Электронная библиотека » Валерий Самунин » » онлайн чтение - страница 22


  • Текст добавлен: 11 марта 2019, 18:00


Автор книги: Валерий Самунин


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Слово «подстава»… замени, найди другое… понятное не только разведчикам, – едва слышно сказал Орлов-Морозов, подчеркивая это место в тексте.

Хотяев согласно кивнул.

«Имеются духовники в армии и полиции. Вожди пуштунских племен, деревенские феодалы либо самым тесным образом связаны с духовенством, либо сами являются его представителями. И, наконец, исключительно велико влияние низшего звена мусульманского духовенства (квартальные, деревенские муллы) среди самых широких слоев народных масс. Эти духовники руководят обязательными для мусульманина ежедневными молитвами, читают пятничные проповеди в мечетях. Когда афганец рождается, при этом присутствует мулла, когда он подрастает, мулла осуществляет обряд обрезания, а затем обучает юношу в школе. Когда наступает время жениться, мулла осуществляет обряд бракосочетания. Когда афганский крестьянин болеет, лечит его опять же мулла, выступающий в роли народного лекаря-табиба. Как правило, мулла – единственный грамотный человек в деревне, в квартале провинциального городка. Для того чтобы написать или прочитать письмо, деловой документ, обратиться с жалобой к властям, большинство афганцев вынуждены идти к муллам. Мусульманский духовник-кадий, по сути дела тот же мулла, является низшей и самой доступной инстанцией, осуществляющей правосудие.

Практически во всех районах Афганистана существует обычай, по которому верующие поочередно ежедневно приглашают муллу в свой дом и кормят его (примерно так же, как в русских деревнях кормили пастуха). Это помогает мулле очень хорошо знать личную жизнь членов своего прихода и проводить регулярную “обработку” каждого верующего».

Орлов-Морозов подчеркнул слово «обработка» и поморщился.

«К сожалению, это обстоятельство не всегда учитывается активистами НДПА и спецслужбами ДРА, которые стремятся установить контроль над пропагандистской деятельностью мусульманского духовенства. Так, обычно партийные активисты и агентура АГСА с целью выявления антиправительственной деятельности того или иного духовника направляются в мечети, где духовник читает проповеди. Такая работа никаких результатов не дает, поскольку в присутствии скопления людей муллы опасаются вести антиправительственную пропаганду. Делают они это с гораздо большим успехом в процессе индивидуального общения с каждым верующим, в особенности во время посещения жилищ членов своего прихода».

– Да, – задумчиво прошептал Орлов-Морозов. – И в таком-то обществе… наши умники-советники собираются строить социализм.

Хотяев, закашлявшись от долгого курения, молча задавил «бычок».

«Однажды в беседе с нашим сотрудником один из религиозных авторитетов пытался предостеречь нас и через нас руководителей нового режима от недостаточно продуманных действий, – продолжил чтение Орлов-Морозов. – Он сказал: “В этой стране можно делать все. Нельзя делать только трех вещей: посягать на веру, на честь и на имущество афганцев”».

«Репрессии правительственных органов против мусульманского духовенства привели к конфронтации новой власти с религиозными кругами страны. Бежавшие за пределы Афганистана служители культа и в особенности те, кто в результате репрессий потерял своих близких людей, начали активную контрреволюционную деятельность, вовлекая в нее широкие массы беженцев, пострадавших от халькистов. Одновременно через свои обширные связи оставшиеся на родине мусульманские духовники развернули антиправительственную деятельность на территории ДРА.

Как показали гератские события, в ходе подобных мятежей происходит резкое возбуждение религиозного фанатизма в среде широких масс населения, причем этот фанатизм умело направляется контрреволюционными силами в антиправительственное и антисоветское русло. Протест людей выражается не только в открытых выступлениях, но также и в актах вредительства, саботажа, предательства и обмана. Как показывает практика, вполне допустимо, что некоторые афганцы, до возникновения кризиса испытывавшие симпатии к революционному режиму ДРА и советским людям, в процессе событий, под влиянием религиозного психоза, могут совершать такие поступки, которые никак не вяжутся с представлениями об их личности.

