Текст книги "Жизнь после утраты. Психология горевания"

Вечноскорбящий хочет устранить утрату и воссоединиться с утраченным человеком, однако при этом ему хочется меньше думать об утраченных отношениях. Таким образом возникает конфликт между страстным желанием сохранить утраченного и стремлением избавиться от него. Как объяснил писатель Брюс Даффи:

«Правда в том, что мы не хотим возвращения умершего, это наша тайна из тайн и горький источник нашего замешательства. О мама, сколько же лет я непрестанно бежал за тобой и никогда не догонял, проклинал тебя, потому что не мог ни поймать, ни уничтожить тебя как память, бессильный когда-либо обрести свободу»[61]61
  Duffy, Bruce (1990), pp. 70–71.


[Закрыть].

Вечноскорбящие в течение всей жизни видят те сны, которые обычно быстро уходят при неосложненном горе. Такие сны переживающих горе имеют три общие повествовательные линии. Первая отражает ощущение неподвижности и представляет собой следующие одна за другой безжизненные сцены. Одному из моих пациентов снилось заключенное в рамку изображение дерева. Когда я попросил описать его, то оказалось, что это плакучая ива – подходящая метафора для удерживаемой неизменной скорби. Другой сравнил свои сны с наблюдением за тем, как падает из разорвавшейся упаковки нарезанный хлеб.

Вторая категория снов прямо отображает иллюзию того, что утрата может быть устранена: в гробу лежит сильно вспотевший труп или давно похороненное тело оказывается не затронутым тленом. Эти сновидения отражают ощущение, что кто-то, объявленный мертвым, на самом деле жив. Они также отражают противоречивость скорбящего: он хочет, чтобы умерший был мертвым и появилась возможность завершить процесс горевания, но умерший человек продолжает жить.

Третий тип снов рисует утраченного человека в опасности или сражающимся за свою жизнь. Моему пациенту Биллу часто снилось, как он пытается вытащить своего отца из горящей машины. Сон неизменно заканчивался до завершения операции по спасению. Билл просыпался в тревоге, по-прежнему не разрешая ситуацию с утратой.

К некоторым вечноскорбящим умерший не только приходит во сне: они ощущают присутствие утраченного человека в душе. Это как с детьми, у которых есть воображаемый приятель по играм. Если подобное состояние долго не проходит, ситуация указывает на наличие проблемы. Вечноскорбящий относится к умершему человеку и реагирует на него во многом таким же образом, как и при жизни. Он чувствует его присутствие и даже может ощущать себя носителем его духа.

Это является результатом неспособности разрешить конфликт, связанный с утратой. Как мы уже говорили, разлука как бы оживляет в бессознательном того, кто жив, психического двойника утраченных отношений. В рутинном переживании горя, включающем воспоминания и процесс идентификации, двойник затихает и ассимилируется. Таким образом переживающий горе может расстаться с прежними отношениями. Вечноскорбящие же не способны к такому расставанию, и психический двойник становится навязчивым.

Присутствие двойника в жизни скорбящего может оказаться весьма значимым. Психоаналитики называют такое эмоциональное присутствие интроектом. Интроект часто переживается скорбящим как не связанный с телесной оболочкой голос, иногда как умерший человек в миниатюре, правдиво представляющий динамику утраченных взаимоотношений.

Обладатель Пулитцеровской премии журналист Расселл Бейкер в своих воспоминаниях пишет о продолжающемся влиянии матери, «громко заявляющей о себе в его голове». Нет указаний на то, что Расселл Бейкер имел тревоживший его интроект или что предавался чему-то иному, а не воскрешал в памяти мать как своего рода музу. Но Бейкер объясняет динамику так успешно, что я одалживаю у него описание для объяснения того, как интроект может оказывать влияние, в его случае – позитивное:

«Моя мать, ушедшая из этого мира, но все еще свободно блуждающая в моих мыслях, будит меня иногда перед рассветом. „Если существует что-то, чего я не выношу, так это безделье“. Я слышу это от нее всю мою жизнь. Теперь, пробуждаясь в темноте и лежа в кровати, я чувствую неистовство ее энергии, сражающейся с ни на что не годным лежебокой во мне, который хочет снова заснуть вместо того, чтобы с усердием начать прекрасный новый день»[62]62
  Baker, Russell (1989), р. 7.


[Закрыть].

Когда вечноскорбящие рассказывают об интроектах, их описания не столь вдохновляющи. Рассмотрим случай Теда.

