна видела, что, несмотря не ее призывы к терпимому отношению друг к другу, некоторые родители не прочь искать виновников случившегося на стороне. На их лицах можно было прочитать: «Нет, мой ребенок ни в чем не виноват, он не имеет никакого отношения к этой безобразной драке».

Молчание затянулось. Елена Георгиевна хотела было еще раз напомнить как о своей собственной, так и о персональной со стороны каждого из родителей ответственности за случившееся, но тут неожиданно встала мама Кожевникова Димы и дрожащим голосом негромко произнесла:

– Это я виновата во всем.

Елена Георгиевна растерялась. Остальные родители недоуменно повернулись к хрупкой, сломленной горем женщине, чей сын лежал в больнице. Мать потерпевшего, и вдруг ее совершенно непонятное признание в какой-то вине. Абсурд! Нелепость! Сострадательные взгляды всех родителей были обращены на эту несчастную женщину, и, казалось, каждый из сидящих на этом собрании как бы успокаивал ее, говорил: «Ну, полно, не убивайтесь! Непременно найдем виновников драки, завершившейся так трагически. Найдем и обязательно накажем».

– Конечно, я виновата, – тихо повторила мама Кожевникова Димы. – Но разве я могла предположить, что это приведет к таким печальным последствиям.

– Успокойтесь, Марина Андреевна, – как можно мягче сказала классный руководитель. – Я вчера разговаривала с врачом. Он уверял, что самое страшное уже позади. Все обойдется, и вскоре Ваш сын снова сможет ходить в школу.

– Да-да, спасибо. Мне врач тоже говорил об этом. Вы уж простите меня, Елена Георгиевна. Надо было сразу все рассказать Вам. Но я никак не решалась.

Мама Кожевникова Димы судорожно глотнула воздух, закашлялась и, достав из сумочки носовой платок, вытерла влажные, дрожащие губы. Затем, отчаянно тряхнув головой, с болью в голосе продолжала:

– Несколько месяцев тому назад я впервые заметила, что мой сын пришел домой в каком-то странном состоянии. Глаза неестественно блестели, движения рук были размашистыми, неуправляемыми. Глуповатая улыбка не сходила с его лица. Я, грешным делом, подумала, не выпил ли он на дне рождения у своего товарища, хотя этого раньше никогда за ним не замечала. Но от Димы не пахло вином. Позднее я еще несколько раз видела его в подобном состоянии. Никак не могла понять, то ли это от излишних учебных нагрузок в школе, то ли от общего переутомления, связанного с переходным возрастом. Хотела прийти к Вам, Елена Георгиевна, посоветоваться. Но вот не успела.

Слезы потекли по лицу скорбящей женщины, и она, вновь достав носовой платок, стала вытирать их, не обращая внимания на сидящих родителей. Немного успокоившись и взяв себя в руки, мама Кожевникова Димы заговорила, торопясь, как будто боялась передумать:

– Я должна, обязана все рассказать. Сегодня утром мне удалось поговорить с сыном в больнице. Нет, я его не расспрашивала о драке. Просто мы сидели в палате и смотрели друг на друга. Неожиданно Дима схватил мою руку, поцеловал ее и разрыдался. Я растерялась и стала успокаивать его, как могла. И тут он сказал мне такое, отчего до сих пор не могу прийти в себя. Это просто не укладывается в моем сознании. Оказывается, Дима вместе со своими школьными друзьями пристрастился к каким-то порошкам и травам. Я не знаю, как они называются, но они оказывают сильное воздействие на организм. Во всяком случае, Дима говорит, что от них он приходит в непонятное состояние, которое не может объяснить и которое у молодежи называется кайфом. В тот день, когда произошла эта дикая драка, мой сын с другими мальчиками и девочками прямо в подвале пробовали какое-то новое зелье. Не знаю, откуда они достали это проклятое средство, кто его им дал или продал. Но они всей компанией решили попробовать его действие. Потом, как говорит Дима, он уже ничего не помнил. Вроде сперва было очень весело, а затем наступило какое-то затмение.

Димина мама склонила голову, тяжело опустилась на свое место и, закрыв лицо руками, глухо добавила:

– Ведь я же видела, что с моим сыном что-то происходит. Сердцем чувствовала неладное. Но вот не нашла времени прийти в школу, поделиться сомнениями. Может быть, мы вместе смогли бы отвратить беду от наших детей.

Потрясенные родители растерянно глядели друг на друга. Оказывается, их добрые, отзывчивые, послушные дети ведут свою, скрытую от взрослых жизнь, о которой они не имеют ни малейшего представления. Конечно, кое-что им приходилось слышать о наркомании, этом социальном зле, отравляющем юные души уличных ребят. Но чтобы это зло коснулось из собственных детей, которые постоянно ставились в пример другим в школе и вовсе не походили на трудных подростков, о чем часто можно услышать из уст людей, имеющих дело с неблагополучными семьями, такое никому из них не могло присниться даже в самом дурном сне.

Елена Георгиевна удрученно смотрела на родителей, находящихся в полном смятении и не знающих, что делать. Несколько минут тому назад они готовы были обвинять друг друга во всех грехах, сваливать вину на другого ребенка и всячески выгораживать своего сына или дочку. Но вот неожиданно они узнали горькую правду о своих детях. Еще не до конца осознали общую беду, неизвестно насколько затронувшую учеников девятого «А» класса и так распространенную в школе. И тут уже не до взаимных упреков и обвинений. Необходимо срочно что-то делать. Спасать всех детей, пока не поздно.

«О, Господи!» – подумала про себя классный руководитель. – Как же плохо, оказывается, я знаю своих учеников. И совсем не знаю их родителей!»