Электронная библиотека » Валерий Самунин » » онлайн чтение - страница 15


  • Текст добавлен: 11 марта 2019, 18:00


Автор книги: Валерий Самунин


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Председатель правительства спокойно и твердо ответил, что осуществление подрывной деятельности на территориях суверенных государств – пусть даже эти государства занимают по отношению к СССР и дружественным ему странам враждебную позицию – противоречит принципам советской внешней политики.

В тот же день в «Зимнем саду» Кремля «с глазу на глаз» встретились Брежнев и Тараки. Рюриков, который и здесь выступал в роли переводчика, был готов к любым неожиданностям. Однако афганский руководитель, видимо, уже предупрежденный Амином о жесткой позиции премьера, ничего «такого» не наговорил. Он лишь повторил сказанное час или два назад его заместителем. При этом не стал вдаваться в историю англо-афганской войны. Леонид Ильич, выслушав, покивал головой, хотя, скорее всего, не понял, в чем состоит проблема и чего хочет от него гость. По сути обращения афганского лидера генеральный секретарь никак не высказался, однако обещал, что вопрос, затронутый Тараки, будет внимательно изучен.

Чтобы дать руководителю ДРА высказаться перед представителями Запада и заявить о себе, в программу визита по инициативе Громыко была включена встреча с высокопоставленными иностранными дипломатами, аккредитованными в Москве. Тараки, для которого английский язык был почти родным, стал выступать перед дипломатами на пушту. Посол Афганистана в СССР Пактин довольно хило переводил его речь на русский. Похоже, Тараки не знал, о чем нужно говорить с дипкорпусом. А может, недостаточно выспался после вчерашнего ужина. Почему-то его слишком увлекла тема дипломатической неприкосновенности. Трясущийся от напряжения Пактин переводил на русский язык: «У каждого из вас есть дипломатический иммунитет. Посла нельзя арестовать, посадить в тюрьму. Поэтому посол должен хорошо работать и давать объективную информацию своему правительству». После этих слов в зале послышались смешки. Те дипломаты, которые были знакомы с фрейдовской теорией опечаток и оговорок, сразу же поняли проблему: в Афганистане утвердился жестокий режим репрессий, и Пактин боится за свою жизнь.

В закрытом меморандуме, подготовленном ЦК КПСС по итогам визита, в целом положительно оценивались его результаты. Было подчеркнуто, что отношения между СССР и ДРА приобрели качественно новый характер, базируются теперь на классовой основе, проникнуты духом товарищества и революционной солидарности. Руководству ДРА было сказано, что оно может твердо рассчитывать на нашу помощь и поддержку в деле революционного переустройства афганского общества.

Интересно, что авторы этой секретной записки не обошли и деликатный момент, связанный с просьбами Тараки и Амина оказать им поддержку в борьбе за Великий Пуштунистан. «Афганские руководители выразили озабоченность антиафганской деятельностью, осуществляемой с территории Пакистана, и сделали определенный акцент на разногласии с этой страной по вопросу о судьбе пуштунов и белуджей, – говорилось в цековском документе. – С нашей стороны в тактичной форме было сказано о нецелесообразности применения любых крайних мер, что может быть использовано внешними и внутренними врагами Афганистана».

* * *

Как-то вечером Старостину сказали, что завтра регулярным рейсом «Аэрофлота» в Кабул прилетает профессор Московского университета Николай Александрович Дворянков. Валерий понял, что надо отложить все дела и ехать встречать ученого.

Дворянков был давним другом Тараки. Когда они познакомились, Тараки был известен в Афганистане лишь как начинающий писатель, автор «слезливых» повестей и рассказов о нелегкой жизни афганских бедняков.

Дворянков был профессором с мировым именем, автором многих научных работ, преподавателем Московского университета, а по общественной линии занимал должность заместителя председателя Общества советско-афганской дружбы. Этот умный, обаятельный и напористый человек имел много друзей в государственных структурах СССР, в основном из числа своих бывших студентов и аспирантов. Перед ним легко открывались двери во многие кабинеты МИД и ЦК КПСС.