Тед, обаятельный молодой бизнесмен, обратился ко мне, чтобы пройти диагностическое интервью. Он сказал, что внешне его жизнь была в порядке, за исключением проблем с любящим командовать старшим братом – Рандолфом. По дороге на работу и домой Рандолф поучал Теда. Он считал утомительным выслушивать эти перегруженные советами монологи после напряженного рабочего дня в офисе.

Прежде всего я обратил внимание на то, что Рандолф живет вместе с Тедом и его семьей. В середине сессии Тед, однако, упомянул, что Рандолф был убит несколько лет назад во время охоты. Предположение, что Тед жил вместе с Рандолфом, было до известной степени правильным, так как Тед чувствовал, что в его душе «поселилась голова Рандолфа». Когда Рандолф доводил его до «белого каления», Тед представлял пулю у него во лбу, бессознательно пытаясь повторно проиграть его смерть. Но Тед не мог успешно «избавиться» от своего умершего брата. Я не знаю, как сложилась жизнь Теда, потому что я никогда больше его не видел.

Горе моей пациентки Филлис породило интроект, подобный тому, который существовал у Теда. Спустя некоторое время она воплотила драму в жизнь. Таким образом ее случай иллюстрирует концепцию интроектов и связующих объектов.

Филлис было немногим более двадцати лет, когда умерла ее младшая, умственно отсталая сестра Кара. С подросткового возраста Кара находилась в больнице, дома она бывала только в выходные. В один из таких визитов домой Кара поскользнулась на ступеньке, сломала шею и тут же умерла. В тот вечер, когда произошла трагедия, Филлис была на своем первом свидании. Она печалилась о случившемся, но позже у нее возникло чувство вины, вызванное раздражением из-за того, что смерть сестры могла испортить ее начавшийся роман. Филлис обнаружила, что во время похорон ее мысли были заняты новым другом. Между церковными отпеваниями она подсчитывала, как скоро она сможет снова ходить на танцы и при этом не выглядеть бессердечной.

Спустя недели после похорон сестры Филлис переполнили противоречивые воспоминания. Она вспоминала, как, будучи ребенком, фантазировала о том, что вылечит Кару, как болезнь сестры портила ее веселье. Она сожалела о том, что согласилась с решением родителей отдать Кару в больницу. Однако постепенно Филлис почувствовала, что привыкла к смерти сестры. В конце концов, сказала она себе, помещение Кары в больницу было наилучшим решением для нее.

Через несколько месяцев Филлис со своей подругой ехала на машине по сельской местности. Внезапно на дорогу выбежала лошадь, и машина сбила ее. Животное с силой подбросило в воздух. Молодые женщины с ужасом наблюдали, как лошадь ударилась об асфальт и сломала шею. Пока подруга ходила вызывать полицию, Филлис смотрела на животное, бившееся в агонии. Филис ощущала беспомощность и мучилась чувством, что судьба с таким гротеском инсценировала перед ней смерть сестры. Филлис заметила несколько камней на обочине и стала размышлять, что ей следует быть «такой же крепкой, как эти камни», чтобы не сломаться, увидев такую сцену. После того, как лошадь издала последний вздох, Филлис подняла один из плоских камней, подержала его в руке некоторое время, а затем опустила в карман. Приехав домой, она положила камень в ящичек туалетного столика, стоявшего около ее кровати.

В течение нескольких последующих лет у Филлис было ощущение, что Кара «рядом». Это чувство было особенно сильным по выходным, когда Кара обычно возвращалась домой. Филлис выискивала признаки присутствия сестры, но вместе с тем от мысли, что она действительно может найти Кару, цепенела. Однажды Филлис услышала глухой стук за окном своей комнаты. Филлис была уверена, что это Кара упала с дерева, хотя и понимала, что такое невозможно.

Спустя время Филис стала ощущать, что где-то внутри себя она носит Кару в миниатюре, Кару, лежавшую у основания лестницы. Филлис нередко ловила себя на побуждении толкнуть Кару ногой, чтобы разбудить ее, хотя иногда эти толчки оказывались сильными ударами, и она чувствовала вину. Часто Филлис могла очень точно сказать, что именно заставляло ее ощущать присутствие Кары. Например, однажды, когда Филлис использовала сексуальный термин «нежничание» (necking), она мгновенно вспомнила о сломанной шее (neck) сестры. Филлис думала, что она в норме, если не считать «присутствия» Кары. Филлис говорила о Каре в настоящем времени и до того, как увиделась со мной, в течение года посещала группу. В которой делались попытки войти в контакт с умершими. Стоит заметить, что Филлис была типичным примером вечноскорбящей: она не чувствовала особой вины по поводу своих отношений с сестрой и не демонстрировала низкой самооценки, не занималась самобичеванием как погруженный в депрессию скорбящий. Если бы она горевала полгода-год, я бы не нашел ее симптомы необычными.

