Текст книги "Белое дело в России: 1917-1919 гг."

Так общероссийские и региональные интересы были тесно взаимоувязаны на начальном этапе Белого движения, и это стало характерной чертой периода, предшествовавшего образованию Всероссийской власти на Государственном Совещании в Уфе осенью 1918 г.

* * *

1. Вестник Временного правительства. № 15 (61), 22 марта (4 апреля) 1917 г.; Положение о выборах в Государственную Думу. С разъяснениями Правительствующего Сената и Министерства внутренних дел. СПб., 1907, с. 21; На страже. Орган Военной Лиги. Петроград, № 2–3, 28 августа (10 сентября) 1917 г.

2. Русский инвалид. Петроград, № 81, 8 апреля 1917 г.; № 89, 17 апреля 1917 г.; Вестник Временного правительства. Петроград, № 33, 16 апреля 1917 г.; Вестник Союза Казачьих Войск. Петроград, № 1, 30 апреля 1917 г.; Греков А. Союз Казачьих Войск в Петрограде в 1917 году // Донская летопись. Вена, № 2, 1923, с. 241–242, 260–261.

3. Биржевые ведомости. Петроград, № 130, 8 июня 1917 г.; Русский инвалид, Петроград, № 143, 21 июня 1917 г.; Дело народа. Петроград, № 114, 30 июля 1917 г.; Половцов П. А. Дни затмения. Записки Главнокомандующего войсками Петроградского военного округа. Париж, б. г., с. 120–129.

4. На страже. Орган Военной Лиги. Петроград, № 1, 14 (27) августа 1917 г.

5. Денисов С. В. Белая Россия. Нью-Йорк, 1937, с. 19–20; 46–47.

6. Там же, с. 43–47, 51–52; ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 320. Лл. 24, 26–28; Акулинин И. Г. Оренбургское Казачье Войско в борьбе с большевиками. 1917–1920. Шанхай, 1937, с. 33–34; Тинский Г. Атаман Семенов, его жизнь и деятельность. Б.м., 1920, с. 6–7.

7. См. текст Конституции Юго-Восточного Союза Казачьих Войск, Горцев Кавказа и Вольных Народов Степей // Оренбургский казачий вестник, № 73, 8 ноября 1917 г.; Письмо Генерала от Инфантерии М.В. Алексеева к Генерал-Лейтенанту М.К. Дитерихсу // Белое дело. Летопись Белой борьбы, т. I. Берлин, 1926, с. 82; Харламов В. Юго-Восточный Союз в 1917 году // Донская летопись. Вена, № 2, 1923, с. 285–286; 289.

8. Тахо-Годи А. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала, 1927, с. 167; Скобцов Д.Е. Указ, соч., с. 53–54, 64.

9. Оренбургский казачий вестник. Оренбург, № 73, 8 ноября 1917 г. Харламов В. Указ, соч., с. 286.

10. Львов Ф. Учреждение Объединенного Совета Дона, Кубани и Терека (Историческая справка) // Донская летопись, № 1, 1923, с. 267–268; Харламов В. Указ, соч., с. 291–292; Акулинин И. Г. Указ, соч., с. 94–95; Лелевич Г. Указ, соч., с. 73.

11. Лукомский А. С. Воспоминания. Берлин, 1922, т. 1, с. 286; Материалы для истории Корниловского ударного полка. Составитель Левитов М.Н. // Париж, 1974, с. 107–108; Каклюгин К. Войсковой Атаман А. М. Каледин и его время // Донская летопись. Вена, 1923, № 2, с. 169–170; Зайцов А. 1918 год. Очерки по истории русской гражданской войны. Париж, 1934, с. 43–44.

12. ГА РФ. Ф. 6683. Оп. 1. Д. 15. Лл. 175–181; Ф. 5936. Оп. 1. Д. 69. Лл. 1–1 об.; Ф. 5881. Оп. 2. Д. 255. Лл. 98—100; Суворин А. Поход Корнилова. Ростов-на-Дону, с. 8; Флуг В.Е. Отчет о командировке из Добровольческой армии в Сибирь в 1918 году. // Архив русской революции. Берлин, 1923. Т. 9. С. 243–244.

Специфика и основные итоги начального периода формирования военно-политической структуры Белого движения в марте – декабре 1917 г.

