Текст книги "Белое дело в России: 1917-1919 гг."

Особенности формирования антибольшевистского движения в Сибири.

Влияние идей областничества на политические программы в Сибири в 1917 – первой половине 1918 г.

Белое движение в Сибири, органически вышедшее из движения антибольшевистского, с самого начала своего формирования повторяло общероссийские тенденции. Однако здесь существовала достаточно заметная специфика, оказавшая воздействие на дальнейшее становление модели всероссийской власти в период правления адмирала Колчака.

Эта специфика заключалась, во-первых, во влиянии сибирского областничества. Ведущее свою историю еще с эпохи «великих реформ» Александра II, известное именами своих основоположников А. П. Щапова и Г. Н. Потанина, «областничество» изначально проявлялось как тенденция широкого самоуправления, демократизации политической системы, реформирования существовавшей власти. Декларация Сибирского Областного Союза, принятая в Томске еще в августе 1905 г. и подтвержденная в основных чертах сибирским областным съездом в октябре 1917 г., не только провозглашала Сибирь «по своим чисто местным торгово-промышленным и сельскохозяйственным интересам… обособленной областью… имеющей право на самоуправление», но требовала учреждения Областной Думы и Всероссийского Учредительного Собрания на основе всеобщего, равного, прямого избирательного права, «ответственности министров перед народными представителями», «бесплатного, равного для всех, гласного» судопроизводства, «широкой законодательной охраны интересов трудящихся классов», «немедленного установления полной гарантии личной неприкосновенности, свободы совести, слова, печати, собраний» и др. политических прав и свобод.

Созданный в Томске в 1905 г. Сибирский Областной Союз распространял модель Областной Думы и на другие регионы. По словам Потанина, «в отдельных частях Сибири, на которые она расчленяется, должны быть учреждены более мелкие, более или менее автономные органы. Такие же органы необходимы и для инородческих племен, причем интересы каждого племени должны быть объединены учреждением для каждого племени одной общей думы».

По справедливой оценке генерала Н.Н. Головина, лозунг Временного Сибирского правительства: «Через автономную Сибирь – к возрождению Государства», – был совершенно идентичен тому, который провозглашался в других казачьих областях. В Сибири повторялся принцип построения политической системы, характерный для первого периода истории Белого движения. Так же как и среди казачества, идея государственности в «областных» рамках торжествовала над «разрушительной стихией революции» (1).

С данных позиций вопрос «неделимости» России в программе Белого движения фактически исключал вариант унитарного государства и допускал диапазон от областной автономии до федеративного устройства. И хотя идеи «областничества» постепенно теряли свое значение, уступая позиции принципу управления на основе единоличной власти и ограничениям гражданских свобод, обусловленным войной, сибирское Белое движение все же отличалось большей степенью демократизма, в частности, в отношении к разработке моделей будущего государственного устройства России. Это неоднократно отмечали как представители других белых фронтов, так и иностранные наблюдатели.

Сибирское областничество воспринималось в качестве своеобразной основы будущего государственного устройства России: «При постепенном расширении пределов местной автономии Российская республика безболезненно сможет превратиться в федерацию, т. е. союз Областей, пользующихся более или менее широкой автономией. В ведении центрального правительства могут при этом остаться такие общие вопросы, как война и мир, внешние сношения, международная торговая политика, вес и мера, монета и т. п.».

Один из идеологов сибирского областничества, И. И. Серебренников (будущий министр Временного Сибирского правительства), в докладе «Об автономии Сибири», подготовленном к областной конференции в Томске (2–9 августа 1917 г.), выдвигал своеобразную программу-минимум «областничества», предусматривавшую приоритет принципов «централизма»: «право издания местных законов в определенных областях хозяйственной, культурной и национально-культурной жизни Сибири», решение вопросов «местного бюджета, распоряжения землями с лесами, водами и недрами края, порядка пользования землею, размеров и способа колонизации и устройства переселенцев». Второй вариант («программа-максимум») исходил из принципов «федеративного устройства»: «Автономная Сибирь будет иметь Областную Думу, т. е. законодательное собрание из народных представителей, избираемых на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, с исполнительной властью в лице сибирского Совета министров, ответственного перед Областной Думой». Должно было появиться «собственное право, собственное управление и суд с целью приведения местного управления и местного законодательства в наибольшее согласие с интересами и желаниями местного населения». Предполагалось, что Сибирская Областная Дума возьмет на себя «в согласии с Всероссийским Учредительным Собранием Верховную власть в Сибири».