Однако Филлис стала искать у меня помощи, когда поняла, как много энергии она тратит на умершего человека. А ведь она хотела преуспеть в жизни.

В ходе терапии я попросил Филлис вспомнить об их с Карой детстве. Она рассказала о том, какое удовольствие получала от общения с сестрой в ранние годы своей жизни, когда задержка в развитии сестры была менее заметной и не слишком удручала семью. Узнав о серьезности состояния Кары, Филлис провела многие часы в мечтах об ее излечении. Когда Кара была госпитализирована и Филлис поняла, что лечение не поможет, она стала горевать, хотя это горе было смешано с чувством преступного облегчения от того, что Кара ушла. Так что отношение Филлис к сестре было противоречивым, что сделало смерть трудной для оплакивания.

В психоаналитической психотерапии пациент использует терапевта, чтобы снова проиграть детские ожидания, конфликты, вновь воскресить желания детских лет и защитные механизмы через процесс, называемый переносом. Одно из чувств, которое адресовала мне Филлис, заключалось в недовольстве тем, что я постоянно занят, слишком занят, чтобы слушать ее даже во время наших сессий. Когда она проработала эти чувства, то осознала, что присутствие Кары по многим причинам отягощало родителей и делало их слишком занятыми. Она начала принимать и понимать свое негодование на Кару, что уменьшило ее вину. После того, как появилось это понимание, Филлис смогла смягчить свои отношения с Карой и в обычном порядке пройти через нормальную работу горя.

Один из адресованных мне вопросов Филлис касался значимости того плоского камня, который она подняла на краю дороги в день, когда машины сбила лошадь. Филлис призналась, что она ощущала в нем нечто магическое и была вынуждена хранить его. Хотя она не любила смотреть на камень, она всегда помнила о нем. Твердый, плоский и гладкий камень воздействовал на нее на нескольких уровнях. Он напоминал ей о Каре, о ее плоской груди, а также о шутке их брата, говорившего, что у Кары «камни в голове». Но камень также соотносился с самой Филлис. Какой бы закаленной она себя ни чувствовала, Филлис нуждалась в этом для того, чтобы справиться с утратой сестры. Филлис лишилась сестры из-за несчастного случая, приведшего к перелому шеи, а затем ей пришлось наблюдать странное повторение такой смерти, когда погибла лошадь. Камень удивительно мог свести вместе эмоциональные образы, или психических двойников Кары и Филлис. Он обозначил место их встречи, внешнюю сценическую площадку, на которой разыгрывалась незавершающаяся драма Филлис[63]63
  Между установлением интроекта и созданием связующего объекта существует взаимосвязь. Интроект переживается в пределах тела, таким же образом переживается психический двойник и его влияние. Однажды коллега рассказал мне о пациентке, чей интроект переместился на ее правое плечо – вне ее тела, но все еще был прикрепленным. Связующий объект является местом для встречи экстернализованного интроекта и соответствующего представления о себе.


[Закрыть].

Мы используем связующие объекты, чтобы воссоздать отношения во внешнем мире, воскресить пережитое и конфликт. Связующие объекты создают мелодию отношений. По иронии судьбы они также не дают скорбящим приспособиться к перемене и продолжить нормальную жизнь.

Теперь я понимаю, что впервые стал интересоваться такого рода магическими реликвиями еще на Кипре. Будучи подростком, я однажды заметил, как моя бабушка открыла рюкзак, который я никогда не видел раньше. В нем были вещи моего умершего дяди и вырезки из газет о его загадочном исчезновении. Моя бабушка, тихонько всхлипывая, доставала вещь за вещью, разглядывала и перебирала их некоторое время, а затем вернула содержимое в рюкзак и убрала его. Я видел эту сцену всего один раз, но она врезалась мне в память. И еще один момент: я гордился тем, что знал все потаенные места в том доме, но я так и не смог найти рюкзак.

Я вытеснил то воспоминание и не воскрешал его в памяти многие годы – до тех пор, пока пациенты не стали приносить мне предметы, напомнившие о рюкзаке моей бабушки. Я часто думаю, что этот ранний опыт может во многом объяснить мою зачарованность тем, что мы в нашей повседневной жизни приписываем предметам магические свойства. Мы используем предметы для выражения наших психологических желаний и усилий. Например, дети по мере того, как познают себя и окружающий мир, научаются использовать игрушечных мишек и одеяла (переходные объекты) для того, чтобы почувствовать себя в безопасности[64]64
  См. Winnicott, D. W. (1953); Greenacre, Phyllis (1950); Volkan, Vamik D. (1976).


[Закрыть]. Есть и другие предметы, якобы снижающие тревогу: четки, бусы, камни, до которых нужно дотронуться. Драгоценности могут повысить нашу самооценку, клубные эмблемы и значки смягчают тревогу из-за того, что нас могут посчитать посторонними, фетиши – тревогу, связанную со способностью к сексу. Связующие объекты вбирают в себя сопутствующие утрате конфликты.

Важно видеть различие между фамильными ценностями и связующими объектами. При нормально протекающем горе реликвия есть всего лишь реликвия. Человек может носить доставшееся по наследству кольцо, не испытывая тревоги и неуместного побуждения оберегать его, не испытывая конфликта между желанием видеть его и убрать с глаз подальше.

После смерти отца я отказался от всех прав на его имущество, но попросил сестер выбрать для меня что-то символическое из его вещей. Они сделали изумительный выбор: дневник той поры, когда он приезжал ко мне в 1960-е годы, дневник, в котором он описывал горы Северной Каролины, а также его гражданский документ, выданный англичанами, захватившими Кипр в 1922 году. Этот документ, с наклеенной на нем фотографией, постоянно напоминает мне о беспокойной истории моего родного острова и тяжелых испытаниях семьи. Он висит на стене в моем доме, помогая мне сохранять мою идентичность и мою связь с отцом.

Разница между вещественными напоминаниями и связующими объектами находится в трудноразличимой области между свободным выбором и навязчивостью. Связующий объект является горячим в психологическом смысле, он оживляет в скорбящем некоторый конфликт, сопутствующий утрате, а также обусловленные ею лишения. Например, во второй главе приведен отрывок из записей Линн Кейн, откуда мы узнаем о ее привязанности к купальному халату мужа: «Я знала, что это был просто изношенный старый халат, но ощущала его как Мартина, все еще обнимавшего меня, все еще нежившего меня». Этот халат вполне мог превратиться в связующий объект, но миссис Кейн преодолела принуждение. Она проработала этот аспект своего горя и выкинула купальный халат.

Великое множество вещей используется как связующие объекты. Часто это предметы, имеющие какое-то назначение, как правило, предметы, принадлежавшие умершему человеку или напоминающие об утрате. Скорбящий может выбирать их так, чтобы они воспроизводили обстоятельства, при которых произошла утрата. Они называются «объектами последних минут». Один из моих пациентов хранил стопку грампластинок, которые он собирался послушать, когда пришло известие о смерти его брата.

Определенные песни, жесты или общие фразы тоже используются как связи и называются «связующими явлениями». Когда моя пациентка Тина шла на похороны своего отца, выстрелившего себе в голову после неудачного любовного романа, лил дождь. Песня «Капли дождя падают на мою голову» засела в сознании Тины. Позже она ассоциативно связывала слова популярной песни со своим недопустимым желанием обрушить дождь из пуль на голову отца. Она была зла на него за то, что он дважды оставлял ее, один раз – при разводе, другой – в результате умышленной смерти. Я не понимал, насколько эта песня была значима для Тины до тех пор, пока случайно не услышал ее по радио. В песне пелось «плакать – это не для меня», и эти слова выражали бессознательную установку Тины не скорбеть по своему отцу.

Связующими объектами могут быть даже ныне здравствующие люди. По своему опыту знаю, что ими наиболее часто выступают дети, чьи родители охвачены многолетней скорбью. В некотором отношении я был живым связующим объектом – или ребенком-заменой – для моей матери и бабушки. Я сохранял для них своего умершего дядю живым: я носил его имя и поддерживал идеализированную традицию быть хорошим студентом с высокими амбициями. К счастью, эта бессознательная роль была вполне выносима, и кроме того существовали многие другие позитивные стороны в моих отношениях с матерью и бабушкой, поэтому эта роль никогда не отягощала меня.

Связующие объекты – это особенные объекты, поскольку их обычно не используют: часы никогда не носят, дорогая фотокамера «Найкон» лежит без пленки. Более того, предмет обычно находится вне поля зрения. Понесший утрату часто убирает его и лишь время от времени позволяет себе попасть под его воздействие. Но всегда знает о его местонахождении, даже если вроде бы надолго забывает о нем.