Когда Тараки еще только начинал свою политическую карьеру, именно Дворянков организовывал ему приглашения в СССР. Будущего руководителя Афганистана то приглашал Союз писателей, то Общество советско-афганской дружбы. Через свои возможности профессор договаривался о бесплатном лечении афганского друга на курортах Кавказа, о публикациях его сочинений в Азербайджане. Другими словами, о Тараки в Москве узнали благодаря Дворянкову.

И теперь, став главой афганского государства, Тараки не забыл о том, сколько хорошего сделал для него советский устаз[23]23
  Учитель, профессор, наставник.


[Закрыть]
. Через свою администрацию он послал в МИД СССР приглашение Николаю Александровичу посетить Афганистан в качестве его личного гостя.

В кабульском аэропорту Николая Александровича встречали какие-то суетливые офицеры из секретариата главы государства. Был там также президент Академии наук ДРА (бывший аспирант Дворянкова) Нурзай. Валерий Старостин, тепло поздоровавшись с профессором, договорился о том, что отвезет гостя из отеля в наше посольство.

Дворянков, как и большинство других визитеров из Союза, поселился в гостинице «Кабул». Отсюда Старостин повез Николая Александровича в советское посольство на встречу с Пузановым. Однако профессор недолго пробыл в кабинете посла. Вышел оттуда весь красный, матерясь и чертыхаясь. На обратном пути в гостиницу он передал Старостину так расстроивший его разговор.

Пузанов: «Ну, как, Николай Александрович, мы условимся с вами относительно посещения Тараки? Когда он сможет нас принять?»

Дворянков: «Александр Михайлович, я вас, возможно, не совсем точно понял. Вы, что, хотите ехать на встречу с Тараки вместе со мной?»

Пузанов: «Конечно, а как же иначе?»

Дворянков: «Тараки пригласил меня одного, как своего близкого личного друга. А вы-то здесь при чем? Извините, но на встречу поеду я один или я вообще никуда не поеду!»

– Да, круто вы завернули, – прокомментировал Старостин ход беседы с послом. – Похоже, вы нажили себе очень опасного врага.

Едва они зашли в номер гостиницы, где остановился ученый, как раздался, видимо, уже не первый телефонный звонок. Чиновник из администрации главы государства сказал, что лимузин с охраной готов доставить Николая Александровича в резиденцию председателя Революционного совета.

Пока ждали машину, Старостин обратил внимание Дворянкова на свежий номер афганской англоязычной газеты «Кабул таймс». На первой странице газеты был помещен фотоснимок: за огромным «председательским» столом находился блаженно улыбающийся «великан» – Тараки, а по краям другого длинного стола, образующего букву Т, сидели, восторженно глядя на вождя, «лилипуты» – члены правительства ДРА.

– Вот видите, Николай Александрович, что за фотографии публикуют в афганских газетах, – гневно сказал Старостин. – Просто дурь какая-то. Когда мы сегодня ездили вместе с вами в посольство, помните, я показывал портреты «великого лидера», развешанные по всему городу? Вы обратили внимание – на них глава государства расплывчато изображен зелено-голубой краской. Голова торчит из гофрированного воротничка, как у средневекового испанского короля или как у Тартюфа какого-то. И притом на лице у него все та же самая идиотская улыбка. Как это объяснить? Уж не означает ли массовое тиражирование таких изображений попытку кого-то из окружения Тараки скомпрометировать главу государства, представить его населению страны в качестве слабоумного старичка-маразматика. А может быть, он и на самом деле не способен адекватно воспринимать действительность?

– Валерий, ты привык всех и все подозревать. Я понимаю, это твоя профессия. Однако я почти уверен, что такой образ – образ простого, добродушного человека из народа – умышленно создается афганской пропагандой, чтобы подчеркнуть контраст с почти никогда не улыбавшимся, мрачным и высокомерным аристократом Даудом. Я думаю, что такой образ может импонировать представлениям афганских «низов», рабочих и крестьян.

– А газета «Кабул таймс» на английском языке издается для кого? Для афганских рабочих и крестьян? – съязвил Старостин.

Дворянков не успел ничего ответить. В дверь вежливо постучали. Молодой офицер с пышными усами, адъютант главы государства, пригласил профессора спуститься к машине. Профессор взял лежавший у него в номере большой портфель, набитый подарками, и направился к двери, на ходу отдавая ключи от номера Старостину.

Прощаясь с Дворянковым, Валерий попросил его позвонить, как только профессор закончит визит и вернется в гостиницу.

Звонок от Николая Александровича раздался только на следующее утро, часов в десять. Дворянков возбужденно сказал, что десять минут назад, когда он возвращался из Дворца народов в автомашине Тараки к себе в гостиницу, произошло дорожно-транспортное происшествие. Возможно, готовился теракт против главы государства. Однако никто не пострадал. Водитель автомашины, наехавший на лимузин председателя Ревсовета, задержан, и ведется дознание.

Оперработник тут же направился в гостиницу, заскочив, однако, домой и захватив там сумку-холодильник с пивом.

Николай Александрович, немного смущаясь, рассказал, что встретились они с Тараки очень тепло. Пили весь вечер и всю ночь виски «Квин Анн». Закусывали пловом и кебабом. Тараки держался очень запросто. Обращались друг к другу, как и прежде, на «ты». Вспоминали былое, читали стихи на пушту, шутили.

За столом в доме Старостина беседа продолжилась весьма оживленно.

– Визит к Тараки укрепил мою уверенность в том, что Апрельская революция все больше набирает силу, – не просто сказал, а как-то сразу задиристо заявил Дворянков. – И свидетельством тому, прежде всего, является сокрушительный разгром первого и самого опасного эшелона внутренних врагов-парчамистов.

– Николай Александрович, ну сокрушили халькисты этот «первый эшелон», а дальше что? За ним пойдут второй, третий, четвертый и следующий эшелоны. Власть нового режима пока еще очень слаба. Поэтому, как мне кажется, Тараки и его соратники зря лишили себя поддержки Кармаля и его сторонников. Я думаю, что на нынешнем этапе им следовало бы опираться на широкий фронт демократических и патриотических сил, а не ограничивать свои возможности опорой на малочисленную секту пуштунов-халькистов.

Услышав слово «секта», Дворянков обиделся. На его пухлых губах выступила белая пена гнева:

– Сейчас ты говоришь, прямо-таки как твой посол Пузанов. Ты что, не учил историю? Ты не знаешь, что настоящая революция не может опираться на широкий фронт, на демократию? В любой части мира, в любой стране, и особенно в Афганистане. Если здесь начнется демократия, то революции никогда не будет, а будут только пустые споры и разговоры о ее необходимости и о разных путях ее осуществления. Настоящая революция может произойти лишь тогда, когда в определенной части общества некой политической партией будет насаждено беспрекословное уважение к железной воле тех сил, которые стремятся совершить революцию. Революция – это величайшее насилие. Иногда следует поступать очень жестоко, потому что каждый человек должен понимать, что если он не поддержит революцию, его просто-напросто убьют. Настоящей революции нужно, чтобы на главных площадях городов без остановки работала гильотина.

– Да-а, – протянул несколько обескураженный таким напором Старостин. – Вы говорите, что революции необходимы жертвы, что должны работать гильотины. Но ради чего? Зачем военные в Афганистане убивали друг друга? Зачем лилась кровь? Я это видел своими глазами. Мне было больно и страшно это видеть. Зачем умерли эти люди? Какие позитивные результаты достигнуты в течение тех месяцев, которые прошли после 27 апреля? Где те цветы, которые должны были бы взойти на земле, пропитанной кровью?

– Все эти жертвы принесены ради воплощения в жизнь прогрессивнейшей для Афганистана программы «Основные направления революционных задач». Ты помнишь, она была принята на двенадцатый день после революции.

– Да, эту программу приняли. Я ее читал и даже частично помогал переводить на русский язык. Программа действительно хорошая, хотя ее название сформулировано не совсем грамотно и текст довольно корявый. Однако на сегодняшний день она остается не более чем декларацией, шаманским заклинанием. А где воплощение или хотя бы попытки воплощения этой программы в жизнь? «Пароле, пароле, пароле»[24]24
  Слова, слова, слова!


[Закрыть]
, – пропел Старостин, пытаясь подражать интонациям популярной в то время французской примадонны Далиды.