Становление Белого движения в России происходило в русле борьбы с революционными тенденциями, стремительно нараставшими в период от «февраля» к «октябрю» 1917 года.

Опираясь исключительно на бюрократический аппарат, власть во время Февральской революции не смогла использовать потенциал общественной поддержки. Правые общественно-политические структуры (Союз русского народа, Русский народный союз имени Михаила Архангела и др.) либо находились в пассивной оппозиции существующей власти, либо ждали указаний «сверху». Из-за отсутствия должного взаимодействия правая общественность не смогла оказать своевременную помощь слабеющему самодержавию. Формировавшийся с конца 1916 г. в противовес «Прогрессивному блоку» т. н. «Консервативный блок» (во главе с бывшим министром внутренних дел, членом Государственного Совета Н.А. Маклаковым (родным братом будущего российского посла в Париже), выступавший за усиление роли Государственного Совета и исполнительной власти в противовес «думской оппозиции», так и не был создан. Бюрократическая вертикаль, состоявшая из множества чиновных инстанций (от квартальных надзирателей до генерал-губернатора Петрограда и военного министра), оказалась не в состоянии оперативно реагировать на быстро менявшуюся столичную обстановку и подавить революцию. Что касается упреков в адрес армии и генералитета на фронте в отсутствии должной поддержки царской власти, то их можно принять только после определения вины тех, кто, будучи в тылу, не смог или не захотел использовать имеющиеся у него возможности и полномочия для подавления революционных выступлений.

Факт смены режима и установления новой власти стал началом эпохальных событий в политической истории России после февраля 1917 г. Ожидалось, что «новая власть» будет построена «снизу», на основе «народного волеизъявления» и «народного суверенитета», а не одних лишь аппаратных комбинаций «сверху». Характерной особенностью 1917 г. была всеобщая эйфория от возникших «свобод» и новых возможностей общественно-политической деятельности. Избирательное право, основанное на «четыреххвостке», казалось универсальным способом решения всех социальных проблем. «При теперешнем культе народного избрания, – отмечали во Временном Комитете Государственной Думы, – назначение не укладывалось в понимание народа» (1). В этом отношении принципы «легитимности» стали ставиться выше принципов «легальности», а нормотворчество «фактическое» (praesumptio facti) стало преобладать над нормотворчеством «формальным» (praesumptio juris), основанным на принципах правопреемственности.

Лидер большевиков В. И. Ленин писал, что «азбучной истиной демократизма является положение, что на местах власть должна быть избираема самим народом…». С другой стороны, характерно его же отношение к Учредительному Собранию, высказанное им во время подготовки выборов. На заседании ВЦИК Ленин говорил: «Нам предлагают созвать Учредительное Собрание так, как оно было задумано. Нет-с, извините! Его задумывали против народа. Мы делали переворот (события 25–26 октября 1917 г. – В.Ц.) для того, чтобы иметь гарантии, что Учредительное Собрание не будет использовано против народа, чтобы гарантии эти были в руках правительства» (2).

В этих условиях «снизу», во многом – по собственной инициативе, стали формироваться и структуры контрреволюционного направления. Следует отметить, что в течение весны – осени 1917 г. речь могла идти именно о «контрреволюции», а не об «антибольшевизме». По словам князя В. А. Оболенского, революцию «приходилось принимать как свершившийся факт, но хорошего мы от нее не ждали, а потому с первого же дня стали в известном смысле контрреволюционерами».

Об этом же писал «защитник Корнилова» Терещенко Керенскому в сентябре 1917 г.: «Контрреволюция, хотя и не непременно монархическая, представляет единственную надежду спасти государство от развала» (3). В среде этих направлений российской политической жизни и стало формироваться российское Белое движение. При этом и контрреволюция не могла не считаться с изменившимися и меняющимися правоотношениями, с происходившими в стране переменами. Борьба с революцией требовала не громогласных запретов или слепых игнорирований, а делового и результативного противоборства. События лета 1917 г., периода подготовки «корниловщины», отражали стремление «верхов» (Временного правительства) к использованию в своих интересах «низовой», контрреволюционной инициативы. Показательна в этом отношении хронология выступлений в поддержку генерала Корнилова накануне Московского Государственного Совещания. 6 августа 1917 г. было опубликовано заявление Союза Казачьих Войск, протестовавших против возможной отставки Корнилова с поста Главковерха. 8 августа Союз Казачьих Войск открыто поддержал Союз георгиевских кавалеров.

7 и 9 августа с заявлениями о правильности политики Корнилова выступили Союз офицеров и Московское Совещание общественных деятелей. 11 августа Кокошкин заявил Керенскому, что уйдет в отставку с поста государственного контролера, если правительство не поддержит программу Корнилова (4).

Осенью 1917 г. все сильнее проявляется идея создания «суррогата представительства», необходимого для поддержки Временного правительства. Полученные после акта Михаила Романова единоличные полномочия (хотя бы только на «бумаге») оказывались явно недостаточными в условиях противостояния с советской властью. Система «представительств» станет характерной для всех белых режимов в последующий период гражданской войны. Из-за сложности проведения выборов использовался метод делегирования представителей от общественных организаций, от партий и от «цензовых элементов». Открывавшиеся по упрощенной процедуре, многие общественные организации имели возможность получить представительство в органах власти, принять участие в работе Государственного Совещания, а затем послать своих представителей в Совет Республики. Стремительно возраставшая во время революции активность структур земско-городского самоуправления, осознание своей «миссии» создателей новой российской «демократической государственности» способствовало сохранению подобной политической «самооценки» у многих деятелей «общественности» и в период гражданской войны, во время формирования и развития Белого движения. Как будет показано далее, именно эта «самооценка» стала основой для отношения к «военщине», составлявшей фундамент Белого дела, причиной взаимного недоверия «земщины» и власти.

В отношении эволюции права следует иметь в виду, что несмотря на целый ряд новаций и прецедентов, связанных с событиями февраля – марта 1917 г., говорить о тотальной, «революционной» ломке российской правовой системы именно в данный период не приходится. Сохранялась в целом система министерств и ведомств. Продолжали действовать еп согроге основные законы Российской Империи. Не отменялись, а лишь корректировались в сторону большей демократизации законодательные акты, относившиеся к деятельности местного самоуправления, правоохранительным органам и армии. Однако реформирование последних происходило особенно болезненно и совершенно не оправдывалось требованиями сохранения порядка в тылу и усиления боеспособности на фронте.

По мере приближения событий к октябрьскому восстанию большевиков государственная система все более деформировалась. Несколько раз менялся состав правительства. Были упразднены структуры Государственной Думы и Государственного Совета. Россия была объявлена Республикой. Керенский сосредоточил в своих руках полноту исполнительной, законодательной и – став Главковерхом – военной власти. Все больше и больше формальное право заменялось правом фактическим, или, как стало модно говорить, «революционным правотворчеством». Источником данных правоотношений становились уже не законы и подзаконные акты, а, по существу, «право силы», «захватное», «пулеметное» право.

Объективно политическая ситуация складывалась так, что различные общественные силы могли бы объединиться на общей, «контрреволюционной» платформе. Однако из-за взаимного недоверия, соперничества и подозрений объединиться против «углубления революции» во время выступления генерала Корнилова не удалось. Приход к власти большевиков активизировал реакционные структуры и их деятельность. На основе «антибольшевистского сопротивления» стали создаваться новые организации, опиравшиеся на идеи восстановления прерванной преемственности, «доведения страны до Учредительного Собрания», продолжалось формирование политического курса Белого движения, рост его политической активности. По оценке генерал-лейтенанта С. В. Денисова, «первые побеги этого движения надо отнести к тем дням, когда Генерал Корнилов поднял свой голос против Правительства, насаждавшего своим безволием анархию в стране» (5). Следует, однако, уточнить, что и «корниловское выступление», как было показано выше, имело свои временные предпосылки.

Но в первые дни после установления советской власти проявилась ошибка, ставшая позднее одной из основных причин поражения Белого дела, – очевидная недооценка своего политического противника. 10 ноября 1917 г., во время работы Земского Собора, выступая перед членами Петроградской городской думы, Церетели задавался вопросом: «Как бороться с захватчиками и авантюристами (большевиками. – В.Ц.)?» И сам же отвечал на него: «Эта задача наиболее легкая, ибо поражение большевиков обеспечено их собственной политикой. Ни один мыслящий человек не может сомневаться в том, что, увлекая за собой толпу, жаждущую чуда, эти люди, не будучи в состоянии творить чудес, сами себя погубят, и если бы надо было ждать только поражения большевиков, то мы могли бы ждать этого поражения, скрестив руки…»

«В это время все… ни минуты не верили в прочность большевистского режима и ожидали его быстрой ликвидации», – вторил своему политическому «союзнику» Набоков. Правда, выступая на том же заседании, он более реалистично оценивал причины популярности революционных идей большевиков: «Основное несчастье заключается в том, что в народе подорвана психология преемственности власти… В этом разрушении психологии власти повинны все, и в данный момент всякая попытка создать сильную власть разобьется об эту психологию народа. Учредительное Собрание может воссоздать психологию принятия власти народом…» (6).

И все-таки подобная недооценка мешала объединению в «борьбе с большевизмом» широкого спектра российских политических сил, сводила активную часть антибольшевистского фронта к границам Белого движения.

Характерное описание психологического восприятия правления Временного правительства давалось видными кадетами, Н.И. Астровым и В.Н. Челищевым. По мнению Астрова, «после разгрома Временного правительства в Зимнем дворце и заключения членов правительства в Петропавловскую крепость Россия оказалась в состоянии безвластия. В сущности, и при Временном правительстве всех его составов было не лучше. То же безвластие, та же беспомощность и растерянность. Разница лишь в том, что при существовании Временного правительства все же на местах старались не терять связи с ним, старались оказать ему поддержку, чтобы укрепить эту безвластную власть, все же на местах знали, что существует если не реальная сила, то символ, который, может быть, станет со временем реальностью. С исчезновением этого символа исчезало и психологическое состояние, которое создавало иллюзию некоторой государственной организованности. Но это, конечно, была только иллюзия, ибо государственные связи и скрепы слабели, рушились и исчезали…»

И все-таки «эпизод перехода власти к большевикам расценивался как временный зигзаг, который будет исправлен, выпрямлен Учредительным Собранием, этим барином, который приедет и все рассудит», – вспоминал Челищев (7).

* * *

1. Красный архив. 1926, № 2 (15), с. 40.

2. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 32, с. 363–364; Поли. собр. соч., т. 35, с. 135.

3. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 541. Л. 276; Бьюкенен Д. Моя миссия в России: Воспоминания дипломата. Берлин, 1924, с. 134–135.

4. Керенский А. Ф. Дело Корнилова. М., 1918, с. 211; Кизеветтер А. Федор Федорович Кокошкин // Памяти погибших. Париж, 1929, с. 23–23.

5. Денисов С. В. Белая Россия. Нью-Йорк, 1937, с. 18.

6. День. Петроград, № 205, 11 ноября 1917 г.; Набоков В.Д. Указ, соч., с. 166.

7. Астров Н.И. Воспоминания // БФРЗ. Ф. 7. Д. 12. Лл. 82–83; ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1.Д. 1.Л. 291.

Раздел 3
Политическая программа Белого движения в условиях установления советской власти и первом этапе своего формирования (декабрь 1917 – ноябрь 1918 г.)

«Корниловский» и «деникинско-алексеевский» периоды военно-политического строительства на Юге России. Специфика управленческих моделей, политические программы, создание структур «общественной поддержки». Ярославское восстание (июль 1918 г.)

Прибытие на Дон генерала Корнилова и других «быховских узников», а также многих известных политиков-антибольшевиков поставило задачу их легализации посредством создания новых правительственных структур. Если генерал Алексеев как опытный стратег считал важнейшим условием успеха наличие поддержки со стороны различных общественных организаций, оценивал важность контактов с известными политическими деятелями, то Корнилов после августовского выступления рассматривал политические структуры как вспомогательные в условиях приоритета военной власти.

Но поскольку приходилось считаться с казачеством и политическим окружением Добрармии, то в качестве властной модели был утвержден вариант военно-политической коалиции, предполагавшейся еще в августе 1917 г. Был образован т. н. «триумвират» Каледин – Корнилов – Алексеев, в котором Каледин представлял интересы казачества и создававшегося Юго-Восточного Союза, Алексеев определял политический курс, а Корнилов стал командующим Добровольческой армией.

Вскоре сформировалось и первое белое правительство – Донской Гражданский Совет (по определению Деникина – «первое общерусское противобольшевистское правительство»). Его основой стали, как и в большинстве антибольшевистских центров того времени, структуры земско-городского самоуправления и общественные организации. Контакты городского самоуправления Нахичевани и Ростова с казачеством до начала 1917 г. не были достаточно прочны и не поощрялись администрацией. Сразу после февраля и до созыва Войскового Круга местное отделение военно-промышленного комитета и Новочеркасская городская дума создали Донской Исполнительный Комитет (по образцу коалиционных общественных Комитетов при городском самоуправлении) во главе с преподавателем Донского кадетского корпуса Е.А. Волошиновым. До выборов атамана Комитет заявлял о себе как о носителе верховной власти в области. Но и после избрания атамана Каледина Временное правительство сохраняло за собой властные полномочия в регионе. Согласно законопроекту об организации земства в Донской области, местное самоуправление подчинялось особо назначенному Правительственному Комиссару (им стал член кадетской партии, депутат II Государственной думы И. С. Воронков). Разграничение полномочий предполагалось следующим: Комиссар осуществлял «высшую правительственную власть», а атаман оставался только «высшим представителем казачьего сословия». Однако Войсковое правительство отказалось вводить земство согласно проекту Временного правительства.

В ходе подготовки выборов в Учредительное Собрание донское правительство заявило о поддержке кадетской партии. Кадеты получали на Дону традиционное преимущество на всех выборах в Государственную Думу, начиная с первого созыва, и 7 августа 1917 г. соглашение с партией было утверждено Малым Войсковым Кругом. Но после «корниловского выступления» Большой Круг в сентябре 1917 г. расторг соглашение, признав тем самым «контрреволюционный» характер кадетской партии. Тем не менее кадетская партия сохраняла значительное влияние в структурах городского самоуправления и среди общественных организаций.

Своего рода предшественником Гражданского Совета стал Донской Экономический Совет. По своему статусу он представлял собой «частную организацию», созданную на основе бывшего Ростовского областного отдела военно-промышленного комитета, во главе с Н. С. Парамоновым, основателем издательства «Донская Речь». Сопредседателем Экономического Совета был бывший председатель Московской губернской земской управы и первый командующий Московским военным округом – полковник М. А. Грузинов. По свидетельству Богданова, «в задачу Совета входила, помимо практических мероприятий по снабжению, также разработка для правительства законодательных предположений в области экономической и финансовой». В состав Совета входили юридический, фабрично-заводской, горнопромышленный, сельскохозяйственный, финансовый отделы и др. Генерал Алексеев поддерживал контакты с Экономическим Советом и, контролируя финансовые поступления в «кассу» Добровольческой армии, был весьма заинтересован в том, чтобы деятельность военно-промышленных комитетов, земско-городских структур Юга России координировалась бы через посредство Экономического Совета. С санкции генерала в январе 1918 г. при армии был создан Комитет снабжения под руководством ростовского городского головы, бывшего председателя областного Земского Союза кадета В.Ф. Зеелера. Его заместителем стал Богданов. Представители деловых кругов, входившие в состав московских организаций (Совет общественных деятелей, Московский центр) могли, по мнению Алексеева, оказать финансовую поддержку начинавшемуся «белому делу».

Корнилов более скептически оценивал перспективы сотрудничества с «буржуазией». По оценке А. Суворина, «такое финансовое ничтожество», как Федоров, могло не «привлечь», а, напротив, «оттолкнуть» необходимые капиталы. Тем не менее именно бывшему председателю правления Российского горнопромышленного общества, управляющему Министерством торговли и промышленности удалось стать впоследствии одной из ведущих фигур в политическом руководстве белого Юга (1).

Но если Экономический Совет сосредотачивался на преимущественно хозяйственной стороне жизни Донской области и снабжении Добровольческой армии, то Гражданский Совет должен был стать именно общественно-политической структурой. 9 января 1918 г. состоялось совещание Экономического Совета, на котором было решено создать Гражданский Совет. Функции Гражданского Совета были законосовещательными и должны были лишь создавать политическую опору триумвирату. Задача его деятельности определялась как «организация хозяйственной части армии, сношения с иностранцами и возникшими на казачьих землях местными правительствами и с русской общественностью, подготовка аппарата управления по мере продвижения вперед Добровольческой армии». По своему составу Совет был коалиционным, как бы представляя интересы каждого из триумвирата: либералы (П.Б. Струве, А. С. Белецкий (Белоруссов)), деятели кадетской партии (П.Н. Милюков, князь Г. Н. Трубецкой, представитель «Московского Центра» М.М. Федоров), представители казачества (глава донского правительства, помощник атамана М. П. Богаевский, крупный ростовский предприниматель Н. С. Парамонов, предоставивший свой особняк штабу армии, депутаты Круга П.М. Агеев и С.П. Мазуренко) и «революционной демократии» (Б. В. Савинков, бывший комиссар 8-й армии В. К. Вендзягольский).

Нетрудно заметить, что в учреждении Гражданского Совета получила дальнейшее развитие идея Совета народной обороны как органа с «громкими именами» (август 1917 г.). Предполагалось также приглашение в его состав социалистов Г. В. Плеханова и А. А. Аргунова, а также известной общественной деятельницы Е.Д. Кусковой (2).

В конце января 1918 г. была утверждена т. н. «Конституция» генерала Корнилова. По сути, это был первый развернутый проект политического курса Белого движения. В отличие от программ августа 17-го и «Быховской», в «Конституции» отсутствовали «военные» положения, основное ее содержание, по сути, – краткая копия деклараций Временного правительства. Корнилов лично составил все ее 14 пунктов (за исключением «аграрного», который «редактировал» Милюков), что опровергает мнение о его «политической безграмотности». «Конституция» включала, в частности, «уничтожение классовых привилегий, сохранение неприкосновенности личности и жилища, восстановление в полном объеме свободы слова и печати, всеобщее обязательное начальное образование»; «Сорванное большевиками Учредительное Собрание должно быть созвано вновь. Выборы в Учредительное Собрание должны быть проведены свободно, без давления на народную волю и по всей стране»; «Правительство ответственно в своих действиях только перед Учредительным Собранием, коему оно и передаст всю полноту государственно-законодательной власти. Церковь должна получить полную автономию в делах религии. Сложный аграрный вопрос представляется на разрешение Учредительного Собрания. Все граждане равны перед судом. За рабочими сохраняются все политико-экономические завоевания революции в области нормирования труда, свободы рабочих союзов, за исключением насильственной социализации предприятий и рабочего контроля, ведущего к гибели отечественной промышленности». Национальный вопрос решался так: «За отдельными народностями, входящими в состав России, признается право на широкую местную автономию при условии сохранения государственного единства».

Примечательно, что как в «Декларации» Добровольческой армии, утвержденной еще до разгона Учредительного Собрания, его правоустанавливающая роль не оспаривалась, так и в «Конституции» декларировалась необходимость Собрания как высшего учредительно-санкционирующего органа. Четко говорится о его «созыве вновь», предусматриваются новые выборы. По воспоминаниям М. Лембича, работавшего вместе с Корниловым над составлением программы, генерал считал, что «Учредительное Собрание, созванное в дни гражданской войны, выборы в которое производились неравномерно, не всюду и не свободно, не может являться выразителем истинной воли народной. Правительство спасения России, по водворении в стране порядка и законности, должно подготовить новые выборы, со строгим соблюдением выборных законов и правил, и тогда передать всю власть новому Учредительному Собранию».

Таким образом, можно говорить, что уже на рубеже 1917–1918 гг. происходил постепенный отказ от признания полномочий Конституанты, претендовавшей на роль «выразителя всероссийских интересов» в январе 1918 г. Позднее в программе Белого движения произойдет окончательный отказ от идеи возврата к Всероссийскому Учредительному Собранию «образца 1917 г.». Но принципы непредрешения, определенные постфевральскими событиями, оставались незыблемыми: «… Учредительное Собрание, как единственный хозяин Земли Русской, должно выработать основные законы русской конституции и окончательно сконструировать государственный строй…»

В «Конституции» безоговорочно декларировались два основополагающих принципа военно-политического курса Белого движения: «восстановление права собственности» и «восстановление Русской Армии на началах подлинной военной дисциплины». При этом новая армия переходила на новые принципы организации и комплектования: «… Армия должна формироваться на добровольческих началах (по принципу английской армии), без комитетов, комиссаров и выборных должностей…»

В отношении Германии Корнилов высказывался вполне определенно, называя «тевтонов» «врагами всего славянства». Исходя из этого, продолжение войны признавалось неизбежным.

«Конституция» признавала актуальность автономного устройства России: «Генерал Корнилов признает за отдельными народностями, входящими в состав России, право на широкую местную автономию, при условии, однако, сохранения государственного единства…» Не отвергая суверенных прав уже фактически сложившихся государственных новообразований, признавалась возможность их объединения вокруг будущего Российского государства: «…Польша, Украина и Финляндия, образовавшиеся в отдельные национально-государственные единицы, должны быть широко поддержаны Правительством России в их стремлениях к государственному возрождению, дабы этим еще более спаять вечный и нерушимый союз братских народов…»

Основные положения «Конституции» нашли отражение в последующих политических программах южнорусского Белого движения, но в 1918–1920 гг. они были скорректированы под влиянием условий, в которых оказалась Добровольческая армия, освободившая обширные районы Юга России (3).

Создавая систему управления на белом Юге, помимо политических программ, следовало озаботиться также обеспечением общественной поддержки. В конце 1917 г. большинство контрреволюционных общественных структур еще оставалось в столице. В Ростове и Новочеркасске в ноябре – декабре 1917 г. стали создаваться структуры Союза защиты Родины и свободы и Союза Возрождения России. Инициативу в создании обеих организаций проявлял прибывший в Ростов Савинков, заручившийся негласной поддержкой со стороны генерала Алексеева. Примечательно, что наименование «Союз защиты Родины и свободы» было предложено самим генералом в духе «революционного» времени (4). Алексеев поддерживал контакты с Москвой, Петроградом и Киевом. Связь с Москвой осуществлял Савинков, получивший от генерала полномочия для организации московского отделения Союза защиты. Именно оно стало весной – летом 1918 г. центральным звеном в Союзе, переняв его наименование и полномочия. Благодаря использованию «имени» Алексеева Савинкову удалось создать многочисленную военную организацию из офицеров (3–4 тысячи) во главе с полковником А. П. Перхуровым, также прибывшим с Дона. Московские кадеты и правые политики, несмотря на определенную «политическую антипатию» к бывшему «террористу», договорились о принятии Союзом защиты Савинкова политической программы Добровольческой армии.

Союз Возрождения России в большей степени был связан с именем Корнилова. Предполагалось, что данная организация будет ориентироваться на «демократические» принципы и не поддержит «неограниченную диктатуру». Для координации усилий в создании Союза Возрождения в Москву в феврале 1918 г. выехали работавшие с Савинковым в составе Политического Совета Добрармии ротмистр Н.К. Кузьмин-Караваев и бывший комиссар 7-й армии доктор Н.Г. Григорьев. Для московских «общественных деятелей» они везли копии «Конституции Корнилова» и проект устава Союза (5). В Петрограде генерал Алексеев поддерживал контакты с организацией генерал-лейтенанта А. В. Шварца и будущего начальника контрразведки Военного управления Особого Совещания действительного статского советника Орлова. В Киев, получив полномочия от Алексеева и Корнилова, отправился Вендзягольский.

Но для Алексеева было очевидно, что эпизодические, персональные контакты явно недостаточны для того, чтобы обеспечить «всероссийское сопротивление захватчикам власти – большевикам». Опыт создания Союза защиты Родины и свободы был использован при создании новых подпольных военно-политических формирований – т. и. «Центров Добровольческой армии». Через них генерал надеялся преодолеть один из существенных недостатков подрывной антисоветской работы – отсутствие должной централизации и координации действий. Проект создания Центров предусматривал образование областных центров, а также связанных с ними губернских и уездных структур. Первоначально они были полностью автономны в своей деятельности. И хотя формально зависели по службе от Алексеева и его Политической Канцелярии во главе с полковником Я. М. Лисовым (с 3 июня 1918 г. – военно-политический отдел Добровольческой армии), но получали от них лишь общие указания по работе и незначительные финансовые поступления (6).