Связующий объект ревностно оберегается, потому что скорбящий использует его для проявления своей скорби (экстернализация). Экстернализация горя через использование связующих объектов дает вечноскорбящим ощущение контроля. Если что-то происходит со связующим объектом и он больше не может впитывать горе, скорбящий лишается своей защиты и уже не способен сдерживать натиск болезненных эмоций. Именно это случилось с Сарой.

Сара и Джефф купили дом, расположенный глубоко в лесу, и мечтали о том, как будут растить детей на лоне природы, которую они так почитали. Но Сара никак не могла забеременеть, и ее бесплодие отрицательно сказалось на браке. У Джеффа завязался роман, о котором стало известно Саре. Она хотела уйти от мужа, но отказалась от этих планов, когда доктора порекомендовали ей новую операцию для лечения бесплодия.

После хирургического вмешательства у супругов появилась надежда. Они купили новый гамак – символ будущей семейной жизни – и повесили его между двух больших деревьев, росших рядом с домом. Однажды, лежа в гамаке, они сильно поссорились, а потом занялись любовью. На следующий день Джефф погиб в результате несчастного случая на работе.

Гамак стал для Сары магическим предметом. Она никогда никому не позволяла лежать в нем. Более того, она не снимала его даже зимой или во время сильных ливней. Гамак для нее стал местом встреч с Джеффом. Все лучшее и все худшее в их прошлом, груз их отношений удерживали веревки гамака. По прошествии времени гамак начал гнить. Через шесть лет после смерти Джеффа он оборвался. Глядя на оборвавшуюся ветошь, Сара испытала противоречивые чувства, связанные с Джеффом. Она отдалась этим чувствам и погрузилась в депрессию. С этой проблемой она и пришла ко мне. Потребовалось некоторое время, прежде чем я узнал о существовании гамака и о том, как Сара использовала его, чтобы держать при себе и свою любовь к Джеффу, и свой гнев на него, так легкомысленно отреагировавшего на ее бесплодие.

Глава VII
Поглощенные горем: Когда горе оборачивается депрессией

Таким образом депрессия, когда она в конце концов пришла ко мне, в сущности, не была незнакомкой, даже не была посетительницей, явившейся без уведомления:

она стучалась в мою дверь десятки лет.

Вильям Стайрон

Молодой юрист по имени Стив, имевший обширную практику, был преданным мужем и отцом до тех пор, пока не стал предаваться несвойственному ему разврату. У Стива начался роман с лучшей подругой жены, затем он переключился на двух секретарш из офиса. Коллеги были возмущены. Жена оставила его, работа пошла под откос. Пытаясь спасти брак и работу, он обратился к психотерапевту.

На первой же терапевтической сессии Стив открыто признался, что он в тупике. Он искренне любил жену и хотел сохранить брак. С другой стороны, он испытывал непреодолимое желание добиться каждой привлекательной женщины, встречавшейся на его пути. Бывали моменты, сообщил Стив, когда он чувствовал себя отделенным и дистанцированным от своего импульсивного поведения, как будто бы он был сторонним наблюдателем.

Я попросил Стива рассказать о его детстве. Выяснилось, что он – единственный оставшийся в живых ребенок в семье. У него был младший брат, который разбился на мотоцикле полтора года назад. Однако Стив тут же заверил меня, что уже оправился от его смерти. Он и брат никогда не были близки, поскольку очень отличались по темпераменту.

Стив описал брата как «героя», ветреного дамского угодника, который никак не мог угомониться. Сам же Стив всегда был послушным сыном, хорошим студентом и образцовым семьянином. Его родители на словах одобряли его образ жизни, состоявший из сплошных достижений, но Стив знал, что на самом деле их радовали сексуальные подвиги брата, которого они даже прозвали «Дон Жуаном».

После несчастного случая Стив согласился заняться организацией похорон. У родителей была одна просьба: брат должен быть похоронен с ключом Клуба плейбоев в руке. Стив возражал, но родители проигнорировали его доводы, и он вынужден был выполнить их желание. Брата поместили в гроб со скрещенными на груди руками, в которые вложили этот ключ как символ сексуального стремления.

В следующие несколько недель терапия Стива быстро продвигалась. Когда он описал свое развратное поведение как полностью не соответствующее его характеру, я поинтересовался, знал ли он кого-то, кто вел бы себя подобным образом. Стив начал сравнивать свои выходки с тем, что он не любил в брате. При этом Стив обнаружил, что отождествил себя с флиртующим братом, соперничая с ним, как всегда, в стремлении завоевать родительскую любовь. Он возродил конфликт и вновь загорелся желанием быть любимым сыном – обычным для детей бессознательным желанием добиться родительской привязанности в большей мере, чем соперник.