Как явствует из вышеизложенного, мусульманское духовенство является одной из важнейших движущих сил, определяющих развитие политической обстановки в современном Афганистане. В этой связи мы предлагаем:

1. В своей работе и, прежде всего, в советнической деятельности наших специалистов постоянно учитывать возможную реакцию мусульманского духовенства на те или иные действия афганских властей.

2. Через возможности представительства КГБ побуждать афганские власти к прекращению каких-либо необоснованных репрессий против представителей мусульманского духовенства.

3. Активизировать работу с представителями так называемого официального духовенства; использовать возможности афганских и иностранных (мусульманских государств) СМИ для повышения их авторитета в кругах верующих Афганистана.

4. Предусмотреть организацию в ближайшее время визитов высших советских мусульманских духовников в Афганистан, их встречи с представителями афганского духовенства, проповеди в соборных мечетях.

5. Через имеющиеся у резидентуры возможности продолжить негласные контакты с С.А. Гейлани с целью побуждения его к возвращению в Афганистан и установлению им сотрудничества с новым режимом ДРА».

– Да, Володя, справка получилась довольно… интересная. Только нужно… еще поработать над стилем и расставить некоторые… фрагменты более… логично. Предложения, которые ты даешь… в конце, пожалуй, нужно отправить отдельным номером. Совсем не обязательно,… чтобы те, кто будет читать документ, знали, что у нас… есть выходы… на Гейлани.

– Хорошо, Александр Викторович, я все понял, – спокойно ответил Хотяев, забирая со стола бумаги и кладя в карман почти пустую пачку от сигарет.

* * *

Москва все глубже втягивалась в водоворот, порожденный Апрельской революцией. Это был уже необратимый процесс, в который оказались вовлечены политики, военные, разведчики, дипломаты, экономисты, представители десятков гражданских ведомств, сотен учреждений. Советский Союз, где все было в дефиците, щедро отправлял в Афганистан военное снаряжение, боеприпасы, продовольствие, горючее, минеральные удобрения, сельскохозяйственную технику, автомобили, строительные материалы, за свой счет командировал сотни специалистов.

В ЦК КПСС не проходило недели, чтобы афганские дела не рассматривались на заседаниях политбюро или секретариата.

1 апреля, то есть спустя десять дней после подавления гератского мятежа, свой анализ в ЦК направили Громыко, Андропов, Устинов и Пономарев – эта четверка стала теперь ответственной за Афганистан. Их развернутая, на одиннадцати страницах, записка являла собой попытку разобраться в происходящем и программу действий на ближайшее будущее.

Разумеется, как и полагалось по неписаным правилам того времени, записка начиналась с идеологической преамбулы: «В условиях развернувшейся острой классовой борьбы на одном полюсе оказалась Народно-демократическая партия Афганистана, выражающая интересы трудового народа, а на другом – силы, представляющие интересы помещичье-феодальных кругов, компрадорской буржуазии, наиболее реакционной части духовенства». А далее, впрочем, следовал вполне вменяемый перечень причин обострения ситуации: сложные межнациональные и племенные противоречия, религиозный фанатизм, крайний национализм, экономические трудности, консолидация всех контрреволюционных сил. Авторы записки признавали, что объявленная программа широких политических и социально-экономических преобразований еще только начинает проводиться в жизнь и основная масса населения пока не ощутила преимуществ нового строя, не оценила его прогрессивного характера.

Поскольку этот документ носил совершенно секретный характер и предназначался для ознакомления очень узкого круга лиц, то подписавшие его члены ПБ не стали скрывать слабости новой власти. Такие, как отсутствие опоры на местах, нежелание вести диалог с духовенством и вождями оппозиционных племен. Правда, отметив, что НДПА еще не превратилась в массовую политическую организацию, авторы записки опять сделали реверанс в сторону классовых позиций: «передовые рабочие и беднейшее крестьянство в ее состав вовлекаются очень медленно». Партия продолжает оставаться не только малочисленной, но и серьезно ослабленной в результате борьбы между группировками «хальк» и «парчам». В документе отмечалось, что многие видные парчамисты были либо уничтожены физически, либо отстранены от партийной работы, изгнаны из армии и госаппарата, а некоторые оказались за границей на положении политэмигрантов.

Теме перегибов и репрессий в записке было отведено самое большое место. «Многие командиры, видя, что их коллеги арестовываются и исчезают, испытывают чувство неуверенности, опасаются арестов. Это подтвердили и события в Герате, где не только значительная часть населения, но и отдельные армейские подразделения по инициативе их командиров оказались на стороне мятежников».