Серебренников считал неизбежным повторение «сибирской модели» областного управления в Литве, Белоруссии, на Украине и на Кавказе. Поддержку «областничества» оказывали эсеры, исходившие в своей политической программе из принципа «широкой автономии областей и общин», а также кадеты, утвердившие на VIII партийном съезде принцип расширения полномочий «территориальных союзов» (губернских и областных земств) при сохранении права центральной власти «останавливать введение в действие законов, нарушающих установленные пределы автономии».

Томская конференция избрала Центральный Сибирский Оргкомитет, который взял на себя подготовку первого Сибирского Областного съезда, состоявшегося 8—15 октября 1917 г. Съезд, на котором присутствовали представители всех восточных и дальневосточных регионов (за исключением Камчатской и Сахалинской областей), утвердил план «разработки конституции автономной Сибири» и избрал Исполком съезда в составе 8 человек, в том числе Г. Н. Потанина, В.М. Крутовского, Б.М. Гана, М.Б. Шатилова, Е. В. Захарова. На выборах в Учредительное Собрание областники блокировались с «бурятским блоком» и заняли второе место (55 тысяч поданных голосов) между эсерами (220 тысяч) и большевиками (50 тысяч).

Помимо территориальной автономии, областники провозглашали также идею важности соблюдения экстерриториальных, этноконфессиональных принципов, определения которых были даны, в частности, в проекте «Временного положения о культурной автономии национальностей Сибири», разработанном уже в 1918 г. и предусматривавшем автономные права в системе образования, вероисповедения и отдельных судебных норм (не затрагивавших общегосударственных принципов). Выше уже рассматривалось осуществление автономии тюрко-татар. Аналогичным образом (через создание национальных общин) предполагалось решить проблемы автономии как коренных народностей Сибири, так и оказавшихся на Востоке национальностей (солдат и офицеров австро-венгерской армии, переселенцев из польских губерний, карпаторуссов и др.).

В условиях активных дискуссий о будущем государственном устройстве России позиции сибирского областничества выходили за региональные рамки и объективно становились важной идеологической поддержкой и для сторонников развития «широкого местного самоуправления» без перехода к федерации, и для сторонников «федерации, основанной частью на территориальном, частью на национально-территориальном делении». В частых летом – осенью 1917 г. спорах о структуре будущего российского парламента областники последовательно отстаивали двухпалатный принцип, утверждая при этом, что именно верхняя палата должна составляться по принципу национально-территориального представительства и при необходимости блокировать вероятную разрушительную «активность» нижней палаты.

Другой особенностью Белого движения в Сибири была относительная в сравнении с другими российскими регионами стабильность условий его формирования. Здесь отсутствовал как таковой «военно-походный» период управления, характерный для белого Юга, и не смогла «сама сложиться» (по выражению Деникина) модель военной диктатуры с ее принципами политического «непредрешения», ориентацией на жесткую систему управления. У белой Сибири была своя территория, были и подготовленные, хотя и действовавшие в подполье, структуры представительной и исполнительной власти, были подготовленные кадры вооруженных сил. Поэтому ликвидация советской власти сопровождалась практически одновременным восстановлением органов власти добольшевистской России.