– Прежде всего, ее смысл – в провозглашении важнейших для этой страны декретов Революционного совета, – учительским тоном пояснил Дворянков. – Валера, ты разве не знаешь, что начаты небывалые в истории Афганистана преобразования? Что скоро эта страна преобразится! Превратится из забытого миром уголка разбоя и нищеты в передовое социалистическое государство!

– Где? В текстах телеграмм, направляемых в Москву от наших партийных советников? В речах афганских вождей? В их декретах?

– Да чем же тебе так не нравятся эти декреты?

– Хорошо, давайте читать! – Старостин взял с полки, разделявшей холл и столовую, папку с материалами. – Вот декрет № 1. Он провозглашает создание Демократической Республики Афганистан и тут же утверждает в стране однопартийную систему. Я, честно говоря, как советский человек, как член КПСС, не против однопартийной системы. Я допускаю, например, что однопартийная демократия может быть не хуже двухпартийной или многопартийной буржуазной демократии. Однопартийная система была законодательно закреплена как «отвечающая чаяниям и традициям афганского народа» до Апрельской революции еще в конституции Мохаммада Дауда. Тараки здесь не придумал ничего нового. Жаль только, что эта афганская однопартийность так больно ударила по бывшим соратникам – парчамистам и другим нежелательным элементам.

– Да, но они, эти парчамисты, готовили заговор. Тараки вчера вечером говорил мне об этом. Они готовили военный переворот.

– Ладно, Николай Александрович, оставим парчамистов. Давайте пойдем дальше. Рассмотрим декрет № 2. Арестованы и лишены гражданства и имущества оставшиеся в живых в Афганистане члены королевской семьи. Дорогой Николай Александрович, как вы считаете, соответствует ли национальному духу и понятиям афганского народа такой акт, как лишение гражданских прав, а главное, лишение имущества представителей монаршего клана из племени мохаммадзаев? Кому, как не вам, должно быть известно, что на протяжении почти полутора веков вожди мохаммадзаев боролись за независимость страны. Именно благодаря доблести и патриотизму этого клана Афганистан никогда не был колонией Британии. Афганские войска под руководством национальных героев из этого племени успешно противостояли англичанам в трех войнах. А тут появляется некий безродный гильзай из племени тараки и объявляет потомков народных вождей предателями родины, отбирает у них собственность. Как это расценят все другие афганцы?

Дворянков глубоко задумался, отчего не только его сократовский шишковатый лоб, но и даже лысина сморщились.

– После того как был принят этот второй декрет, – продолжал Старостин, – состоялась выставка-продажа вещей семьи короля Захир-шаха и президента Мохаммада Дауда. Мы с Тамарой были на ней. Перед входом на эту выставку-продажу на пороге лежал ручной работы ковер с портретом бывшего президента Афганистана, поднесенный ему в знак любви и уважения жителями то ли Баглана, то ли Мазари-Шарифа. Устроители выставки предполагали, что, входя в павильон, каждый посетитель должен наступить на лицо Дауда, вытереть об него свои грязные ноги. Я не понимаю, что это за стремление к осквернению образов поверженных врагов? Афганцам, насколько я знаю, такое не было свойственно. Мы, конечно, не стали наступать на этот ковер. И многие афганцы поступили точно так же.

На этой выставке-распродаже лежали разные вещи: одежда, обувь, посуда, ювелирные украшения. В основном, дешевка и какая-то рухлядь. Зрелище было грустное. Все посетители – и афганцы, и иностранцы – удивлялись скромности афганского монархического клана. Там я встретил своего старого приятеля Ленокса, он американец, сотрудник резидентуры ЦРУ. «Купил что-нибудь?» – спросил он. Я показал ему пижамную куртку, которую Мохаммад Дауд якобы надевал на себя, когда приходил домой с работы. Купил я ее за копейки, но и тех копеек она не стоила. Эта куртка интересовала меня только как сувенир. Ленокс показал мне два жидковатых серебряных колечка с камушками-лазуритами и кофейную чашечку Ленинградского фарфорового завода имени Ломоносова, купленные им на этой выставке. «Да, не слишком шикарно жили семьи короля и Дауда», – сказал я ему. Однако Ленокс возразил. По его словам, имущество, которым владела кабульская монархическая семья, оценивается в миллионы долларов. Однако оно на эту выставку не попало. Поскольку его разворовали афганские революционеры…

Дворянков сперва хотел возмутиться словам Валерия, но потом тихо сказал:

– Неужели ты думаешь, что Тараки мародерствовал?

– Я не допускаю такой мысли. Но также не исключаю, что кто-то, Амин, например, или какие-то офицеры изрядно поживились. Однако это скучно. Давайте лучше вернемся к обсуждению декретов.

В соответствии с декретом № 3 даудовская конституция аннулируется. И все законы, принятые ранее, «кроме тех, которые не противоречат целям и задачам Апрельской революции», упраздняются. Странная формулировка. Будто, принимая некоторые свои законы, Дауд думал о целях и задачах революции, в ходе которой он будет убит. В соответствии с этим декретом, функции и полномочия Верховного суда передаются Высшему судебному совету ДРА, подотчетному в своей деятельности Революционному совету. Прерогативы верховного судьи передаются министру юстиции. Военно-революционный трибунал будет подчиняться Революционному совету. Из этого вытекает, что новый афганский режим отказался от принципа разделения трех властей и сосредоточил всю власть в Революционном совете, то есть в руках одного человека – Тараки.

– Валера! А ты как думаешь, построили бы мы социализм в СССР, выиграли бы мы Великую Отечественную войну, если бы власть не была сосредоточена в руках одного человека – Сталина?

– Но СССР и Афганистан – это разные страны. У нас разная история и разная судьба. И потом, когда была революция в нашей стране, и когда произошел переворот в Афганистане? За это время мир изменился! Мне кажется, мы не можем допускать «параллельного» восприятия истории. Точнее, я хочу сказать, что мы не должны, не имеем права, переносить исторический опыт Советского Союза на афганскую почву.

Дворянков сначала задумался, а потом, видимо, устав от нудного общения со Старостиным, стал рассказывать Тамаре о своей второй женитьбе. В 54 года он после смерти первой жены вновь стал молодоженом. Старостин, грозно взглянув на жену, не унимался:

– А теперь, Николай Александрович, давайте поговорим о декрете № 4, который утверждает государственную символику Афганистана. Государственный флаг – красный. Это цвет пуштунов и всех арийских народов. Афганцы, насколько мне известно, принимают такой цвет охотно. Однако взгляните на герб. Зачем на нем надпись – «хальк», то есть название правящей партии? Представьте себе, чтобы на нашем государственном флаге красовались бы буквы «КПСС». Я полагаю, что на флаге ДРА было бы уместнее поместить какой-то символ – пусть горного орла, снежного барса или козерога – или нечто вроде универсального лозунга, взятого из стихотворения Аджмаля Хаттака или из стихотворения какого-нибудь другого всем известного классика афганской поэзии.

– Да, – задумчиво сказал Дворянков. – Тут наши друзья немного недодумали, недоработали. И я им в этом не помог. Могли бы быть и более интересные варианты. Ну, ладно, переходи теперь к 5-му декрету, – тыкая вилкой по тарелке, чтобы зацепить кусочек шашлыка предложил профессор.

– Декрет № 5 как бы окончательно решает судьбу членов бывшей королевской семьи, находящейся теперь в Италии. Двадцать три человека из этой семьи, в том числе король Захир-шах, бывшая королева Умайра, наследный принц Ахмад-шах и множество других царедворцев и, прежде всего, зять короля, бывший командующий кабульским гарнизоном Абдул Вали, объявлены изменниками родины и лишены афганского гражданства. Нужно ли было издавать такой декрет, если за ним видится только страх и ложь. Никто из них, членов королевской семьи, не намеривался приехать в Афганистан и тем более бороться против установившегося на их родине халькистского режима. В Европе им хорошо. Ну а если бы кто-то из них и пожелал выступить против халькистов, то начал бы борьбу, не считаясь с декретом Тараки. Как, например, это было весной 1929 года, когда Надир-хан и его братья Шах Махмуд-хан и маршал Шах Абдул Вали Гази, собрав ополчение из пуштунских племен, направились на Кабул, чтобы свергнуть бандитский режим Бачаи Сакао.

Дворянков спорить не стал. Затем Дворянков и Старостин, положив перед собой довольно объемный текст декрета № 8, стали вникать в его содержание.

Это был «Декрет о земельной реформе». Он вводил всеобщее ограничение размеров землевладения для одной семьи тридцатью джерибами (6 га) земли первой категории (сады, виноградники, поливная земля, дающая два урожая в год) или эквивалентного количества земли других категорий. Все излишки сверх этих пределов подлежали изъятию без какого-либо выкупа. Безвозмездно землю получали безземельные и малоземельные крестьяне, батраки и неимущие кочевники, если они давали обязательство лично возделывать полученный надел.

Предусматривалось изъятие полученной по декрету земли, если, получив надел, крестьянин не начнет его обработку в течение трех месяцев. Землю, полученную по декрету № 8, не разрешалось дробить на участки менее пяти джерибов, закладывать, сдавать в аренду или продавать. Исключение делалось лишь для женщин и малолетних детей, если они окажутся единственными членами семьи и не смогут обрабатывать принадлежащую им землю. В этом случае допускалась сдача ее в фиксированную или издольную аренду. В дополнение к женщинам и детям, неспособным обрабатывать землю, право сдачи своего надела в аренду, получали также государственные служащие, ремесленники.

Распределяться должна была та земля, которая отчуждалась у лиц, имевших участки площадью более тридцати джерибов, государственные земли, земли королевской семьи, а также земли, осваиваемые в результате строительства ирригационных проектов, но не пригодные для создания на них государственных ферм. Особо оговаривалось, что не будут изыматься вакуфные (принадлежащие мечетям) земли. В декрете устанавливалась также очередность наделения землей. В первую очередь правом на ее получение пользовались безземельные крестьяне, обрабатывающие помещичью землю, подлежащую отчуждению у помещиков и распределению, а в последнюю, шестую, очередь – безземельные крестьяне и кочевники из других провинций, в случае если для них не найдется свободной земли в их провинции.

В ходе земельной реформы планировалось как можно скорее объединить крестьян в кооперативы предоставить отдельным крестьянам и кооперативам банковские ссуды на льготных условиях для приобретения сельскохозяйственных орудий, удобрений и сортовых семян. Предполагалось также создание пунктов по ремонту сельскохозяйственной техники и товариществ по продаже производимого кочевниками мяса и молока, расширение сети крестьянских касс взаимопомощи и т. д.

– Что же, неплохой документ, – сказал, закончив его чтение, Дворянков – Есть, конечно, недочеты, но, по-моему, цели поставлены благие. Декрет должен как-то упорядочить землевладение, уменьшить эксплуатацию беднейших слоев крестьянства, стимулировать развитие сельского хозяйства и таким образом повысить благосостояние населения. Главное, чтобы он разумно выполнялся.

– А как вы думаете, не приведет ли изъятие излишков земли к дроблению и банкротству больших помещичьих высокопродуктивных хозяйств?

– Я уже сказал, что земельная реформа должна разумно осуществляться. Почему бы такие хозяйства, о которых ты говоришь, сразу же не преобразовать в кооперативы?

– А захочет ли помещик, который раньше владел этой землей, становиться членом кооператива?

– Ну, можно в кооперативе обойтись и без такого помещика.

– Хорошо… Но как же поступит такой помещик? Ведь нужно учитывать, что у многих богатых землевладельцев есть множество слуг-ноукеров, вооруженные отряды, которые этот помещик содержит, и сыновья-офицеры в армии. Помещики, как правило, имеют связи с представителями высшего духовенства. Им привыкли подчиняться мирабы, распределяющие воду по полям. Знаете, Николай Александрович, иногда мне кажется, что реформы правительства Тараки нарочно провоцируют народ на борьбу с новым режимом.

– Ну, это ты, Валера, слишком. Да, есть некоторая спешка, есть стремление во всем подражать нашему революционному опыту, есть недостаточный учет афганских традиций. Мало ведется разъяснительной работы в провинциях и уездах. Но говорить о том, что издание этих декретов провоцирует крестьян на антиправительственные выступления, я бы не стал.

После обеда Старостин отвез профессора в гостиницу «Кабул».

17 декабря 1979 года Николай Александрович Дворянков умер от сердечного приступа. Он пережил своего афганского друга Тараки всего лишь на два месяца.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации