Текст книги "Белое дело в России: 1917-1919 гг."

Правительство Апаш-Орды, Башкирское правительство,

Областное правительство Урала и автономия тюрко-татар

Внутренней России и Сибири. Специфика их образования и деятельности 1917–1919 гг., взаимоотношения с Белым движением

Тенденции к созданию национально-автономных и территориальных образований в 1917 г. не обошли стороной и казахскую общественность. На волне «партийно-общественного строительства» в июле 1917 г. была создана казахская национальная партия «Алаш», считавшаяся наиболее близкой по программе к кадетской партии. Название партии соответствовало имени былинного богатыря Алаша, три сына которого разделили между собой земли, населенные казахами. Символичное использование былинного имени в качестве наименования партии, а затем и государственного образования призвано было показать своеобразное возвращение всех разделенных казахских племен к прежнему, «отеческому» единству.

1 декабря 1917 г. в Оренбурге состоялся «Общекиргизский» съезд, созванный по принципу национального представительства. Сюда прибыли делегаты от всех областей, где находились компактные ареалы расселения казахов (Уральской, Тургайской, Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Сырдарьинской, Астраханской губерний, Букеевской Орды и киргизской части населения Алтайского округа Томской губернии). Оценивая положение в стране после «большевистского бунта», съезд заявил, что «с переходом обеих столиц в руки большевиков и распадения Временного Всероссийского правительства Керенского центральная Всероссийская власть фактически перестала существовать и что образовавшийся затем большевистский Совет народных комиссаров, претендовавший на значение Всероссийской власти, для киргизского народа совершенно неприемлем, как неприемлемо для киргизского народа не только большевистское, но и всякое иное социалистическое учение». Отмечалась необходимость создания собственных вооруженных сил «для обороны края» и важность создания единого «антибольшевистского фронта» («как для ограждения киргизского народа, так и для водворения правопорядка в остальной части России необходимо объединение всех антибольшевистских течений и групп, иначе проявляющий более и более организованность в своем напоре большевизм легко может поглотить каждую отдельную слабую и по численности и организованности группу»).

Осуществление данного «плана» признавалось возможным на основе временной «автономизации». Постановление съезда гласило: «Объявив киргизский край автономной частью Российского государства, для управления краем образовать Временное правительство, коему присвоить наименование Алаш-Орда. Правительству этому временно, впредь до образования общепризнанной всероссийской государственной власти, присвоить в отношении киргизского края функции центральной власти, поручив пополнить свой состав приглашением пропорционально численности представителей других проживающих на территории Алаш национальностей, кроме киргиз». Таким образом, предполагалось создание коалиционного правительства, на основе национального представительства. Подобный путь создания власти будет впоследствии, в 1919–1920 гг., признаваться наиболее оптимальным для белых правительств, заинтересованных в максимально возможной поддержке со стороны различных групп населения, национальных и политических структур. Помимо представительства национального, при создании власти использовалось также представительство земских структур. Земство здесь было создано согласно законодательству Временного правительства и пользовалось значительным авторитетом, поскольку именно в структурах земского управления была сосредоточена местная интеллигенция, получившая образование в русских средных и высших учебных заведениях.

Созданное правительство – Всекиргизский Народный Совет Алаш-Орды, возглавляемый бывшим членом I Государственной Думы кадетом А. Н. Букейхановым, включало в свой состав авторитетных политических лидеров казахского национального движения: А. Байтурсунова (редактор краевой газеты «Казах»), X. Габбасова, Д. Досмухаммедова (председателя Уильской Областной земской управы), М. Тынышпаева. Букейханов взаимодействовал с офицерскими подпольными группами в Сибири, в Семиречье, используя поддержку которых он добился того, что советская власть в крае была довольно быстро ликвидирована (1).

Временный характер автономии определялся так: «С момента же образования общепризнанной государственной власти за Алаш-Ордой сохранить лишь те права, кои в обыкновенном общеевропейском и научном смысле предоставляются отдельным автономным частям одного федеративного государства». Оптимальной основой будущего государственного устройства признавалась федерация. Предполагалось также создание киргизских воинских частей (общей численностью 20 тыс.), укомплектованных по территориальному принципу. Алаш-Орде поручалось «действовать в контакте и союзе с организующимися для борьбы с большевиками казачьими войсками, Туркестанским краем, Сибирью и другими антибольшевистскими группами». Правительство сосредотачивало в своих руках полноту исполнительной и законодательной власти, но Съезд заявил о необходимости проведения Учредительного Собрания, в котором должны были участвовать все национальности края. На нем предполагалось принять Конституцию Алаш-Орды. При этом учитывалось, что окончательное утверждение Конституции, ее приведение в соответствие общегосударственным нормам будет проведено Всероссийским Учредительным Собранием (2).

В конце июня 1918 г., после ликвидации советской власти в Зауралье и в Сибири, Алаш-Орда провозгласила о своем суверенитете на территории Букеевской Орды, Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Тургайской, Уральской областей (ее восточная часть была переименована в Уильский Оляят). Столицей стал г. Семипалатинск. Здесь еще весной 1918 г. действовала подпольная офицерская группа во главе с капитаном И. Харченко численностью 350 бойцов и 100 всадников-киргиз. Структуры местной власти создавались на основе сохранявшего свои полномочия земского и городского самоуправления, начавшего формироваться еще в 1917 г. «Смешанное» по своему национальному составу, земско-городское самоуправление призвано было, в частности, осуществлять представительство интересов русского населения (3).

Делегация Алаш-Орды участвовала в работе Уфимского Государственного Совещания. Считая более целесообразным децентрализовать управление, 11 сентября 1918 г. правительство Алаш-Орды утвердило протокол об организации «Западного отделения правительства Алаш-Орды» – для управления западной частью автономии. Западное отделение получило статус центрального правительства Алаш-Орды во главе с членом Всекиргизского Народного Совета Досмухамедовым, хотя прежняя столица оставалась в составе «Восточного отделения» (Западное отделение сделало своим центром селение Джамбейтинское Уильского Оляята).

Положение Алаш-Орды на пересечении путей из Сибири в Туркестан и из Поволжья в Семиречье делало ее своеобразным «соединяющим звеном» в антибольшевистском фронте. Правительство Алаш-Орды сотрудничало с поволжским Комучем, Кокандской автономией, Башкирским правительством, а также казачьими войсками Урала, Оренбурга, Сибири и Семиречья.

По оценке бывшего министра внутренних дел Крымского Краевого правительства Н.Н. Богданова, командированного генералом Деникиным в Сибирь для установления контактов с белым Омском по линии Всероссийского Земско-Городского Союза, «среди киргизов не было сепаратизма, они понимали, что без России существовать не могут. Было лишь желание сохранить земское самоуправление, которым киргизы чрезвычайно гордились и которое имело совершенно исключительное влияние и престиж. Настроение было определенно противобольшевистское» (4).

Был подготовлен проект соглашения Алаш-Орды с Временным Сибирским правительством. В соответствии с этим проектом за деятельностью местного самоуправления вводился контроль со стороны комиссаров, назначаемых правительством по соглашению с Алаш-Ордой. Земско-городские структуры согласовывали свои действия с Сибирским правительством, причем представители Алаш-Орды обязаны были участвовать в предварительном обсуждении тех или иных вопросов. В крае сохранялись также национальные структуры самоуправления и суда. В договоре отмечалось: «До сконструирования власти, признаваемой всеми национальностями территории Алаш, Алаш-Орда является органом власти казах-киргизского народа. Все национальные общественные организации и учреждения подчиняются только Алаш-Орде… Алаш-Орда организует национальные суды, (а также) местные советы Алаш-Орды, ведающие на местах всеми национальными делами казак-киргизского населения, остающимися в пределах компетенции восстановленных земств и городских дум». Алаш-Орда получила право сбора местной т. н. «кибиточной подати», а также право устанавливать «специальные обложения» в собственную казну. Вооруженные силы Орды в оперативном отношении должны были взаимодействовать с Сибирской армией, а мобилизационные мероприятия – осуществляться по соглашению с военным министерством Сибирского правительства.

С готовностью участвовать в создании Всероссийской власти делегация Алаш-Орды прибыла на Уфимское Государственное Совещание в сентябре 1918 г. В соответствии с его решениями властные полномочия Алаш-Орды передавались Временному Всероссийскому правительству. В 1919 г. верховные суверенные права над территорией края получало уже Российское правительство, действовавшее через назначенного Главноуполномоченного. Эту должность занимал бывший комиссар Временного правительства в Тургайской области Темиров. В административном отношении управление осуществлялось через Туземный отдел МВД, а также через аппарат Начальника Южно-Уральского Края, атамана Оренбургского казачьего войска генерала Дутова.

Формальная (с точки зрения организации управления) и фактическая (в военной сфере) зависимость от Омска диктовала необходимость периодических контактов представителей Алаш-Орды с Российским правительством. В докладе 7 июня 1919 г. Досмухамедов излагал Колчаку предысторию возникновения Алаш-Орды и просил об отправке офицеров-инструкторов, поставках оружия, обмундирования, а также о денежных субсидиях. Доклад завершался показательными словами: «Считая себя частью единой и нераздельной России и глубоко сознавая, что нынешняя полумертвая Россия может воскреснуть и стать опять в ряды великих держав лишь после того, как будет изгнана и уничтожена власть губителей всякой цивилизации – большевиков и водворения строгого правового порядка у себя внутри страны, Западное отделение Алаш-Орды питает надежду, что Вы отнесетесь благосклонно к изложенным нуждам нашего края и нашего народа. Надежда наша подкрепляется психологическим и юридическим сознанием нашим, что мы являемся небольшим притоком того большого течения, руководить которым судьбе угодно было выдвинуть Вас». Те же идеи повторялись в заявлении Алаш-Орды еще в феврале 1919 г.: «В этом самоопределении кайсак-киргизский народ, во главе с правительством Алаш-Орды, не видел отделения от России, наоборот, себя считал должником России и считал своим долгом перед Родиной работать рука об руку, в контакте с государственно мыслящими людьми, идущими навстречу к возрождению России». Представительство Алаш-Орды в Омске заявляло о формировании особого добровольческого отряда, призванного обеспечить порядок в Семиречье (5).

В то же время нельзя не отметить имевшиеся сложности в отношениях между всероссийской властью и Алаш-Ордой в 1918–1919 гг. Эти проблемы были в целом типичны и для других восточных регионов бывшей Империи – Туркестана, Дальнего Востока и Северного Кавказа. Так, например, в докладной записке бывшего юрисконсульта местного переселенческого управления Е.А. Семенова главе МВД А. Н. Гаттенбергеру в апреле 1919 г. говорилось, что «киргизский народ раздирает партийная борьба», в основании которой лежит «борьба за власть двух или трех представителей богатых родов». Ее истоки заключались в средневековых межродовых конфликтах, результатами которых становились захват всей полноты власти (в управлении, в сборе налогов, в судах) одним родом и полное ему подчинение побежденных. Даже выборы в местное самоуправление проходили по принципу «права сильного» и физического устранения политических противников.

«Русская власть» всегда выступала в качестве «арбитра» подобных конфликтов и обладала правом окончательного утверждения местных налогов, назначения местных судей, наблюдения за ходом выборов: «решения русской власти могли коренным образом изменить результаты партийной борьбы на местах». Однако при этом многие представители «русской власти», не отличавшиеся профессионализмом и беспристрастностью, фактически втягивались в идущую межродовую борьбу. Обострения проявлялись и в отношениях с сибирскими казаками, особенно в области земельных отношений.

Основой восстановления нормальных отношений с местным населением могло быть, по мнению Семенова, содействие «местной интеллигенции», получившей образование в России. При этом «интеллигентные силы» нужно было привлечь к сотрудничеству с местной администрацией, которая нередко имела недоверие к национальным лидерам. Например, назначенный управляющим губернией присяжный поверенный Самойлов стремился опереться на представителей правых партий, с недоверием относясь к структурам местного самоуправления. Семенов «считал себя обязанным громко заявить о крайней серьезности киргизского вопроса для государства и полной непригодности представителей власти на месте для правильного и безболезненного разрешения его». Помимо изъянов гражданской администрации, в докладе указывалось также на «серьезное значение» в деле управления краем «недостатков», имеющихся у «некоторых деятелей штаба Степного корпуса», ведущего в крае боевые действия против советских войск и местных партизанских отрядов (6).

Подобные соображения о необходимости поддержки «русского влияния» в крае содержались в докладной записке Оренбургского атамана А. И. Дутова Гаттенбергеру (26 мая 1919 г.) о социально-политическом положении в Казахстане. В ней также отмечалась постоянная межродовая борьба при выборах в аульные старшины. Но, в отличие от Семенова, Дутов очень скептически оценивал возможности «местной интеллигенции», которая, как и местная знать, также активно стремится «занять посты по управлению и обирать народ» и «очень стремится к сепаратизму». Тот же Букейханов представлял интересы не местной партии или какой-либо общественной организации, а только рода «Букейхана», имевшего значительные связи и авторитет в Восточной Алаш-Орде. При этом, обращал внимание Дутов, велась постоянная борьба (до кровной вражды) с родом Кипчаков, представителями которых были большевики Амангильды и Джангильды Имановы. Вся политическая позиция Алаш-Орды сводилась к выражению интересов рода «балийцев», тогда как «алимбековская партия симпатизировала большевикам».

В качестве решения «киргизского вопроса» Дутов предлагал проявить максимальную бдительность по отношению к формирующимся частям киргизской армии (ссылаясь на подавленное им восстание тыловых частей в Джамбейтинском селении), усилить контроль за киргизами со стороны русской администрации. Для укрепления «русского влияния» предлагались меры, сходные с политикой в отношении к «туземным» государственным образованиям Туркестана. Прежде всего это относилось к привлечению на службу чиновников, не связанных с местными родовыми группами. Управление в Тургайской области существенно осложнялось отсутствием почты и телеграфа, поэтому «степь не может завязать прочных сношений с государством и знать о событиях и мероприятиях Верховной власти». В то же время «агитация правительственными органами не ведется, и потому слухи являются единственным средством осведомления». Для разъяснения политики Российского правительства Дутов предлагал использовать опыт бывшего члена Троицкого окружного суда, статского советника Джан-Султан Сейдалина и его сыновей, студентов-выпускников юридического факультета Петроградского университета (характерное для белой администрации стремление использовать людей с юридическим образованием). Чтобы окончательно привлечь на свою сторону местное население и знать, Дутов предлагал осуществление комплекса мер, связанных с развитием в крае социальной инфраструктуры: «Мероприятия, коими Всероссийское правительство может привлечь киргиз и башкир на свою сторону, примерно таковы: улучшить продовольственный вопрос – главным образом дать в степь муку и чай, железо и хоть немного ситцу… Надо улучшить снабжение водой, устроить пруды, колодцы, орошение. Открыть почту и усилить телеграф, основать города или меновые дворы. Усилить школы. Выделить государственный элемент и его наградить халатами, оружием, чинами и орденами, медалями. Тогда мы будем иметь в степи надежных лиц, которые облегчат государственную задачу строительства России…» (7).

Все эти, безусловно, значимые для края меры так и не были осуществлены ввиду кратковременности существования белой власти. В конце 1919 г., после разгрома войск Колчака и отступления их из Западной Сибири, Алаш-Орда возобновила переговоры с представителями Советской России (первые, правда, неудачные попытки соглашения с большевистским Совнаркомом на основе признания казахской автономии предпринимались еще в начале 1918 г.). Воинские части Алаш-Орды, действовавшие на Семиреченском фронте, заявили о переходе на сторону советской власти. В декабре 1919 г. распоряжениями Киргизского ревкома было ликвидировано Западное, а в марте 1920 г. – Восточное отделение Алаш-Орды.

История башкирской автономии, как части антибольшевистского движения, была непродолжительной. В декабре 1917 г., почти одновременно с созданием Алаш-Орды, в Оренбурге прошли заседания Башкирского Курултая, продекларировавшего создание автономного (в составе России) правительства во главе с А. 3. Валидовым. Как и в случае с Алаш-Ордой, окончательное утверждение статуса Башкирии должно было произойти на Всероссийском Учредительном Собрании. Но в местном самоуправлении были восстановлены исторические принципы «кантонного управления». В кантонах начали создаваться добровольческие отряды, которые могли стать в дальнейшем основой отдельного Башкирского корпуса.

Весной – летом 1918 г. башкирское правительство добилось признания своей автономии и со стороны Комуча, и от Временного Сибирского правительства. Вооруженные силы перешли под оперативное руководство атамана Дутова, земельные и финансовые вопросы должен был регулировать уполномоченный Комуча. Представители Башкирского правительства участвовали в работе Уфимского Государственного Совещания, на котором согласились с решением о ликвидации своего суверенитета и подчинении Временному Всероссийскому правительству. В административно-территориальном отношении Башкирия должна была подчиниться власти атамана Дутова, что вызывало недовольство местной знати. Оппозиция белой власти усилилась после решения штаба Верховного Главнокомандующего генерала Болдырева (от 21 октября 1918 г.) о прекращении финансирования башкирских полков и о переводе всех военнослужащих-башкир на службу в ряды Сибирской или Оренбургской армий. Башкирское Войсковое управление, Башкирский Военный совет, штаб отдельного корпуса – расформировывались. Неодобрительно отнеслась и часть башкирской общественности к «перевороту» адмирала Колчака. В результате в январе 1919 г. Башкирское правительство начало переговоры с советской властью и добилось признания своей автономии в форме Башкирской автономной советской социалистической республики (образована 20 марта 1919 г.) (8).

Было бы тем не менее неправомерно считать, что после этого все население Башкирии оказалось на стороне советской власти. Оставшиеся у Колчака военные и политики продолжали отстаивать возможность сохранения суверенных прав Башкирии. В принципе, не возражало против автономного варианта и Российское правительство в Омске. В особой Грамоте Верховного Правителя «К башкирскому народу», составленной в апреле 1919 г., отмечалось, что «незначительная часть башкир, презревшая вековое сотрудничество своих отцов и дедов с русским населением на ниве мирного труда и на полях ратных, обнаруживает ныне стремление к государственной самостоятельности, забывая, что преуспеяние и развитие культурно-хозяйственной жизни башкирской народности возможно только в составе Великой России». Башкирскому народу гарантировалось: «Правительство Государства Российского не посягнет на вашу веру, на ваш быт национальный и хозяйственный, ни на ваши родные земли. Оно вам, как и всем многочисленным народностям, под державой его стоящим, сохранит право благомирного самоуправления, в вопросах местных обеспечив всей полнотой своей власти порядок и законность в управлении, безопасность личную и имущественную и свободу мирного национального развития под сенью государственности. Не верьте тем, кто сулит вам несбыточные обещания государственной самостоятельности… Стойте крепко за правительство, мною возглавляемое: только в нем ныне защита ваших близких и вашего достояния от красных разбойных банд большевиков…» (9).

В 1919 г. для осуществления «права благомирного самоуправления» предполагалось использовать практику т. н. «оказачивания» (об этом подробнее – в разделе о казачьем управлении). Введение в Башкирии «казачьего статуса» в определенной степени уравновешивало стремление местных военных и политиков отстоять свой суверенитет и в то же время не позволяло «отделиться» от Белого движения.

Для обоснования этого «представители башкирского народа» апеллировали к существовавшему до 1863 г. статусу Башкирского казачьего войска. В октябре 1919 г. на имя Колчака был подготовлен доклад, в котором башкирские политики М.Г. Курбангалиев, Г. Я. Антбаев, Г.Х. Тукаев заявляли, что «башкирский народ не стремится к созданию какого-либо отдельного государства… он стремится только обеспечить национальный быт, историческое право на землю; восстановить изъятое историческое право Александром II на казачество в 1863 г. и обеспечить право на автономное Башкирское Духовное Управление».

Объясняя право на восстановление статуса казачьего войска, авторы доклада Верховному Правителю отмечали, что «в данное время башкиры приносят жертвы не меньше, чем другие казаки, которым возглавляемое Вами правительство идет навстречу во всех их нуждах». В частности, приводилось непропорциональное выделение средств на помощь беженцам – башкирам и оренбургским казакам. Обращение к Колчаку заканчивалось перечислением тех мер, которые могла бы осуществить всероссийская власть: «Мы… свидетельствуя самые искренние заверения от имени башкирского населения, насчитывающего два с половиной миллиона человек, героически храбрых в боях, помогать Вам в святом деле водворения правового порядка в Великой Нераздельной России до последней капли крови, покорнейше просим: 1) образовать отдельное Башкирское Казачье Войско во главе с наказным атаманом, назначенным Вашим Высокопревосходительством; 2) учредить Главное Управление Башкирского Казачьего Войска при Военном Министерстве; 3) образовать комиссию для разработки положения о Башкирском Казачьем Войске под председательством господина военного министра и с разрешением представителям от башкир участвовать в этом в качестве сведущих лиц в жизни башкирского народа». Но в октябре 1919 г., в связи с поражением Восточного фронта и эвакуацией Омска, утверждения башкирского казачества не состоялось (10).

Особое место среди государственных образований, действовавших под прикрытием Восточного антибольшевистского фронта, занимало Временное Областное правительство Урала. Его образование было связано с выражением не национальных или партийно-политических, а прежде всего экономических интересов. Возникновение уральского правительства произошло после создания поволжского Комуча и Временного Сибирского правительства, но их обоюдное влияние на Уральский регион было определяющим. И Самара, и Омск стремились к формальному подчинению промышленно развитого Урала, недостаточно заботясь при этом о потребностях самого этого региона (прежде всего экономических). Не оспаривали возможность создания на Урале автономной власти и представители союзного командования, в частности Чехословацкого корпуса. При этих обстоятельствах стало необходимым создание уральской временной государственности – на принципах типичного для 1918 г. «областничества».

Свержение советской власти в Екатеринбурге, как и в других сибирских городах, произошло при активном участии местного военного подполья. В городе существовало несколько подпольных организаций, использовавших легально действовавшие «прикрытия» для своей деятельности. Таковыми были организация прапорщика В. Г. Олесова (на основе Союза безработных офицеров екатеринбургского гарнизона) и две группы офицеров Академии Генерального штаба, эвакуированной в город весной 1918 г. Одна из них («пятерка помощи»), под руководством капитана Д. А. Малиновского, планировала освобождение Царской Семьи (в нее входили также капитаны М.К. Гершельман и Н.А. Деллингсгаузен), однако сил и средств для осуществления этого плана было явно недостаточно.

Возможности для ведения подпольной антисоветской работы были и у городского Союза фронтовиков. Под руководством штабс-капитана Н.К. Ростовцева, прибывшего из Москвы в апреле 1918 г., Союз готовил восстание к моменту подхода к Екатеринбургу частей Чехословацкого корпуса. Союзу удалось привлечь на свою сторону кавалеристов местного караульного эскадрона. Однако выступление оказалось преждевременным. После разгона большевиками организованного Союзом рабочего митинга в Верх-Исетском поселке против мобилизации в Красную армию дальнейшая деятельность Союза была прекращена.

Наиболее эффективно действовала группа подпоручика В. М. Зотова. Построенная на основе конспиративных «пятерок», она смогла внедрить своих представителей в советские структуры. Сам Зотов занимал должность адъютанта штаба Уральского областного военного комиссариата, а его сотрудники работали в штабе Уральского военного округа и даже в разведотделе штаба Северо-Урало-Сибирского фронта. Связь между членами организации, контакты с другими подпольными военными группами осуществляли екатеринбургские скауты. Незадолго до вступления в город чехословацких войск подпольщикам удалось укомплектовать своими членами городскую караульную команду. Часть членов этой группы под руководством поручика П. К. Химичева безуспешно пыталась освободить Царскую Семью. Однако антисоветское выступление в целом прошло удачно. В ночь на 25 июля 1918 г. подпольщикам удалось взять под контроль окраину города, установить контакты с наступавшими на Екатеринбург чехословаками и оренбургскими казаками и содействовать его взятию. В политическом отношении группа Зотова контактировала с подпольными группами эсеров (Д.Г. Чернобаевым, А. А. Кукушкиным и др.), организовавшими Временный комитет народной власти сразу же после освобождения города от большевиков (11).

Идея создания «независимого от Омска и Самары» правительства возникла у участников Челябинского Совещания во время переезда из Челябинска в Екатеринбург. Первая же декларация Временного Областного Правительства Урала (далее – ВОПУ) конкретно определяла как условия образования новой власти, так и способ ее формирования и основные направления предстоящей политики. «Областнический» подход объяснялся глубоким экономическим кризисом на Урале: «Велика разруха, и, чтобы справиться с ней, нужны невероятные усилия. Это было бы совершенно непосильно для какого бы то ни было Центрального Правительства при помощи посланных из центра чиновников… Такую работу скорее может выполнить… Областное Правительство, составленное из местных общественных деятелей и привлекшее к созидательной работе все живые силы области». Подчеркивалась необходимость образования правительства на основе «межпартийной коалиции». По оценке заместителя главы Совета управляющих, члена ЦК кадетской партии Л. А. Кроля, «правительство должно было быть персонально-коалиционным» и «состоять из группы лиц, хотя и принадлежащих к разным партиям, но персонально доверяющих друг другу… Обязательным условием для членов Совета становилось признание приоритета общеправительственной «деловой» программы над любыми партийно-политическими установками» (12).

Восстанавливались структуры земско-городского самоуправления. Местное самоуправление основывалось на полном восстановлении прав земско-городских структур, переизбрание которых допускалось только «на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права без различия пола».

Правовая практика основывалась на принципе безоговорочного отрицания советского законодательства: «Декреты и распоряжения советской власти незакономерные и потому ничтожные». В то же время нельзя было не учитывать очевидных правовых коллизий, ставших результатом применения советских декретов (в промышленности, финансах, земледелии). В этих условиях правительство становилось посредником в отношениях между бывшими собственниками и новыми «пользователями». Следует отметить, что принятие подобных «третейских» полномочий государственными органами было типично для политики большинства антибольшевистских правительств. «Сельскохозяйственные земли» оставались в распоряжении их «фактических пользователей», «частные банки» подлежали «государственному надзору без нарушения коммерческой тайны», заводы возвращались «прежним владельцам», однако «в отдельных случаях» правительство оговаривало за собой право национализации, «когда того требуют интересы государственные». Правительство заявляло, что «будет строго охранять все завоеванные народом свободы», «равноправие национальностей» и их «право на культурное самоопределение», сохранит 8-часовой рабочий день «при условии выполнения устанавливаемого минимума выработки».

Отношение к будущему государственному устройству также формулировалось предельно четко: «Россия должна быть единой и нераздельной… окончательное устроение земли русской принадлежит Учредительному Собранию, и… немедленно должно быть создано Центральное Правительство, объединяющее все области Великой России».

Правительство сосредотачивало полноту всей «областной власти», но подчеркивало временный характер своих неограниченных полномочий. Следовало озаботиться созданием «представительного фундамента», роль которого на Урале, как и в Сибири, должна была осуществить Уральская Областная Дума, выборы в которую на основе типичных для 1917–1918 гг. принципов «четыреххвостки» (всеобщего, равного, прямого и тайного голосования) предполагалось провести сразу же «вслед за очищением Урала от большевиков». Областная Дума должна была утвердить уже постоянный состав правительства – исполнительной власти, тогда как Всероссийское Учредительное Собрание («единственный хозяин земли Русской») «решит и вопрос о дальнейшем бытии Областного Правительства Урала».