Третья особенность заключалась, как это ни парадоксально, в стремлении областников-автономистов легализовать свои политические цели в условиях обязательного сохранения «единства» России. Не случайно первый «почетный гражданин Сибири» Г. Н. Потанин призывал к поддержке Белого движения, а многие участники «областнического» движения (П.В. Вологодский, И. И. Серебренников, И. А. Михайлов, генерал П.П. Иванов-Ринов) стали впоследствии активными участниками создания в Сибири Всероссийского центра «борьбы с большевизмом». Сначала этот «центр» представляла Уфимская Директория, затем Российский Совет министров и Верховный Правитель России – адмирал А. В. Колчак. Тот же Серебренников отмечал, что «автономия Сибири вовсе не означает собой полного политического отделения Сибири от России, т. е. образования отдельного независимого Сибирского государства… автономная Сибирь входит в состав Российского государства. Другого понимания автономии и не может быть».

Заслуживает внимания и тот факт, что еще в январе 1918 г. Сибирь, как основа для формирования общероссийского Белого движения, рассматривалась в планах политиков и военных Юга России. Генерал Корнилов, отец которого был лично знаком со многими «областниками» еще 60-х гг. XIX века, командировал туда генерала от инфантерии В.Е. Флуга, вручив ему текст «Конституции», письмо к Потанину и к представителям сибирского казачества, обязав «сгруппировать на местах элементы, одушевленные идеей борьбы с германо-большевизмом, произвести учет живой силы… разрешить вопросы снабжения, а также действия ее в тесной связи с политическими группами, которые в случае свержения советской власти могли бы принять на себя задачу управления» на основе ростовской программы. Позднее эти пожелания Корнилова оказали существенное влияние на образование в г. Харбин власти Временного Правителя России генерал-лейтенанта Д. Л. Хорвата и Делового Кабинета при нем (2). Первенствующее по сравнению с другими регионами значение Восточного фронта отмечалось и в московской майской декларации СВР и ВНЦ по созданию всероссийской власти. Вопросы будущего государственного устройства в идеологии областничества в 1917 г. уже не были столь однозначны, как в 1905–1907 гг. Например, во время выступления на губернском крестьянском съезде в Иркутске Серебренников как об одной из форм реализации областнической модели говорил о возможности учреждения должности сибирского генерал-губернатора, «назначенного центральной властью… наподобие того, как это практикует Англия в своих взаимоотношениях с такими ее колониями, как Канада или Австралия» (3).

Декларация Временного Сибирского правительства (далее – ВСП) «О государственной самостоятельности Сибири» от 4 июля 1918 года заявляла: «… Российской государственности как таковой не существует, ибо значительная часть территории России находится в фактическом обладании Центральных Держав, а другая захвачена узурпаторами народоправства – большевиками». Несмотря на это, правительство «не считает Сибирь навсегда оторвавшейся от тех территорий, которые в совокупности составляли Державу Российскую, и полагает, что все его усилия должны быть направлены к воссозданию Российской Государственности». «Характер дальнейших взаимоотношений между Сибирью и Европейской Россией будет определен Всесибирским и Всероссийским Учредительными Собраниями».

Введение новой политической системы сопровождалось (в отличие от Комуча) ликвидацией советской власти, аннулированием всех ее законодательных актов и восстановлением, условно говоря, «дооктябрьской» 1917 г. правопреемственности. Данные вопросы решались двумя постановлениями Временного Сибирского правительства (от 4 и 6 июля). Первое постановление декларировало, что «все декреты, изданные так называемым Советом Народных Комиссаров и местными советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, являются актами незакономерными, а потому ничтожными». «Центральные правительственные учреждения» должны были регулировать процесс «восстановления прав и отношений, измененных декретами советской власти».

Статус органов советской власти принципиально не отличался от оценок, даваемых этим структурам еще с 1917 г. Второе постановление указывало, что «организации так называемых советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов, составлявшиеся на основах, ничего общего с демократическими принципами не имеющих, в своей прошлой деятельности проявили враждебность государственному правопорядку и местной власти, вплоть до преступного посягательства на верховные права Всероссийского Учредительного Собрания и Сибирской Думы… вызывают самую непримиримую ненависть населения». Поскольку считалось, что «политические интересы населения достаточно представлены в политических партиях, а классовые – в профессиональных союзах», то «все существующие советы» закрывались. При этом запрещалось также «образование новых советов или иного наименования организаций из представителей обществ и союзов профессионального или промышленного характера, но с задачами политическими». А вот профсоюзы, «не преследующие политических целей», не должны были подвергаться каким-либо ограничениям.

Подобные решения в отношении структур советской власти вполне могли считаться прецедентом не только во «всесибирском», но и во «всероссийском» масштабе (4).

Стремление к всероссийскому масштабу деятельности и в 1918-м, и особенно в 1919 г., после провозглашения в белой Сибири высшей всероссийской власти постоянно сталкивалось с отсутствием достаточного авторитета сибирских политиков.

«Всероссийских имен» в составе сибирского правительства не было, и политическая фигура П. В. Вологодского, при всей его честности и высоком профессионализме юриста, многим казалась не соответствующей статусу главы Российского Совета министров. Будущий глава всероссийского Совета министров имел очень большую «сибирскую», а не «всероссийскую» известность. Выпускник юридического факультета Харьковского университета, он служил в судебном ведомстве, в составе присяжных поверенных, выступал в качестве адвоката и даже был избран во II Государственную Думу по списку прогрессистов (однако к моменту его прибытия в Петербург Дума уже была распущена). В 1917 г. он получил назначение на должность председателя Омской судебной палаты. Позднее, в 1919 г., о «проблеме отсутствия всероссийских имен» писал на Юг Астрову один из руководителей Восточного отдела ЦК кадетской партии, член ВНЦ А. К. Клафтон: «… Государство, плохо ли, хорошо ли, закладывается здесь, в Сибири… Случилось так, что лучшие офицеры и лучшие политические вожди там, у Вас, на Дону, а серая масса здесь, и эта серая масса должна складывать государственность именно здесь… Наши партийные деятели сделали огромную ошибку, бросив Сибирь на произвол судьбы и сконцентрировав все свои силы, там, на Дону… Здесь полное безлюдье. Все должны учиться, чтобы подняться над губернским масштабом до государственного горизонта, а учиться нет времени, работать приходится среди опасений внезапных рецидивов большевизма, в полном хаосе психологического и государственного разложения, усталости… при явно оккупационных замыслах соседей (имелась в виду прежде всего внешняя политика Японии. – В.Ц.), при их соперничестве между собой и неприкрытой эгоистической политике почти всех… Каждый новый шаг в Россию все более усложняет нашу задачу и задачу современной власти…» (5).

Очевидно, что привлечение адмирала Колчака (достаточно известного военного со «всероссийским именем») к политической жизни Востока России и было одной из попыток преодоления «провинциализма». К концу 1918–1919 г. этот «областнический» уклон начал исправляться также благодаря приглашению в состав Совета министров «представителей» Юга и Центра России (подробнее об этом в главах 4–5). Но нужно учитывать, что антибольшевистское сопротивление, формировавшееся на окраинах бывшей Империи, в отдельных областях, неизбежно несло на себе «отпечаток региональной специфики».

Увы, время «революционных перемен» влияло и на Сибирь. И здесь наряду со стремлением к максимальной легитимности политической деятельности не обошлось без применения «революционных методов», принципов «политической целесообразности». С одной стороны, белая власть демонстрировала примеры демократизма, политической гибкости, смены управленческих моделей. С другой – оправдывалось насилие в качестве средства решения государственных проблем. Власти не хватало устойчивости, ее прочность подрывал целый ряд «переворотов» (роспуск Сибирской Областной Думы, «переворот» 18 ноября 1918 г., антиколчаковские восстания в Омске в декабре 1918 г. и Владивостоке в ноябре 1919 г., наконец, Красноярское восстание в декабре 1919 г. и выступление Иркутского Политцентра в январе 1920 г.).

* * *

1. ГА РФ. Ф. 193. Оп. 1. Д. 35. Лл. 3–4 об.; 15–16 об.; Потанин Г.Н. Областнические тенденции в Сибири. Томск, 1907, с. 61–62; Серебренников И. Об автономии Сибири. Иркутск, 1917, с. 6, 10, 13–15; Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Часть IV. Кн. 8, 1937. С. 17.

2. Серебренников И. Указ, соч., с. 1–2; ГА РФ. Ф. 6683. Оп. 1. Д. 15. Лл. 175–181; Флуг В.Е. Отчет о командировке из Добровольческой армии в Сибирь в 1918 году // Архив русской революции. Берлин, 1923, т. 9, с. 243–244, 259; Кроль М.А. Сибирское Правительство и августовская сессия Сибирской Областной Думы // Вольная Сибирь. Прага, т. IV, 1928, с. 69.

3. Россия. Екатеринодар, № 72, 13 ноября 1918 г.

4. Сборник узаконений и распоряжений Временного Сибирского Правительства, № 2, 18 июля 1918 г., с. 2–3; с. 4–5 (с. 9—12).

5. Клафтон А. К // В сб-ке «Памяти погибших». Париж, 1929, с. 168–169.

Временное правительство автономной Сибири, Западно-Сибирский Комиссариат, Временное Сибирское правительство – их возникновение и правовой статус. Подпольные военно-политические центры в Сибири и на Дальнем Востоке. Организация центральной и местной власти весной-летом 1918 г.

На рубеже 1917–1918 гг. «сибирская» модель власти строилась по «классическому» варианту «парламентарной демократии»: избранная Областная Дума формирует Правительство и санкционирует его деятельность. Как уже отмечалось выше, особенностью политической системы белой Сибири явилось довольно быстрое формирование здесь основных структур власти – Областной Думы и Правительства, созданных по решению Чрезвычайного Всесибирского Съезда 6 декабря 1917 г. Съезд, в работе которого приняли участие 155 делегатов, созывался не на основе выборов, а на основе представительства от 17 общественных, кооперативных, национальных организаций (в том числе от органов городского и земского самоуправлений, советов рабочих и крестьянских депутатов, профсоюзов, высших учебных заведений, земельных и продовольственных комитетов, казачьих войск). Из своего состава Съезд выделил Временный Сибирский Областной Совет во главе с Г. Н. Потаниным (вскоре он заявил о своей отставке по причине «продолжающегося тяготения своих товарищей по Совету в сторону большевизма»), включавший П.Я. Дербера, А. Е. Новоселова, Г. Б. Патушинского, М. Б. Шатилова и А. А. Еремеева. По оценке Гинса, Потанин, «всю жизнь посвятивший служению родной Сибири… живо интересовался и принимал деятельное участие в Сибирских съездах, происходивших в конце 1917 г. Однако глубокая старость (Потанин родился в 1835 г.) и физическая слабость не позволяли ему оказать заметного влияния на ход событий 1917–1918 гг. Свой ясный ум Потанин сохранил, но в бурное время, когда темперамент и энергия брали перевес над доводами и знаниями, он был бессилен осуществить свою задачу – примирить крайности, внести трезвость в действия партийных политиков».

«Столицей» областничества стал Томск. Принцип представительства от «революционных и демократических организаций» сохранялся и при образовании Сибирской Областной Думы (далее – СОД) в январе 1918 г. Согласно «Положению о временных органах управления Сибири», до момента созыва Областной Думы и выборов Сибирского Областного Совета утверждался Временный Сибирский Областной Совет с подчиненными ему советами по делам финансовым, экономическим, национальным и военным.

Формирование региональных структур управления в сибирских городах происходило параллельно с процессом «триумфального шествия советской власти» в сибирских городах (декабрь 1917 г. – февраль 1918 г.). Однако после роспуска СОД Томским губернским Советом рабочих и солдатских депутатов (26 января 1918 г.) депутатам СОД пришлось собираться нелегально и составлять правительство с учетом наличных военно-политических сил. Томский Совет объяснял решение о ликвидации легальной работы Областной Думы тем, что «члены Временного Сибирского Областного Совета… обвиняются в организации власти, враждебной и рабочим, и крестьянским советам». В ответном обращении «Ко всем трудящимся», принятом Областной Думой, заявлялось: «Для большевистских палачей, кощунственно прикрывающихся именем рабочих и крестьян, так же страшна и гибельна авторитетная и громко выраженная воля народа, как и для царских палачей. Поэтому народные насильники и не допустили свободного открытия Сибирской Областной Думы, сознавая свой позорный конец, неразрывно связанный с работой последней». Категорически были осуждены и начатые большевиками переговоры о заключении сепаратного мира с Германией: «Дума ни в какой мере ни моральной, ни материальной ответственности за этот преступный шаг на себя не принимает».

29 января 1918 г. был избран председатель Думы – иркутский эсер областник И. А. Якушев, создано Временное правительство автономной Сибири (далее – ВПАС) во главе с министром-председателем и вр. и. о. министром земледелия и колонизации эсером П. Я. Дербером. По оценке Г. К. Гинса, Дербер, «человек недюжинных способностей, хороший оратор», «был типично партийным человеком в политике». Состав правительства (по существу, «однородно-социалистический») включал в себя и будущих деятелей колчаковского и других антибольшевистских правительств (министр внешних сношений П. В. Вологодский, министр финансов И. А. Михайлов, министр путей сообщения Л. А. Устругов, министр продовольствия И. И. Серебренников, министр народного просвещения Д. Э. Ринчино), и их политических «оппонентов» (военный министр А. А. Краковецкий, министр самоуправлений (аналог бывшего МВД) А. Е. Новоселов, министр юстиции Г. Б. Патушинский). ВПАС состояло из 20 министров, что, по мнению Серебренникова, «было избрано, вероятно, в поисках наилучшего удовлетворения интересов фракционных, партийных и беспартийных групп Областной Думы». Тот факт, что ВПАС было избрано уже на подпольном заседании, в котором участвовало менее половины законного кворума депутатов (всего 45 делегатов), «в атмосфере тревожной и нервной спешки», делало его статус недостаточно легитимным, хотя сама процедура избрания (через выборную Думу) была соблюдена. Образование подобного рода «правительства» стало в период гражданской войны одной из альтернатив возникновению «однородно социалистических» беспартийных структур исполнительной власти.

Однако нельзя забывать, что за несколько месяцев до созыва и роспуска СОД и образования ВПАС в Сибири существовала реальная возможность установления союза между местным самоуправлением и советской властью на основе признания «однородной социалистической» платформы («от народных социалистов до большевиков включительно»). Первоначальной структурой суверенной исполнительной власти в Сибири стал Временный Сибирский Совет. На его первом заседании 16 декабря 1917 г. было решено созвать Областную Думу не позднее 7 января 1918 г. (т. е. в дни работы Всероссийского Учредительного Собрания), а затем – 2 февраля. К концу января в Томске собралось уже более 90 депутатов. В подписанном Потаниным (позднее он отозвал свою подпись), Дербером, Новоселовым, Патушинским «Обращении к Советам» советская власть квалифицировалась как необходимый, важный элемент всесибирской демократии, центром которой должна была бы стать Сибирская Областная Дума: «Советы крестьянских, рабочих и солдатских депутатов являются идейными и политическими руководителями масс… Учредительное Собрание и Областная Дума – это органы всей народной воли, органы управления (законодательства и исполнения), а Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов – это органы, направляющие волю и сознание трудящихся в сторону социальных преобразований и социализма, это – глаза и мозг крестьян, рабочих и солдат. Долг и обязанность Советов перед крестьянами, рабочими и солдатами – послать своих представителей в Думу для того, чтобы она, будучи в большинстве рабоче-крестьянской, могла творить жизнь на благо народное».

В написанном в те же дни обращении «К населению Сибири» подчеркивалась обусловленность сибирской автономии, ее важность для всероссийской демократии: «В эпоху безвластия, в эпоху распада Государства Российского, Временный Сибирский Областной Совет волей Чрезвычайного Съезда народов Сибири, советов, земств, городов принял на себя высокое ответственное обязательство возможно скорого осуществления Автономии Великой Сибири… Временный Сибирский Областной Совет именем свободной отныне Сибири призывает к полному немедленному прекращению гражданской войны, призывает весь сибирский народ не ослаблять общереволюционного фронта и в то же время встать на защиту Сибирской власти, на борьбу за Всесибирское Учредительное Собрание». Показательно, что в этой оценке Советы не назывались «самочинными» организациями, но и не определялись в качестве единственных органов власти, сочетающих в себе полноту исполнительной, законодательной и судебной власти, а лишь как элемент всесибирской (в данном случае) демократии. Но подобный статус, разумеется, не устраивал большевистских представителей в Советах, добивавшихся установления советской власти как единственной системы управления, как во всероссийском, так и в региональном масштабе.

Временный Сибирский Совет вел работу по подготовке созыва Всесибирского Учредительного Собрания и разработке комплексной системы автономного политического курса, утверждение и реализация которого предполагались после создания постоянно действующих структур центрального и местного управления в Сибири. С участием профессуры Томского Университета (первого сибирского вуза) было создано Юридическое Совещание, поставившее целью разработку статуса и полномочий Областных органов власти. Подчиненные Временному Совету Финансово-экономический (разрабатывал первый общесибирский годовой бюджет), Военный и Национальный Советы, занимавшиеся разработкой различных законопроектов, также опирались на научные силы Томского Университета. Показателен план работы Национального Совета, составленного на основе представительства «всех рассеянных национальностей и каждого организованного туземного племени Сибири». Согласно этому плану Совет должен был «защищать интересы национальностей и всех туземных племен Сибири, в частности», «широко распространять идеи областничества», «проводить красной нитью идею мирного, братского сожительства всех народов и племен Автономной Сибири и стремиться к федеративному устройству Сибири в будущем». Позднее, в 1919–1920 гг., многие законопроекты, разрабатывавшиеся в Национальном Совете, были продолжены в Туземном отделе МВД Российского правительства в Омске.

Началось формирование Сибирской армии на основе фронтовиков – уроженцев Сибири. Командование сибирскими частями должен был осуществлять командующий Румынским фронтом генерал Щербачев, а в Киеве начал свою работу Сибирский военный комиссариат во главе с будущим военным министром, депутатом Учредительного Собрания от Румынского фронта подполковником Краковецким.

Даже в большевистском Петрограде легально начала работу т. н. «областническая группа сибиряков», обозначившая среди своих целей, в частности, «установление связи с посольствами и краевыми властями по организации кредитной, технической и иной помощи», «содействие отправлению в Сибирь интеллигентных сил и организаций», «подыскание и подготовку материалов для текущего законодательства и политики». Сибирские структуры добились установления двусторонних отношений с Украиной, автономными Киргизией и Туркестаном.

На местах Областной Совет пошел по пути создания подотчетных т. н. «эмиссариатов», выполнявших административные функции на время отсутствия прямой связи с Областным Советом или правительством. Позднее на основе Томского эмиссариата начал работу Западно-Сибирский Комиссариат.

Примечательно, что в качестве основы для созыва сибирской Конституанты было решено воспользоваться техническим аппаратом, использовавшимся при выборах во Всероссийское Учредительное Собрание. В 1919 г. положение о выборах в Национальное Учредительное Собрание также стало основой для выборов Всесибирского Учредительного Собрания, но уже в 1917 г. было решено принять за основу регионального избирательного закона нормы выборов всероссийской Конституанты. Все окружные избирательные комиссии получили указания – «принять меры к сохранению повсеместно избирательных списков, бумаги, конвертов и проч.».

Разгон Всероссийского Учредительного Собрания был резко осужден областниками. Временный Совет (за подписью Дербера) отправил Совнаркому специальную телеграмму (7 января 1918 г.) с требованием «немедленной передачи государственной власти в стране Всероссийскому Учредительному Собранию». «Узурпация власти Учредительного Собрания народными комиссарами приведет к крайнему обострению в отношениях Сибири с Петроградом. Власти узурпаторов Сибирь не признает». Соглашаясь фактически с «низложением» Временного правительства в октябре 1917 г., сибирские областники уже не могли примириться с разгоном Учредительного Собрания, ведь их расчеты на признание сибирской автономии всероссийской Конституантой оказались под угрозой.