Авторы документа с досадой констатировали при этом, что они неоднократно обращали внимание лидеров ДРА на ошибки и перегибы, однако афганские руководители, «проявляя недостаточную политическую гибкость и отсутствие опыта, далеко не всегда и не во всем учитывали эти советы».

А далее – внимание! – содержался наиболее важный тезис этого документа, касающийся просьб ввести в страну советские войска. «Наше решение воздержаться от… переброски в Герат советских воинских частей было совершенно правильным, – подчеркивалось в записке. – Этой линии следует придерживаться и в случае новых антиправительственных выступлений в Афганистане, исключать возможность которых не приходится».

В числе первоочередных мер по стабилизации внутреннего положения в ДРА предлагались, в частности, следующие.

Повышение боеспособности афганской армии и эффективности органов безопасности, в том числе дополнительные поставки вооружений и техники.

Оперативное решение вопросов, связанных с оказанием экономической помощи Афганистану, «особенно такой, которая содействовала бы быстрейшему укреплению политических позиций революционно-демократического режима».

Расширение политической базы революции. «Следует внушать руководителям ДРА мысль о важности последовательного осуществления намеченных социально-экономических преобразований, в том числе земельной реформы, действуя здесь продуманно, без забегания вперед и перегибов… До сознания крестьян, например, должно быть доведено, что они получают землю именно благодаря Апрельской революции и что они ее потеряют, если не защитят народно-революционную власть».

Укрепление единства руководства и сплоченности рядов партии наряду с ее численным ростом.

Работа среди мусульманского духовенства, «добиваясь его расслоения и подрыва влияния реакционных мусульманских лидеров в массах».

Строгое соблюдение определенного правопорядка, основанного на революционной законности. Необходимость более взвешенного подхода к применению репрессивных мер.

Принятие мер против вмешательства во внутренние дела Афганистана со стороны других стран.

12 апреля на заседании политбюро эта записка была рассмотрена, изложенные в ней соображения признаны разумными.

Но афганские вожди, словно дети малые, продолжали бомбить Кремль просьбами о непосредственном участии советских военнослужащих в боевых действиях против мятежников. В начале апреля Амин высказал такое пожелание на встрече с начальником главного политуправления генералом армии Епишевым, направленным в Кабул во главе военной делегации. Причем это был не единственный момент в переговорах, удививший Епишева. Вернувшись в Москву, он докладывал в ЦК КПСС: «Настороженность в ходе конфиденциальной беседы с товарищем Х. Амином вызвало не только его желание получить поддержку советских военных специалистов. По его словам, руководители ДРА имеют в Пакистане своих друзей, которые ведут работу по подрыву его государственного устройства, и что они рассчитывают на интернациональную помощь со стороны афганской армии. В связи с этим Х. Амин выразил пожелание, чтобы соответствующим образом были сориентированы и советские военные советники. На этот счет Амину было заявлено, что подобных советов нашим военным специалистам мы дать не можем. Идея выхода к морю не дает покоя афганским руководителям».

Начальник Главпура был в шоке от своей поездки в Афганистан. Ведь еще и месяца не прошло с тех пор, как Тараки в Москве получил все исчерпывающие установки относительно советского участия в афганских делах, причем лично от Леонида Ильича Брежнева. И опять – все те же песни…

14 апреля Амин просит Горелова передать в Москву его просьбу о направлении в Афганистан 15-20 боевых вертолетов с советскими экипажами. В ответ главный военный советник получает указание встретиться с премьер-министром ДРА и сообщить ему следующее: «Афганскому руководству уже давались разъяснения о нецелесообразности непосредственного участия советских воинских подразделений в мероприятиях по подавлению контрреволюционных выступлений в ДРА, так как подобные акции будут использованы врагами афганской революции и внешними враждебными силами в целях фальсификации советской интернациональной помощи Афганистану и проведения антиправительственной и антисоветской пропаганды среди афганского населения. Подчеркните, что в течение марта-апреля с.г. ДРА уже поставлены 25 боевых вертолетов… Убедите Х. Амина, что имеющиеся боевые вертолеты с афганскими экипажами способны… решать задачи по подавлению контрреволюционных выступлений».

Не мытьем, так катаньем… Амин с новой силой наседает на наших советников, и тем приходит в голову некий промежуточный вариант: создать в Афганистане большой учебный военный центр по типу уже существующего на Кубе. Лукавство заключалось в том, что кубинский центр существовал на базе развернутой мотострелковой бригады, советской, естественно. И вот уже в Центр идет телеграмма за подписью посла Пузанова, главного военного советника Горелова и представителя КГБ Иванова, в которой осторожно предлагается «изучить возможность» создания такого центра.

Надо признать, что весной и летом 1979 года у афганских руководителей были серьезные основания для тревоги. Несмотря на принятые масштабные меры по усилению армии, полиции, службы безопасности, по оказанию широкой экономической помощи, ситуация в стране становилась не лучше, а хуже. Об этом докладывал в ЦК главный партийный советник С. Веселов, который тоже не забывал о «классовом подходе»: «Основу контрреволюции составляют феодалы и крупные собственники, ростовщики, реакционное духовенство, маоистские и другие группы, объединившиеся в финансируемый и поддерживаемый США, Саудовской Аравией и Китаем Фронт национального освобождения».

Этот идеологический штамп насчет «феодалов, реакционного духовенства, маоистов» на долгие годы станет главенствующим в документах, объясняющих успехи вооруженной оппозиции.

Далее в своей записке в ЦК партсоветник откровенно признавал, что партия, «несмотря на многочисленные заявления ее руководителей, остается организацией весьма узкого круга представителей афганского общества. В настоящее время она насчитывает не более 15 тысяч человек». В качестве первоочередных мер Веселов предлагал срочно довести численность вооруженных сил ДРА до 200 тысяч человек.

Еще более мрачную картину внутренней ситуации рисовал вернувшийся из краткосрочной командировки в ДРА начальник управления кадров МВД СССР генерал И. Дроздецкий. «Бандитские появления наблюдаются практически во всех провинциях, – писал он в своем рапорте. – В десяти из них, в том числе в Кабульской провинции, значительная часть территории контролируется мятежниками. Ими окружены более 50 городов и населенных пунктов. Отдельные бандитские формирования насчитывают до 10 тысяч человек, вооруженных оружием советского производства, включая 82-мм минометы, легкую артиллерию и т. д. Во главе некоторых банд встали офицеры афганской армии. Из трех дорог, связывающих Кабул с республикой, две находятся под контролем бандитов. Ряд провинций находится под полным контролем мятежников. Изложенное позволяет сделать вывод о том, что обстановка в Афганистане остается чрезвычайно сложной и чревата дальнейшими осложнениями».

Да, петля затягивалась все туже.

В мае политбюро поручило Госплану и министерству внешней торговли срочно поставить Афганистану 1500 автомобилей. Также было принято решение расширить «интернациональную помощь» и безвозмездно передать ДРА специмущество на сумму 53 млн рублей, в том числе 140 орудий и минометов, 90 бронетранспортеров, 48 тыс. единиц стрелкового оружия, около 1000 гранатометов, 680 авиабомб, 100 зажигательных баков и 160 разовых бомбовых кассет. Еще афганцы просили подбросить им кое-что из химического оружия, но на это им было уклончиво отвечено: «Поставить газовые бомбы с нетоксичным отравляющим веществом не представляется возможным».

Пузанов получил указание Центра посетить Тараки и сообщить ему, что Москва разделяет озабоченность афганского руководства в связи с активизацией реакционных сил. Однако, что касается просьб афганской стороны о направлении в ДРА вертолетов и транспортных самолетов с советскими экипажами и возможной высадки нашего воздушного десанта в Кабул, то этот вопрос был детально и со всех точек зрения обсужден во время посещения Москвы товарищем Тараки в марте с.г.

И в марте, и в апреле 79-го советское руководство твердо стоит на прежних позициях: никакие воинские подразделения из СССР в Афганистан направляться не будут. Но вот наступил май. В узбекский город Чирчик с секретной миссией прибыли старшие офицеры Главного разведуправления Генерального штаба Василий Колесник и Олег Швец. Им было приказано на базе 15-й бригады спецназа ГРУ сформировать отдельный отряд специального назначения численностью 538 человек – тот самый «мусульманский батальон», который сыграет важную роль в событиях декабря 1979 года.

Тогда никто – ни полковник Колесник, ни назначенный командиром отряда майор Халбаев, ни их начальники в штабе ТуркВО, ни даже генералы из центрального аппарата ГРУ – не имели ни малейшего представления о том, для чего создается это подразделение. Только со временем сведущие люди стали догадываться – для действий на территории сопредельного государства. Во-первых, отряд почти на сто процентов был сформирован выходцами из среднеазиатских республик – таджиками, узбеками, туркменами. Во-вторых, для него изготовили особую форму, практически неотличимую от той, которую носили афганские военнослужащие. И, в-третьих, батальон усиленно тренировали по теме захвата важных стратегических объектов – аэродромов, штабов, правительственных резиденций. Командир отряда Халбаев был направлен в кратковременную командировку в Кабул для рекогносцировки.

То есть, выходит, еще весной настроения в Москве стали меняться в пользу силового участия в афганских делах.

Или это была личная инициатива министра обороны, проявившего предусмотрительность «на всякий случай»?

«Банда четырех»

Вслед за Б.С. Ивановым, прежде не имевшим ничего общего с восточными делами, в Кабул был направлен другой крупный чиновник из Москвы, также весьма далекий от Афганистана и всего того, что с ним было связано. Василий Степанович Сафрончук работал заместителем заведующего вторым европейским отделом МИД СССР и занимался в основном Великобританией. Но Громыко, пригласив его для беседы, объяснил, что афганское правительство просит направить им в помощь человека, хорошо ориентирующегося во внешнеполитических вопросах, взаимоотношениях с международными организациями и к тому же свободно владеющего английским языком.

– Вам ведь уже приходилось бывать в Кабуле? – скорее утвердительно заметил министр.

– Да, это были две очень короткие командировки, – согласился Сафрончук. – Одна еще при Дауде, другая в прошлом году – оба раза я приезжал к афганским друзьям для консультаций в связи сессиями Генассамблеи ООН. Но, откровенно говоря, в проблемы этого региона мне вникать не приходилось.

– Ничего, – привычно пожевал губами Громыко, – это поправимо.

В конце мая 1979 года Сафрончук прибыл в Кабул в третий раз – теперь как советник-посланник и личный представитель члена политбюро Громыко.

По натуре был он человеком общительным, раскованным, очень быстро завел множество друзей, как в советской колонии, так и за ее пределами, и этим сильно отличался от всегда застегнутого на все пуговицы номенклатурного Пузанова. Василий Степанович даже на серьезном совещании мог рассказать свежий анекдот, а на всяком рауте его тут же окружала толпа дипломатов, чиновников и журналистов, жаждавших общения с этим русским, который был так непохож на других советских начальников.

Американцы, понаблюдав за Сафрончуком пару месяцев, сделали свои выводы. Они решили, что именно этот человек направлен в Кабул со специальной миссией, цель которой – смена высшего афганского руководства. Проанализировав досье советника-посланника (работал в советском представительстве при ООН, которое всегда было «крышей» КГБ), обратив внимание на то, что он ведет себя без оглядки на неписаные номенклатурные правила, янки сделали вывод: Сафрончук прибыл с большими полномочиями. Скорее всего, он от Андропова. Интересно, что реальный андроповский посланец Б.С. Иванов тогда остался американцами нераскрытым.

В телеграммах, которые уходили из посольства США в Вашингтон, говорилось о том, что именно Сафрончук может стать «закулисным дирижером» драмы по смене руководства, которая «включала бы, вероятно, уход, а еще лучше – смерть Амина».

Важно отметить, что американцы, даже в условиях малочисленности своего персонала и прессинга со стороны афганских спецслужб, летом 79-го довольно точно оценивали ситуацию и, в частности, уже прогнозировали скорые перемены во властных структурах.

«Русские очень обеспокоены ухудшением обстановки в Афганистане, зная, что режим имеет мало поддержки и теряет контроль за положением в стране, – говорилось в одной из телеграмм. – Амин, который лично руководит работой правительства, допускает грубые просчеты… По мнению Москвы, необходим новый сильный премьер-министр, не причастный к нынешней политике. По словам источника, Сафрончуку поставлена задача заменить Амина… Источник говорит, что “сейчас мы видим заключительную главу деятельности этого правительства и что августу предстоит быть жарким – я не имею в виду погоду”».

Как бы там ни было, а наш Василий Степанович продолжал свою деятельность на вверенном ему направлении. Он консультировал по международным проблемам Амина, оставившего за собой пост министра иностранных дел. Проводя линию ЦК КПСС, без конца убеждал афганских руководителей в необходимости немедленно прекратить всякие внутрипартийные дрязги и заняться расширением социальной базы революции. Призывал их простить парчамистов и вернуть им должности в партийно-государственном аппарате. Помогал Досту налаживать всю работу МИД.

Как настоящий дипломат, Сафрончук умело сохранял добрые отношения со всеми. Регулярно, не реже одного раза в неделю, встречаясь с Амином, он вначале попал под обаяние этого энергичного и делового человека, но очень скоро убедился в том, что премьер-министр не так прост, а его убеждения (или имитация убеждений) чрезвычайно опасны. Однако советник-посланник, хотя и вступал в споры с Амином, но никогда не переходил черты, оставляя последнее слово за афганским руководителем. Так, однажды они заговорили по поводу оценок афганской революции, данной в статье заместителя заведующего международным отделом ЦК Р.А. Ульяновского, опубликованной в журнале «Коммунист». Ульяновский причислял ДРА к национально-демократическим государствам – таким, как Лаос, Бирма, Эфиопия, Йеменская демократическая республика. Амин с этим не соглашался:

– Нас необходимо относить к странам, где происходит переход к социализму, минуя стадию развитого капитализма. Таким, как Вьетнам, Северная Корея, Куба.

– Не выдаете ли вы желаемое за действительное? – поинтересовался советник-посланник.

– Конечно, нет! – твердо ответил Амин. – Как вы можете ставить Афганистан на одну доску с Эфиопией, если там авангардная партия начала создаваться лишь после захвата власти, а наша марксистско-ленинская партия появилась четырнадцать лет назад?

– Но вот вы всюду провозглашаете ведущую роль рабочего класса, – продолжал Сафрончук. – Даже своих гостей в кабульском аэропорту встречаете лозунгом: «Добро пожаловать в столицу страны победившего пролетариата!» А когда в марте во время гератского мятежа мы посоветовали вам поднимать против контрреволюции рабочий класс, вы ответили, что рабочих мало и они в основном не очень сознательны.

– Во время революции роль рабочего класса у нас выполнила армия, это так. Но с развитием революционных процессов мы все больше опираемся на пролетариат и беднейшее крестьянство, – нашелся Амин. – Мы хорошо усвоили учение Ленина и знаем, что к нему надо относиться творчески. Это не догма. Вы сами увидите, как мы с помощью Советского Союза быстро пройдем путь от феодализма к социализму. Это будет наш вклад в развитие марксистско-ленинской теории.

Со временем Сафрончук понял, что, называя себя вторым после Тараки идеологом в партии, Амин на самом деле – человек поверхностных знаний, любитель хлестких цитат и звонких лозунгов. В Афганистане, где грамотных было мало, он легко сходил за крупного теоретика.

Получив в июне из Москвы очередную директиву, где выражалось беспокойство по поводу ситуации в Афганистане и содержались рекомендации афганскому руководству, Пузанов и Сафрончук снова встретились с Тараки и Амином. Те довольно спокойно выслушали уже привычный для них набор советов («соблюдайте коллегиальность в руководстве, займитесь созданием стройной и эффективной системы местных органов власти, не нарушайте законность, не допускайте массовых репрессий, привлекайте на свою сторону религиозных авторитетов»), однако, когда речь зашла о том, что надо расширять социальную опору нового режима, объединять все здоровые силы, Амин в резкой форме обратился к советским товарищам:

– Сейчас вы опять будете говорить о том, что нам необходимо создать какой-то Национальный отечественный фронт. А я категорически не согласен с этим. Наша партия – это и есть национальный фронт. Мы ни с кем не станем делить политическую власть. Во-первых, потому, что именно мы и никто другой совершили великую революцию. Никто нам не помогал в этой борьбе. Во-вторых, мы и только мы отражаем коренные интересы всех слоев афганского общества. Никаких других организаций, кроме НДПА, у нас не может быть.

Пузанов, как обычно, отмалчивался. Сафрончук с добродушной улыбкой на лице пытался спорить:

– Поймите, речь идет не о формальной организации, а о политическом сплочении всех демократических и прогрессивных сил – разве это не актуальная идея для сегодняшнего Афганистана?

– Нам не с кем объединяться, – опять напористо возразил ему Амин. – В Афганистане не было прежде и нет сейчас других политических партий и организаций, которые бы служили делу прогресса и социализма. Вот вы, товарищ Сафрончук, новый человек здесь, а когда обживетесь, осмотритесь, то вам станет ясно, что больше девяноста процентов населения поддерживает нашу партию, наши революционные преобразования.

– Ну а как же тогда объяснить те волнения, которые происходят в разных частях страны?

Амин сделал изумленное лицо. Посмотрел на сидящего с каменным видом Пузанова. Взглядом пригласил присоединиться к нему Тараки:

– Вы не знаете объяснений? Но их все знают. Вот и товарищ Пузанов знает, – посол при этих словах с готовностью кивнул. – И товарищ Тараки знает. Все наши проблемы импортируются из-за границы. Пакистан и Иран никогда не смирятся с тем, что мы выбрали путь свободы. А еще есть США, Саудовская Аравия, Китай, Израиль… Я могу долго перечислять.

– Мы благодарим вас и товарищей из центрального комитета вашей партии за высказанные рекомендации, – решил завершить встречу Тараки. – Передайте им, что мы по-прежнему очень высоко ценим помощь Советского Союза и с благодарностью примем любые советы от своих старших братьев.

Вместо Национального фронта в июле объявили о создании Национальной организации защиты революции, которая по замыслу должна была объединить профсоюзы (их, по сути, еще не существовало), крестьянские комитеты (их только-только начали организовывать), молодежную и женскую организации (тоже находились в зачаточном состоянии), творческие и другие союзы. Москве этот чисто формальный жест преподнесли как «еще один важный шаг на пути сплочения всех демократических и прогрессивных сил».

В чем Амин действительно преуспел, так это в аппаратных интригах и формировании правительственных кадров из лично преданных ему людей. Этой работе он ежедневно уделял массу времени и сил. Еще в мае, когда Сафрончук только-только приступил к исполнению своих обязанностей, министр представил ему своего нового заместителя. «Это мой племянник Асадулла, – нисколько не смущаясь, сказал Амин. – Он хоть и молод, но уже закален в революционной борьбе. Товарищ проверенный и надежный».

Как потом выяснилось, никакого особого опыта борьбы Асадулла не имел, зато он был фанатично предан своему дяде. Недавний выпускник медучилища, он не знал ни одного иностранного языка, не владел никакими практическими навыками аппаратной работы, был далек от международной проблематики. «Вот вы и сделаете из него крупного специалиста, – сказал Амин советнику-посланнику. – Помогите ему с языком, введите в курс дела. Он парень способный, еще и министром станет».

После чего у Сафрончука закралось подозрение: уж не дядькой ли при аминовском племяннике ему выпало быть в Кабуле?

Своего второго, а по сути первого заместителя Шах Мохаммада Доста министр откровенно недолюбливал, считая его политически неблагонадежным. Он подозревал Доста в принадлежности к парчамистам, ругал его за излишний либерализм и непонимание сути Апрельской революции. Кадровый дипломат Дост, больше двадцати лет проработавший в министерстве иностранных дел, терпеливо сносил несправедливые упреки, никогда не жаловался советнику и практически руководил всей рутинной деятельностью МИДа. Когда однажды Амин как бы мимоходом обмолвился, что собирается убрать Доста из министерства, Сафрончук в свойственной ему шутливой манере ответил: «Тогда и МИД придется закрыть, потому что работать там будет некому».

В июле Хафизулла Амин сложил с себя полномочия министра иностранных дел, целиком сосредоточившись на работе главы правительства, а его преемником стал другой видный халькист Шах Вали. С Сафрончуком новый министр держался официально, соблюдал дистанцию, вел себя так, словно чего-то опасался со стороны советника-посланника. Хотя, возможно, такой стиль поведения был навязан ему его боссом. Зато с премьером у Василия Степановича отношения оставались вполне дружелюбными.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации